Испанская республика в 1931 году (Томас, 2003)

Рождение Второй республики. — Состав ее первого правительства. — Алъкала Самора. — Радикалы. — Чистые республиканцы. — Асанья. — Institution Libre de Ensenanza. —  Ларго Кабальеро, Индалесио Прието и испанские социалисты. — «Эскерра» и каталонские националисты. — Кардинал Сегура.

 «Юная и серьезная Испания наконец явилась во всем своем величии!» — восторженно восклицали в 1931 году счастливые республиканцы. И кроме того, монархия была свергнута без кровопролития. Новое правительство с удивительной легкостью заняло мадридские министерства. Первым премьер-министром республики стал Ниссто Алькала Самора, юрист из Андалузии, обладавший типичным для этого региона цветистым красноречием в стиле XIX века. Когда-то, перед диктатурой Примо де Риверы, он был королевским министром, но сейчас, пока он и другие члены кабинета медленно ехали по Мадриду к министерству внутренних дел, их окружали восторженные толпы горожан. И дон Нисето, и Мигель Маура 1, который стал министром внутренних дел, оба несли непосредственную ответственность за немедленное восстановление порядка в стране. Они были католиками, тем не менее считалось, что в последние дни монархии они выражали согласие лишь с самым скромным присутствием испанской церкви. Но разве не ходили слухи, что «сельские священники голосовали за республику» на тех самых знаменитых муниципальных выборах?

Все же остальные члены республиканского кабинета были антиклерикалами, если не атеистами. Среди них оказалось и два члена радикальной партии, которые обрели дурную славу в Барселоне еще в начале столетия. Алехандро Лерру, бывший ризничий и крупье, сын андалузского ветеринара, основатель радикальной партии, который в юности называли «императором Паралело» (квартала борделей в Барселоне), стал министром иностранных дел. Возраст все же охладил страсти этого прожженного демагога. Он уже больше не был тем человеком, который в 1905 году призывал своих сторонников из трущоб Барселоны восстать против хозяев и церкви: «Молодые варвары сегодняшнего дня! Уничтожьте и вышвырните декадентскую цивилизацию этой несчастной страны. Разрушьте ее храмы, покончите с ее богами, сорвите покровы с ее послушниц и обрюхатьте их, чтобы они стали матерями! Деритесь, убивайте и умирайте!» Церковь не знала, что Лерру, придя к власти, едва ли не обрел респектабельность. Его включение в состав кабинета вместе со своим скромным помощником Диего Мартинесом Баррио, масоном высокой ступени из Севильи, вызвало сильнейшее беспокойство в церковной иерархии.

Среди первых министров молодой республики существовала более известная группа антиклерикальных политиков, чем эти два радикала. Представители среднего класса или профессионалы, представлявшие тысячи таких, как они, были прямыми наследниками либеральных реформаторов XIX века. Они следовали кадисской Конституции 1812 года и хотели положить конец всем монашеским орденам, всем большим поместьям, всем бюрократическим преградам торговле или свободе производства. Кроме того, особо надо подчеркнуть, что их интеллектуальный кругозор сформировался в рамках Institucion Libre de Enscnanza (Свободного института образования), основанного во время Реставрации группой университетских преподавателей, которые отказались присягнуть в верности «Церкви, Короне и Династии» и соответственно отстранены от преподавания. В институте господствовали взгляды идеалистического пантеизма Германа Краузе, чьи лекции первый лидер мятежных преподавателей Сане дель Рио посещал в Берлине. Сначала институт держался вне политики. Но в истории Испании не существовало периода, когда бы защитники свободного образа мыслей были политически нейтральны. Пусть и неохотно, но сторонники института, любители интеллектуальных истин, возглавляемые профессором Франсиско Хинером де лос Риосом, все же втянулись в политику. Именно они обеспечили расцвет испанской культуры, последовавший после потери последних колоний в испано-американской войне 1898 года 2. Позже дух института вдохновлял самых известных интеллектуальных оппонентов диктатуре генерала Примо де Риверы.

В новом кабинете 1931 года республиканцев представляло несколько человек. Среди них был Фернандо де лос Риос, племянник основателя института, сам бывший профессор университета Гранады. Вообще-то он был социалистом, но, обладая ярким кастильским слогом речи, все же оставался гуманистом и отнюдь не примерным членом любой марксистской партии 3. Входили в кабинет также и Касарес Кирога, юрист из Галисии, которому в самом начале Гражданской войны довелось занимать пост премьер-министра (в 1930 году он был отправлен в гарнизон Хаки с указанием отложить подготовленное восстание, но прибыл слишком поздно), Хакобин Альваро де Алборнос, школьный учитель, и Марселино Доминго, теоретик педагогики.

В 1931 году военным министром стал Мануэль Асанья, который, хотя и не считал себя учеником института, как ни странно, полностью выражал его взгляды. Живи он в более благоустроенной стране, мог бы посвятить свою жизнь литературе. Опубликовал массу своих речей и, кроме того, блистательные переводы Джорджа Борроу, Бертрана Рассела и Стендаля, а также автобиографический роман о своих школьных годах и немалое количество критических и полемических трудов. Но ему пришлось втянуться в политику — опять-таки в традициях института — в силу условий жизни страны. Он родился в 1880 году в Алькала-де-Энарес, в доме, стоявшем между двумя монастырями, в разорившемся городке, где некогда был университет и кафедральный собор, в двадцати милях от Мадрида. Тут, кстати, родился Сервантес и был погребен великий кардинал Хименес де Сиснерос 4. Асанья расстался со своими религиозными верованиями в колледже августинцев, расположенном в мрачном монастыре Эскориале, затем получил диплом юриста и продолжил образование в Париже. Поступив на гражданскую службу, он стал старшим чиновником в Регистрационном отделе (испанский эквивалент Сомерсет-Хаус 5.

Живя холостяком то в Алькале, то в Мадриде, занимаясь литературной работой, выпуская то переводы, то статьи и обзоры, Асанья вроде бы ничем не отличался от многих других интеллектуальных представителей среднего класса того периода — и не только в Испании. Типичным было и его участие в создании республиканской партии, которую не особенно настойчиво подавлял генерал Примо де Ривера. Тем не менее Асанья выделялся среди своих сторонников. Во-первых, он был некрасив, даже уродлив. Лицо с тяжелой отвисшей челюстью покрывали какие-то пятна. В силу застенчивости Асанья многое держал при себе, в своем творчестве и даже речах он то и дело сбивался на самоанализ и до такой степени избегал общества (особенно женского), что подвергался насмешкам со стороны друзей-интеллектуалов. И все же Асанья сумел стать военным министром, сохраняя при этом одинокую надменность, не изменявшую ему ни при победах, ни при поражениях. Его, в высшей степени уточненного и застенчивого человека, даже обвинили в гомосексуализме 6. В Испании подобное извращение довольно редко, и основанием для такого обвинения могла послужить только сбившая с толку секретность поведения Асаньи 7. Но отличало его и красноречие. Он неоднократно демонстрировал свои способности в многочисленных выступлениях в «Атенео», мадридском клубе, который еще с начала XIX века считался центром либералов. В результате Асанья обрел знакомства и уважение со стороны других республиканских лидеров. Он стал секретарем «Атенео», а затем возглавил новую республиканскую партию. Военным министром он стал главным образом потому, что никто из либералов, чуравшихся образа мышления военных, не прикладывал усилий, чтобы хоть что-то знать об армии. Асанья же в своих речах сразу же стал провозглашать необходимость для новой республики обретения* своего достоинства. «Главное сейчас, — говорил он, — это выжить и выстоять». Поклонник Кромвеля и Вашингтона, Асанья культивировал сверхчеловеческую отрешенность от всего лишнего и интеллектуальную чистоту мышления, которые позволили ему увидеть интереснейшие детали жизни Испании. Поскольку он был совершенно бескорыстен, врагам оставалось лишь осыпать его личными оскорблениями. Правые газеты именовали его не иначе как «Чудовище» из-за некрасивой внешности. В то же время тысячи и тысячи людей считали Асанью «сильным человеком республики». На удивление красноречивый, прекрасный знаток любой темы, о которой шла речь, нерешительный в критические минуты и ироничный перед лицом неприятностей, он мог проявлять и диктаторскую бескомпромиссность, и оптимизм, когда приходилось бороться с трудностями. Подобно Леону Блюму 8, Асанья встречал их достойно, будучи интеллектуалом в политике.

Кроме Фернандо де лос Риоса в первом республиканском кабинете министров были еще два социалиста — Индалесио Прието и Фраисиско Ларго Кабальеро. На деле они представляли и социалистическую партию и Объединенный социалистический профсоюз UGT, в котором Ларго Кабальеро был генеральным секретарем. Основанные теми испанцами, которые поддерживали Маркса в его спорах с анархистами, до Первой мировой войны и партия и профсоюз численно росли очень медленно! Им не удавалось утвердиться в таком крупном промышленном центре, как Барселона, где были сильны позиции анархистов. Но с тех пор социалисты обрели мощную поддержку у печатников и металлистов Мадрида, у шахтеров Астурии и в промышленных районах, которые стали расти в Басконии вокруг Бильбао.

В 1908 году UGT, маленькая аскетическая организация, построенная по английскому образцу, с платными чиновниками и забастовочными фондами, все еще насчитывала не больше 3000 членов. Два фактора поспособствовали росту членства в партии. Первым было открытие по всей Испании социалистических народных клубов (casas del pueblo), объединявших в себе и помещения комитетов местных профсоюзных отделений, и библиотеку, и кафе. Кроме казарм гражданской гвардии, церквей и муниципалитетов в большинстве городов и селений стали появляться чистенькие беленые pueblos, в большинстве своем состоящие из четырех зданий. Они стали форпостами идей централизации, как революционными, так и образовательными. Вторым благоприятным для UGT фактором стала Первая мировая война 1914—1918 годов, которая вызвала заметное процветание Испании, усилила политическую сознательность и проявила интерес к событиям в остальной Европе. К 1920 году в UGT состояло уже 200 000 членов. К этому времени у социалистов уже было несколько депутатов монархических кортесов, поскольку они отказались от бойкота режима. В следующем году испанская социалистическая партия прервала все формальные контакты с русскими большевиками 9. Небольшое количество левых социалистов вместе с недовольными анархистами основали Испанскую коммунистическую партию, которая тем не менее долгое время не играла большого значения в силу своей изолированности.

В 1925 году скончался уважаемый и неподкупный лидер испанских социалистов Пабло Иглесиас. Еще в 1871 году, совсем молодым человеком, он способствовал разрыву с Бакуниным и с тех пор умно и достойно вел партию сквозь многочисленные превратности судьбы. Его преемником на посту лидера партии и генерального секретаря UGT стал его старший помощник Ларго Кабальеро, бывший штукатур, который всю жизнь оставался профсоюзным функционером, а также сознательным и трудолюбивым членом мадридского муниципалитета 10. Он не был публичным оратором и не обладал особыми талантом к рутинной парламентской работе. И все же он удивил всех, когда взялся сотрудничать (правда, короткое время) с диктатурой Примо де Риверы как «советник по трудовым вопросам». Объяснение может быть найдено в его страхе уступить своим соперникам из среды рабочего класса, анархистам, которых все еще было вчетверо больше, чем социалистов. Этот ход принес ему успех. UGT долгое время пользовалась уважением буржуазии за свою дисциплинированность, за рассудительное поведение во время забастовок (по контрасту с анархистами), за свою централистскую (и в то же время антикаталонскую) окраску 11. Благодаря сотрудничеству с Примо де Риверой появилась серьезная возможность для UGT стать чем-то вроде официального профсоюза, какие существовали в Скандинавии. И конечно, не было ничего удивительного, что при республике Кабальеро стал первым министром труда.

Индалесио Прието, его коллега в республиканском кабинете министров, был совсем другим типом социалиста. Родом из Овьедо, он вместе с овдовевшей матерью переехал в Бильбао, где работал газетчиком. Его сообразительность привлекла внимание баскского миллионера Хорасио Эччевериа, и тот сделал Прието сначала своим личным секретарем, а потом редактором принадлежавшей ему газеты «Либеральный Бильбао». В 1919 году Прието как социалист был избран в кортесы, где его красноречие сразу же вызвало всеобщее внимание и ревность Ларго Кабальеро. Антагонизм между этими двумя политиками стал едва ли не главной чертой Испанской социалистической партии. Прието стал богатым человеком. Толстый, лысый, с двойным подбородком и маленькими глазками, он походил, да и вел себя скорее как преуспевающий представитель высшего класса, чем рабочий лидер. Прието был членом клуба либералов «Атенео». Как известный парламентарий, он возражал против сотрудничества социалистов с правительством Примо де Риверы и был популярен в среде среднего класса. Но рабочих больше привлекала строгая и аскетичная личность Ларго Кабальеро.

Единственным не похожим на других членом республиканского кабинета министров 1931 года был ученый из Каталонии, преподаватель классической истории Николау д'Олвер. Он меньше всех остальных членов кабинета напоминал профессионального политика, и его включение в состав правительства имело целью удовлетворить каталонских националистов и дать им понять, что и остальные их интересы будут учтены.

Пять членов этого правительства имели нечто общее: все они были франкмасонами и подозревались в нелояльности к Испании 12.

В XIX столетии все испанские либералы были членами той или иной масонской ложи. Хотя ложи обосновались в Испании еще в XVIII веке, они получили широкое распространение лишь во время войны с Наполеоном. В последовавшем столетии все прогрессивные люди в Испании, да и повсюду на континенте, считали необходимым вступить в ту или иную ложу из чувства протеста. Хотя они провозглашали верность принципам Французской революции, Свободе, Равенству и Братству, тем не менее масоны представляли собой нечто вроде клуба без определенных политических взглядов, члены которого должны были помогать друг другу, когда это представлялось возможным. Пусть и не преследуя заметных политических целей, испанское масонство отличалось активной антирелигиозностью и просто антиклерикальностью 13.

Поскольку в Испании отказ от веры в Бога был действием, влекущим за собой политические последствия, церковники и особенно правые считали масонов участниками международного дьявольского заговора с центром в Лондоне, которые хотят ввести безбожный коммунизм. Иезуиты же полагали, что масоны — это вообще исчадия ада, поскольку тайные знаки и ритуалы масонства представляли собой пародию на их собственный орден. Естественно, такая враждебность вела к повышению уровня секретности в среде масонов. Тем не менее испанские франкмасоны оказались не в состоянии организовать политический фронт с ясными целями. Ложи были местом встреч для организации заговоров против Примо де Риверы. Но позже между членами лож образовался глубокий водораздел. Некоторые генералы, такие, как Санхурхо, Годед, Кейпо де Льяно, Фанхуль и Кабанельяс, которые впоследствии играли важные роли в борьбе против республики, были членами военных лож, хотя в них входили и ярые республиканцы. Во время республики в ложах шли горячие дебаты по поводу взаимоотношений масонства и марксизма. Впрочем, переоценивать политическую роль франкмасонов в испанской истории не следует, хотя влияние некоторых политиков, таких, как Мартинес Баррио, во многом объяснялось их высоким положением в масонском ордене.

Проблема Каталонии была первой, с которой пришлось иметь дело молодой республике. Триумфальная победа антимонархистов на муниципальных выборах в Барселоне была Убедительнее, чем где бы то ни было. Точнее, победа была достигнута стараниями «Эскерры», название которой переводится с каталанского как «Левая». Ее лидером был весьма уважаемый старый полковник Франсиско Масиа, который провел годы диктатуры Примо де Риверы во Франции, участвуя в заговорах против генерала. Если не считать лидера партии, «Эскерра» в Барселоне была партией мелких предпринимателей и низших слоев среднего класса. Ее политические воззрения сильно отличались, скажем» от «Лиги», партии крупных бизнесменов, которые в конце XIX столетия оживили каталонский национализм. Тем не менее в 1930 году крупные каталонские промышленники, испуганные распространением анархистских взглядов среди большинства рабочих на их пред-приятиях, заключили молчаливый союз с правыми и даже с центральным правительством в Мадриде. Не отказываясь от введения местных законов для Каталонии, они постепенно стали рассматривать остальную Испанию не как тормоз в их деятельности, а как отличный рынок сбыта товаров и источник сырья. Кое-какие экономические мотивы стали учитываться и сторонниками «Эскерры» и полковника Масиа. Они хотели получить максимальную выгоду от своих предприятий. Однако, когда муниципальные советники от «Эскерры», избранные 13 апреля, появились на балконе перед огромной площадью Пласа-де-Сан-Хорхе, они услышали не только «Марсельезу» и «Эльс Сегадорс», национальный гимн Каталонии, но и требования независимости Каталонской республики. И тогда Луис Компаньс, заместитель Масиа, умный и энергичный молодой юрист (он завоевал себе неплохую репутацию в начале 20-х годов XX века, когда защищал анархистов от надуманных обвинений), провозгласил в Барселоне республику, назвав ее Каталонской. День или два казалось, что Каталония и в самом деле может стать независимым государством. Так что Николау д'Олвер, де лос Риос и Марселино Доминго спешно нанесли визит в Барселону, чтобы убедить полковника Масиа и «Эскерру» дождаться прохождения указа о законах Каталонии в новых кортесах, которым вскоре предстояло быть избранными. Полковник Масиа неохотно согласился, хотя вся Барселона была у него в руках.

Медовый период новой республики длился примерно месяц. В это время карикатуры в прессе изображали Барселону в виде хорошенькой девушки. Правительство составляло планы июньских выборов кортесов в провинциях. Они должны были одобрить Конституцию и принять законы, необходимые для претворения ее в жизнь. Красно-золотой королевский флаг был сменен триколором, национальным гимном вместо Королевского марша стал Гимн Риего. Переименовали много улиц, присвоив им республиканские названия.

Тем не менее враги республики тоже собирали силы. Первым выстрелом в этом противостоянии, которое длилось вплоть до начала Гражданской войны, стало серьезное пасторское послание кардинала Сегуры, архиепископа Толедо и примата испанской церкви. Общество ознакомилось с ним в начале мая.

Этот гордый и бескомпромиссный прелат сочетал в себе ум с предельным фанатизмом. Ставший епископом в тридцать пять лет, он по специальному приглашению короля был переведен в Толедо из далекого епископата в Эстремадуре. Сегура был ученым, который мог гордиться тремя докторскими степенями, и раз в год исправно исполнял обязанности приходского священника. В 1931 году ему было около пятидесяти лет, и Сегура находился в зените своей власти.

Его пасторское послание начиналось с панегирика Альфонсу XIII и кончалось такими угрожающими словами: «Если мы останемся «тихими и покорными», если мы позволим себе поддаться «апатии и унынию»; если мы уступим тем, кто хочет уничтожить религию, тем нашим врагам, которые надеются восторжествовать над нашими идеалами, мы потеряем право стенать и сетовать. Печальная реальность докажет, что победа была у нас в руках, но мы отказались драться, подобно бесстрашным воинам, готовым умереть со славой» 14.

Примечания

1. Мигель Маура - сын дона Антонио Мауры. Он возглавлял консервативных государственных деятелей при правлении короля Альфонса и был братом герцога Мауры, который до 14 апреля входил в состав последнего королевского кабинета министров. Мигель стал считаться паршивой овцой в своей достопочтенной еврейской семье, когда одна из его племянниц Констанция де ла Мора-и-Маура вышла замуж за главу республиканской авиации Гидальго де Сиснероса и стала членом коммунистической партии. .

2. Это было знаменитое «Поколение 1898», в которое входили такие люди, как Мигель де Унамуно, Ортега-и-Гассет, экономист Хоакин Коста, Сальвадор де Мадариага, Антонио Мачадо, публицист Рамиро де Маэсту, романист Пио Бароха, эссеист Асорин, драматург Бенавенте. В конце XIX столетия они были ведущими интеллектуалами в испанских университетах. Синьор Гароччи в своем знаменитом эссе проводит аналогию между этой группой интеллигентных испанцев и русскими либералами поколения Белинского, которых описал сэр Исайя Берлин.

3. В 1934 году он вышел из социалистической партии и основал свою небольшую партию.

4. Во время Гражданской войны тут находилась штаб-квартира русской тайной полиции.

5. Сомерсет-Хаус — большое здание на берегу Темзы в Лондоне, где размешаются Управление налоговых сборов, Кингз-колледж и некоторые другие государственные учреждения. (Примеч. пер.)

6. На этот счет существует, скорее всего, апокрифическая история, которая хорошо объясняет его характер. Говорят, что как-то журналист задал дону Мануэлю вопрос, как он дошел до такой сексуальной эксцентричности. «Так же, как и вы, — ответил Асанья. — Задавая вопросы».

7. Тем не менее в возрасте сорока шести лет он наконец женился на сестре Сиприано Ривас Черифа, который одно время был сотрудником его литературного журнала.

8. Леон Блюм (1872—1950) — основатель и теоретик Французской социалистической партии. (Примеч. пер.)

9. Тем не менее на первых порах социалисты благожелательно отнеслись к приглашению вступить в Коминтерн. Но прежде чем принять окончательное решение, они отправили наблюдателем в Россию Фернандо де лос Риоса. «Но где тут у вас свобода?» — спросил у Ленина бородатый индивидуалист из Андалузии. «Свобода для чего?» — ответил Ленин. И (хотя всего лишь 8809 голосами против 6025) социалистическая партия объявила, что она против связей с Россией.

10. В 1905 году Иглесиас и Ларго Кабальеро в первый раз были избраны в мадридский муниципалитет после того, как разоблачили фальсификации, устроенные их противниками. Иглесиас стал членом кортесов в 1911 году, а Кабальеро и несколько других социалистов в 1917-м.

11. До 1936 года UGT насчитывала в Барселоне чуть больше 10 000 членов.

12. Эта пятерка состояла из Прието, Мартинеса Баррио, Альваро де Алборносы, Касареса Кироги и Марселино Доминго. Асанья, скорее всего, стал масоном в начале 1932 года.

13. Разрыв между английскими и континентальными масонами наметился в 80-х годах XIX века, когда континентальные братья решили, что не потерпят больше в уставе ордена никакого упоминания о Боге, даже под именем «Верховного Архитектора».

14. Выражения «тихие и покорные», «апатия и уныние» употреблялись в папской энциклике Льва XIII.

Цитируется по изд.: Хью Томас Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг. М., 2003, с. 26-35.