Афганистан: монгольское завоевание

Войдя в северный Афганистан, Чингисхан подошел к Талукану, крепости на дороге от Балха к Герату, и начал неторопливую осаду, присматривая за разошедшимися далеко в стороны военачальниками и сыновьями. Вскоре к нему присоединился Толуй, вернувшийся после трехмесячного стремительного рейда по Хорасану. Единственным неприятным известием стало то, что самому способному сыну Мухаммеда II Джелал-ад-Дину удалось бежать из Гурганджа в Афганистан, где он до войны был наместником хорезмшаха.

После того как монгольские полчища разорили Ирак, дойдя до самого Кавказа, единственным убежищем для туркменов и персов, желавших сражаться, остались земли к югу от Гиндукуша, и Чингисхан выставил целый тумен между Амударьей и Хорасаном, чтобы остановить этот поток. После бегства из Гурганджа Джелал-ад-Дин долго не мог оторваться от монгольских отрядов, преследовавших его и братьев. Однажды ему вместе с

[125]

тремястами всадниками пришлось прорываться через заслон из семисот монголов. Во время этой стычки братья Джелал-ад-Дина, в том числе наследный принц Хорезма, бросились в другую сторону и были настигнуты и убиты.

Монголы потеряли след Джелал-ад-Дина под Фаррахом в западном Афганистане. Принц добрался до Газни, где собрал беженцев и туркменские войска, в том числе сильный отряд под командованием Тимура-Малика, героя обороны Ходжента, одного из немногих хорезмийских военачальников, показавших себя с лучшей стороны в боях с монголами. Кроме того, был брошен призыв к афганским племенам, и в Газни стеклись многочисленные отряды горцев. Потомки скифов, кушан, белых гуннов, хильджийских тюрков и, быть может, даже греков, решительно настроенные дать отпор иноземным захватчикам, довели численность войска Джелал-ад-Дина до шестидесяти тысяч человек. К этому времени Чингисхан приказал сыновьям Чагатаю и Угедею присоединиться к нему, и главные силы монгольского войска собрались около Кундуза. Чингисхан намеревался пройти через горные перевалы к Бамиану, куда он отправил еще одного своего полководца Шики Хутуху-нойона с тремя туменами, приказав двигаться строго на юг. Этот татарский полководец был еще ребенком приближен Чингисханом и впоследствии женился на одной из его дочерей.

Весной 1221 года наступавшее войско Джелал-ад-Дина наткнулось на передовой отряд Хутуху-нойона у селения Валиан на реке Гори. Монгольский отряд был перебит почти полностью; спастись удалось лишь нескольким воинам. Затем Джелал-ад-Дин направился к Парвану, расположенному приблизительно в пятидесяти милях к северу от современного Кабула, и стал ждать неизбежного сражения. Хутуху, возможно, без приказа Чингисхана, решил отомстить за гибель своего дозорного отряда и двинул вперед все тридцатитысячное войско.

Под Парваном оба войска сошлись в каменистом ущелье, стиснутом крутыми скалами. Для конницы местность была неблагоприятной, так что обе стороны вынуждены были воздержаться от маневрирования. Джелал-ад-Дин перехватил тактическую инициативу, приказав всадникам правого крыла под командованием Тимура-Малика спешиться. Пеший лучник

[126]

способен пустить стрелу с большей силой и точностью, чем конный. При этом монголы также не могли применить свою обычную тактику имитации отступления и последующего нападения из засады. И все же войско Хутуху продержалось первый день, даже несмотря на то что афганцы, обнаружив слабое место врага, забрались на скалы и стреляли в захватчиков сверху, призывая на помощь силу тяжести, увеличивающую дальность выстрела и скорость стрелы.

На следующее утро воины Джелал-ад-Дина, окинув взглядом ущелье, увидели, что монгольское войско стало значительно многочисленнее. Однако на самом деле Хутуху пошел на хитрость, приказав посадить на запасных лошадей соломенные чучела, обмотанные тряпьем. Успокоив своих военачальников, Джелал-ад-Дин был полон решимости продолжать сражение. На этот раз он приказал спешиться всей первой линии своего войска.

Монгольская атака на левое крыло туркменского войска захлебнулась под градом стрел; монголы отступили в беспорядке. После этого Хутуху приказал атаковать неприятеля по всему фронту. Пешие всадники стали бы легкой добычей монголов, если бы тем удалось к ним приблизиться. Однако для этого нападающим предстояло преодолеть стену стрел, а неровная местность вынуждала их атаковать в лоб. Постепенно хваленая монгольская дисциплина стала рушиться. Монголы начали сдерживать коней, и Джелал-ад-Дин не упустил свой шанс. Он быстро привел своим воинам лошадей, и спешившиеся конники вернулись в седло. После этого туркмены предприняли контратаку. Застигнутые врасплох, монголы обратились в бегство. Воины Джелал-ад-Дина обрушились на отступающую орду, и Хутуху потерял половину своего войска. Зажатые в узком ущелье, монголы сбивались в беспорядочные кучи, погибая под ударами преследовавших их туркменов и горцев-афганцев.

Парван стал не просто единственным поражением монголов в войне с Хорезмом; это вообще было единственное поражение, которое потерпело монгольское войско за пределами Восточной Азии за восемьдесят лет. Но, возможно, для Афганистана эта победа обернулась пирровой, так как неясно, имелись ли у монголов какие-либо интересы к югу от Гиндукуша

[127]

до того, как Джелал-ад-Дин начал собирать свое войско в Газни. Но теперь сам Чингисхан с семидесятитысячным войском двинулся через перевалы на юг.

Великий Хан подошел к Бамиану, крупной буддистской общине в центре Гиндукуша. Трудно представить себе, какие чувства он испытал, глядя на огромные изваяния Будды, высеченные в скалах, самые большие скульптуры, какие ему только довелось увидеть. Однако Бамиан держался, и во время одного объезда вокруг городских стен любимый внук Чингисхана, сын Угедея Моэтукен, был убит стрелой. После недельной осады Бамиан пал. Город был буквально срыт до основания; монголы перебили не только всех жителей, но также всех кошек и собак, и было строжайше запрещено впредь селиться на этом месте. Сегодня Бамиан, как и многие другие города, пережившие нашествие монголов, представляет интерес исключительно для археологов.

В полном соответствии с прошлой и будущей практикой Афганистана в войске Джелал-ад-Дина сразу же после победы начались внутренние разногласия, и оно вскоре распалось. Туркмены погрязли в спорах по поводу дележа добычи (состоявшей, судя по всему, в основном из лошадей и оружия), а афганцы, обрадованные победой, поспешили избежать ее последствий и вернулись в горы. Оставшись с двадцатью тысячами воинов, Джелал-ад-Дин перешел через Сулейманов хребет на территорию современного Пакистана, направляясь к реке Инд.

Чингисхан спустился с Гиндукуша в долину Кабула и сделал крюк к Парвану, чтобы лично осмотреть место сражения. Ущелье было завалено тысячами разлагающихся трупов монгольских воинов, кое-где наваленных большими грудами; однако вместо того, чтобы впасть в гнев, Великий Хан обошел место сражения вместе с Шики Хутуху-нойоном, объясняя ему, в чем тот совершил ошибку. Хотя монголы под предводительством Чингисхана не привыкли к неудачам, сам хан в дни молодости, когда он был еще Темучином, вкусил не только сладость побед, но и горечь поражений, и он понимал, какие опасности подстерегают молодого военачальника.

Прибыв в Газни, Чингисхан узнал о бегстве Джелал-ад-Дина и со всем своим войском пустился в погоню. Его воины дви-

[128]

гались непрерывно двое суток, не останавливаясь даже на привалы. В горах монголы наткнулись на арьергард из тысячи афганцев и разгромили его. После гонки через весь Пенджаб Чингисхан наконец настиг Джелал-ад-Дина на берегу Инда, как раз тогда, когда принц собирался переправиться через реку. Монгольское войско, уставшее после изнурительного перехода, вероятно, по-прежнему значительно превосходило противника числом. Монголы расположились полумесяцем, концы которого упирались в реку; войско Джелал-ад-Дина оказалось прижатым к реке. На левом его крыле стояли афганцы, упираясь флангом в горный хребет.

На рассвете следующего дня Чингисхан начал атаку, оставив сильный резерв в центре. Туркмены Тимур-Малика отразили натиск левого крыла монголов, но Чингисхан в это время бросал новые и новые отряды вдоль горного хребта на своем правом фланге. Увидев, что афганцы держатся из последних сил, он приказал своему военачальнику Бела-нойону двинуться вперед основными силами. В этот момент Джелал-ад-Дин предпринял контратаку в центре, угрожая прорвать боевые порядки монгольского войска. Но тут ему в тыл стали заходить отряды Бела-нойона, прошедшие вдоль хребта. На левом фланге сам Чингисхан во главе резерва возглавил контрнаступление, отбив атаку Тимур-Малика. Крылья монгольского войска сомкнулись, и положение стало безвыходным. Джелал-ад-Дин проложил себе дорогу через кольцо вражеских воинов, сбросил доспехи и спрыгнул на коне с двадцатифутового обрыва в Инд. Ему вдогонку полетел дождь стрел — это говорит о том, что он сражался до последней секунды, — но Чингисхан, восхищенный мужеством молодого воина, приказал своим лучникам не стрелять. Вскоре после сражения Тимур-Малик был схвачен в Когате и казнен, но Джелал-ад-Дину удалось спастись, и он продолжил борьбу.

После победы Чингисхан отошел в район современного города Пешавар, выслав разведывательные отряды в Баджаур и долину реки Кунар. Один отряд в составе двух туменов пере-правился через Инд и разорил город Мультан, но затем повернул обратно. Судя по всему, Чингисхан нашел климат Индии неблагоприятным для всадников северных степей. Вскоре до

[129]

него дошли известия о том, что победа Джелал-ад-Дина под Парваном послужила сигналом к восстаниям по всему Афганистану. Возвратившись через Хайберский проход, Чингисхан осенью разбил лагерь поблизости от нынешнего Кабула. Его сын Чагатай получил приказ разгромить Газни, который монголы до того не тронули, торопясь настигнуть Джелал-ад-Дина.

Население Герата восстало и убило монгольского наместника, после чего город осадило монгольское войско. Герат держался шесть месяцев, но в конце концов пал, и его жители были выстроены у разрушенных стен и перебиты все до одного — кровавая бойня продолжалась семь дней. Монголы отошли от города, а затем вернулись, чтобы застигнуть врасплох тех, кому удалось спрятаться. Тела еще двух тысяч жертв добавились к огромным грудам трупов. Балх, уцелевший во время двух пре-дыдущих нашествий, также взбунтовался. На этот раз истребление жителей было настолько полным, что китайский путешественник, проезжавший через эти места несколько лет спустя, слышал на развалинах города только лай собак. Население Афганистана, чтобы выжить, было вынуждено питаться кошками и собаками, но и обратное тоже было верно. Один из биографов Чингисхана К.К. Уолкер утверждает: «Зима 1221 года, наверное, была самым страшным периодом в истории Афганистана. Горцы, сами знающие толк в грабежах, столкнулись с непревзойденными мастерами разбоя: в стратегическом центре страны обосновался человек, разоривший пол-Азии».

Разумеется, как мы уже убедились, больше всего пострадали оседлые народы Афганистана. Нельзя с определенностью сказать, сталкивалась ли монгольская конница с племенами горцев. Спустя девятнадцать лет после смерти Чингисхана Джованни да Планодель Карпини, расспрашивая монгольских воинов, услышал самые фантастические рассказы о походах, среди которых определенно есть одно место, справедливое в отношении Афганистана. Согласно рассказам, монголы, двигаясь со стороны Каспийских гор, больше месяца шли по безжизненной пустыне и попали на земли, где не было людей. В одном месте им встретились один мужчина и его жена, и их тотчас же отвели к Чингисхану: «И когда он спросил у них, где местные жители, они ответили, что люди живут в горах под землей».

[130]

Чингисхан приказал пленникам позвать своих соплеменников, чтобы те вышли из-под земли, и те для виду согласились, но затем, согласно монголам, «эти люди собрались тайными подземными тропами, внезапно напали на татар и убили многих из них».

Услышанное итальянским монахом от монгольских ветеранов поразительно напоминает рассказы советских солдат, воевавших в Афганистане в 1980-е годы. Ирригационная система «канат», состоящая из тысяч подземных каналов с ответвлениями к селам, предоставляла великолепное укрытие для партизан (дополнительно к естественным пещерам, в изобилии имеющимся в горах). Хотя Чингисхан и его преемники не оставили после себя точного описания этого похода, по-видимому, можно предположить, что упадок оросительной системы Афганистана в период монгольского нашествия был неслучайным. Как правило, разрушение ирригационных сооружений приписывают общему запустению, последовавшему за истреблением оседлого населения, занимавшегося земледелием; с другой стороны, возможно, целью завоевателей был именно «канат». И вовсе не обязательно представлять себе монгольского воина, слезающего с низкорослой лохматой лошадки и берущего в руки заступ; скорее всего отверстия засыпали под присмотром монголов перепуганные насмерть крестьяне.

Любопытно отметить, что обоз Чингисхана, оставленный к северу от Гиндукуша, когда монгольское войско налегке бросилось в погоню за Джелал-ад-Дином, в его отсутствие неоднократно подвергался нападениям и разграблениям. Оседлое население Афганистана было повержено, но кочевые племена горцев оставались непокоренными и по-прежнему опасными.

В 1222 году Чингисхан перезимовал неподалеку от Самарканда, а весь следующий год провел в безделье, охотясь в западном Туркестане. В 1223 году к нему присоединились Джебе и Субэдей, возвратившиеся после великого похода вокруг Каспийского моря, во время которого ими были разгромлены армии мусульманского и христианского миров. В 1227 году Чингисхан умер вследствие естественных причин, вероятно, усугубленных падением с лошади во время охоты. Он был захоронен в подземном склепе в окружении любимых слуг и жен и, несо-

[131]

мненно, неслыханной роскоши. Монголы перебили рабов, копавших склеп, затоптали землю и даже насадили сверху деревья, чтобы никто больше не тревожил покой Великого Хана. До сих пор место успокоения Чингисхана в Монголии не найдено; однако для того, чтобы увидеть незаживающие следы его деятельности, достаточно взглянуть на Афганистан.

Возвратившись в Монголию, захватчики не оставили на покоренных территориях военных гарнизонов — только объятые ужасом остатки местного населения, ютящиеся среди развалин в условиях полной анархии. Особенно больным ударом явилось разрушение Газни, торгового и политического центра восточного Афганистана; караваны из Индии шли на свой страх и риск по обезлюдевшим областям, кишащим хищниками и разбойниками, уплачивая непомерно высокую дань местным племенам, удерживающим дороги и перевалы. Племена горцев безраздельно хозяйничали на своих землях. Вернувшись из ссылки вДели, Джелал-ад-Дин по пути, вероятно, остановился, чтобы посмотреть на разоренный Газни, откуда он в свое время, будучи наместником, правил Афганистаном. Джелал-ад-Дин направился дальше в Персию и оттуда попытался возродить Хорезмское царство.

После смерти Чингисхана созданная им империя была разделена между его сыновьями, причем Угедей, согласно воле отца, стал Великим Ханом, которому подчинялись остальные. Это была последняя великая победа Чингисхана. Все предшествующие государства, образованные кочевыми племенами, распадались после смерти объединявшего их вождя; Монгольская империя, к несчастью для многих, оставалась единой. Толуй получил Северо-Восточную Азию; Вату (сын Джучи, умершего в 1227 году) достались Западная Азия и Русь; бывшие Хорезм и государство каракитаев, в том числе и Афганистан, отошли Чагатаю.

Вскоре после смерти Чингисхана китайская империя Цзинь отвоевала почти все утерянные земли, христианство оставалось в наивном неведении к западу от Днепра, а Джелал-ад-Дин успешно ковал новый Хорезм на территории Ирана со столицами в Исфахане и Тебризе. К несчастью, решив, что монголы

[132]

больше не вернутся, он совершил смертельную ошибку, возобновив вражду с багдадским халифом, начатую еще его отцом, сохранив раздробленность мусульманского мира. Но в правление Угедея монголы снова нанесли удары во всех направлениях.

В 1230 году три тумена опять вторглись в Персию. Джелал- ад-Дин попытался спастись бегством, монголы гнались за ним по пятам, как в свое время они преследовали его отца Мухаммеда II. Джелал-ад-Дин попытался укрыться в горах северного Ирака, но был убит курдами. Тайна, окружавшая обстоятельства его гибели, привела к тому, что в последующие годы неоднократно появлялись самозванцы, выдававшие себя за наследника последнего хорезмшаха. В это же время Субэдей повел вперед полчища, окончательно разгромившие империю Цзинь. Китайский император и все его родственники по мужской линии были убиты, а женщины царской крови отправлены в Монголию в качестве рабынь. Затем монгольские тумены под началом Субэдея и Вату (Батыя) пересекли обширные степи, отделявшие их от Европы. Надев на Русь иго, продержавшееся без малого двести лет, они практически одновременно провели два сражения с тяжеловооруженными христианскими рыцарями Европы. В апреле 1241 года монгольское войско под началом внука Чингисхана Кайду стерло с лица земли объединенное войско немцев, поляков и тевтонских рыцарей под Легницей (Лейгницем). Всего через несколько дней Субэдей и Бату уничтожили цвет венгерского рыцарства под Мохи * неподалеку от Будапешта, оставив на поле боя 65 тысяч убитых христиан. После этих побед монголы возвратились в Азию, поскольку Угедей умер и им надо было присутствовать на «курултае», совете, на котором должны были состояться выборы нового Великого Хана. Монгольский трон недолго занимал Гуюк-хан, на котором его сменил Мункэ (Мунгу), снова обративший внимание на исламский мир.

В 1251 году брат Мункэ Хулагу-хан был отправлен на юг для того, чтобы положить конец воинствующей секте религиозных фанатиков-неоисмаилитов, одурманенных гашишем, вошед-

________

* Сражение произошло 11 апреля 1241 года у местечка Мохи (Мухи) на реке Шайо, поэтому в советских источниках оно чаще называется битвой при Шайо.

[133]

ших в историю под названием ассасинов (убийц). Худагу пошел дальше и потребовал покорности от багдадского халифа, но тот ответил категорическим отказом и пообещал поднять против монголов весь мусульманский мир. Монголы взяли Багдад и расправились с халифом, закатав его в ковер и растоптав ногами (они суеверно боялись проливать царскую кровь). Жена и сестра Хулагу были христиане-несториане, и они убедили его проявить терпимость в отношении их собратьев по вере. После этого монголы захватили Алеппо и Дамаск в союзе с христианскими рыцарями-крестоносцами, обрадовавшимися любой помощи в борьбе с исламом и, вероятно, решившими, что им наконец встретился пресвитер Иоанн, легендарный христианский правитель Востока.

После первого похода в Индию еще при Чингисхане монголы, судя по всему, потеряли к ней всякий интерес из-за ее климата. Лишь в 1240 году был совершен один стремительный набег, во время которого был разграблен город Лахор.

Афганистан оставался разоренным; даже монголы считали его гнездом грабителей. Тем не менее в Афганистане были размещены военные гарнизоны, постепенно стягивающиеся в центр страны в горы Гиндукуша. Этот народ впоследствии получил название хазарейцы (хезарейцы) от персидского слова «хазар», перевода монгольского слова «минг» — «тысяча». Другими словами, нынешние хазарейцы являются потомками монгольских воинов, служивших в мингане, подразделении тумена численностью тысяча человек. В настоящее время они говорят на дари, то есть на персидском, но в речи стариков еще можно найти следы монгольского языка. По-видимому, предки хазарейцев появились в Афганистане в правление Мункэ, но, несомненно, среди них были и ветераны, участвовавшие в походе 1219—1221 годов под предводительством Чингисхана.

В этот период Герат попал под упраатение таджикского племени куртов, подчиненного монголам. Это способствовало возрождению разоренного города. Присутствие потомков куртов до сих пор ощущается в западных районах Афганистана. В 1281 году было впервые упомянуто название Кандагар. Балх и Газни начали подниматься из руин, а на берегах реки, текущей с южных отрогов Гиндукуша, возник и стал быстро набирать силы новый город — Кабул.

[134]

К концу тринадцатого века вступили в действие центробежные силы, неотъемлемо присущие такому обширному государственному образованию, как Монгольская империя. В результате она раскололась на четыре части. Внук Чингисхана Хубилай-хан довольствовался тем, что правил всем Китаем, где он основал династию Юань. Золотая Орда, занимавшая евразийские степи, вобрала в себя в таком большом количестве тюркские племена кипчаков, что стала известна под названием Кипчакского ханства. Завоеванные земли Персии и Ближнего Востока получили название Ильханата, а на северо-востоке лежало ханство Чагатая, объединявшее Трансоксиану и бывшее государство каракитаев. Кроме того, произошли перемены в отношении завоевателей и покоренных народов. Хотя власть по-прежнему принадлежала монголо-татарским кочевникам, теперь они уже были заинтересованы не в опустошении областей, ставших для них новой родиной, а в их стабильности и процветании. Монголы начали перенимать более высокую культуру оседлых народов, развивая с ними торговые отношения. Вскоре обе стороны стали взаимозависимыми. Особенно быстро разложение варварских обычаев степных народов происходило в Южной Азии, где захватчики стали принимать ислам — можно сказать, культура, которую они в свое время стремились уничтожить, взяла своеобразный реванш. Однако в политическом отношении монголы сохраняли почти суеверное почтение к прямым наследникам монгольской царской крови — чингизидам, или «настоящим ханам». Остальные правители именовали себя «эмирами».

Афганистан оказался ничейной территорией, зажатой между Джегетайским улусом и Ильханатом, пока наконец последний, оставив себе Герат, не уступил Балх и полоску от Кабула через Газни до Кандагара наследникам Чагатая. Отношения между соседями никак нельзя было назвать дружескими, но в четырнадцатом веке на смену полномасштабным войнам пришли мелкие стычки удельных вождей, обосновавшихся в своих владениях. Афганистан имел возможность насладиться кратковременной передышкой, нарушаемой лишь непрекращающимися столкновениями племен, при этом направляя непрерывный поток наемников в индийские мусульманские княжества.

[135]

Больше того, когда появился следующий великий завоеватель, Афганистан стал источником его силы, а не целью хищных захватнических устремлений.

Тимур-Ленк, Тимур Хромой, прозвище, которое он получил в молодости после серьезной травмы ноги, родился в Трансоксиане в 1336 году. Сын мелкого монгольского или татарского вождя, он одно время называл себя чингизидом, потомком Чингисхана, однако даже тогда к его утверждениям мало кто относился серьезно. Взяв в свои руки власть, Тимур посадил на престолы завоеванных им государств настоящих чингизидов, провозгласив себя Великим эмиром. Последний из великих кочевых завоевателей, он превзошел своих предшественников как размером покоренных территорий, так и своей жестокостью. На Западе Тимур стал известен под именем Тамерлан.

Подобно Чингисхану, Тамерлану пришлось в молодости вести бесконечные мелкие и крупные войны, прежде чем он смог развернуться в масштабах всего мира. Первой его задачей было стать бесспорным вождем своего племени; ее он осуществил в 1361 году. Затем, по мере того как его могущество росло в геометрической профессии после очередных побед или насильст-венного принуждения бывших союзников к покорности, Тамерлан проложил дорогу к тому, чтобы возглавить всю «нацию», Джегетайский улус. В географическом плане ядро его империи приблизительно совпадало с границами Великого Хорезма, уничтоженного Чингисханом. Но теперь монголо-татарские кочевники с самого начала занимали главенствующее положение в империи Тамерлана, сохранив военное мастерство, беспощадность и презрение к чужестранцам, изначально присущие монгольским ордам.

В правление Тамерлана Афганистану почти не пришлось быть ареной сражений, хотя в 1583 году * Тамерлан прошел на юг из Герата и уничтожил оросительные системы в нижнем течении реки Гильменд. Эти земли, уже разоренные предыдущими нашествиями, наконец полностью вымерли, и в настоящее

_________

* Это, конечно же, описка. На самом деле поход на юг состоялся в 1385 году.

[136]

время густая сеть выгоревших на солнце развалин является единственным напоминанием о процветавшем когда-то крае. Тимур переженил своих родственников и преданных сподвиж-ников на женщинах из рода чингизидов, создав правящую элиту, из которой он назначал наместников Балха, Кундуза, Багла- на и Герата (откуда он изгнал куртов). Основным источником пополнения армии Тамерлана служили земли, расположенные к северу от Гиндукуша. Дюпре утверждает, что войско Тимура состояло преимущественно из этнических узбеков; однако в дальних походах он наращивал силы, привлекая отряды воинов других национальностей. Современники, по словам Беатрис Форбс Манц, описывали его армию как «огромное скопление различных народов, кочевых и оседлых, мусульман и христиан, турков, таджиков, арабов, грузин и индийцев». Правда, Тимур относился с презрением к кочевникам, упрямо державшимся родовых обычаев, — в эту категорию попадало большинство афганских племен, — и не привлекал их в свое войско. Он вел войны от Москвы до Дамаска, но горные племена южных отрогов Гиндукуша не входили в сферу его интересов.

Единственным исключением стал 1398 год, когда Тамерлан под предлогом «Священной войны» совершил поход на Дели, который в то время находился под властью мусульманского султаната, терпимо относившегося к обширной индуистской прослойке. По пути Тамерлан сразился с афганцами, державшими горные перевалы, предпочтя не выкупать у них право на проход через свои земли, а получить его силой. Дойдя до Дели, Тамерлан разгромил войско султана Махмуда, после чего разграбил и сжег город, насыпав вокруг него горы из отрубленных голов. Зверски расправившись с встретившимися у него на пути индусами, он на обратном пути стер с лица земли крепость Мирут. Хильденгер пишет: «Хотя Тамерлан и заявлял, что ведет «Священную войну», в действительности он нанес невосполнимый урон мусульманскому государству, нисколько не позаботившись о будущем Делийского султаната... На самом деле этот поход был не более чем большим грабительским набегом, который мог бы совершить какой-нибудь мелкий степной хан, если бы у него были на то силы». О том, что афганские племена не входили в войско Тамерлана, говорят многочисленные вылазки в горы, предпринимавшиеся во время этого

[137]

похода, — чего не пытался делать даже Чингисхан. На обратном пути в Самарканд Великий эмир завернул в глухие долины Нуристана, где в одном месте его пришлось спускать с крутого склона в корзине.

Необязательно перечислять все свершения Тамерлана; достаточно сказать, что они вот уже несколько столетий ставят историков в тупик своим полным отсутствием стратегической логики. Тамерлан вел войны, просто повинуясь своей прихоти, не считаясь с затратами, иногда дважды проходя по одним и тем же землям и никогда не утруждая себя тем, чтобы оставить после себя инфраструктуру управления. В определенном смысле его образ мышления можно назвать «дочингисхановским». Тамерлан обладал замашками примитивного степного кочевника; тем не менее он вел свои войны на пороге современной эпохи, когда можно было уже ожидать более разумного подхода к обустройству государства и общественной жизни. Разумеется, его бесконечная жестокость стала легендарной. По масштабам зверств Тамерлан по крайней мере сравнялся с Чингисханом; он нередко сооружал пирамиды из голов, скрепленных глиной, и вмуровывал в стены человеческие черепа. Однажды, захватив крепость рыцарей-госпитальеров на побережье Средиземного моря, Тамерлан обстрелял подошедший на выручку флот из катапульт отрубленными головами рыцарей. Однако нельзя не признать, что разорительные походы Тамерлана принесли христианскому миру определенную пользу.

В 1402 году Византия, последний крупный оплот христианства на Востоке, последний осколок Римской империи, была осаждена турецким войском под предводительством блистательного Баязида II * и должна была вот-вот пасть. Баязид уже разгромил войско западных рыцарей-крестоносцев под Никополем, и падение Византии устраняло последнюю преграду, отделявшую мусульманскую Азию от христианской Европы. Но Тамерлан внезапно двинулся из Трансоксианы в поход во главе огромного войска и встретился с главными силами турок под Анкарой. Оба войска были многонациональными; армия Баязида состояла не только из турок-оттоманов, но и из яны-

__________

* На самом деле здесь и далее речь идет о турецком султане Баязиде I Молниеносном.

[138]

чаров (рабов-христиан, с детства воспитывавшихся солдатами), татар северных степей и сербских рыцарей в черных доспехах. Возможно, самое кровопролитное сражение, которое велось в духе степных конников, Анкарская битва стала апогеем целой эпохи в истории войн. Тамерлан одержал победу и торжественно вернулся домой, везя Баязида в клетке; но, как всегда, после него остались анархия и вакуум власти. Византия получила еще пятьдесят лет жизни; однако, когда турки осадили ее в следующий раз, у них было новое оружие — огромная пушка. Господству на полях сражений татаро-монгольских конных воинов, длившемуся две тысячи лет, положило конец новое техническое изобретение, наконец позволившее оседлым народам получить преимущество перед кочевниками: порох.

Разгромив всех мыслимых врагов, какие только попадались ему на глаза, Тамерлан задумал совершить поход в Китай, но внезапно умер в 1405 году. Какими бы ни были ужасы его правления, то, что он оставил после себя, не может не вызывать восхищения: за целый век до Колумба Тамерлан вновь сделал центром мира перекресток на пути из Китая и Индии на Ближний Восток. В этот период по Великому шелковому пути проходило самое оживленное движение; именно тогда началось возрождение городов Афганистана. Великий эмир умел ценить прекрасное; согнав обращенных в рабство мастеров со всей Южной Азии, он создал великолепные мечети и дворцы, сохранившиеся до наших дней. На его собственной гробнице в Самарканде была надпись, предостерегавшая, что тот, кто ее осквернит, разбудит этим величайшую всемирную катастрофу. В двадцатом столетии группа советских археологов наконец открыла гробницу и взглянула на останки Тамерлана. Произошло это 22 июня 1941 года *.

_______

* Археологическая экспедиция под руководством знаменитого советского антрополога М.М. Герасимова начала работу в мавзолее Гур-Эмир, где захоронены сам Тимур и некоторые его потомки, в мае 1941 года. Собственно гробница Тимура была вскрыта в ночь с 19 на 20 июня (работы проводились ночью, гак как днем в Самарканде стояла жара). Поэтому уточненный вариант предания, который переводчик слышал от сотрудника исторического музея Самарканда, филиалом которого является мавзолей Гур-Эмир, гласит, что катастрофа должны была произойти ровно через два дня после вскрытия гробницы Тимура. Однако найти какие-либо свидетельства того, что предание существовало до вскрытия гробницы, не удалось.

[139]

К счастью для Афганистана, сыновья Тамерлана унаследовали от него умение ценить красоту, но без кровожадности своего родителя. При одном из них, Шахрухе, Герат, находившийся на стыке Персии и Востока, стал столицей. В период ренессанса Тимуридов в городе были выстроены прекрасные здания, восхваляющие величие ислама. Еще при жизни Великого эмира испанский посол Руй Гонсалес де Клавихо, побывавший при дворе Тамерлана, описал его так:

«Стены завешаны розовыми шелками, в свою очередь, украшенными серебряными с позолотой листьями, в которые вставлены изумруды, жемчуг и другие драгоценные камни. Сверху над этими украшениями висят шелковые занавесы, отделанные схожими узорами... В центре дворца, за дверью, стоят два золотых стола, каждый на четырех ножках, выполненные из одного целого. На каждом из столов стоит по семь позолоченных кувшинов, два из которых украшены крупным жемчугом, изумрудами и бирюзой, и у каждого на горлышке по рубину».

С тех пор и до настоящего времени Средняя Азия не знала периода такого процветания'. Но как только прекратились завоевательные походы против соседних государств, Афганистан и Траносоксиана снова оказались ввергнуты в пучину междоусобных войн. Знать Чингиздов и Тимуридов спорила за обладание Балхом, Бухарой, Хивой и Самаркандом. К югу от Гиндукуша афганские племена начали присматриваться к Индии, и в 1451 году лоди, входящие в племя гильзаев, основали в Дели династию.

С началом шестнадцатого века по обе стороны от Афганистана начали образовываться новые могущественные государства. В Персии военачальник по имени шах Исмаил Сефеви сосредоточил в своих руках власть и основал государство со

_____

* Надо сделать уточнение: процветали некоторые области Средней Азии, в частности Самарканд и Бухара. Но вот, например, Хива, разоренная Тимуром, начала возрождаться лишь в девятнадцатом веке, а Мерв так и не смог больше подняться на ноги.

 [140]

столицей в Исфахане. Хотя сам он принадлежал к какому-то тюркоязычному народу (или, возможно, к курдам) , по сути дела произошло возрождение Персидского государства, чья древняя культура поглотила дикие нравы степных жителей.

В Трансоксиане другой честолюбивый воин, Захиреддин Мухаммед, больше известный как Бабур, непрерывно предпринимал попытки основать свое государство. Бабур родился в 1483 году в Фергане на территории современного Узбекистана, в области, известной под названием Моголистан. По отцовской линии он был потомком Чингисхана, а по материнской линии вел свою родословную от Тамерлана, но скоропостижная смерть отца лишила его надежд на престол. Набрав шайку сторонников, Бабур неоднократно пытался покорить Самарканд, но каждый раз или терпел неудачу, или быстро терял власть. В своих подробных мемуарах «Бабур-наме» он так описал один из периодов между попытками захватить власть, проведенный в Ташкенте: «Я терпел нищету и унижения. У меня не было родины, и я даже не смел о ней мечтать. Большинство моих сторонников разбежалось; те же, кто остался со мной, не могли передвигаться, так как обессилели от голода».

Любопытно отметить, что хотя единая Татаро-монгольская империя давно распалась, армии образовавшихся на его терри-тории государств даже по прошествии трехсот лет продолжали строго придерживаться старых порядков. Бабур пишет: «Монголы в точности соблюдают законы, установленные Чингисханом. У каждого воина есть свое место, как было свое место и у его предков: справа, слева, в центре. Самые надежные воины занимали места на крайних флангах». Он описывает один случай, когда два командира туменов выхватили мечи, оспаривая право командовать правым крылом. Соглашение было найдено, когда одному из них было поручено командовать правым крылом во время охоты, а другому — в бою.

В конце концов отказавшись от попыток обосноваться в Трансоксиане, Бабур обратил свой взор к югу от Гиндукуша и без труда захватил Кабул. Он пишет: «Однажды нашим воинам: центру, правому и левому крыльям — было приказано надеть

____________

* Советские востоковеды считали Исмаила Сефеви азербайджанцем.

[141]

кольчуги и одеть в доспехи лошадей, затем приблизиться к городу, показывая свое снаряжение, чтобы вселить ужас в его жителей». Немногочисленный отряд защитников выехал из Кабула, чтобы дать бой, но быстро отступил, и город пал. Бабуру в ту пору шел двадцать первый год. До конца жизни он сохранил свою любовь к этому городу; помимо восторженного описания флоры и фауны этих мест, Бабур оставил также характеристику экономики Кабула:

«На сухопутном пути из Индостана в Хорасан лежат два крупных торговых города: один из них Кабул, другой Кандагар. В Кабул приходят караваны из Кашгарии, Ферганы, Туркестана, Самарканда, Бухары, Балха, Гиссара и Бадах-шана. В Кандагар приходят караваны из Хорасана. Кабул — важный торговый центр... Ежегодно в Кабул приходят с севера семь, восемь или десять тысяч лошадей, а с юга из Индостана приходят караваны в десять, пятнадцать и двадцать тысяч голов лошадей, доставляя рабов, белые ткани, сахарный тростник, различные сладости и ароматические коренья... В Кабуле можно купить товары из Хорасана, Румелии [Турции], Ирака и Китая; кроме того, сюда свозятся товары со всего Индостана».

Бабур впервые после греческих историков дал подробнейшее описание Афганистана; как с признательностью замечает Кероу: «Бабур приподнял покрывало с народов Афганистана, назвав такие племена, как гильзаи, юсуфзаи, афридии и другие, существовавшие уже многие столетия, но до тех пор никогда не упоминавшиеся в письменных источниках». Восторженное отношение Бабура к Кабулу было неслучайным; оно объяснялось не только тем, что это был первый завоеванный им город. Бабур попросил похоронить его именно в Кабуле, и его склеп до сих пор стоит в одном из его бывших садов в разоренном городе.

После еще одного, последнего похода на Самарканд в 1512 году, также неуспешного, Бабур окончательно переключил внимание на Индию и после нескольких пробных рейдов двинулся

[142]

на Дели. В апреле 1526 года состоялось сражение у города Панипат к северу от Дели, и Бабур одержал впечатляющую победу. По оценкам, численность его войска составляла от двенадцати до двадцати одной тысячи человек, в то время как афганский правитель Делийского султаната Ибрагим II из династии Лоди выставил до ста тысяч человек и пятьсот боевых слонов. У Бабура, однако, были пушки, которые свели на нет эффективность слонов. Бабур пишет, что после того, как его войско обошло неприятеля с флангов, «его правая и левая рука оказались зажаты в такой толчее, что не могли ни двинуться вперед, чтобы сразиться с нами, ни повернуться и бежать». К середине дня сражение было окончено, и были посланы отряды, чтобы схватить Ибрагима. Однако к вечеру тело султана было обнаружено на поле боя под грудой трупов.

В следующем году Бабур одержал победу над раджпутами в северной Индии, находившейся в то время под властью афганских племен. В 1529 году Махмуд Лоди, брат Ибрагима II, 

[143]

предпринял попытку вернуть трон, но был разгромлен Бабуром в сражении на реке Гогра неподалеку от современного города Патна. Таким образом, еще недавно бездомный принц основал в Индии государство, получившее название империя Великих Моголов, в том или ином виде просуществовавшее до середины девятнадцатого столетия. По иронии судьбы Бабур и его потомки, последние из великих наследников предводителя кочевников Чингисхана, оставили после себя архитектурные памятники непревзойденной красоты, самым известным из которых является построенный в 1632 году мавзолей Тадж-Махал. Те дни, когда степные воины разоряли цивилизации, остались позади; теперь бывшие кочевники сами всемерно содействовали расцвету культуры. Другим свидетельством меняющихся времен стало то, что основателю династии Великих Моголов на пути к власти пришлось вести самые жестокие сражения с афганцами.

[144]

Цитируется по изд.: Таннер Стивен. Афганистан. История войн от Александра Македонского до падения «Талибана». М., 2004, с. 125-144 (Фрагмент главы 4. Монголы).