Пекин (Куликов, 1989)
Раньше мы ошибочно полагали, что «общий котел» —
это и есть достижение социалистического строя.
На самом деле уравниловка лишь дискредитировала социализм.
Из интервью с мэром Пекина Чень Ситуном
В пять часов утра Пекин просыпается. На улицах пока еще малолюдно. Неторопливо тянутся из окрестных сел тележки с зеленью и овощами, возвращаются на велосипедах с ночной смены рабочие, грохочут редкие грузовики.
По старому городу лучше всего бродить именно в это время. Пустынные буддийские пагоды и конфуцианские кумирни, как бы сошедшие со старинных гравюр, напоминают о солидном возрасте китайской столицы — почти 3 тысячи лет! Когда попадаешь в этот музей под открытым небом на восходе солнца, кажется, будто и сегодня императорский дворец — самое высокое здание в центре Пекина. Это даже не дворец, а грандиозный архитектурный ансамбль, в прошлом «запретный город», обнесенный высокой стеной еще в XV веке.
Вся планировка старого Пекина, его дворцовые и храмовые сооружения призваны были подчеркнуть всесилие и величие императора Поднебесной. И не случайно d те времена запрещалось строить здания выше его дворца.
Глядя на эти великолепные сооружения, например Дворец для государственных церемоний — Тайхэдянь («Павильон высшей гармонии»), который как бы парит над землей, понимаешь, сколь высоким мастерством обладали средневековые строители, восторгаешься старинным китайским зодчеством.
Дворцовой архитектуре присущи пышность, декоративность. В основном это одноэтажные четырехугольные павильоны «дянь», разделенные колоннами на три части. Главным строительным материалом были дерево и камень. Здание венчалось высокой, изогнутой по углам крышей, опирающейся на столбы.
Бросается в глаза обилие драконов в интерьерах императорских дворцов — на колоннах, на ритуальных чашах, на карнизах. Это символ власти, и принадлежал он только императору. Если бы простолюдин осмелился нарисовать дракона в своем доме, к нему применили бы весьма драконовские меры — отрубили бы голову. Вход во дворец стерегут многочисленные львы. Чем выше его положение, тем свирепее взгляд царя зверей. Самыми грозными в Поднебесной были беломраморные львы у входа в «запретный город». Отсюда берет начало главная площадь китайской столицы — Тяньаньмэнь, Площадь небесного спокойствия, историческое место, некогда загадочное и недосягаемое для простых смертных.
В начале нынешнего столетия площадь разрешалось посещать лишь немногим высокопоставленным чиновникам (обязательно в парадном одеянии) да иностранным дипломатам. Удостоившиеся такой чести должны были стоять молча, затаив дыхание, не смея нарушить торжественную тишину. Здесь проводились придворные церемонии. По случаю очередного похода императора перед воротами Тяньаньмэнь устраивали жертвоприношения с молениями о победоносном возвращении. Здесь с трибуны оглашали указы о вступлении очередного владыки на престол Поднебесной.
После революции 1911 года Тяньаньмэнь перестала быть запретной и горожане наконец смогли ходить по ней. Но вплоть до 1949 года лишь небольшой центральный участок площади был вымощен каменными плитами. На большей же ее части в пыли и грязи шла торговля.
Тяньаньмэнь, несмотря на ее «мирное» название, не раз оказывалась местом бурных событий.
В 1919 году здесь состоялась грандиозная антиимпериалистическая патриотическая демонстрация под лозунгом: «Бороться за государственный суверенитет страны, выступать за наказание предателей». Это было знаменитое «Движение 4 мая».
В 1935 году пекинские студенты развернули «Движение 9 декабря», выступавшее за борьбу с японской агрессией, против политики пассивной обороны, проводимой Чан Кайши. По Тяньаньмэнь снова прошла демонстрация студентов.
В 1947 году учащиеся пекинских высших и средних учебных заведений вышли на площадь под лозунгом «Против голода, гражданской войны и преследований».
1 октября 1949 года на этой площади была провозглашена Китайская Народная Республика.
Сейчас, спустя четыре десятилетия, площадь приобрела новый вид. Слева и справа от трибун построены -два больших здания в национальном стиле — Дом народных собраний и Музей китайской революции. В глубине площади воздвигнута стела в память народных героев. На ее фронтонах барельефы, запечатлевшие важные исторические события, связанные с разными этапами китайской революции. Памятник народным героям заложен еще до провозглашения КНР — в сентябре 1949 года. Сегодня здесь пионеры дают клятву верности тем идеалам, за которые отдавали жизни их отцы и деды.
В 1977 году построен мемориальный Дом памяти Мао Цзэдуна. Он гармонично вписался в архитектурный ансамбль площади. Его возводили в рекордные сроки лучшие зодчие, строители, художники.
Однако время вносит свои коррективы. В Доме памяти Мао сегодня открыты мемориальные залы ветеранов китайской революции Лю Шаоци, Чжоу Эньлая, Чжу Дэ. Здесь представлены их личные вещи, фотографии, документы. Сами же они захоронены в других местах. Прах президента Китая Лю Шаоци тайно погребен на безымянном кладбище; по завещанию Чжоу Эньлая его прах был развеян с воздуха; о маршале Чжу Дэ напоминает лишь скромная плита на городском кладбище. В Доме памяти открыт небольшой сувенирный магазин, где можно приобрести книги, значки, пакетики с чаем, палочки для еды, термометры и прочие небольшие сувениры с иероглифами, свидетельствующими, что вещи эти куплены именно здесь.
Напротив Дома памяти над трибунами площади Тяньаньмэнь вывешен портрет Мао. Это единственный портрет бывшего руководителя Китая, который я видел в общественных местах Пекина. В ряде городов сохранились памятники и монументы, воздвигнутые в его честь.
Во время государственных праздников на этой площади появлялись некоторые другие портреты: в центре площади портрет великого китайского революционера, первого президента Китая Сунь Ятсена, портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
Тяньаньмэнь — самое оживленное место китайской столицы. В любую погоду, в любое время года с утра до позднего вечера на площади толпится народ. Здесь много приезжих из других провинций Китая, много иностранцев.
Приходят сюда и ветераны китайской революции, для которых эта площадь связана с их молодостью, с борьбой за становление нового Китая. Я разговорился с 65-летним рабочим пекинского предприятия Ли Гофаном. Он был на площади, когда провозглашалась Китайская Народная Республика. С воодушевлением рассказывает Ли Гофан о том времени.
— Вон там,— показывает он рукой в сторону трибун,— стоял Мао Цзэдун, еще молодой, ему и пятидесяти шести не было; рядом Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Гао Ган. Мы горячо их приветствовали. На площади было столпотворение. Все верили, что начинается необычное для страны время. И хотя голодные, плохо одетые, мы были по-настоящему счастливы. И не только потому, что были молоды, но, наверное, еще и потому, что чувствовали себя приобщенными к действительно великому событию.
Разговаривая со многими китайцами, я обратил внимание, что мои собеседники предпочитают говорить о молодом Мао Цзэдуне и неохотно отвечают, когда речь заходит о последних годах его жизни, его ошибках и просчетах, публично осужденных партией. Для большинства из них Мао — это революционер, романтик и немного поэт; человек, с которым связаны первые шаги народного государства. Они не хотят, чтобы этот образ тускнел. Отрицательные эмоции вызывает Цзян Цин — последняя жена Мао Цзэдуна, приговоренная к пожизненному заключению, и другие члены «банды четырех». Эта группировка при жизни Мао Цзэдуна пользовалась неограниченной властью и ввергла страну в хаос «культурной революции», принесшей Китаю неисчислимые бедствия.
На площади люди охотно дают интервью, разговаривают на любые темы, здесь можно услышать разные суждения по всем вопросам внутренней и международной жизни. Иногда точные, взвешенные, иногда рожденные элементарной неосведомленностью, но в общем-то откровенные. Наблюдается открытость и доброжелательность людей. И это тоже часть того нового, что появилось в Китае в последние годы.
Для меня это особенно заметно, потому что я хорошо помню, как на этой площади во второй половине 60-х годов, в самый разгар «культурной революции», простое появление с фотоаппаратом стоило мне засвеченной пленки и многочасового объяснения с разъяренной толпой. Тогда было не до интервью.
Снова обращаюсь я к Ли Гофану.
— Вы говорили о надеждах тогда, в 1949 году? Сбылись ли они?
— И да и нет,— отвечает он, почти не задумываясь.— Страна потеряла, к сожалению, много времени на ненужные народу эксперименты, и то, чего мы добились сегодня — улучшения жизни, атмосферы доверия, могло бы наступить гораздо раньше.
Рядом с нами проходят отряды пионеров с красными флажками — ученики пекинских школ. Некоторые возлагают венки к памятнику героям революции и по команде вожатого на несколько минут застывают в торжественном пионерском салюте, отдавая дань памяти своим дедам.
В ватных куртках и полотенцах, повязанных вокруг головы, фотографируются деревенские парни. Студенты пытаются поговорить с иностранцами по-английски.
А вот молодежь другого рода. Парни, с модными прическами, пестро одетые по последней пекинской моде: джинсы, кожаные куртки, темные солнцезащитные очки, с японскими магнитофонами, перекинутыми через плечо.
Ли Гофан перехватывает мой взгляд, улыбается.
— Пекин пожинает плоды «буржуазной либерализации»,— говорит он.— Чрезмерное увлечение Западом, бездумное копирование — это скорее реакция на ту серость и однообразие, которые на какое-то время воцарились в нашей жизни. Это нестрашно. Как у нас говорят: «Не перегнешь — не выправишь». Нужно, чтобы учителя были хорошие. Но мне кажется, что наша молодежь переболела этим. Здесь в январе 1987 года вспыхнули студенческие волнения с требованиями «западной демократии» для Китая, но они очень быстро прекратились. Это показало, что в основном наша современная молодежь мыслит и действует правильно.
Еще один замечательный памятник старины — храм Неба. В древнем и средневековом Китае придавали большое значение жертвоприношению, особенно — Небу. Священным правом на совершение этой торжественной церемонии обладали только императоры, считавшиеся «сыновьями Неба». Жертвоприношение совершалось по сложному ритуалу. В храм Неба императора, одетого в паланкин, несли слуги над ступенями мраморной лестницы, обрамленной изваяниями драконов, а сами поднимались по ступеням из простого камня.
Строительство храма Неба окончено в 1889 году. Это точная копия храма Неба, построенного в 1420 году. Четыре массивных столба поддерживают крышу, украшенную позолоченными фигурами и сложным орнаментом. Архитектурные пропорции создают иллюзию головокружительной высоты, хотя она всего около 30 метров. Потолок святилища опирается на 28 гигантских деревянных колонн. Четыре из них символизируют времена года, а 12 — число месяцев; 12 же колонн наружного ряда — это 12 часов.
Вокруг храма Неба расположена круглая стена диаметром 65 метров, обладающая необычными акустическими свойствами: слово, произнесенное даже шепотом у стены, отлично слышно по всему ее периметру. Говорят, что в былые времена так осуществлялся контроль за мыслями и настроениями.
Интересна планировка алтаря Хуаньцю в храме Неба. Круглая трехступенчатая терраса из белоснежных мраморных плит как бы возвышает алтарь над всем низменным, приближает его к Небу.
Среди достопримечательностей Пекина и летний дворец Ихэюань на западной окраине города. Здесь посетителей всегда больше, чем в любом другом парке. У подножия гор, в местности, изобилующей озерами, императоры издавна строили летние дворцы. С 1914 года Ихэюань стал общедоступным парком отдыха. Некоторые пекинцы специально приходят сюда, чтобы покататься на лодках. Сотни их бороздят водную гладь. Есть даже лодки-закусочные. На специальных лодках собирают мусор.
Свою историю имеет и искусно высеченный из мрамора корабль, стоящий у берега. В конце прошлого века императрица Цы Си распорядилась израсходовать на украшение парка средства, выделенные для строительства военно-морского флота. Но один корабль все же велела построить, правда каменный. Долгое время он служил причалом для прогулочных судов. Затем императрица захотела увидеть на нем деревянное сооружение с рестораном, который работает и по сей день.
Гордость парка — деревянная галерея Чанлан. Она связывает в единое целое все павильоны и живописные уголки Ихэюаня и одновременно служит прогулочной дорожкой. Длина галереи 728 метров. Посетители рассматривают сотни миниатюр на фронтонах, выполненных масляными красками, на ее карнизах. Они изображают сцены из многовековой истории Китая, пейзажи, цветы, птиц, придворных красавиц, генералов, вельмож.
В этой связи мне вспоминается случай, невольным свидетелем которого я оказался. В конце 60-х годов миниатюры как памятник «тлетворного феодального искусства» решили уничтожить. Для исполнения «приговора» направили отряд хунвэйбинов. Но когда те прибыли, то увидели, что все картины были грубо замалеваны. Как потом оказалось, краска легко смывалась. Так работники парка в то непростое время спасли шедевр древнего искусства. Однако большое число шедевров древнего китайского искусства спасти не удалось.
Наверное, поэтому в наши дни забота о сохранении исторических памятников является важной частью деятельности руководителей КНР. Мэр Пекина товарищ Чэнь Ситун уделяет этому вопросу очень большое внимание.
По утреннему Пекину мы едем на встречу с ним. Над городом еще стелется предрассветный туман, смешанный с угольным дымом от многочисленных печурок, которыми здесь обогревают дома и на которых пекинцы готовят себе пищу.
В парках, на площадях и улицах, по которым мы проезжаем, встречаются любители китайской гимнастики «тайцзицюань». Она снова в ходу, как и выставка хризантем в парке Гугун или праздник фонарей на улице Люличан. Во время «культурной революции» хунвэйби- ны заклеймили древнюю гимнастику как «феодальный пережиток», а теперь молодежь с удовольствием постигает дошедшую из глубины веков систему упражнений для бодрости духа и укрепления тела.
Занимаются традиционной гимнастикой и работники городского правительства Пекина, прямо в парке, у здания, где расположена приемная мэра, не хотят, видимо, отставать от горожан.
Чэнь Ситун встречает нас улыбкой и крепким рукопожатием. И сразу же предупреждает: на интервью — ровно час.
Под впечатлением увиденных древних памятников Пекина мы начинаем разговор с мэром именно с этой темы. Как удается сохранить в самом центре Пекина, 10-миллионного современного города, эти уникальные сооружения древности? Каким видит мэр будущее Пекина?
— Пекин — исторический город, и поэтому мы очень дорожим этим историческим наследием,— отвечает товарищ Чэнь Ситун.— Тем более что в недавнем прошлом мы как-то не обращали внимания на эту проблему и, к сожалению, утратили некоторые исторические памятники.
Поэтому отныне городское правительство Пекина рассматривает охрану памятников как вопрос государственной важности. Мы привлекли к этому внимание не только строителей, но и архитекторов, ученых, художников, других специалистов. Главное, чтобы Пекин не утратил своего своеобразия как старинный и в то же время молодой, развивающийся китайский город.
В Пекине работает Комиссия по восстановлению и охране древних памятников культуры и архитектуры, которая внимательно следит за тем, чтобы новостройки гармонировали с историческим обликом Пекина. Правительство выделяет большие суммы на реконструкцию памятников. У нас есть план вывода из черты города предприятий, которые представляют опасность для памятников старины. Мы сталкиваемся с некоторым непониманием и даже сопротивлением со стороны руководителей этих предприятий, но свою линию ведем твердо. Общественность Пекина нас поддерживает.
По приглашению Моссовета я с делегацией городского правительства Пекина побывал в Советском Союзе, и конечно же нам было очень интересно познакомиться с вашим опытом работы по охране исторических памятников.
Я считаю, что дружеские связи столиц двух крупных социалистических держав имеют очень большое значение, так как они способствуют нашему общему движению вперед.
Мы можем обмениваться опытом и сотрудничать в области экономики, градостроительства и в других делах. Ничего, кроме пользы, это не принесет. Кстати,— замечает он,— на нас большое впечатление произвел праздник «День Москвы». Мы, вдохновленные этой идеей, тоже решили в Пекине восстановить старые и создать новые традиции и сделать Пекин большим городом-садом.
Мы только что проехали по осеннему Пекину. Он действительно напоминал город-сад. Казалось, старинная китайская притча «Пусть расцветают сто цветов» нашла здесь свое воплощение. Правда, цветов было гораздо больше. Почти миллион ярких букетов украсили город. Они стояли вдоль дорог в аккуратных цветочных горшочках, из них искусно были сделаны панно с изображением драконов и фениксов — символов благополучия, мира и верности. А на площади Тяньаньмэнь из цветов сооружены целые архитектурные композиции-макеты, включая Великую Китайскую стену, пагоду в революционной столице Китая городе Яньань, лодку, на которой состоялся I съезд Компартии Китая, и другие исторические символы Китая. Из цветов выложены и два огромных иероглифа в центре площади — гайгэ, что означает — реформа. Слово это вошло в жизнь и быт китайского народа и столь же популярно, как у нас слово «перестройка».
Мы говорим товарищу Чэнь Ситуну, что советские люди с большим интересом следят за реформой в Китае, и просим его рассказать о том, как осуществляются они в Пекине, тем более что китайская столица выступает застрельщиком многих интересных начинаний в стране. И вот что мы услышали:
— Реформа в Пекине началась сразу же после 3-го Пленума ЦК КПК, в 1978 году. Начали реформу с деревни. После того как мы ввели подрядный метод в деревне, здесь стало развиваться товарное производство, повысилась активность крестьян, они стали жить зажиточнее. Это сразу сказалось и на снабжении города.
Первым успехом реформы явилось то, что была уничтожена уравниловка, или, как говорят в Китае, «общий котел».
Раньше мы ошибочно полагали, что «общий котел» — это и есть достижение социалистического строя. На самом деле уравниловка лишь дискредитировала социализм, потому что люди, действительно желавшие активно трудиться, были связаны по рукам и ногам. Зато лентяи были довольны.
Я помню, что до 3-го Пленума ЦК в пригородах Пекина общий доход крестьянской семьи, включая грудных детей, составлял 220 юаней в год. А сейчас он уже выше 800 юаней, то есть увеличился в 4 раза. И неудивительно, что крестьяне горячо поддерживают реформу.
После успеха реформы в деревне мы распространили подрядную систему на город. Начали с торговли и добились неплохих результатов. Исчезли такие факты, как пассивность продавцов, закрытие магазинов раньше времени и так далее. Снабжение товарами тесно связали с личной заинтересованностью продавца. Работа магазинов в Пекине стала намного лучше. Ведь раньше как было: сколько продано товара, как продано — продавцу безразлично. Все равно покупатель в магазин придет, да и зарплата продавцу идет исправно. Заинтересовав продавца материально, мы тем самым изменили старые методы работы.
Затем приступили к реформе в строительстве, ввели и здесь подрядную систему, а затем распространили ее и на промышленные предприятия. Сегодня, говоря о Пекине и его окрестностях, можно утверждать, что реформа идет на всей территории в 16 тысяч квадратных километров.
Для того чтобы преодолеть негативные последствия старых методов хозяйствования, мы проводим реформу и в других областях. Например, в области административной мы передали права низам. Это было направлено против чрезмерной концентрации прав в одних руках. А именно такой была наша экономическая система в недалеком прошлом. Это мешало низам проявлять активность. Раньше все задания спускались сверху. Что наверху говорили, то внизу и делали. Не нужно было думать и рассуждать, знай выполняй директивы сверху. Естественно, такой спущенный сверху план не мог быть гибким. Чтобы ликвидировать такое положение, мы передали права низам, расширили права предприятий, предоставив им возможность распределять самим ресурсы, рабочую силу, передав им административные права. Трудящиеся стали полноправными хозяевами своего предприятия, а предприятия стали жизнеспособными.
Я считаю, что главное достижение проводимой в Киетае реформы — это ликвидация уравниловки, передача прав низам и расширение прав предприятий.
Наряду с этим не прекращалась реформа, так сказать, во втором эшелоне: реформа плановой, финансовой системы, материального снабжения. Был, например, создан рынок рабочей силы. Теперь стало возможно маневрировать этой силой, так как рабочий получил право свободного найма.
Я изучал этот вопрос на примере Советского Союза. У вас эта проблема не существовала, а для нас это была важная реформа. Ведь раньше рабочий в Китае не мог свободно покинуть свое предприятие, перейти на другую работу без разрешения сверху.
Мы осуществили и реформу банковской системы, создали патентный рынок, достижения науки и техники стали тоже товаром, то есть наука и техника приобрели товарный характер.
Реформа, проводимая в нашей стране, имеет одну цель: создать благоприятные условия для социалистического товарного производства. Ведь товарное производство— это исторический этап, который нельзя перешагнуть. Капиталистический строй имеет высокоразвитое товарное производство, и социализм тоже должен иметь высокоразвитое товарное производство социалистического типа.
И сейчас это производство оживилось, развивается. Мы отказались от кабинетного стиля работы, ибо это все равно что размахивать руками в пустой комнате. Методы натурального хозяйства, методы «закрытой» экономики были сметены свежим ветром реформ. И это важный результат развития нашей экономики.
И уже в который раз мы слышим любимую в Китае фразу: «Лучше один раз увидеть...»
Попрощавшись с мэром, мы вышли. Деловая жизнь Пекина кипела вовсю. Наполняя город перезвоном, появились велосипедисты. С каждой минутой их становится все больше, и скоро они заполнили улицы, оттесняя городской транспорт. Перед воротами учреждений, школ, предприятий — стоянки. Велосипед в Китае — не только главное средство передвижения, но и... роскошь. Хороший стоит немало, и хозяин дорожит им, оставляя его на стоянках только под присмотром сторожа, который, получив в виде платы несколько мелких монет — фэней, выдает владельцу деревянную палочку-номерок, гарантирующую сохранность двухколесного сокровища. По статистике, в 10-миллионной китайской столице на каждые 100 семей приходится 167 велосипедов. Это создает немало транспортных проблем. Две кольцевые дороги, проложенные в городской черте, уже не справляются с уличным движением. В часы «пик» можно попасть в автомобильно-велосипедную «пробку» на главной магистрали Пекина — Чананьцзе. Приходится ставить на оживленных улицах низкие заборчики, отгораживающие велосипедистов от потока машин, строить новые дорожные развязки и даже вводить особые правила для пешеходов, велосипедистов и водителей.
Но проблема дорожного движения остается острой для города.
Мы берем интервью у постового полицейского на улице Чананьцзе.
Фан Димин, 28 лет, в народную полицию пришел после службы в армии. Уже несколько лет регулирует дорожное движение на улицах Пекина. Он считает, что резкое увеличение количества автомобилей на пекинских улицах за последние несколько лет при все увеличивающемся количестве велосипедистов приводит к росту несчастных случаев на улицах.
— В этом месяце,— говорит Фан, — в Пекине пострадало на улицах почти 500 человек, 68 из них погибло.
Пекин — не исключение. Как мы узнали из информации Министерства общественной безопасности Китая, в том же месяце по стране в результате дорожных происшествий погибло 5 тысяч и ранено около 25 тысяч человек, ущерб от аварий составил около 6 миллионов американских долларов.
Фан Лимин рассказал нам о недавно разосланном циркуляре Народного суда, согласно которому к виновникам дорожных происшествий будут применяться более строгие меры. Так, в частности, лица, виновные в дорожном происшествии, в результате которого погибло более двух человек или нанесен ущерб до 100 тысяч юаней, будут подвергаться тюремному заключению сроком до семи лет. Наказание может быть усилено, если водитель находился в нетрезвом состоянии, управлял технически неисправным транспортом или пытался скрыться с места происшествия.
Еще совсем недавно бойкие на язык журналисты называли Китай «велосипедной империей». Быстрая урбанизация страны, увеличение на улицах китайских городов количества автомобилей собственного производства и импортных легковых и грузовых опровергли это хлесткое выражение. Автомобиль начал теснить велосипед.
Как заявил один из руководителей китайской автомобильной промышленности Цзай Шиин, к 1990 году китайская автомобильная промышленность втрое увеличит выпуск автомобилей. В Пекине, Нанкине, Харбине, Тянь- цзине уже началось строительство автомобильных заводов.
Причем приоритет будет отдан выпуску мини-грузовиков, столь необходимых для развивающейся китайской экономики. Потребность в таком транспорте, по прогнозам, составит в 1990 году 400 тысяч автомобилей в год.
Несчастные случаи, «пробки» на дорогах, недисциплинированность пешеходов — все эти теневые стороны урбанизации коснулись и Пекина.
— Что предпринимают городские власти и полиция города?
Фан Лимин показывает рукой вверх на огромный, почти 10-метровый агитационный щит, вывешенный напротив его «рабочего места» — высокой тумбы, с которой он руководит движением. На щите изображена картина, которая должна заставить содрогнуться нарушителей дорожного движения: разбитая машина, велосипедист под ее колесами, кровавая лужа на асфальте.
— Наглядная агитация,— говорит он.
Пропаганда безопасности движения в Пекине действительно на высоте. То и дело на пекинских улицах мы встречали плакаты, разъясняющие правила дорожного движения, призывающие к порядку на улице. Как правило, это легко запоминаемые рифмованные призывы- считалки: «С радостью идем на работу с тобой, в полной безопасности вернемся домой»; «Безопасное движенье — это счастье, без сомненья» и т. п.
Выведенные яркими, удачно подобранными иероглифами, они хоть и вызывают улыбки у пекинцев, но настраивают их на серьезный лад. Так считает регулировщик движения Фан Лимин.
Не только обилие транспорта, но и многочисленные отели, административные здания, построенные и строящиеся на уже отгороженных щитами пустырях, неузнаваемо меняют облик Пекина. С высоты административных гигантов башни и пагоды древнего императорского города, зажатые бетонными громадами, кажутся меньше, незаметнее.
Если несколько лет назад в китайской столице было не больше десятка отелей, то теперь их более полусотни. Гостиничный бум вознес над Пекином сверкающие островки западной цивилизации — с вращающимися конструкциями наверху, прозрачными шахтами лифтов, ковровыми покрытиями из Новой Зеландии, мебелью для холлов из Франции, люстрами из Италии, электрооборудованием из Японии, штатом сотрудников и управляющих, также приглашенных из-за рубежа, и местным персоналом, объясняющимся по-английски. Правда, цены в этих отелях даже не всякому иностранцу по карману. А уж рядовому пекинцу пришлось бы работать полгода, чтобы прожить здесь всего один день.
До последнего времени самым высоким зданием Пекина был отель «Великая стена», возведенный при помощи американцев. «Это сооружение из сверкающего стекла включает в себя тысячу с лишним номеров и апартаментов, 12 холлов, девять ресторанов с кухней на любой вкус, бассейны, теннисные корты, бильярдные, сауны, дансинги, бары»,— гласит реклама на китайском и английском языках. К этому высокому зданию примыкают традиционный китайский сад с двумя беседками, большое искусственное озеро и макет Великой Китайской стены.
Свой рекорд отель «Великая стена» держал недолго, всего год. Сегодня самое высокое здание Пекина — телецентр, построенный неподалеку.
Однако к концу 1988 года строительный бум в Пекине приутих. Законсервировано или прекращено строительство крупных объектов городского строительства, в том числе отелей, резиденций для почетных гостей и тому подобных сооружений. Пересматривается и план строительства производственных зданий в Пекине.
Еще один Пекин — Пекин старых глинобитных переулков, разбегающихся от центра города в направлении всех четырех сторон света. Таких небольших улочек с одноэтажными домами в Пекине больше тысячи, а старожилы утверждают, что и того больше, «столько, сколько перьев у пекинской утки». Во всяком случае, большинство пекинцев живет в этих старых кварталах. Тихие переулочки с экзотическими названиями: «Золотая рыбка», «Летящее копье» и тому подобное — мало изменились за последнее столетие.
Именно здесь, в этих переулках, родились первые «свободные рынки», которые выплеснулись на все главные улицы китайской столицы и являются сегодня неотъемлемой частью пекинского быта.
Китайская торговля начинается с рекламы. Поговорка «хороший товар в рекламе не нуждается» к Китаю явно не относится. Каждый вечер на экранах телевидения, по всем четырем программам, время от времени передачи прерываются и идет реклама товаров. Рекламируются станки и шампуни, грузовики и напитки, часы и одежда. Одна из самых популярных эстрадных телепередач, во время которой улицы города заметно пустеют, построена на... рекламе новых товаров.
Расположенная в центре китайской столицы торговая улица Ванфуцзин — тоже достопримечательность Пекина. Ее знают далеко за пределами Китая. Здесь можно встретить людей разных возрастов, профессий, явно городских и приехавших из деревни, штатских и военных. Много на улице и иностранных туристов.
Всех их объединяет одно — на этой улице они становятся покупателями.
Китайский покупатель — это явление самобытное. Он прекрасно разбирается в конъюнктуре рынка, в ценах, в качестве товара. «Страсть к торговле у нас в крови»,— шутят пекинцы.
На Ванфуцзине к профессии продавца относятся с не меньшим пылом, чем к футболу, звездам эстрады, актерам.
В самом центре торговой улицы, напротив универмага, стоит бронзовый памятник на постаменте из темного мрамора. На постаменте надпись: «Чжану Бингую за честную многолетнюю работу, за то, что был «образцовым продавцом».
Наверное, данный памятник торговому работнику — единственный в мире. Это лучшее доказательство того, какое значение придают в Китае торговле.
Реформа вторглась и в эту сферу. В торговле возникли новые формы обслуживания покупателей, которые активно используются государственной и частной торговлей. В этой отрасли широко применяется и подряд, и аренда, и акционерная система.
Старейший и крупнейший универмаг на Ванфуцзине «Дунаньшичан» создал первую в Китае торговую акционерную компанию, куда на правах пайщиков входят магазины и предприятия торговли, рестораны и гостиницы, заводы по переработке сельскохозяйственного сырья и увеселительные заведения.
Руководит этим огромным хозяйством генеральный директор Юй Жун.
Он мне рассказывает:
— Существует наш универмаг с 1903 года. Разное было в его истории: взлеты и падения. Сейчас мы переживаем период расцвета. Сумма реализации товаров выросла за последние годы на 85 процентов и достигла 400 миллионов юаней. В акционерную компанию вошло вместе со своими капиталами 24 предприятия. Филиалы нашего универмага расположены во многих провинциях Китая. Открываем филиалы и за рубежом. Я только что вернулся из Сингапура, где скоро откроется сингапурский «Дунаньшичан». Уже есть филиалы в Австралии и ГДР. Завязываются первые контакты и с Советским Союзом. Приезжали к нам гости из Минска и Москвы, знакомились с нашим опытом, вели переговоры о сотрудничестве.
Есть чему поучиться у пекинского торгового треста. Предприятия, которые в него входят, готовят продукцию по заказу магазина, которая реализуется немедленно, так как ее уже ждут покупатели. Взять хотя бы конфетные ряды, где любой самый капризный покупатель найдет товар по душе. И не случайно именно сюда идут пекинцы за сладким товаром. Кстати, знаменитый продавец, памятник которому установлен на Ванфуцзине, торговал именно конфетами.
«Дунаньшичан», где сосредоточены торговля, общественное питание и развлечения, никого не оставляет без внимания. Покупатель, обойдя многочисленные прилавки с товарами, неизбежно становится посетителем ресторана, а пришедший в театр пекинской оперы, расположенный тут же, зритель становится или покупателем, или гостем одного из предприятий общественного питания, которое входит в компанию.
Здесь хорошо поставлена и профессиональная учеба: продавцы вежливы, квалифицированны, терпеливы.
Генеральному директору Юй Жуну инициативы не занимать. И опыта тоже. Он всю жизнь посвятил торговому делу. Он обращается к нам с таким предложением:
— Я считаю, что у нас есть хорошие перспективы в торговле с Советским Союзом. Мы с вами где-то в одинаковом положении. С валютой у нас туговато. Так давайте проявим гибкость и будем заниматься товарообменом: менять товар на товар без всякой валюты. Я знаю, что в Советском Союзе с удовольствием будут приобретать продукцию нашей легкой промышленности. Мы можем производить ее в соответствии со вкусом советских покупателей. А у нас, как показывает опыт, пойдут на «ура» холодильники «Минск», пианино, спрос на которые возрос в Китае, многие другие товары.
И еще я хочу сказать с полной искренностью, что у нас, конечно, есть возможности торговать со многими странами, но я очень ценю сотрудничество с вашей страной и мечтаю о том времени, когда мы сможем развернуть торговлю.
Юй Жун провел нас по торговым залам универмага. Видимо, генеральный директор решил «показать товар лицом». Мы увидели удобные, недорогие, с национальными рисунками термосы, технические новинки — термосы, куда можно наливать горячую воду, не открывая крышки; косметику, изделия легкой промышленности, бытовую электронику.
У отдела бытовой техники столпотворение. Покупают вентиляторы. Моделей много, но спрашивают только шанхайской марки. Один из счастливых обладателей вентилятора разъясняет, что «если хотите купить хороший вентилятор, то нужно остановиться на продукции Шанхайского завода бытовых приборов». Что и говорить, рыночную конъюнктуру покупатели знают хорошо.
Здесь в магазине покупатель юанем голосует за качество товара. А вопросы качества стоят сейчас в Китае остро. В магазине масса велосипедов, часов разных марок, но раскупают их не очень активно. Качество подводит. И не случайно в китайской печати появляется много статей, в которых ставятся эти вопросы.
Рядом ткани и одежда. Талоны на ткани отменены, и без всяких ограничений можно приобрести самые различные товары. Что касается одежды, то осенью в Пекине, к примеру, были модны женские жакеты светлых тонов в темную клетку. Еще вчера они рекламировались в газетах и по телевидению, а сегодня их уже активно раскупают пекинские модницы.
Торговля такими предметами носит сезонный характер, и поэтому товары не залеживаются. Ну а что не успели продать, отложат до лета. И не будут маячить на прилавках, когда холодный осенний ветер в Пекине уже гонит листву по улицам, солнцезащитные очки, летние куртки-ветровки и тапочки для купания.
Особо следует сказать о частном секторе торговли, который находится тут же. Его время начинается приблизительно в шесть часов вечера, когда государственный универмаг закроется. Здесь, если можно так выразиться, царство ультрамодных товаров. Частный рынок реагирует на моды более активно. Тут и джинсы всех расцветок, и игрушки из Гонконга, и какие-то немыслимые одежды с надписями на всех языках мира.
Сюда приходят туристы из разных стран, а также приехавшие в Китай погостить к родственникам. Это китайцы иностранного происхождения — хуацяо. Пекинцев мало. Во-первых, дорого, во-вторых, еще непривычно.
Сегодня значительная часть небольших государственных предприятий розничной торговли уже передана в руки кооперативов или отдельных лиц. Открываются частные магазины и со значительным объемом товарооборота. Пекинские городские власти планируют в будущем повысить роль частной торговли и предпринимательства в экономической жизни столицы. Существует положение, согласно которому «все дома пекинцев, проживающих вблизи деловых районов, будут превращены в мелкие лавки или другие пункты обслуживания населения. В случае отказа жильцов или хозяев этих домов переселиться или превратить занимаемые ими помещения в лавки или, например, в прачечные, ремонтные мастерские и т. п., им придется платить повышенный налог за занимаемый земельный участок».
Стоит сказать особо о пекинских таксистах. Как правило, они ездят на машинах иностранных марок — чем престижнее марка машины, тем дороже плата за проезд. И как все таксисты мира, деловиты, общительны и знают... наиболее длинные пути к намеченному пункту назначения. Во всяком случае, городская печать постоянно подвергает их за это критике. Таксисты работают в государственных, смешанных и частных компаниях.
Большое количество такси, заполнивших улицы и стоящих рядами у входов пекинских гостиниц, совсем недавно казалось ненужным излишеством. Однако уже сегодня, несмотря на довольно высокую плату за проезд, они нарасхват.
Во всяком случае, по вечерам и перед началом рабочего дня их приходится «ловить», как, наверное, в любом крупном городе мира.
Не только торговля, транспорт, но и многие другие области городской жизни переходят постепенно в частные руки. В столице уже зарегистрировано более тысячи частнопрактикующих врачей, многие принимают больных на дому.
Появились высшие учебные заведения, созданные на средства пекинцев. Пока их в Пекине 17. Обучается в них 12 тысяч студентов. Кстати, это не так уж мало — десятая часть всего студенчества Пекина.
Один из таких вузов — университет «Шэхуэй». Здесь 142 преподавателя обучают 3 тысячи студентов. Есть факультеты педагогический, юридический, внешней торговли, архитектуры, пищевой промышленности. Диплом такого учебного заведения имеет такую же юридическую силу, что и диплом государственного вуза. Как мне сказали в городском пекинском правительстве, свыше 80 процентов выпускников подобных вузов принято на работу в государственные учреждения, где, работая по специальности, они получают зарплату, аналогичную окончившим любое высшее учебное заведение страны.
Частный сектор торговли породил свои проблемы, и прежде всего спекуляцию, взвинчивание цен на частных рынках, продажу недоброкачественных товаров.
Остро встали вопросы порядка и гигиены на пекинских улицах. И здесь городские власти во главе с неутомимым мэром находят оригинальные решения.
На улице Ванфуцзин обращают на себя внимание специальные бригады, следящие за чистотой. Они стремятся отучить прохожих от привычки плевать себе под ноги. Около 150 тысяч инспекторов системы здравоохранения КНР вышли на пекинские улицы, проверяя их санитарное состояние и штрафуя провинившихся. Теперь «раз плюнуть» в Пекине не так-то просто. Нарушителя не только штрафуют на 50 фэней, но и заставят посмотреть в микроскоп на количество микробов, содержащихся в плевке.
В давние времена жизнь в китайской столице прекращалась рано. После заката солнца никто не должен был беспокоить покой императора и его окружения. Лишь ночные сторожа обходили город и ударами в барабан возвещали о том, что в Пекине все спокойно. За это благодарные горожане наутро подносили стражникам поросенка, который жарился тут же, у городской стены. Позднее на этом месте был построен ресторан «Шагоцзюй», в меню которого блюда только из свинины. Этот ресторан существует и сегодня, а вот традиции рано погружаться в сон ушли в прошлое. Теперь ночная жизнь в Пекине не затихает за полночь.
Зажег рекламу ресторан «Максим» — точная копия своего парижского собрата и по ассортименту блюд, и, увы, по фантастически высоким ценам, и, наверное, поэтому у «Максима» как-то пустынно и не очень весело.
Зато на ночных пекинских «свободных рынках» шумно и многолюдно. Здесь очень много молодых людей. Они весьма изменились за последние годы. Вглядываюсь в их лица. Одеждой, манерой держаться они как бы символизируют дух перемен, столь типичный для сегодняшнего Китая.
На ночном рынке никого не введет в заблуждение парижская наклейка на модной куртке и солидная цена — 200 юаней — месячная зарплата делового человека. Если как следует поторговаться — рынок есть рынок,— то цену можно сделать вполне доступной.
Уж кому-кому, а пекинцам хорошо известно, что «Карден» раскинул свое ателье здесь же, за стеной магазинчика.
Некогда консервативный и солидный Пекин не устоял перед молодым напором частного предпринимательства. И сегодня в нем, как и во многих южных городах Китая, для которых бойкая торговля на ночных улицах стала привычным занятием, жизнь не затихает с наступлением темноты.
В соседних рядах царствует китайская кухня.
Есть в Китае такая поговорка: «Вывешивать баранью голову, а торговать собачьим мясом», то есть быть нечистым на руку. В харчевнях все без обмана. И если на вывеске значится рыба, можете быть уверены, что это именно то блюдо, которое рекламируют,— вкусное, свежее, а главное, дешевое. И все это готовится у вас на глазах. Судя по всему, на аппетит молодые люди не жалуются, хотя время и близится к полуночи.
Молодых людей здесь много. Вопросы трудоустройства молодежи остаются серьезной проблемой для китайских городов. И многие из них находят тут и применение своим способностям, и место для общения. Ведь пойти, положим, в дискотеку, на танцы многим из них просто не по карману.
Спустившись как-то вечером в кафе при гостинице выпить чашку чая, я обнаружил, что посторонним вход туда без билета воспрещен. Мне вежливо объяснили, что по субботам и воскресеньям работает дискотека. У входа в зал уже толпилась молодежь.
Вслед за Шанхаем и Гуанчжоу в Пекине вспыхнуло увлечение танцами. Пока танцевальных залов на весь многомиллионный Пекин всего 34, вот и приходится арендовать помещение у кафе, ресторанов, гостиниц.
До освобождения страны, рассказал мне 67-летний служащий Ван Юши, танцевальные вечера пользовались популярностью в Пекине. Хотя бок о бок с танцами шел разврат, добавляет он. Наверное, поэтому в первые годы после победы революции танцы и танцевальные вечера не практиковались. Да и в 60-е годы танцы устраивались по большим праздникам.
Что касается периода «культурной революции», то она объявила танцы элементом «буржуазной культуры» и на 10 лет наложила «табу» на это «контрреволюционное» занятие. Сейчас китайская печать, и молодежная в первую очередь, солидные газеты, вроде «Чайна Дэйли», поднимают «танцевальный вопрос».
Одна из газет приводит слова известного китайского композитора Ван Липина: «Танцы не только дают физическую разрядку, но и доставляют эстетическое наслаждение».
С этим согласен 25-летний студент Пекинского университета Ли Мин, который говорил мне: «Я раз в неделю хожу на танцы со своей подругой, это хорошее место отдыха».
Входная цена в танцевальный зал высокая — 8 юаней. В 16 раз дороже билета в кинотеатр. Наверное, это и определяет социальный состав посещающих танцзалы. Как рассказал директор одного из них Чжан Чжаобин, половину составляют молодые владельцы частного бизнеса, 30 процентов — заводские рабочие, остальные — студенты.
Итак, молодежь китайской столицы стремится идти в ногу со временем, и власти идут ей навстречу.
Звучит по вечерам танцевальная музыка, молодежь учится танцевать вальс, танго, румбу и диско — эти мелодии сейчас популярны в Пекине, особенно диско.
Знаменитая пекинская улица Люличан, улица художников, антикваров, поэтов. Западные журналисты окрестили ее «китайским Монмартром». Вряд ли это название передает колорит и неповторяемость старинной улицы. Люличан — в переводе означает «улица гончарных мастерских».
Еще в XIII веке здесь селились гончары. Они обжигали черепицу, изготовляли изразцы, которые шли на пекинские дворцы и храмы. С тех пор улица и получила свое название.
В конце XVII века на этой улице была основана знаменитая мастерская Жунбаочжай —«Мастерская великолепных сокровищ»,— храм художников и каллиграфов. Художники создают произведения высокого и изящного искусства, по старинной технологии изготовляются репродукции картин, качество которых настолько высоко, что их невозможно отличить от подлинников; производятся реставрационные работы, возвращается жизнь древним свиткам и рукописям.
В мастерской же каллиграфы и художники могут приобрести самую лучшую в Китае бумагу для работы в стиле традиционной китайской живописи «гохуа» и конечно же еще «три сокровища», без которых немыслима эта живопись: тушь, тушницу для разведения туши и кисти. Знаменитые кисти из хвоста ласки.
Мастерская Жунбаочжай традиционно была местом встречи художников, каллиграфов, поэтов. Бывали тут Лу Синь, Го Можо, знаменитые классики китайской живописи Ци Байши и Сюй Бэйхун. Их картины, точнее копии с них, и сегодня изготовляются тут и пользуются неизменным спросом у любителей живописи.
Антикварный магазин на улице Люличан, может быть, не столь известен, как Жунбаочжай, но предметы, которые в нем можно увидеть,— музейные. Они не продаются, так как являются государственным достоянием, и стоят скорее для рекламы. Продаются же искусно выполненные копии. Однако купить даже копию на Люли- чане престижно.
Постепенно эта улица превращается в туристский объект, к большому сожалению, многих коренных пекинцев. Уж слишком ярко сверкают позолотой двери магазинов, создаваемых на улице Люличан за последние годы.
А это уже совсем новое веяние — частная сувенирная лавка. Ее хозяйка — молодая Лян. Ей 27 лет. С ней работают ее близкие, всего пять человек. Торговля идет успешно. Доход около тысячи юаней в месяц в туристский сезон. Секрет успеха — в ассортименте товаров. Для этого хозяйка ездит по всему Китаю, привозя диковинки из разных провинций своей необъятной родины.
А вот магазин современного искусства, где выставлены подлинники. Около него огромное скопление народа. Здесь — картины современных китайских живописцев, в том числе учеников прославленного Сюй Бэйхуна.
Высокий талант и нагловатый бизнес, шедевры мастеров древности и явная безвкусица — все это можно увидеть сегодня на Люличане.
Пекинцам немного жаль старый, добрый Люличан, облик которого очень изменили эти сверкающие ряды магазинов. Как, впрочем, жаль проходившую рядом и недавно снесенную старинную городскую стену, на месте которой несется сегодня поток автомобилей. Настоящие ценители старины приходят на Люличан вечером, перед закатом, когда разъедутся туристские автобусы и какой-нибудь старый мастер вынесет на улицу древний свиток — не для продажи, а чтобы полюбоваться им при свете заходящего солнца.
Пекин — один из 72 городов Китая, где в экспериментальном порядке испытываются различные методы хозяйственной деятельности.
Взять хотя бы «рынок» рабочей силы, о котором упомянул в интервью мэр Пекина. В нем участвуют несколько тысяч человек из различных районов Китая. Суть этого мероприятия состоит в том, что люди, желающие переменить место работы, через агентов могут предложить свои услуги. Учреждения, предприятия, научно-исследовательские организации предлагают свой интеллектуальный потенциал, который так необходим во многих городах и деревнях Китая.
Нужно сказать, что Пекин не одинок в проведении подобных экспериментов. Мне довелось встречаться и с руководителями других китайских городов — Чунцина, Гуаньчжоу, Уханя, Шэньяна, Шанхая, Шэньчженя, где активно проводится в жизнь реформа, и каждый вносит в нее что-то свое. Чунцин, к примеру, застрельщик в оживлении экономической деятельности предприятий, в разграничении функций партийной и административной власти; Гуаньчжоу показывает пример в проведении политики расширения связей с внешним миром, в реформе цен; в Шэньяне экспериментируют с новыми формами ведения хозяйства. Серьезно изучаются вопросы аренды и предприятий, создания акционерных обществ продажи предприятий, изучаются проблемы банкротства предприятий и т. п.
Мне запомнилась пресс-конференция в Пекине, на которой выступили некоторые из руководителей этих городов. Секретарь Шэньянского городского комитета партии Ли Цзэминь спокойно реагировал на довольно колючие вопросы о сути экспериментов, которые проводятся в городе, о наемном труде и нетрудовых доходах, о продаже акций и банкротстве предприятий. Он подтвердил, что все эти явления имеют место в хозяйственном механизме Шэньяна.
— Но предприятия частного сектора,— заметил он,— находятся под воздействием общественного сектора. Рабочий класс остается хозяином. А что касается банкротства предприятий, то это, если хотите, здоровая реакция на закостенелость хозяйственного механизма прошлого.
— Есть ли случаи банкротства?
— Есть. Сейчас в городе семь предприятий должны решить: «Быть или не быть». Одно уже признало себя банкротом, два удалось спасти, остальные ждут решения.
Эти решения принимаются совместно торговым, налоговым, банковским ведомствами. В судьбе предприятия, которому грозит банкротство, участвует и профсоюзная организация. Кстати, на такого рода предприятиях создается «фонд риска», который помогает избежать неприятностей в будущем.
Мэру Гуанчжоу Чжу Сэньлину достаются не менее острые вопросы: негативные явления, о которых писала в последнее время китайская печать.
— Проституция, грабежи, контрабанда в городе,— говорит мэр,— конечно же нас волнуют. Особенно беспокоит то, что эти нездоровые явления, с которыми, казалось, мы покончили в первые годы народной власти, сейчас вспыхнули опять. Будем продолжать борьбу. У нас есть опыт и средства воздействия: воспитательные, административные, законодательные.
Секретарь горкома города Чунцин Лю Бокан комментирует проблему разграничения функций партийной и административной власти, которое стало практиковаться в партийной работе. Он не согласен с мнением, что это разграничение принизит роль партийной организации. Партия лишь поднимает свой авторитет, занявшись делами, которыми ей следует заниматься. Лю Бокан считает, что еще больше поднимется авторитет руководителей, если они будут избираться из числа нескольких кандидатов.
— Город Чунцин, — говорит он,— готов к подобному эксперименту.
С ним полностью солидарен Чжао Бочжан — мэр города Уханя. Кстати, Ухань проводит эксперимент с директорами предприятий. Пригласили директором завода иностранного специалиста. Многие были недовольны — неужели в Китае не нашли своего директора? Но эксперимент удался. И опыт поучительный переняли, и завод подняли.
С мэром Уханя может связаться любой житель города. Он дает номер телефона и журналистам: звоните. На всякий случай записываем номер.
К разговору подключается мэр Гуаньчжоу. В этом городе тоже действует горячая телефонная линия. Кроме того, горожане принимают участие в прямой радиопередаче, которая носит название: «Если бы я был мэром города», где каждый может высказывать свою точку зрения.
Идет пресс-конференция. Руководители четырех го-родов, расположенных в различных районах Китая, очень разные люди по возрасту, опыту работы, темпераменту, даже манере держаться. Их объединяет одно: все они люди творческие, ищущие, не боятся идти на эксперимент, часто связанный с риском. Этим они чем-то похожи на нашего старого знакомого— мэра Пекина Чэнь Ситу- на, снова избранного на XIII съезде членом Центрального Комитета Коммунистической партии Китая. Все они представители нового поколения китайских руководителей, на долю которых выпало вести страну по непростому пути строительства социализма с китайской спецификой.
Цитируется по изд.: Куликов В.С. Китайцы о себе. М., 1989, с. 89-113. (Глава VII. По старому и новому Пекину).