После многих перемен, имевших место в каролингскую эпоху, равновесие между обеими территориальными группами, разделяемыми течением Шельды, было окончательно установлено. Расположенные вправо от нее земли составили часть Германской империи, между тем как лежавшие налево — отошли к Франции. Таким образом, если их рассматривать с точки зрения публичного права, то они кажутся сначала совершенно чуждыми друг другу, и лишь очень медленно, под влиянием хода политических событий и экономических причин, они постепенно сблизились друг с другом и в конце концов в XV веке объединились под скипетром бургундской династии. Действительно, история Бельгии в Средние века — это история части Германии и части Франции, которым удалось, сомкнувшись друг с другом, образовать новое государство между обеими крупными державами, от которых они отделились. Но нетрудно понять, что история этого государства, не может не быть связанной с историей Франции и Германии. Наоборот, она постоянно переплетается с ними; только через них она получила значение и именно в силу этого приобрела, если можно так выразиться, европейский характер. Не было ни одной крупной политической перемены, или какого-либо значительного идеологического движения между Эльбой и Пиренеями, которые не отразились бы на Нидерландах. Судьба феодальных династий Фландрии и Лотарингии всегда зависела от судеб их сюзеренов, и легко заметить, что в ответ на всякую перемену у последних происходило соответствующее изменение у первых.

Почти полнейшая независимость, которой фландрские графы пользовались до XII века, объяснялась слабостью французского королевства в это время,  — подобно тому, как могущество германских императоров в этот же период послужило причиной того, что лотарингские князья так медленно добились своей независимости.

[51]

I

Победа при Андернахе открыла новый период в истории Лотарингии. Она позволила Оттону I изъять эту страну из-под власти мятежной династии, созданной Ренье Длинношеим. Наученный последними событиями, император понял, что обладание герцогством будет ему обеспечено только в том случае, если он очистит его от тех национальных князей,  которые использовали всякий благоприятный случай для того, чтобы поднимать восстания и не стеснялись прибегать к иностранной помощи против своего сюзерена, как только дело касалось их честолюбивых замыслов. Чтобы покончить с этой постоянно возобновлявшейся опасностью, чтобы защитить западную границу Германии от притязаний французских Каролингов, которые, чувствуя, что в бассейне Сены почва уходит у них из-под ног, пытались более настойчиво, чем когда-либо,  стать хозяевами Лотарингии, необходимо было лишить эти области,  расположенные на левом берегу Рейна, их относительной независимости и сделать их прочным оплотом против Франции 1.

Первые же шаги Оттона ясно свидетельствовали о том, что именно таковы были руководившие им соображения. Он доверил графу Оттону,  сыну Рикуина Верденского, воспитание Генриха, младшего сына Гизельберта, который, впрочем, лишь на несколько лет пережил своего отца 2, что касается герцогского титула, то он был отдан родному брату короля — Генриху, будущему герцогу Баварскому. Но Генрих, бесспорно, не обладал нужными качествами для управления страной, еще не оправившейся от последних восстаний. Первые же шаги его были неудачны, и после восстания (940 г. У его пришлось заменить графом Отгоном, которого вскоре сменил Конрад Рыжий (944 г.), находившийся в родстве благодаря своему браку с королевской семьей. Это был твердый и энергичный человек, своего рода военный наместник, и, ощутив на себе его крепкую руку, аристократия впервые почувствовала, что времена переменились.  Он сделал Лотарингию германской провинцией и принудил к повиновению племянников Гизельберта 4, которые, опираясь на свой замок в Монсе,

_____

1. При известии о смерти Гизельберта французский король Людовик IV Заморский вступил в Лотарингию и тотчас же женился на Герберге, вдове герцога. Однако он не решился остаться в стране. Ph. Lauer, Le regne de Louis IV d'Outre-Mer, p. 48.

2. Оттон предоставил ему владение несколькими «pagi» (Генегау, Газбенгау, Масалан), скорее под видом приданого Герберги.ч Parisot, De la cession feite a Louis d'Outre-Mer par  Otton I de quelques pagi de la Lotharingie occidentale. Annales de l'Est et du Nord,  1906, p. 81 и далее.

3. Он умер в 943 или 944 г. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 15. Возможно, что это восстание связано было с новой попыткой вторжения в Лотарингию со стороны Людовика IV Заморского. См. Lauer, Le regne de Louis IV d'Outre-Met, p. 62.

4. Видукинд (Widukind, Res gestae Saxonicae, lib. II, с 28) говорит о «nepotes Isilberthi» (племянниках Гизельберта). Достоверно известно лишь об одном племяннике Гизельберта — Ренье III Генегау. Граф Рауль Газбенгауский, несомненно, был вторым племянником. См. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t- II, p. 133. Нам известно, кроме того, из хроники Флодоарда (924 г.), что У Ренье II, брата Гизельберта, было несколько сыновей.

[52]

все еще продолжали борьбу в лесах Генегау. Он внушил к себе ненависть, но в то же время и уважение 1, и благодаря его суровому управлению присоединение герцогства к Германской империи стало непреложным фактом.

Конрад наделен был страстной душой и буйным темпераментом. Оттон I дал ему поводы для недовольства собой, и самая дикая ненависть вскоре заняла место прежней преданности. Он принял участие в заговоре Лиудольфа и, когда разразилось восстание (953 г.), выступил самым ожесточенным врагом Отгона I. При этом обнаружилось очень любопытное явление, бросающее яркий свет на природу лотарингского партикуляризма: вместо того, чтобы воспользоваться переходом герцога во враждебный лагерь и сбросить германское иго,  аристократы остались верными императору. Не видно также, чтобы они в то время сблизились с Францией. Они стремились не переменить отечество, а освободиться от своего правителя, которого они считали узурпатором, с тем,  чтобы восстановить под номинальной верховной властью Германии независимость, которой они до недавнего времени пользовались. Ренье III Генегауский вскоре увидел себя окруженными всеми недовольными и озлобленными непреклонностью и суровостью Конрада. Подобно Ренье Длинношеему в его борьбе с Цвентибольдом, он явился перед лицом ненавистного чужеземца воплощением сопротивления национального феодализма. Ожесточенное сражение разыгралось на берегах Мааса. Конрад был разбит и вынужден был бежать из той самой страны, которую он недавно заставлял трепетать, в которой он мог считать свое положение чрезвычайно прочным и которая вдруг ускользнула от него 2. Он отомстил за это жесточайшим образом. Призванные Лиудольфом венгры вторглись в Германскую империю. Тогда он устремился к ним, довел их до Маастрихта и направил на Лотарингию. Газбенгау, Намюрская область и Генегау были опустошены варварами, добравшимися до Камбрэ, затем проникшими в Артуа, откуда они продолжали свои набеги на Францию и Бургундию (954 г.).

Оттон не дожидался, пока закончится восстание, чтобы назначить в Лотарингию нового герцога. Несмотря на право Ренье Генегауского на его благодарность, Оттон однако и не думал поручить ему управлять страной: это означало бы восстановить могущество Гизельберта, дать местной аристократии популярного вождя и вновь оживить каролингские

__________

1. Widukind, op. cit., lib. Ill, с. 17: «Ei infesti essent, eo quod decatum super eos administraret, ipsis nivitis». («Они были к нему враждебны, так как он управлял герцогством, подчиняя их, против их воли».)

2. Kopke-D'iimmler, Kaiser Otto der Grosse, S. 219 (Leipzig, 1876).

[53]

притязания. Но с другой стороны — не приходилось ли опасаться, что германский князь рано или поздно последует примеру Конрада? Не лучше ли было окончательно отказаться от услуг светских князей и положиться на преданность и верность епископов? Отгон остановил на этом свой выбор. Он решил поставить себе на службу высшее духовенство и сделать из него послушное орудие германского господства и влияния. Осуществление своих планов он возложил на своего собственного брата Бруно (953 г.). Он дал ему титул герцога и наряду с этим назначил его архиепископом Кёльнским, соединив таким образом в его руках духовную власть со светской. Пожалуй, никогда еще в Средние века не проявлялось так ясно стремление использовать церковную иерархию в интересах государства.

К тому времени когда Бруно поставлен был во главе лотарингской церкви, ее положение было уже совершенно иным, чем во времена Карла Великого и Людовика Благочестивого. В разгар непрерывных смут конца IX и первой половины X века она очутилась в беспомощном положении и была отдана на произвол аристократии; она потеряла всякую независимость и уверенность в прочности своего существования. Епископы почти всегда навязывались клиру светской аристократией. В Льеже Стефан обязан был своим избранием своему родству с могущественными графами Гергардом и Матфридом. Его преемник Рихер был изгнан герцогом Гизельбертом, заменившим его кандидатом по своему выбору 1. Фульбер из Камбрэ тоже был креатурой герцога; Адальберон Мецкий — одним из его приверженцев 2.

Подобранные таким образом церковные сановники не могли быть поддержкой для Германской империи. Если, как общее правило, епископы не принимали участия в восстаниях, то в то же время они ничего не делали для борьбы с ними и, большей частью, довольствовались соблюдением благоразумного нейтралитета. Все они жили обособленно, будучи заняты управлением своими церковными имуществами и восстановлением разрушений,  причиненных набегами норманнов. Культивирование науки, некогда так процветавшей в лоне церкви, почти полностью прекратилось. Большинство прелатов, поглощенных своими мирскими заботами, скорее походили на феодальных князей, чем на тех епископов каролингской эпохи, из среды которых короли выбирали себе советников и посланников и которые окружали себя богословами, грамматиками и поэтами. Борьба с притязаниями жадных и смелых соседей поглощала всю их энергию и все их таланты. Епископы Камбрэ вели упорную борьбу с графом Исааком

__________

1. По поводу этого дела см. Parisot, Le royaume de Lorraine, p. 637 и далее.

2. О мнимом родстве епископа Бальдерика Утрехтского с Гизельбертом см. Parisot, op.  cit., p. 610, а также L. Vanderkindere, Bullet, de l'Acad. de Belgique, Classe des Lettres, 1900, p. 37 и далее.

[54]

из-за обладания своей столицей, а льежские епископы трепетали перед сеньорами из Шевремона 1.

Между тем силы церкви не были столь незначительны, чтобы можно было пренебрегать ими, и если бы епископы не вынуждены были всегда проявлять обходительность по отношению к светской аристократии, то они могли бы играть наряду с ней очень важную политическую роль. Они были не только собственниками обширных земель, но им принадлежало также с конца IX века значительное число регалий. Они не были лишь простыми сеньорами, пользовавшимися иммунитетными правами и осуществлявшими на своих землях вотчинную юрисдикцию, но в силу особых жалованных грамот, тщательно хранившихся в их архивах, они обладали значительной долей государственной власти. С целью привлечь их на свою сторону Цвентибольд наделил их обширными прерогативами,  и с этого времени различные государи страны следовали его примеру,  либо для того, чтобы обеспечить себе их преданность, либо для того,  чтобы создать себе противовес против могущественных аристократов. В 908 г. взимание налогов в Маастрихте и право чеканки монеты были переданы льежским епископам. В 948 г. епископы Камбрэ получили графскую власть в этом городе. В особенно благоприятном положении находилось утрехтское епископство, расположенное в области, где короли благодаря малочисленности аристократии были более свободны в раздаче различных пожалований. Оно приобрело постепенно право чеканки монеты,  взимания налогов в пределах всего диоцеза, право рыбной ловли в Амстеле и Зюйдерзее. Королевская щедрость в отношении Утрехта принесла свои плоды. Епископ Бальдерик, рассчитывая на свои силы, оказал сопротивление графу Гатто, единственному из лотарингских князей, принявшему участие в восстании Конрада. Бальдерик поддерживал близкие отношения с германским двором и руководил воспитанием Бруно. Его поведение было очень показательно. Оно явственно доказывало, что как только епископы освободятся от ига аристократии, корона найдет в их лице самых преданных слуг для себя и самую прочную опору. Впрочем, Оттон уже давно это понял. Он не упускал тех редких случаев, которые ему представлялись, для привлечения на свою сторону высшего духовенства Лотарингии. В 950 г. ему удалось посадить на епископскую кафедру в Бердене одного из своих родственников — Беренгара.

Это мероприятие может считаться исходным пунктом коренной реформы лотарингской церкви, происшедшей при Бруно. Из феодальной и национальной, какой она была до этого времени, она в течение нескольких лет стала королевской и германской. Достаточно просмотреть списки епископов, чтобы убедиться, что начиная с 953 г. огромное большинство

____________

1. С Kurth, Le Comte Immon. Bullet, de l'Acad. de Belgique, 3-е serie, t. XXXV [1898], p. 320

[55]

упоминающихся в них епископов не принадлежало к знатным фамилиям Лотарингии. Церковные назначения производились теперь так же, как и назначения должностных лиц. Отныне выбирали только надежных людей,  которые были всем обязаны королю и для которых он был единственным прибежищем. Таков был прежде всего знаменитый Ратер, который, будучи дважды изгнан из Вероны, нашел себе убежище при дворе Отгона и который получил в 954 г. льежское епископство; затем пробст Бонна Эракл, саксонец по происхождению. Другой саксонец, Беренгар, был послан в Камбрэ, где романское население считало его варваром из-за его языка и нравов 1. Его преемник Энгран был простым монахом, другом Бруно, знавшим его в Германии, где он управлял имуществами аббатства Сен-Пьер (в Корбии); за ним последовал другой монах,  Ансбер, обязанный епископским саном свои личным взаимоотношениям с императором.

Аристократия, разумеется, оказала упорное сопротивление реформе,  последствий которой она не могла не предвидеть и всю опасность которой она тотчас же оценила. Она великолепно осознала, что новые епископы должны были стать послушным орудием короны. Она сделала все, чтобы помешать им пустить прочные корни в стране. В Льеже она вызвала беспорядки, направленные против Ратера, сделавшегося вскоре невыносимым для духовенства из-за его резкого и сварливого характера; она заставила его отказаться от своих обязанностей, и в течение некоторого времени диоцезом управлял один из родственников Ренье Генегауского — Бальдерик. В Камбрэ вспыхнул сильнейший мятеж против Беренгара, но знатный саксонец не был человеком, которого можно было запугать, и он потопил восстание в крови. Той же участи подверглось в 959 г. другое восстание, руководимое Иммоном, старым другом герцога Гизель-берта 2. Впрочем, аристократии скоро пришлось смириться. Император ревниво охранял свое непререкаемое право назначать епископов и не позволял никому вмешиваться в свой выбор. Достаточно было после смерти Вибольда из Камбрэ вмешательства городской знати, высказавшейся перед ним в пользу некоего монаха Роберта, для того, чтобы он отверг этого кандидата и назначил еще одного саксонца Тетдо, пробста церкви Сен-Северен в Кельне 3. Такого рода факты очень показательны. Волей-неволей феодальной аристократии пришлось смириться: церковь была изъята из-под ее влияния.

________

1. Gesta episcop. Camerac, Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 431: «Lingua et natione sed etiam moribus populo suo barbarus». («Для своего народа варвар и по языку, и по нации и даже по нравам».) О том, что романское население Камбрэ не в состоянии было понять языка своих епископов, имеется еще одно свидетельство, относящееся к епископу Тетдо.

2. Flodoard, Annales, Mon. Germ. Hist. Scrit., т. Ill, с 404.

3. Gesta episcop. Camerac, Ioc. cit. с 438.

[56]

В то же время церковь благодаря щедрости императора стала столь могущественной, как она никогда не была до этого. Отныне государство,  уверенное в епископах, сосредоточивало в их руках земли и регалии. Действительно, все, что церковь приобрела, приобреталось ею за счет феодальной аристократии, и это обогащение ее не было ущербом для королевской власти, ибо чем могущественнее она была, тем более существенные услуги могла она оказывать короне. Таким образом, более чем на протяжении столетия к церкви стекались всякого рода дары и приношения к вящей выгоде епископов. Начиная с Оттона I и до Генриха IV германские императоры непрестанно заботились о расширении церковных владений Лотарингии. При каждой новой смене государей церковь непрерывно занята была поглощением все новых территорий, она все расширялась, стремясь соединить одни свои владения с другими, как если бы целью ее было окружить железным кольцом разделявшие их светские сеньории. Епископы Камбрэ с начала XI века (1007 г.) были господами всей области Камбрэ; льежские епископы приобрели одно за другим графства: Гюи, Бруненгерунц, Гаспинга и почти всю область Кондроз;  утрехтские епископы приобрели Гамаланд, Остерго и Вестерго. Ко всему этому надо прибавить множество отнятых у светских аббатов монастырей и речных налогов, рынков, замков, королевских земель, лесов, мест рыбной ловли, словом — всякого рода земли, права и доходы, которыми могли располагать императоры.

Бруно до самой своей смерти (965 г.) оставался правителем Лотарингии. В течение одиннадцати лет его управления Кельн сделался подлинной столицей страны. Он вновь стал для западных областей Бельгии тем, чем он был в римскую эпоху, т. е. средоточением оживленной деятельности и культурным центром. Школы его посещались не только лицами, готовившимися к духовной карьере, но и молодыми дворянами, которых их семьи вверяли руководству архиепископа-герцога. Все они возвращались оттуда патриотически настроенные к Германской империи и покоренные обаянием своего учителя. О силе его влияния можно судить, если сравнить с воинственными и мятежными феодалами предшествующего периода, такого человека, как его ученик, брабантский граф Ансфрид, который, отдав все свои силы на службу императору, сделался затем утрехтским епископом и умер аскетом 1.

Правда, подобные примеры были редки, и Руотгер, биограф Бруно, впал, как  мы увидим, в явное преувеличение, вменив своему герою в заслугу то, что он якобы превратил лотарингцев из диких и кровожадных,» какими они были,  в кротких и миролюбивых людей. Тем не менее разительная перемена была все же налицо. Новый режим вскоре пустил

__________

Об этой личности см. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 295 и далее. В противоположность Ренье он может считаться типичным представителем нового режима.

[57]

прочные корни благодаря стараниям епископов и благодаря безопасности,  которой одно время пользовалась страна, гарантированная от каких бы то ни было враждебных действий со стороны Франции, молодой король которой,  Лотарь, находился под опекой Бруно. В 964 г. Оттон мог в составе армии,  шедшей под его водительством на Рим, увидеть проходящие перед ним тяжелые эскадроны лотарингской кавалерии, которые он до этого встречал лишь в рядах своих врагов.

Хотя Лотарингия давно уже перестала быть королевством, тем не менее она сохраняла до Бруно еще некоторую видимость независимости. Ее продолжали называть regnum Lotharii (королевством Лотаря), но что еще более показательно, она имела, кроме того, в лице Трирского архиепископа особого великого канцлера отдельно от великого канцлера Германии. Однако когда она преобразована была в имперскую провинцию, ей пришлось расстаться с этими напоминаниями о ее былой независимости. С 956 г. она не имела больше особого великого канцлера 1, а ее территория с 959 г. 2 была разделена на две части,  из коих одна, примерно, соответствовала Трирской церковной провинции, а другая — кёльнской 3.

Таким образом, новая система управления привела к исчезновению Лртарингии каролингской эпохи. Отныне здесь были налицо два лотарингских герцогства, судьбы которых должны были сложиться совершенно различным образом. Во главе каждого из них Бруно поставил подчиненного ему герцога, наделенного главным образом военными полномочиями. Южные области — ducatus Mosellanorum — он передал члену одного могущественного феодального рода, Фридриху Барскому, от которого пошла линия герцогов лотарингских. Для управления северными областями он избрал нового человека, своего воспитанника Готфрида, умершего в 964 г. в Италии, на службе у императора.  После него в северной Лотарингии не было некоторое время герцогов. Одно время Оттон, по-видимому, хотел сделать из этой страны своего рода «церковную марку» 4, управляемую епископами.

_______

1. Н. Bresslau, Handbuch der Urkundenlehre, Bd., I, S. 311 (Leipzig, 1889).

2. Относительно времени создания двух лотарингских герцогств см. Vanderkindere, Le premier due de Basse Lotharingie. Bullet, de Г Acad, royale de Belgique, Classe des Lettres, 1901, p. 749 и далее, а также его же Formation territoriale, t. II, p. 18 и далее,

3. Относительно границ обеих Лотарингии см. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 37 и далее.

4. Вандеркиндере (Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 25) пытается объяснить этот факт созданием вдоль Шельды трех «марок» — Валансьенской, Гентской и Энамской, которых должно было быть достаточно для охраны границы. Но, по-моему, эта точка зрения несостоятельна, ибо она совершенно не учитывает южной границы вдоль Генегау, самой незащищенной из всех. Кроме того, в Генте никогда не было ни марки, ни даже имперской крепости. L. Willems, Les frontieres de la France et de l'Empire a Gand et dans le pays de Waes. Annales de la Societe d'Histoire de  Gand, 1908, p. 311.

[58]

II

В течение полутора веков церковь удерживала Лотарингию в повиновении императору; ее верность ни разу не нарушалась на протяжении всего этого времени, и если ее епископы не всегда были немцами по происхождению, то зато все они были немецкими патриотами по своему умонастроению.

В царствование Оттона III и Франконской династии, введенная Бруно в Лотарингии полусветская, полуцерковная система управления достигла своего завершения. Епископы действительно считали себя в это время имперскими наместниками. Они сознавали, какая высокая миссия на них возложена, и выполняли ее не только лояльно, но и с энтузиазмом. Почти все они выделялись своими знаниями и добродетелями, и многие из них оказались в числе лучших правителей и самых замечательных политиков того времени.

Таков был в особенности шваб Нотгер Льежский (972—1008 гг.), который наряду с управлением своим диоцезом, был одним из ближайших советников императрицы Феофано и императора Генриха II, принимавшим участие в важнейших государственных делах 1. По тону писем Герберта к нему можно судить о том, с каким огромным уважением относился к нему этот горячий сторонник саксонского дома и этот исключительно ловкий дипломат. Нотгер представлял двору кандидатов на освободившиеся места в лотарингские диоцезы. В руководимых им школах воспитывалось непоколебимо преданное германскому императору духовенство, и ничто так не свидетельствовало о силе нового режима, как превращение Льежа, этого романского по своему языку и населению города, в центр германского влияния. Из него вышли люди вроде Одельбольда Утрехтского, будущего биграфа Генриха II, или того самого Вазо,  позднейшего епископа Льежа, который однажды заявил, что «если даже император велит выколоть ему правый глаз, то он не преминет употребить для службы ему и для прославления его свой левый глаз» 2. В Камбрэ епископ

Гергарт в своем отдаленном диоцезе, расположенном на французской границе и зависевшем от реймских церковных властей, зорко охранял права и прерогативы своего государя на этом посту Германской империи. Когда его французские коллеги убеждали его ввести по их примеру мир божий, то он отказался сделать это, ссылаясь на то, что забота о поддержании мира является Делом только государя, и что столь же неприлично, как и незаконно, присваивать себе эту прерогативу королевской власти 3.

______________

1. По поводу него см. С. Kurth, Notger de Liege et la civilisation au X siecle 2 (Paris, 1905).

2. Anselme, Gesta episcop. Leod. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 225.

3. Gesta episcop. Camerac. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с 474, 485.

[59]

Под руководством подобных прелатов лотарингская церковь полностью во всех делах ориентировалась на Германию. Немногого не хватало, чтобы император Генрих II присоединил Камбрэ к Кельнской провинции и ввел в нем новое церковное устройство 1.

Однако, несмотря на все ее рвение, умение и могущество, имперской церкви не удалось достигнуть своих целей. Под ее руководством Лотарингия, несомненно,  сделалась немецкой провинцией, но это была непокорная провинция, пестрившая сепаратистскими движениями, готовая подняться при первом же случае, покорность которой была скорее видимостью, чем реальностью. С первых же шагов епископам пришлось столкнуться с неустанным сопротивлением, то явным,  то скрытым, но всегда готовым проявиться. Они никогда не могли похвалиться тем, что им удалось : умиротворить управлявшуюся ими страну. Почти всем им пришлось сражаться для усмирения восстаний врага, который после каждого поражения восстанавливал свои потери, вновь переходил в наступление и которому в конце концов досталась победа. Лотарингских епископов постигла точно такая же участь, как в свое время римские легионы, расположенные по Рейну: находясь под натиском неодолимой силы, они, как некогда римляне, могли лишь отсрочить на некоторое время гибель режима, защищать который они были призваны. И точно так же, как в свое время германцам предстояло в конце концов завладеть Галлией, так и феодализму суждено было разрушить имперскую церковь.

Из всех частей Германской империи феодализм раньше всего проник в западную Лотарингию и одержал здесь наиболее полную победу. В этом нет ничего удивительного. Эта область находилась в слишком непосредственном соприкосновении с Францией, где не пользовавшийся влиянием король предоставлял местным князьям возможность захватывать права и земли короны, так что французский пример не мог не возбудить аппетитов высшей знати. Видя, какой независимостью пользовался фландрский граф по ту сторону Шельды,  лотарингские властители еще острее ощущали свою насильственную покорность,  к которой их понуждала церковь. Французская монархия вскоре оказалась слишком слабой, чтобы они могли, как это было когда-то, прибегать к ее помощи против императоров, но во всяком случае все они считали феодальную независимость крупных французских вассалов идеалом, который должен был быть осуществлен во что бы то ни стало. В некоторых писаниях, составленных под влиянием епископов, попадаются намеки на эти крайне характерные тенденции. Так, автор «Gesta episcoporum Cameracensium» (Деяний епископов Камбрэ) осуждает «распущенность французских (carliens) нравов» 2, распространяющихся в Лота-

_________

1. S. Hirsch, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich II, Bd. II, S. 322 (Berlin, 1864).

2. «Indisciplinati mores Carlensium» (распущенные французские нравы), Gesta episcop. Camerac, loc. cit., c. 466. Известно, что в X и XI вв. французов часто называли «Carlenses». Французское феодальное право уже в XI в. проникает в Лотарингию, как это можно видеть на основании текста присяги владельца замка Камбрэ епископу: «Postpositis Karlensibus costumiis, talem honorem tibi observabo, qualem Lotharienses milites domini suis et episodis». Ibid., 481. («He считаясь сфранцузскими обычаями, я буду воздавать тебе такую честь, какую воздают лотарингцы своим сеньорам и епископам».)

[60]

рингии, а аббат Зигфрид Горзе жалуется на широкое распространение французских мод 1.

Кроме того, за исключением духовенства и некоторых преданных императорскому духу дворянских семей, население, жившее на берегах Мааса и Шельды, считало себя, по существу, чуждыми Германии. Императорская власть,  которую оно чувствовало на себе через посредство явившихся издалека епископов, иногда не понимавших даже его языка, внушала ему страх и уважение, но никогда не пользовалось его симпатиями. Правящая династия —  будь она саксонской или франконской — всегда была одинаково безразлична жителям Нидерландов. На их взгляд, существовала только одна законная династия, а именно — династия Каролингов, к которой принадлежал их король Лотарь II и которая продолжала править во Франции. Впрочем, их преданность Каролингам была чисто платонической. С того отдаленного дня, когда они вынуждены были отказаться от мысли образовать самостоятельное королевство,  они никогда не пытались свергнуть владычество Германии. Но они добивались того, чтобы это владычество было чисто номинальным. Они признавали императора так, как впоследствии гезы XVI века признавали испанского короля,  т. е. при условии, чтобы он довольствовался видимостью верховной власти и мнимой покорностью. Единственной политической идеей, владевшей их умами,  единственной понятной им идеей при тех исторических условиях, в которых они находились, была идея феодального партикуляризма по французскому, или, если угодно, по фламандскому образцу. Именно эта идея вдохновляла создателей лотарингских княжеств в их долгой борьбе с имперской церковью, и именно она встречала поддержку со стороны народа. В самом деле: в то время как епископы и духовенство не признавали никакого другого повелителя, кроме императора,  симпатии народа были всецело на стороне династии Ренье Длинношеего и Гизельберта. Несмотря на то, что их постоянно ссылали, а их владения неоднократно подвергались конфискации, они находили каждый раз по возвращении в страну своих вассалов, ожидавших их прибытия и готовых сражаться за них. Разбитые, они всегда снова поднимали голову и при самых неблагоприятных условиях им в конце концов удалось благодаря своему упорному сопротивлению сломить силу своих врагов.

В отличие от фландрских графов, положение которых в X веке было уже прочно утвердившимся, не в пример лотарингским властителям, последние лишь очень поздно обзавелись своими собственными историками.

___________

1. Е. Steindorff, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich III, Bd. I, S. 191, Anm. 4 (Leipzig, 1874).

[61]

В течение долгого времени мы узнаем о них лишь по писаниям их злейших врагов. Авторами хроник, анналов, «Gesta» (деяний), излагавших нам их историю,  всегда были священнослужители — сторонники императорской власти. Вполне понятно поэтому, что подобными источниками следует пользоваться с большой осторожностью. Церковные писатели оставили нам скорее карикатуру, чем портреты тех самых феодалов, с которыми епископам пришлось вести неустанную борьбу. С ужасом и c презрением, не скрывавшим, впрочем, их страха, они говорили об этих «разбойниках» и «грабителях»; у них не хватало эпитетов, чтобы заклеймить их «наглость», «хищничество», «тиранию» и «безбожие». Если верить их словам, то пришлось бы думать, что предки графов Генегау, Брабанта и Намюра были дикими изгоями, жившими в разбойничьих притонах, в дебрях лесов. Словом, они описывают нам их почти в тех же самых выражениях, в каких живописали позднее, после завоевания Англии, нормандские хронисты англосаксов 1. Но исторические факты сами позаботились о том, чтобы свести эти преувеличения к их истинным размерам. Нам прекрасно известно, что мятежники X века не были ни разбойниками, ни безбожниками. Подобно морским и лесным гезам XVI в., с которыми их можно вполне справедливо сравнивать, несмотря на разницу в эпохе и в обстановке, — они были перед лицом правительства из чужеземцев представителями надежд и чаяний своих соотечественников. Подобно гезам, они находились под руководством вождей, принадлежавших к самым именитым родам страны и, наконец, подобно им, они боролись за правое, по их мнению, дело. Они вели борьбу с церковью, как с политической, а не духовной властью. Если присмотреться поближе, то можно тотчас же убедиться, что мнимые «безбожники», за дело которых они сражались, оказывали помощь реформаторски настроенным аббатам и делали щедрые дары монастырям 2. Номежду ними и их противниками всегда существовало постоянное взаимное непонимание. И действительно, разве могли понять друг друга сторонники и противники императорской власти? Железная необходимость толкала их на беспощадную борьбу друг с другом.

Эта борьба началась с первых же дней правления Бруно. Архиепископ тотчас же вступил в борьбу с племянником Гизельберта, Ренье III Генегауским, ставшим со времени смерти сына Гизельберта главой старинного герцогского рода и наследником его притязаний. Оба эти человека явились носителями двух в  корне противоположных политических кон-

__________

1. См., например, невероятные выражения, употреблявшиеся в XI в. составителем Vita Balderici episcopi Leodiensis, с. 25 (Mom. Germ. Hist. Script., т. IV) в отношении графов лувенских. Сравни также Vita S. Gerardi Broniensis с. 19 (Ibil., т. XV); Gesta episcop. Camerac. loc. cit. с 439; Ruotger, Vita Brunonsis, c. 34 etc.

2. Так, например, Ренье Длинношеий был покровителем Эрлуина из Жамблу. Gesta  abbatum Gemblacensium, с. 13 (Mon. Germ. Hist. Script., т. VIII).

[62]

цепций. Один считал императора, которому он служил, источником всякой власти и единственной законной властью, для другого же верность государю основана была попросту на договоре, и он считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к государю, отнявшему у него герцогский титул, который носили его предки. На стороне Бруно были епископы; на стороне Ренье — широкие народные массы. Влияние Ренье было столь сильно, что, когда он в 958 г. попал в руки своего врага, то последний предпочел предусмотрительно удалить его из страны: он сослал его на границу Богемии, где он и окончил свои дни. Но он оставил после себя двух сыновей, Ренье IV Генегауского и Ламберта Лувенского, которые, удалившись во Францию,  ожидали лишь благоприятного момента, чтобы отомстить за своего отца. Они воспользовались беспорядками, возникшими в Германской империи после смерти Отгона I, и напали на Лотарингию со стороны Генегау и Камбрэзи.

Поддерживаемые Францией в лице Лотаря III и встреченные с энтузиазмом населением, приветствовавшим в них своих прирожденных государей, они разбили приверженцев императорской власти (973 г.), и дело дошло до того, что самому Отгону II пришлось осаждать их в замке Буссю (974 г.). Он сослал защитников замка в Саксонию, но не мог помешать Ренье и Ламберту бежать во Францию, откуда они в  976 г. снова сделали попытку напасть на Генегау. Несмотря на неудачный исход этого предприятия, император решил, чтобы обезоружить этих своих опасных мятежников, прибегнуть к милосердию. Он вернул им в 977 г. часть земель, конфискованных у них после восстания их отца 1. Что касается герцогского титула, вакантного со времени смерти герцога Готфрида в 964 г., то он отдал его члену каролингской династии, Карлу, брату короля Лотаря.  Он, несомненно, надеялся, что Карлу, бывшему в ссоре со своим братом и являвшемуся старинным другом Ренье и Ламберта, удастся положить предел посягательствам Франции на Лотарингию и удержать эту страну в повиновении.  Но он ошибся. Династия Гизельберта, осталась по-прежнему не только враждебной империи, но она, кроме того, всеми силами содействовала отчаянным попыткам Лотаря III присоединить к Франции находившиеся по левую  сторону Рейна части Германской империи. Ренье и Ламберт были для этого последнего представителя каролингской политики тем же, чем Ренье Длинношеий был Для Карла Простоватого и Гизельберт для Людовика IV Заморского. Феодальная партия,  вождями которой они выступали, была одновременно, пользуясь выражением современных им хронистов, партией «Carlenses» (французской партией). Они искали помощи у Франции против императора, подобно тому, как фландрским графам впоследствии пришлось искать помощи у Англии против Франции. Как это часто бывало в

___________________

1. Относительно этих событий см.: К. Uhlirz, Jahrbiicher des Deutschen Reichs unter Otto II und Otto III, Bd. I, S. 47, 73, 74, 87, (Leipzig, 1902).

[63]

дальнейшем в этих областях, политика феодалов переплеталась здесь с общеевропейской политикой, а судьбы мелких неизвестных князей — с судьбами знаменитых монархов.

Несмотря на все его старания, Лотарю не удалось отвоевать назад Лотарингию.  Он дошел до Аахена, где доставил себе удовольствие, заставив себя попотчевать обедом, приготовленным для императора, и приказав — увы, лишь ненадолго! — повернуть на восток бронзового орла, давно обращенного на запад (978 г.) 1. Затем он пустился в отступление, покидая эту страну, которой в течение нескольких столетий суждено было больше не видеть у себя французских армий. Все его,  дальнейшие попытки перейти в наступление были безуспешны. Епископы; преданно защищали доверенную им границу. Врагу не удалось даже захватить Камбрэ. После смерти Лотаря, за которой вскоре последовала смерть его сына Людовика и вступление на престол династии Капетингов (987 г.), Германия прочно утвердилась на всех своих позициях 2.

Крушение надежд Лотаря было более полным, чем крушение планов его лотарингских союзников. В то время как каролингская династия пресеклась и,  начиная с Гуго Капета, французские короли надолго отказались от расширения своих северных границ, Ренье IV и Ламберт остались непоколебимы в своем сопротивлении церкви и императору. Хотя политические условия, в которых должно было происходить это сопротивление, очень изменилось, однако работавшие в пользу него социальные силы были, во всяком случае, не менее сильны, чем прежде. То, что мятежники лишились теперь помощи Франции, не имело особенного значения, так как за них был ход событий, неумолимо увлекавший Германскую империю на путь феодального строя.

Каролингская династия, прекратившаяся во Франции, сохранилась еще в течение нескольких лет в Нидерландах в лице герцога Карла и его сына. Первый безуспешно сражался против Гуго Капета в окрестностях Лана, попал в руки своего противника (30 марта 991 г.) и умер пленником примерно в 993 г. 3 Второй, ставший чуждым своему народу, как это уже в достаточной мере показывает тот факт, что он носил имя Отгона, не возобновлял этих бесплодных попыток. Он удовольствовался титулом Лотарингского герцога и закончил свою безвестную карьеру примерно между 1005 и 1012 гг. Он был похоронен в склепе аббатства св. Сервация (в Маастрихте), рядом с прахом своего отца, перевезенного им в Лотарингию. Его смерть приписывали мести св. Тронда, монастырь которого он разграбил 4.

______________-

1. Richer, Historiae, lib. Ill, с. 71.

2. По Маргют-сюр-Шьерскому договору, Лотарь в 980 г. отказался от всех своих притязаний на Лотарингию. F. Lot, Les derniers Carolingiens, p. 118.

3. F. Lot, Etudes sur le regne de Hugues Capet, p. 30 (Paris, 1903).

4. F. Lot, Les derniers Carolingiens, p. 280. — По поводу трудностей, возникающих в связи с датой его смерти, см. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 27 и далее.

[64]

Ввиду смерти этого последнего Каролинга снова освободился герцогский титул, переходивший со времени Гизельберта к стольким различным династиям.  Одно время можно было думать, что он вернется к одному из тех феодальных князей, которые считали себя его законными наследниками. Вернувшись на родину, Ренье IV и Ламберт вскоре же восстановили престиж своего рода.  Благодаря удачным бракам они смогли оправиться от понесенных ими потерь, и в начале XI века их влияние и могущество были сильнее, чем когда-либо. Ренье женился (после 996 г.) на Гедвиге, дочери Гуго Капета 1, Ламберт же стал мужем Герберги, старшей дочери покойного герцога Карла, и благодаря этому браку приобрел богатое наследие своего шурина Оттона. Брюссельский и Лувенский замки — имперские феоды, дававшиеся до сих пор герцогам Германской империи, — перешли в его руки и явились территориальной базой, на которой с этого времени начался рост Брабантского дома.

Таким образом, потомки Гизельберта, несмотря на свои постоянные поражения, оказались при Генрихе II более сильными, чем они были при Генрихе I. Старый ствол феодального родословного дерева устоял против всех бедствий,  и пущенные им мощные побеги — один в Генегау, другой в Брабанте — смело могли поспорить с бурей.

Но именно это и послужило для императора основанием не передавать им герцогской власти, которая была отдана Готфриду Верденскому. Отец последнего, Готфрид, по прозванию Пленник, с полным основанием известен был в предшествующее царствование как самый благородный представитель лояльности по отношению к императору. Во время похода Оттона II во Францию (978 г.), он благодаря своей предусмотрительности и присутствию духа спас германскую армию при переправе через реку Эн. Позднее он храбро защищал границы Империи против Лотаря. Попав в плен к последнему вместе с одним из своих сыновей и отданный под охрану Герберта Вермандуа, он отправил своей жене через посредство Герберта следующие увещевания, в которых сказалось подлинное величие его души. «Оставайтесь непоколебимо преданной, — убеждал он ее, — августейшей императрице и ее сыну. Никаких перемирий с французами! Твердо охраняйте свои замки от их короля, и надежда вернуть свободу вашему мужу и вашему сыну да не ослабит силы вашего сопротивления» 2.

Император по заслугам вознаградил эту необычайную преданность и героизм. Он отдал Готфриду в ленное владение, помимо Верденского графства,  значительную часть конфискованных у потомков Гизельберта земель и, в частности, замки Бульон и Монс. Таким образом, Верденский Дом, или, как его называли также, Арденнский дом, прочно утвердился в бассейнах Шельды и Мааса. Все сближало Готфрида Пленника с епископами и связывало его участь с их участью. Подобно им, он считал

_____________

1. Vanderkindere, loc. cit. p. 87.

2. Lettres de Gerbert, ed. J. Havet. № 50, p. 47 (Pans, 1889

[65]

императора источником всякого права и всякой власти и подобно им питал отвращение к феодальной распущенности и буйству, которые все эти Ренье и Ламберты, по примеру Франции, ввели в Лотарингию 1.

К сожалению, этим настроениям суждено было продержаться недолго. С того момента, как положение Арденнского дома благодаря получение герцогского титула окончательно упрочилось в Лотарингии, его территориальные интересы неизбежно взяли верх над его верностью. Он поставил свое наследственное право выше права государя; он считал себя собственником своих феодов и своих титулов. Быть может, если бы эрцгерцоги, подобно большинству епископов, были чужды стране, если бы особенности их национальности, обычаев и языка создавали постоянную вражду между ними и местным населением, если бы они были выходцами из глубины Саксонии, Баварии или Тюрингии, то они вынуждены были бы долгое время опираться на Германию и видеть в императоре своего законного защитника и, следовательно, своего повелителя. Однако, подобно Ренье Генегаускому и Ламберту Лувенскому, они были лотарингцами по своему происхождению. Но более того: родовое местопребывание их семьи находилось в романской части страны, и их родным языком был валлонский диалект. Для того чтобы потомки Готфрида Пленника пошли по его стопам, надо было бы, чтобы они, как и он, жили в окружении императора и епископов и пользовались лишь умеренным могуществом.

Но, достигнув большого богатства в награду за преданность своего предка, они превратились в крупных вассалов, и в конце концов Арденнская династия была для Империи чаще врагом, чем союзником. Вместо того чтобы управлять герцогством от имени государя, она управляла им от своего собственного имени.  Борясь с локальными династиями, она больше заботилась об уничтожении соперников, чем об укрощении мятежников и о расширении своих земель за их счет. Прибавим, впрочем, что ей не удалось совершенно стереть их с лица земли.  К тому времени, когда она заняла место наряду с ними, последние были уже слишком многочисленны и слишком могущественны.

Действительно, в начале XI века встречаются уже различные династии: которые в следующем столетии окончательно поделили между собой территорию Лотарингии. По тому влиянию, каким здесь пользовался с; этого времени светский феодализм, эта страна более походила на Францию, чем на Германию. Несмотря на сопротивление церкви, здесь утвердились «indisciplinati mores Carlensium» (распущенные французские нравы) и не один епископ охвачен был отчаянием при виде полнейшей невозможности бороться с этим злом. «О несчастный! — жаловался Тетдо из Камбрэ, — к чему было покидать тебе свою родину, чтобы оказаться среди этих варваров! К чему было оставлять  свою Сен-Северенскую церковь (в

__________

1. См. крайне любопытную речь, которую автор Gesta episcop. Camerac. Mon. Germ. Hist. Script, влагает в уста Готфрида, т. VII, с. 441

[66]

Кельне?) Полученная тобой награда вполне достойна твоего поведения» 1, к тому времени, когда раздавались эти причитания Тетдо, не могло быть уже больше и речи о том, чтобы держать местную аристократию в покорности. Все, на что можно было еще надеяться, это — задержать ее рост, ибо она повсюду уже успела пустить глубокие корни. Хотя внимание историка особенно привлекают к себе фигуры Ренье Генегауского й Ламберта Лувенского, однако не надо все же забывать, что наряду с ними существовало немало других локальных династий.  Графы Намюра, Димбурга, Люксембурга, Голландии уже в конце X века создали предпосылки для власти своих династий и заложили основы прочных княжеств 2. От французской до фрисландской границы старое устройство страны под напором феодализма трещало по всем швам.

Оставалось лишь ровно столько времени, чтобы спасти, что еще можно было,  от посягательств светских князей.

Такова была задача герцога Готфрида. С 1012 до 1015 гг. ему пришлось неустанно бороться с Ламбертом Лувенским, добившимся герцогского титула и пытавшимся расширить свои земли за счет льежского епископа. Готфрид победил его в 1013 г. в сражении при Гугарде. Вокруг Ламберта, по соображениям семейной солидарности, но еще более ввиду совпадения интересов, объединились его родственники — граф Роберт II Намюрский и граф Ренье V Генегауский. Последний принимал участие бок о бок с ним в сражении при Флорене, где Ламберт был убит (1015 г.).

События, последовавшие за этим сражением, ясно показали, насколько упрочилась власть территориальных князей. Не было больше речи о высылке побежденных или о конфискации их имущества. К сыну Ламберта — Генриху —  перешло владение землями его отца. Что касается Ренье Генегауского, то он женился на племяннице герцога, Матильде, которая таким образом объединила династию Готфрида Пленника с потомками Гизельберта и принесла ему в приданое часть Энамской марки 3.

Готфрид I умер в 1023 г., не оставив после себя потомства, и ему наследовал в качестве герцога его брат Гозело. Уже при нем можно было заметить, что верность Арденнского дома была поколеблена. Так, после смерти императора Генриха II Гозело потребовал от епископов и крупных собственников страны клятвы, что они не признают нового короля без его согласия, сам же он принес Конраду II клятву верности лишь после того, как вырвал у него обещание,  выполнение которого должно было стать фатальным для Империи. В этом убедились лишь тогда, когда после смерти герцога Фридриха II (1033 г.) ему передано было управление Верхней Лотарингией. Тем самым обе части regnum Lotharii, отделенные друг от друга со времени Бруно, снова оказались объединенными, и казалось, что это государство вновь начинает возрождаться.

___________

1. Gesta episcop. Cavmeras. Mon. Germ. Hist. Script, т. VII, с. 442.

2. О происхождении этих княжеств см. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II.

3. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 89.

[67]

Подобное положение чревато было опасностями. Генрих II воспользовался смертью Гозело (1044 г.), чтобы вновь 1 разделить герцогство на две части. Верхняя и Нижняя Лотарингия снова стали отдельными штатгальтерствами, из коих первое передано было старшему сыну покойного, Готфриду Бородатому, а второе — его другому сыну, Гозело II. Это мероприятие послужило толчком к бурному восстанию. Ничто так красноречиво не свидетельствовало о непреодолимой силе, толкавшей общество на путь феодализма, как радикальная перемена, совершившаяся на протяжении двух поколений в недрах Арденнской династии. Между Готфридом Пленником и его внуком была такая же дистанция,  как между верным чиновником и мятежным крупным вассалом. Оба они были одинаково храбры на поле битвы и непоколебимы в своих замыслах, но в то время, как один из них всецело посвятил себя служению своему государю, другой употребил всю свою мрачную энергию и свирепый героизм, сделавшие его одной из наиболее поразительных и импозантных личностей его времени, для борьбы с государем, которого он обвинял в похищении у него отцовского наследия.  Готфрид Бородатый был для Генриха III тем же, чем Конрад Рыжий для Отгона I.  Но результаты их усилий были совершенно различны. Немногого не хватало,  чтобы императорская власть, навязанная Лотарингии после восстания Конрада,  не была свергнута Готфридом.

Тогда, во время восстания Конрада Рыжего, лотарингская аристократия выступила против мятежника. Она воспользовалась случаем, чтобы избавиться от соперника-чужеземца. Совершенно иначе она повела себя при Готфриде. Цели герцога совпадали теперь с целями всех феодалов. Настал момент свергнуть власть имперской церкви. Династии Генегау, Лувена, Намюра и Голландии — без колебаний объединились под знамена того самого герцога, с которым они боролись до тех пор, пока он защищал власть государя, но который с того момента, как он стал на путь ее насильственного свержения, сделался их вождем и руководителем.

Разразилась сильнейшая буря: все феодальные силы объединились против церкви. Повсеместно, пользуясь выражением хрониста Ансельма, praedones  immanissimi («ужасные разбойники») устремились на штурм этой твердыни Империи 1. Они методически принялись за ее разрушение, поделив между собой работу. Готфрид занялся льежским и верденнским епископствами; Герман Монсский — епископством Камбрэ; Теодорих Голландский — епископством Утрехтским. На этот раз невозможно было, как некогда, рассчитывать на помощь французского короля. Правда, Генрих I намеревался прийти на помощь восставшим, но письмо льежского епископа заставило его изменить свои планы.

Он, несомненно, понял, что поддержка феодального восстания ничего не сулила монархии и что его интересы в данном случае совпадали с интересами императора. Но

_____________

1. Е. Steindorff, Jagrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich III Bd. II S. 1 u. ff. (Leipzig, 1881). Сравни недавно вышедшую книгу С. Dupreel, Histoire critique de Godefroid le Barbu, due de Lotharingie (Uccle, 1904).

[68]

как раз те самые политические соображения, которые заставили короля воздержаться, побудили, наоборот, графа Фландрского присоединиться к восставшим. Французская феодальная знать поспешила оказать им ту самую помощь, в которой французская монархия отказала им. Самый могущественный французский вассал перешел границу Империи, не нарушавшуюся Капетингом.  Балдуин Лилльский переправился через Шельду и объединил свои силы с силами Готфрида.

Во время этого ужасного разгула страстей среди феодалов епископы мужественно выполняли свой долг. Несмотря на отход от них значительного числа их вассалов, они не отчаивались в спасении Империи. Предоставленные самим себе, так как они не могли рассчитывать на помощь Генриха III, занятого в это время в Италии, они приняли навязанную им борьбу. Вазо занялся обороной Льежа: он приказал построить военные укрепления и вооружил население.  Благодаря его стараниям Империи удалось сохранить за собой этот город,  отделявший повстанцев Юга от повстанцев Севера и преграждавший связь между ними через долину Мааса. Между тем Нимвегенский дворец, излюбленная резиденция немецких государей во время их пребывания в Лотарингии, был предан огню, и той же участи подвергся Верден.

Для усмирения этого мятежа потребовалось два года. На этот раз дело шло уже не об одном из тех локальных мятежей, которые так часто поднимали графы Лувена и Генегау. Теперь пришлось иметь дело с настоящей войной и меры,  принятые императором, свидетельствовали об огромных размерах опасности.  Обеспечив себе помощь датского и английского флота против Балдуина Фландрского, он сам с огромной армией появился в Лотарингии, в сопровождении папы Льва IX так, как будто для усмирения феодалов необходимы были обе эти крупные силы, которым принадлежало господство над миром. Вскоре удалось заключить мир, но он оказался недолговечным.  Восставшие лишь на словах принесли присягу, так как они сознавали теперь свою силу.

Что касается Балдуина V, то он вскоре опять появился на правом берегу Шельды. Стесненная на юге могущественным герцогством Нормандским,  преграждавшим ему путь, Фландрия пыталась теперь расшириться за счет Германии. С середины XI века ее история теснейшим образом переплетается с историей Лотарингии. Граница, которая проведена была Верденским договором через Нидерланды и которую саксонские и франконские государи около двух веков успешно охраняли от Франции, была уничтожена усилиями феодального князя. В 1051 г. Балдуин благодаря браку своего сына с Рихильдой, вдовой графа Германа Монского, присоединил к своим фамильным землям владения дома Генегау 1. Вскоре

______

1. Сыновья Германа, бывшего в свою очередь сыном Ренье V, путем обмана лишены были отцовского наследства, которым завладел их отчим. См. L. Van-derkindere, Richilde et Herman de Hainaut. Bullet, de l'Acad. royale de Belgique, Classe des Letters, 1899, p. 551 и далее.

[69]

затем, воспользовавшись походом Генриха III в Италию, он неуклонно продолжал свое продвижение и вторгся в Льежское епископство. Начатый против него поход в 1054 г. оказался неудачным, и в следующем году он возобновил свой союз с Готфридом, сделавшимся благодаря своему браку с Беатриче Тосканской более сильным, чем когда-либо.

Смерть Генриха III принесла победу этой коалиции. Поставленная перед угрозой неизбежности новой войны, императрица Агнеса вынуждена была уступить. Она примирилась с Готфридом, которому обещала дать герцогский титул Нижней Лотарингии после смерти Фридриха Люксембургского, в 1046 г.  наследовавшего Гозело II в управлении этой территорией, и передала Балдуину V  имперскую часть Фландрии, а его сыну Балдуину VI — Генегау 1.

Готфрид Горбатый, получивший в конце 1069 г. герцогский титул, казалось,  призван был восстановить то, что было разрушено его отцом. Во время бедствий, разразившихся в Германии в царствование Генриха IV, его преданность ни разу не была поколеблена. Муж прославленной графини Матильды, с которой он вскоре разошелся и которая, пока он воевал на севере Альп, жила в Италии, — он был столь же предан Империи, как она папству. Он помогал Генриху усмирить восстание саксов и был самым влиятельным его советником, «единственным,  пожалуй, человеком, который умел обуздать этот буйный и надменный нрав» 2. Он был самым верным союзником епископов в их борьбе против феодальных князей.

Вместе с Теодуэном Льежским он старался — впрочем, безуспешно — отразить посягательства Фландрии на Генегау; вместе с Вильгельмом Утрехтским он вел борьбу с графом Теодорихом Голландским. Он посвятил себя задаче, впрочем,  теперь уже невыполнимой, заставить торжествующую феодальную знать подчиниться порядку и «германской дисциплине» 3. К сожалению, его жизненный путь оказался очень кратким. Его враги, не будучи в состоянии победить его на поле битвы, убили

____________

1. Фридрих умер в 1065 г., и Готфрид стал тогда герцогом Нижней Лотарингии. Meyer  von Knonau, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. I, S.  470. Что касается Верхней Лотарингии, то император Генрих III отнял ее в 1047 г. у Готфрида и передал ее Адальберту (Эльзасскому?), павшему в 1048 г. в борьбе с мятежниками, а затем Гергарту Эльзасскому, предку лотарингской династии.  Steindorff, Heinrich III, Bd. II, S. 24, 46, 48.

2. Giesebrecht, Geschichte der Deutschen Kaiserzeit, Bd. Ill, S. 370 (Leipzig, 1890): «Gottfried schien der einzige Mann, der durch klugen Rath den hochfahrenden und gewaltsamen Sinn des jungen Konigs zu massigen vermochte» («Готфрид, казалось, был единственным человеком, умевшим умными советами обуздать надменный и буйный нрав молодого короля»).

3. По поводу этой «дисциплины», являвшейся противоположностью «indisciplinati mores», в которых немцы упрекали лотарингцев, см. Gesta abbatum Trudonensium. Mon. Germ. Hist. Script, т. X, с. 304: «Diligebatur [Rodulfus abbat] a familia aecclesiae valde, eo quod tractabat earn honorifice et Theutonicorum desciplinato more». («Аббата Рудольфа любили люди церкви за то, что он обращался с ними учтиво и в духе германской дисциплины»)

[70]

его. Он умер в Утрехте 26 февраля 1076 г. в результате ранения, полученного им в Зеландии от руки убийцы, оставшегося неизвестным. Вместе с этим небольшим, хилым и уродливым человеком исчез последний имперский штатгальтер Нижней Лотарингии. Правда, герцогский титул сохранился, но он стал с этого времени пустым званием. Эта большая западная провинция Германии была окончательно раздроблена между локальными династиями, и ее название вскоре стало лишь географическим термином. Хотя Готфриду удалось еще сохранить ее политическое единство, но дело, за которое он боролся, было обречено. Не только феодальная оппозиция стала слишком могущественной,  чтобы ее можно было долгое время держать в покорности, но и епископы, так энергично защищавшие до тех пор от нее права своего государя, отказались в конце XI века от своей традиционной роли.

III

Изучение религиозной жизни Нидерландов в X и XI вв. лучше всего дает нам возможность ознакомиться со своеобразной культурой этих областей. Их зависимость от Франции и Германии, их способность ассимилировать идеи и тенденции, развивавшиеся то на юге, то на востоке их границ, их роль посредника между обоими этими народами Западной Европы — все это нигде не выступало с такой отчетливостью, как в их церковной истории. В монастырях и епископских городах тех самых территорий, где некогда встречались друг с другом кельты и германцы, франки и римляне, французские Каролинги и германские императоры,  вскоре столкнулись друг с другом две большие партии, образовавшиеся в лоне церкви, и очень рано здесь завязалась борьба между двумя различными представлявшимися ими точками зрения.

Мы видели, в какой упадок пришли монастыри Фландрии и Лотарингии в концу норманнского завоевания. Почти все они попали в руки крупных земельных собственников и скорее походили на феодальные резиденции; чем на монашеские обители. Дисциплина в них до такой степени упала, что в начале X  века устав св. Бенедикта был почти полностью предан забвению. Немало аббатов отличалось от светских людей лишь своей тонзурой. Большинство их было женато и жило в монастырях вместе с женами и детьми, проводя свои дни в попойках и принимая участие в военных состязаниях живших поблизости рыцарей. Монахи, разумеется, следовали их примеру. Обеты бедности,  послушания и целомудрия стали мертвой догмой; Евангелие сделалось предметом грубых насмешек. «Нас хотят заставить верить, — говорили монахи,  — что у нас нет никакой собственности. Кто же в таком случае собрал здесь все эти драгоценности и книги, если не братья этого монастыря?»1 Некоторые случаи с полной

________

1. Hauck, Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. Ill, S. 345

[71]

очевидностью показывают, какое варварство царило тогда среди черного духовенства. Так, например, в Лоббе аббат Эрлуин, стремившийся восстановить дисциплину и желавший продать несколько урожаев для покрытия огромных долгов, был схвачен ночью монахами, который вырвали ему глаза и язык и бросили его замертво 1.

Однако, несмотря на эти прискорбные обстоятельства, аскетическая жизнь оставалась для чистых душ единственным идеалом, достойным христианина. Как ни разложилась церковь и как она ни погрязла в материальных заботах, из нее тем не менее продолжали выходить люди, проповедовавшие отречение от земных благ и посвящение себя всецело служению богу. Таков был, например, Ратер, этот питомец Лоббского аббатства, который, будучи то школьным учителем, то придворным Оттона I, то епископом Вероны и Льежа, однако никогда не переставал считать, что жить стоит только монашеской жизнью. Он встречал понимание не только среди духовенства, но даже и среди многих представителей светской аристократии, ибо те самые аристократы, которые так бессовестно присваивали себе церковные земли, в глубине души проникнуты были самым искренним благочестием. Они, разумеется, не без угрызений совести захватывали вещи, предназначавшиеся для культа святых, которых они боялись и в то же время почитали. Железная необходимость наделять феодами своих рыцарей (milites) была единственной причиной такого их поведения. Легко убедиться, что они проникнуты были самым искренним благочестием по отношению к тем храмам, которые они вынуждены были грабить в силу условий, диктовавшихся им их политикой. Они завещали им, в надежде получить за это бессмертие, земли и драгоценности. Они просили хоронить их в своих церквях и, отправляясь в поход, одалживали у церквей реликвии. Разумеется, они чистосердечно сокрушались о невежестве и праздности, в которой коснели монахи. Они умели ценить знания, добродетели и строгость нравов. Изгнанный из Льежа Ратер нашел себе приют в замке графа Беренгара Намюрского, Ренье Длинношеий тоже окружал себя благочестивыми и ревностными клириками. Стоило только появиться реформатору, чтобы они рьяно бросились ему на помощь, и восстановление церковной дисциплины происходило быстрее там, где сильнее была зависимость монастырей от этих феодалов.

Этот реформатор вышел из недр самой аристократии. Действительно, Гергарт Броньский принадлежал к одному из самых именитых в Лотарингии родов 2. Его мать Плектруда была сестрой льежского епископа

_________

1. Folquin, Gesta abbat. Lobiens. Mon. Germ. Hist. Script., т. IV, с. 68. Siegebert, Gesta abbat. Gemblac,

2. Ibid., т. VIII, с. 532. К. Гампе (Натре) опубликовал в «Neues Archiv», Bel. XXIII [1989], S. 387 письмо с жалобами этого аббата, обращенными к императору. Это письмо анонимно, но автор выдает себя, говоря о своих «labia truncatae linguae». " О нем см. Е. Sackur, Die Kluniacenser, s. 121 u. f. (Halle, 1892); Hauck, Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. Ill, S. 345 u. f.

[72]

Этьена, а одним из предком его отца, как говорили, был некий австразийский герцог.

Подобно всем молодым людям его положения, Гергарт сначала прошел военную карьеру. Он поступил на службу к графу Беренгару Намюрскому и вскоре стал его главным советником. Возложенная на него графом в 915 г.  миссия, с которой он отправлен был к Роберту Парижскому, решила его будущее.  Подобно лотарингским аристократам, нравы и положение которых столь схожи были с нравами и положением французской аристократии, Роберт был светским аббатом нескольких монастырей. Во время своей миссии Гергарту пришлось посетить аббатство Сен-Дени, самое богатое и самое известное из них. Он был так поражен образом жизни монахов, что тогда же решил со временем постричься и воспользовался своим пребыванием в аббатстве, чтобы научиться чтению и письму. Спустя некоторое время он принял здесь обет и провел затем здесь несколько лет. Но сам он когда-то основал в своем броньском аллоде около Намюра небольшой монастырь, куда привлек каноников, и здесь решил закончить свои дни в созерцании и молитве. Он привез сюда книги, заменил каноников монахами и принял сан аббата (923 г.).

Отрекаясь от мирской жизни, Гергарт и не предполагал, что ему придется приняться за реформу лотарингской церкви. Это был чистейший аскет, чуждый,  казалось, всякого прозелитизма и занятый исключительно спасением своей души.  Но обстоятельства вскоре заставили его играть роль, о которой он и не помышлял. Как только устав Бенедиктинского ордена во всей его строгости введен был в Брони и едва прошел слух, что в лесах Намюрского графства основан скит отшельников, как сейчас же обнаружилось, какую власть имел над человеческими душами идеал аскетической жизни. Началось оживленное движение, в основе которого лежали преклонение и сочувствие. Паломники стекались к новому монастырю, чтобы полюбоваться зрелищем, отвечавшим самым высоким стремлениям к духовному благочестию. Гергарт, смущенный таким энтузиазмом, пытался сначала укрыться от него в уединении.

Но вскоре его стали осаждать самыми настойчивыми просьбами. Епископ Тетдо из Камбрэ, граф Ренье Генегауский, герцог Гизельберт — умоляли его установить в зависевших от них аббатствах такую же духовную жизнь, образцом которой был Бронь. По просьбе герцога Гизельберта он взял на себя руководство монастырем Сен-Гислен, в котором в то время обитали морально развращенные каноники, проводившие время в разъездах по окрестностям, где они за деньги показывали верующим реликвии для поклонения. Гергарт добился быстрого и полного успеха и вынужден был с этого времени продолжать столь Удачно начатое дело.

[73]

Он был призван во Фландрию графом Арнульфом Старым, где на него возложена была пропаганда церковной реформы. Граф наделил его неограниченными полномочиями, и так как все крупные монастыри находились в ленной зависимости от него, то можно было действовать по единому общему плану. В течение нескольких лет были восстановлены аббатства Сен-Пьер и Сен-Бавон в Генте, Сент-Аманд, Сен-Бертен и Сент-Омер. Уже в середине X века дело церковной реформы окончательно победило. Поощряемая энтузиазмом народа, а также моральной и материальной поддержкой аристократов, церковная реформа вскоре распространилась по всем монастырям от Мааса до моря. Произошло настоящее возрождение монастырей. Устав ордена св. Бенедикта был повсюду восстановлен во всей его первоначальной чистоте. Аристократы вернули аббатствам свободу и предоставили монахам по своему усмотрению выбирать своих настоятелей. К этому же времени имперская церковь, которая еще при жизни Гергарта Броньского организовалась в стране, решительно примкнула к движению. Епископы Льежа, Камбрэ и Утрехта, рьяно соперничали теперь с той самой светской аристократией, с которой они боролись во имя императора. Благодаря столь благоприятному стечению обстоятельств в течение X и XI веков повсюду возникло множество новых монастырей: во Фландрии — Сен-Совер (в Гаме), Бурбур, Ваттен, Энам,  Граммон, Удербург, Сент-Андрэ (около Брюгге), Сен-Виннок (в Бергене),  Мессин, Лоо, Воормзеле, Зоннебек, Зверсгам и Аншен; в Брабанте —  Аффлигем, Жет, Форест, Борнгем, Сен-Бернар (в Антверпене); в Льежском диоцезе — Жамблу, Торн, Сен-Жак и Сен-Лорен; в Генегау —  Лиесси, Сен-Дени-Ан-Брокеруа; в Валансьене — Сен-Сов и Сент-Андрэ — в Като-Камбрэзи.

Некоторые из этих монастырей основаны были княжескими домами, среди которых особенно выделялся дом графов фландрских, другие же были делом епископов. Достаточно просмотреть перечень монастырей,  чтобы убедиться, что Нидерланды стали подлинным убежищем монашества.  Вплоть до X века аббатства, за очень редкими исключениями, не выходили за пределы романской области. Теперь же, как бы стараясь наверстать упущенное время, они быстро распространились по фламандской равнине.  Подавляющее большинство только что названных монастырей основано было к северу от лингвистической границы.

Уже до эпохи крестовых походов Бельгия была страной монастырей,  подобно тому, как она стала позднее страной городов. Религиозное чувство было здесь тогда, по-видимому, более развито, чем во всех других европейских странах. Оно настолько завладело людьми, что на протяжении всего средневековья население бассейнов Шельды и Мааса неизменно выделялось своей пламенной религиозностью и искренним благочестием. Именно монахи, и только монахи оставили неизгладимый след в национальном характере. Имперская церковь, занятая исключительно политическими и государственными делами, не оказала глубокого влияния на

[74]

народ. Епископы жили, не соприкасаясь с народом в своем аристократическом окружении. Почти никто из них не пользовался репутацией святости, бывшей в то время характерным признаком, религиозного прозелитизма. Они пользовались вниманием и уважением, как представители германской дисциплины, как прекрасные штатгальтеры, как очень ученые люди; они внушили свою лояльность высшим кругам духовенства и даже части светской аристократии и морально переделали их на свой лад, но они не были предметом того страстного и любовного поклонения, с каким народ относился к монахам. Именно в них он видел истинных служителей бога и воплощение церкви. Аббатства пользовались почти неограниченным влиянием на народ. В Сен-Троне приток ежегодных приношений верующих превосходил все другие доходы монастыря 1. Когда начинали сооружать новую церковь, то народ добровольно тащил из Кельна каменные глыбы и колонны, доставлявшиеся по Рейну 2. Жители Турнэ заботились о пропитании аскетов, поселившихся около города на развалинах церкви Сен-Мартен 3. Впрочем, знать тоже разделяла религиозный пыл народа. Оба самых могущественных феодальных дома того времени — Арденнский и Фландрский — в такой же мере выделялись энергией и воинственностью своих членов, как и религиозным пылом. Готфрид Бородатый умер монахом, Роберт Фрисландский находился в сношениях с Григорием VII и выступил одним из преданнейших защитников церкви, когда началась борьба за инвеституру. Простые рыцари были не менее религиозны, чем их сюзерены. Преследуя врага, они останавливались и сворачивали, как только замечали маячащие на горизонте башни какого-нибудь монастыря 4. Для прекращения частных войн между феодалами, в результате которых их территории терпели опустошения, князья прибегали к следующему, очень эффективному средству. Они заставляли монахов разъезжать по стране с мощами какого-нибудь святого, и когда начиналось шествие с реликвиями, воюющие складывали оружие, и среди песнопений, молитв и слез враждовавшие между собою роды мирились друг с другом  и забывали, по крайней мере на некоторое время, об убийствах, грабежах и пожарах 5. Грандиозный крестный ход в Турнэ, введенный в самом конце XI века, — как раз в то время, когда чума опустошала берега Шельды, —  был самым ярким проявлением пламенной религиозности Нидерландов. Во время этой процессии все слои населения сплачивались в едином религиозном порыве и босиком шли за иконой Пресвятой Девы.

______________

1. Gesta abbatum Trudonensium. Mon. Germ. Hist. Script, т. X, с. 234. 2

2. Ibid., с. 235 Herman, Liber de restauratione S.-Martini Tornacensis. Mon. Germ. Hest. Script, т. XIV, с 289. 4

3. Gesta abbat. Trudon., loc. cit., с 234.

4. Miracula S. Ursmari in itinere monachorum Laubiensium per Flandriam facta. Mon.

5. Germ. Hist. Script, т. XV, с. 831 и ст.

[75]

Хронист Герман исчислял число участников процессии в 100 тысяч! С этого времени эта церемония, вплоть до конца Средних веков, неизменно привлекала каждый год в Турнэ тысячи паломников. Он остался главным национальным центром паломничества фламандцев, и вплоть до беспощадных войн XIV века гентцы всегда неукоснительно посылали делегацию со своими дарами в Нотр-Дам в Турнэ 1.

Монастырская реформа Гергарта Броньского была реформой в провинциальном масштабе. Она произошла независимо от реформы, которая, начавшись в это же время в Клюни, быстро распространилась по Франции. Но клюнийская реформа вскоре проникла и в Нидерланды. Она утвердилась прежде всего в Лотарингии, в монастыре Сен-Ван в Вердене (1004 г.), и отсюда быстро распространилась на северные области. Как известно, она вводила чисто аскетические тенденции: полное отречение от земных благ, уничтожение свободы воли в предписывавшемся ею пассивном послушании и абсолютном молчании. Так как царившее во Фландрии и Лотарингии настроение благоприятствовало новой реформе, то ей предстоял здесь огромный успех. В течение XI века она охватила все монастыри. Движение началось с Сен-Ваастского аббатства в Аррасе, куда граф Фландрский Балдуин IV призвал Ричарда из Сан-Вана (1008 г.), который нашел себе вскоре достойного помощника в лице Поппо, родившегося в Дейнце в 978 г. и отказавшегося,  подобно Гергарту Броньскому, от военной карьеры ради пострижения в монахи.  Впрочем, Поппо предстояло позднее выступить на более широком поприще: именно ему, в качестве аббата Ставело и св. Максимина (в Трире), выпало на долю распространение клюнийских идей по всей Германии 2. Тем временем аббатства Флоренн (1010 г.), Лобб, Жамблу стали центрами, из которых реформа постепенно распространялась по льежскому диоцезу, а затем и в других частях Нидерландов 3. Влияние клюнийцев еще более усилило религиозное рвение. Так как многие деревенские церкви зависели от аббатств и находились под руководством монахов, то новый дух с неудержимой силой проникал повсюду 4.

Энтузиазм, с каким клюнийская реформа встречена была в Нидерландах, можно сравнить с той легкостью, с какой здесь усвоены были феодальные нравы французов (Carlenses). Влияние Франции и в том, и в другом

_____________

1. A. Cauchie, La grande procession cle Tournai (Louvain, 1892).

2.  Относительно Поппо см. P. Ladewig, Poppo von Stablo und die Klosterreform unter den ersten Saliern (Berlin, 1883);

3. N. Breslau, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Konrad II, Bd. II, S. 497 u. f. (Leipzig, 1884), а также Hauck, Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. Ill, S. 499 u. f.

4. О распространении клюнийской реформы в Нидерландах см. Е. Sackuf, Die Cluniancenser, Bd. II, S. 135 u. f., а также A. Cauchie, La querelle des investitures dans les dioceses de Liege et de Cambrai, t. I, p. 39 и далее (Louvain, 1890-1891). Hfack, Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. Ill, S. 491.

[76]

случае было преобладающим, и в обоих случаях идеи, заимствованные Из Франции, направлены были против императорской власти. Если светские феодалы были самыми опасными врагами епископов, то, в свою очередь,  религиозная реформа со своей стороны в достаточной мере подорвала систему управления, введенную в стране Бруно. Действительно, существование имперской церкви было несовместимо с ней. В согласии со своими принципами,  клюнийцы отвергали всякое вмешательство светской власти в церковные дела.  Епископ, назначенный императором, неизбежно был в их глазах повинен в симонии.

Новые тенденции, разумеется, встретили известное сопротивление. Старые монахи, прошедшие более терпимую и менее суровую школу, враждебно и недоверчиво следили за распространением в Лотарингии французских нравов 1. Выражение этих настроений оставил нам в своих стихах Эгберт Льежский 2. Но раз начавшееся движение нельзя было уже остановить. Реформа с каждым годом ширилась и делала все новые успехи. Вскоре она вышла за пределы монастырей.

Ей удалось привлечь на свою сторону епископов. Гергарт из Камбрэ, Адальбольд Утрехтский, Бальдерик Льежский, Вольбодо и, в особенности, его преемник Вазо3  — прилагали все свои усилия к ее распространению и постепенно прониклись проповедовавшимся ею учением. Разумеется, их преданность императору осталась по-прежнему непоколебимой, и мы видели, какие услуги они оказали своему государю во время восстания Готфрида Бородатого. Но с середины XI века их взгляды, несомненно, нередко оказывались в противоречии с их поведением.

Они считали теперь своим верховным главой папу. Они тщательно отличали компетенцию духовной власти от компетенции светской власти. Среди них нельзя было уже больше встретить таких людей, как первые епископы-саксонцы,  или таких, как Нотгер, которые сочетали свои светские обязанности с духовными. По мере обострения взаимоотношений между Римом и Германской империей у них все чаще возникал конфликт между двумя различными чувствами, они не могли решиться, на какой путь им надлежит стать и колебались между обеими враждующими сторонами. Епископ Камбрэ, Гергарт II,  вначале враждебно относившийся к папе Григорию VII, примирился с ним и стал после этого одним из самых горячих его приверженцев. Льежский епископ Теодуэн, который остался сторонником императорской власти, был за это обвинен в симонии. Его преемник, Генрих Верденский, назначенный Генрихом IV по предложению Готфрида Горбатого, сначала принял участие в осуждении Григория VII

______________

1.  Ibid., S. 512.

2. Е. Voigt, Egberts von Luttich Fecunda Ratis, с XLIII, XLIV (Halle,  1889).

3. А. Коши (A. Cauchie, La querelle des investitures, t. I, p. LXXX и  далее) полагает, что Вазо оказал непосредственное влияние на взгляды  Григория VII во время пребывания последнего в Германии.

[77]

немецкими епископами в Вормсе, но вскоре после этого сблизился с папой.

Однако когда только началась борьба за инвеституру, император мог еще рассчитывать на серьезную помощь. Так, он мог полагаться на Вильгельма Утрехтского и, в особенности, на того самого Отберта, который остался непреклонно верным ему и в столицу которого он бежал, чтобы закончить здесь свои дни 1. Вокруг этих людей группировались убежденные сторонники правящей партии. Льеж был тогда одной из последних твердынь имперской церкви. Зигеберт из Жамблу обрушивался: отсюда на папу Григория VII с аргументацией, которая впоследствии i была воспринята галликанской церковью XVII века в ее борьбе с теорией ультрамонтан. Нетрудно убедиться в том, что в развернувшейся тогда борьбе двух противоположных точек зрения, под видом религиозно-политических разногласий столкнулись друг с другом французское и немецкое влияние в Лотарингии. При этом валлон Зигеберт защищал немецкую церковь, фламандец же Поппо занят был проведением здесь реформы церкви на французский образец,  которую он ввел также и в Германии. Впрочем, не могло быть никаких сомнений относительно исхода борьбы. Весь народ, возбужденный пламенной проповедью монахов, был всецело на стороне церковной реформы. С невероятной яростью обрушился он на женатых священников. Освященные ими причастия попирались ногами, отказывались причащаться у них и предпочитали лучше не покоиться в освященной земле, чем быть в ней похороненными ими 2. Светская аристократия, проникнутая столь пылкой религиозностью, находила теперь в своих религиозных убеждениях то оправдание, которого ей до сих пор не хватало при ее восстаниях против епископов и императоров. Присягать прелатам, повинным в симонии или отлученным от церкви, стало для нее вопросом совести. Призывы папы,  обращенные к Роберту Фрисландскому (10 ноября 1076 г.) против священнослужителей, повинных в прелюбодеянии 3, встречали у феодальных аристократов очень сочувственный отклик. Чтобы защитить себя от нападок последних, епископы были вынуждены отойти от императора, так как их верность ему неминуемо ставила их под удары их исконных врагов. Что касается немногих светских вассалов, желавших остаться верными императору, то их положение было

____________

1. О борьбе за инвеституру в Бельгии см. A. dry, Gregoire VII et les eveques de Terouanne. Revue Historique, t. I [1876], p. 387 и далее; P. Krollick, Die Klosterchronik von St.-Hubert und der Investiturkampf im Bistum Luttich (Berlin, 1884); A. Cauchie, La querelle des investitures dans les dioceses de Liege et de Cambrai, а также К. Hanquet, Etude critique sur la chronique de Saint-Hubert, dite Cantatorium (Bruxelles, 1900).

2. См. памфлет Зигеберта из Жамблу: Apologia contra eos qui calumniantur missas conjugatorum sacerdotum. Mon. Germ. Hist. Libelli de lite imperatorum et pontificum, т. II, с 437.

3. Jaffe, Bibliotheca rerum Germanicarum, т. II, с. 255 (Berlin, 1865).

[78]

еще более тяжелым. Папа Григорий VII поддерживал притязания Теодориха Верденского и Альберта Намюрского 1 против Готфрида Бульонского, в котором он опасался увидеть нового Готфрида Горбатого.

При этих обстоятельствах феодальный партикуляризм необычайно усилился. Успехи, достигнутые имперской церковью на протяжении целого столетия, в течение нескольких лет сошли на нет. Под напором двух объединенных сил —  феодалов и религиозной реформы — прежняя система распалась по всем швам и рухнула. Нидерландские феодалы использовали в своих интересах спор об инвеституре, от которого зависели судьбы Европы. Графы Генегауские,  Лувенские, Голландские, Намюрские, Лоозские окончательно упрочили тогда свое положение. Утрехтский епископ был побежден графом Голландским, и отныне это большое северное княжество могло развиваться свободно, несмотря на все противодействие Империи. Графство Генегау, которое одно время при Теодуэне, казалось, должно было сделаться частью льежского епископства,  добилось теперь только номинальной зависимости от него. Одновременно под влиянием французских идей, а также ощущавшегося всеми отсутствия безопасности и все возраставшей слабости епископов в Лотарингии распространился новый институт. Мир божий, к которому в свое время отказался присоединиться Гергарт из Камбрэ 2, введен был Генрихом Верденским (1081 г.) в льежском диоцезе, и отсюда он, подобно клюнииской реформе, следствием которой он, по существу, являлся, проник также и в Германию.

Франция искусно воспользовалась этой запутанной ситуацией. Филипп I,  поддерживаемый графом Фландрским, добился в 1093 г. от папы восстановления Аррасского диоцеза, объединенного до этого с диоцезом Камбрэ. Это был первый успех, достигнутый династией Капетингов в Нидерландах, в ущерб Германии 3.

Все это достаточно красноречиво говорит о том, в каком положении находилась имперская церковь. Ее присоединение к папе и к идеям церковной реформы оказалось выгодным только для ее врагов. Одновременно с тем, как епископы отходили от императоров, они подпадали под влияние тех самых светских князей, которых они когда-то держали в своих руках. И действительно,  это и не могло быть иначе, — особенно с того момента, как каноники в результате победы канонического принципа получили право выбирать епископов.  Эти выборы лишь в очень редких

________________

1. Meyer von Knonau, Jahrbucher des Deutschen Reich unter Heinrich IV una Heinrich, V, Bd. II, S. 657 (Leipzig, 1894).

2. См. выше, стр. 59.

3. В 1123 г., т. е. тотчас же после Вормсского конкордата, Каликст II, подстрекаемый, вероятно, императором, помышлял, по-видимому, о восстановлении диоцеза Камбрэ в прежних размерах. Но французский король Людовик VI решительно вступился за Аррас, и дело это осталось без последствий. См. U. Robert, Histoire du раре  Calixte II, p. 179 (Paris, 1891).

[79]

случаях были свободными. Почти всегда жившие в пределах данного округа графы имели свою партию в капитулах, так что всякая новая вакансия становилась поводом для политических интриг, а иногда даже и для вооруженной борьбы. В Камбрэ — графы Фландрии и Генегау, в Льеже — графы Намюрские и опять-таки Генегауские, в Утрехте — графы Голландские пытались посадить на епископскую кафедру членов своих семей или, во всяком случае, преданных защитников своих интересов. Словом, повторялось положение, которое мы в ином виде отмечали уже во времена Ренье Длинношеего и Гизельберта. То какой-нибудь кандидат силой навязывался клиру, то враждебные партии, на которые распадался капитул, выбирали каждая своего епископа — и разражалась война. Некоторые прелаты оказывались не в состоянии вступить в свои епископские города, несмотря на свое обращение к папе и отлучение от церкви своих противников, других находили предательски убитыми, одним не хватало архипастырского посвящения в сан, другим — инвеституры императора. Но всегда при всех этих беспорядках руководителями событий выступали феодалы. Раздиравшие диоцезы внутренние междоусобицы были результатом соперничества и столкновения честолюбий соседних династий. Достаточно бросить беглый взгляд на списки епископов, начиная с XII века, чтобы тотчас же понять сущность нового положения вещей. До борьбы за инвеституру почти все нидерландские епископы, ставленники императора, были немцами или, во всяком случае, духовными лицами, воспитанными при дворе или жившими в окружении государя. После же царствования Генриха IV они, наоборот, лишь за редкими исключениями не принадлежали к семьям местной аристократии. В Льеже, после Отберта, епископскую кафедру занимали, одни за другим, Фридрих Намюрский, Адальберон Лувенский, Александр Юлихский и затем, наконец, Адальберон II, зять герцога Брабантского. В Утрехте, после епископов Конрада и Бурхарда, из коих последний был баварцем по происхождению, со времени епископства Годбольда начался новый период (1113—1128 гг.), во время которого диоцез постепенно переходил в руки графов Голландских. В еще более плачевном положении находилось Камбрэ. Еще при жизни Генриха IV, здесь были одновременно выбраны двое: сторонник императора, Вальхер, и сторонник папы Григория VII, Манассе (1093 г.). В борьбе, разыгравшейся между этими двумя людьми, сплелись все конфликты, происходившие в то время в Лотарингии.  Манассе, сына графа Суассонского и восторженного приверженца папы,  поддерживал граф Фландрский — Роберт II, старавшийся, под предлогом повиновения папе, сделаться хозяином Камбрэ. Интересы Франции и интересы феодалов в данном случае совпадали. Вассалы епископа воспользовались этой борьбой, чтобы признать зависимость своих феодов от графа Фландрского.  Наконец, в разгар беспорядков и развала прежней системы церковного управления на сцене появилась совершенно новая

[80]

сила: город поднял восстание против епископа и создал первую, известную нам в истории Нидерландов, коммуну.

Всего изложенного, несомненно, достаточно, чтобы убедиться в полном крушении системы, созданной Отгоном I в X веке. Лотарингия перестала быть большим штатгальтерством, крупной провинцией Германской империи.  Феодальная аристократия жестоко отомстила епископам. Отныне ей суждено было господствовать над теми самыми прелатами, перед которыми она вынуждена была склоняться столь долгое время.

Герцог, наряду с епископами представлявший императора, потерпел катастрофу вместе с ними. После смерти Готфрида Горбатого Генрих IV, не доверяя, вероятно, Готфриду Бульонскому, передал ему в качестве феода только Антверпенскую марку, сохранив герцогские полномочия за своим собственным двухлетним сыном Конрадом. Только в 1089 г. он передал герцогство Готфриду,  но было уже слишком поздно. Светская аристократия не могла уже больше мириться с господством герцога, и чтобы заставить ее принять его, надо было иметь на своей стороне епископов. В действительности Готфрид ничего не сделал и не в состоянии был ничего сделать в Нидерландах. Владея только своими арденнскими наследственными землями, проданными Готфридом льежскому епископу перед тем как он отправился в крестовый поход, Готфрид носил герцогский титул, но не пользовался герцогской властью, и если бы он не отличился в святой земле, то перешел бы в историю лишь как обыкновенный бульонский сеньор.

Император назначил его преемником Генриха Лимбургского, предоставив, таким образом, впервые герцогские полномочия представителю местного рода (1101 г.) 1. Еще хуже было то, что Генрих V, борясь со своим отцом, в свою очередь в 1106 г. передал герцогские полномочия Готфриду Лувенскому.  Благодаря этому дом Ренье Длинношеего достиг цели, которой он добивался веками. Лишившись герцогского титула со времени Гизельберта, он вновь обрел его в разгар смут, раздиравших Империю. Но герцогство, которого он наконец добился, существовало лишь на словах. Подобно епископству, оно потеряло всякое значение и смысл. Оно фактически исчезло уже вместе с Готфридом Горбатым.

Во время этого развала герцогской власти Генрих IV, отлученный папой от церкви и низложенный своим сыном, явился искать себе пристанища в Льеж. Этот большой валлонский город стал последним

____________

1. О происхождении этого человека см. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 182. Генрих IV в наказание за его нападения на земли аббатства Прюм в начале 1101 г.  осадил и разрушил его Лимбургский замок. Генрих IV, несомненно, рассчитывал задобрить и привлечь его на свою сторону, передавая ему герцогский титул. Но выбор столь мало влиятельного князя, каким был Генрих Лимбургский, показывает,  что сам император не придавал уже большого значения герцогским полномочиям. Ср.  Meyer von Knonau, Jahrbiicher des Deutschen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. V, S. 131 (Leipzig, 1904).

[81]

убежищем германского императора, преданно охранявшим последние дни его трагического жизненного пути. Епископ Отберт отдал в распоряжение своего государя свои богатства и свои войска, навербовав ему сторонников среди окрестного дворянства. Его рыцарям и горожанам удалось отбить у моста Визе нападение Генриха V, надеявшегося без труда прогнать своего отца из города, где он обрел, наконец, некоторый покой 1. Народ, потрясенный несчастиями старого монарха, почитал его как святого, и когда он умер (7 августа 1106 г.), то около его гроба разыгрались странные сцены. Давили друг друга, чтобы получить возможность дотронуться до Него, крестьяне покрывали его предназначенными для посева семенами, в надежде, что засеянные ими поля дадут потом обильные всходы.

Похороны Генриха IV, погребенного ввиду его отлучения от церкви без всякой пышности и церковных песнопений за пределами города в маленькой не освященной еще часовне Корнион, были печальными похоронами императорского режима в Лотарингии.

В течение нескольких месяцев, проведенных им в Льеже, Генрих мог убедиться, насколько времена переменились. Около него Отберт вместе с еще несколькими сторонниками императорской власти защищали заведомо обреченное дело; но какие перемены произошли тем временем вокруг! И как эта оставшаяся верной ему группа людей была изолирована! Все взгляды обращены были уже не на Империю, а на Иерусалим 2.

Ничто так красноречиво не свидетельствовало о религиозной и политической эволюции, происшедшей в Лотарингии, как тот энтузиазм, с каким она приняла участие в крестовых походах. Это важнейшее начинание, столь соответствовавшее нравственным идеям, а также социальной и политической обстановке XI века, нашло, пожалуй, свое наиболее полное выражение в областях, расположенных на левом берегу Рейна. Лотарингский крестоносец являлся крестоносцем в лучшем смысле этого слова, и Готфрид Бульонский недаром остался в представлении народа наиболее совершенным образцом служителя Иисуса 3.

_____________

1. О сражении при Визе см. Meyer von Knonau, Jahrb'ucher des Deutscen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. V, S. 359 u. f.

2. Высшая аристократия начиная с XI века была полностью на стороне клюнийской реформы. Балдуин VI Фландрский призвал Ричарда из Сен-Вана в Сен-Ваастское аббатство; Роберт Фрисландский стал союзником папы Григория VII и совершил в 1083 г. паломничество в Иерусалим; наконец Рихильда Генегауская посвятила свои последние годы уходу за прокаженными. В Лотарингии Арденн-ский герцогский дом тоже был на стороне новых религиозных течений. Сын Теодориха III Голландского был преемником Поппо в качестве аббата Ставело и св. Максимина.

3. Отто из Фрейсингена (Chronicon. Mon. Germ. Hist. Script., т. XX, с. 250) говорит о Готфриде следующее: «Hie etiam inter Francos Romanos et Teutonicos, qui quibusdam  amaris et individiosis jocis frequenter rixari solent, tamquam in termino utriusque gentis  nutrirus, utriusque linguae sciens, medium de interposuit, ac ad commanendum multis modis informavit» («Французы, итальянцы и немцы часто ссорились и обменивались горькими и недоброжелательными шутками; но он, воспитанный как бы на границе двух народов, знакомый с языками обоих, становился посредником между ними и всячески содействовал тому, чтобы они оставались в согласии»).

[82]

В то время, как во Франции крестовые походы были до известной степени национальным делом, в то время, как нормандцы и провансальцы отправлялись в поход не без задней мысли о добыче и завоеваниях, паломники Брабанта,  Генегау, Фландрии и Голландии стремились лишь к освобождению гроба господня. Они находились всецело под обаянием христианского и рыцарского идеала. Они были подлинными и законченными папскими воинами. Крестовый поход был для них не чем иным, как христианским и европейским делом.  Охваченные стихийным порывом, они двинулись в Иерусалим, под руководством того самого герцога, светская власть которого была так слаба, но который уже в силу своего титула, призван был вести их отряды на Восток. Армия Готфрида резко отличалась от других армий, вроде, например, войск Боэмунда Таренского или Раймунда Тулузского. В ней не было ничего от национальной армии. Она была двуязычна, подобно стране, из которой она происходила. Валлоны, немцы и фламандцы шли в ней бок о бок под руководством князя, говорившего на их языках и одинаково хорошо знавшего их обычаи и умонастроения. Во главе своих войск Готфрид предстает перед нами, как какой-нибудь Ренье Длинношеий или Гизельберт, у которого феодальный дух сменился религиозным энтузиазмом.  Под его руководством объединились люди различных национальностей, давно уже подготовленные благодаря тем влияниям, которые они испытали на себе, к участию в общем деле. Все эти народы с такой же легкостью восприняли религиозный и рыцарский идеал, пришедший к ним из Франции, как они когда-то заимствовали каролингские учреждения. В эпоху крестовых походов они еще раз сыграли в отношении обоих больших западноевропейских народов ту роль посредников, которая, казалось, была отведена им историей. Подобно тому, как клюнийская реформа, мир божий и рыцарство перенесены были ими в Германию, точно так же благодаря им Германская империя приняла участие в самом крупном начинании, которое когда-либо затевалось христианской Европой 1.

IV

В течение X и XI веков власть графов Фландрских непрерывно усиливалась, все расширяясь и укрепляясь внутренне. Объясняется это тем, что, в отличие от графов Аувенских, Генегауских и Голландских,  эти князья имели в тот момент в лице французского короля сюзерена, лишенного престижа и авторитета. В то время как на территориях,

_____________

1. Участие Империи в первом крестовом походе ограничилось фактически одной Лотарингией

[83]

расположенных на правом берегу Шельды, шла борьба не на жизнь, а на смерть,  между светской аристократией и государством, в левобережных областях Шельды можно было наблюдать свободное развитие и непрерывный рост территориального княжества 1. Там действие сил, толкавших общество на путь феодального партикуляризма, все время тормозилось, здесь же оно могло свободно развиваться и приводить к важнейшим последствиям.

Если присмотреться к графам Фландрским, то нельзя найти ничего общего между ними и императорскими лотарингскими герцогами или епископами. Граф был единственным светским князем в своей стране, он получал свой феод непосредственно от государя и был одним из пэров королевства. Что касается епископов Нуайон-Турнэ, Арраса и Теруаня, то они не в состоянии были ослабить его влияния или помешать его росту, так как они были настолько же слабы и беспомощны, насколько сильны были епископы Льежа, Камбрэ и Утрехта 2. Более того, епископы Арраса и Теруаня жили в городах,  принадлежавших графам, а город Турнэ вплоть до конца XII века находился под протекторатом Фландрии 3.

Но хотя Фландрия поставлена была в совершенно отличные от Лотарингии условия, однако в известном отношении она обладала несомненным сходством с ней. В самом деле: подобно своей соседке Лотарингии, Фландрия на протяжении ряда веков лишена была национального и языкового единства.  

В настоящее время слово «Фландрия» ассоциируется у нас с представлением о вполне германской стране, но было бы большой ошибкой думать, что так обстояло всегда. С самого же начала существования Фландрского графства и вплоть до периода его больших войн с Францией в нем было столько же жителей романской расы, сколько и германской, и Фландрия не в меньшей мере, чем Лотарингия, заслуживала прозвания «двуязычной», bilinguis. Слова «Фландрия»  и «фламандец» долгое время не имели этнографического значения: они обозначали только название областей и людей, подчиненных власти преемников Балдуина I. Границами этой территории были на севере — Звин, а на юге —  Канш, и валлон из Арраса так же, как и фламандец из Гента и Брюгге, одинаково считались фламандцами. Словом, в начале X века Фландрия, населенная двумя различными, но в количественном отношении почти равными, народами,  чрезвычайно походила на современную Бельгию. Впрочем, это

_____________

1. По поводу территориального роста Фландрии см. т. I превосходной работы L. Vanderkindere, Histoire de la formation territoriale des principautes beiges (Bruxelles, 1902).

2. Епископство Камбрэ, вплоть до 1093 г. постепенно поглощавшее область Арраса, не могло оказывать никакого политического влияния на Фландрию, так как последняя зависела от Франции.

3. Написанное в 1067 г. житие св. Макара называет графа Фландрского «princeps patriae» (князем страны) Турнэ. Acta sanctorum Boll. Апрель, т. I, с. 876.

[84]

отсутствие однородного национального состава нисколько не ослабило ее политического могущества.

В то время, когда Балдуин II, опередив своих соперников, захватил все валлонские земли на юге и утвердился в стране по праву первого захвата, эти территории зависели только от французской короны. Несмотря на все свои старания, последним Каролингам не удалось отнять их у него. Арнульф I,  наследовавший в 918 г. Балдуину II, закончил дело своего отца. Он окончательно завладел в 932—933 гг. Аррасом, после 941 года — Дуэ, а в 948 г. — Монтрей-сюр-Мер.

Этот Арнульф был одним из самых могущественных князей своего времени.  Его богатства, пополнявшиеся обильными доходами с Сен-Бертенского, Сент-Амандского и Сен-Ваастского аббатств, были неисчерпаемы и обеспечивали ему неоспоримое влияние 1. Мы уже видели, что ему достаточно было только захотеть, чтобы в течение нескольких лет реформа Гергарта Броньского проникла во все фламандские аббатства. Это мероприятие не только не ослабило, а, наоборот, усилило его влияние. Секуляризованные владения монастырей были возвращены только частично, и граф захватил права фогта в отношении всех монастырей, чтобы отрезать им таким образом раз и навсегда пути к светской власти и независимости, которые могли бы стать опасными для него. Арнульф не удовольствовался титулом графа и присвоил себе титул маркграфа (mar-chio),  более соответствовавший его обширным владениям и тому положению, которое он занимал на границах французского королевства. Этот титул переходил затем к его преемникам, вплоть до прихода к власти Эльзасской династии.

В X веке нельзя было найти второго такого крупного вассала, как он, который пользовался бы такой неограниченной властью в своей стране. Его печать, один экземпляр которой сохранился до наших дней, является самой старинной из известных нам феодальных печатей 2. Далее, в то время как в Лотарингии летописи велись лишь в среде епископов и аббатов, некий компьенский священник занят был здесь писанием Sancta prosapia domni Arnulfi comitis  gloriosissimi 3 (Святого рода господина и славнейшего графа Арнульфа), которая, будучи в дальнейшем продолжена, дополнена и исправлена, явилась обильным и разносторонним источником ряда повествований, анналов и хроник на  латинском, французском и

_________________

1. О богатствах Арнульфа см. многочисленные свидетельства того времени, собранные у Kdpke-DCtmmler, Kaiser Otto der Grosse, S. 119, Anm 3. A. dry, Manuel de  diplomatique, p. 637 (Paris, 1894). Факсимиле этой печати было опубликовано в 1898 г.

2. Inventaire archeologique de Gand, изданном Societe d'histoire et d'archeologie de Gand.

3. Подлинность ее внушает, однако, некоторые сомнения. См. С. Des Marez, в «Album  beige de diplomatique» (Bruxelles, 1909). Mon. Germ. Hist. Script., т. IX, с. 302.

[85]

фламандском языках, закончившимся без всяких перерывов и пробелов в XVI веке — Excellente Cronijke van Vlaenderen.

Врагом, с которым Арнульфу пришлось сражаться, была на этот раз уже не обессиленная и запертая в пределах своих ланских владений каролингская династия, а такой же феодал, как и он, герцог Нормандский,

преграждавший ему на реке Канш дорогу на юг 1. Он пытался всеми бывшими в его распоряжении средствами уничтожить этого соперника. Он заключил союз против него с королями Людовиком IV Заморским и Лотарем, он приказал убить герцога Вильгельма во время одного свидания в Пикиньи (17 декабря 942 г.) 2, он убедил Отгона I, во время его похода во Францию в 946 г., двинуться на Руан. Но он не мог ничего поделать. В разразившейся ожесточенной борьбе между Фландрией и Нормандией обе стороны оказались одинаково сильными: им не удалось одолеть друг друга,  и они остались на своих прежних позициях.

«Великому маркграфу», умершему в 965 г. 3, наследовал его внук Арнульф II, под опекой своего кузена Балдуина Бальдзо, оставившего по себе неувядаемую славу в феодальном эпосе Франции 4. Король Лотарь решил воспользоваться благоприятным случаем и захватить Фландрию.

Но если Генрих Птицелов или Отгон I способны были победить в Лотарингии местные династии, то французский король был тогда слишком слаб для победы над северным маркграфом. Продвинувшись до реки Лис, он вынужден был отступить и вскоре потерял все захваченные им земли 5.

Натолкнувшись на сопротивление в своем продвижении на юг, фландрские графы с начала XI века стали пытать счастье на своих северных

_______________

1. О его нормандской политике см. Ph. Lauer, Le regne de Louis IV d'Outre-Mer, P. 106, 119.

2. Стихотворение по этому поводу см. у /. Lair, Essai sur Is vie et la mort de Guillaume Longue-Epee, due de Normandie (Paris, 1893). Убийство Вильгельма явилось также темой многих кантилен на романском языке во Фландрском графстве. См. С Paris, La poesie francaise, t. II, p. 64 (Paris, 1895). По поводу различных версий, связанных с этим убийством, ср. Lauer, op. cit.,p. 276-283.

3. Некоторые источники указывают 964 год, и за эту дату высказывается Вандеркиндере (Bull, de la Comm. Royale d'Hist., 1898, p. 300), но, по-моему — без достаточных  оснований.

4. См. Raoul de Cambrai, ed. A. Longnon et P. Meyer, introduction, p. 19 (Paris, 1882).

5. Лот (Lot, Les derniers Carolingiens, p. 219, n. 1) полагает, впрочем, неосновательно, что только Гуго Капет вернул эти земли Фландрии. Приводимые им соображения (Ibid.  стр. 47) в доказательство того, что Лотарь сохранил их за собой, очень неубедительны и применимы во всяком случае лишь к первым годам царствования Лотаря. Противоположное мнение см. у Vanderkindere, Formation territoriale, t. I, p. 84. Лоту (Lot, Etude sur le regne de Hugues Capet, p. 193) не удалось опровергнуть своего оппонента. Все известное нам о положении фландрских графов и французских королей в X веке позволяет утверждать, что Лотарь не мог сохранить за собой своих завоеваний.

[86]

и восточных границах. Переправиться через Шельду было для них гораздо легче, чем через Канш, а равнины Брабанта и Генегау, отделенные от Фландрии лишь узким руслом реки, сулили столь же богатую, сколь и легкую добычу. В предлогах для нападения на Империю недостатка не было. Епископы Камбрэ простирали свою духовную власть на валлонскую Фландрию, и этого было достаточно для постоянных вмешательств графов в дела Лотарингии. Во время волнений, происшедших после смерти Отгона III, Балдуин IV напал на Валансьен и без труда завладел этим форпостом Германской империи (1006 г.). Генриху II пришлось выступить против него, и заключенные им перед началом похода союзы с французским королем и Ричардом Нормандским свидетельствуют о том, насколько серьезным врагом он считал Фландрию. Понадобились два похода (1006  и 1007 гг.), чтобы заставить Балдуина вернуть Валансьен. Однако следствием обоих этих походов было лишь то, что уверенность графа в своих силах только еще более возросла. В 1012 г. император отдал Балдуину вероятно в результате какой-то попытки нападения его на Зеландию, —  остров Вальхерен вместе с еще четырьмя другими островами и область Четырех округов 1. В 1020 г. вновь разразилась война. Генрих осадил Гент, а его союзник Роберт Французский двинулся на Сент-Омер.

Императоры уже с давних пор приняли меры для защиты Лотарингии от покушений их опасных соседей. Историю рва, якобы вырытого по повелению Оттона I от Шельды до моря 2, надо считать, несомненно, вымышленной, но зато не подлежит сомнению, что в начале XI века были созданы две марки — одна в области Антверпена, другая вокруг Валансьена, и на полпути между ними построена была крепость в Энаме 3.

_________

1. Эти пожалования положили начало имперской Фландрии. Что касается даты этого события, то Гриш (Hirsch, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Hem-rich II, Bel.  II, S. 321.) полагает, что это произошло в 1012 г. Вандеркиндере (Vanderkindere,  Formation territoriale, t. I p. 92 и далее) склоняется примерно к 1018 г. У нас, к сожалению, слишком мало данных, чтобы решить этот вопрос в ту или другую  сторону.

2. Нам известно об этом со слов Иоганна Тильрода, хрониста конца XIII века, весьма склонного к вымыслам. Гирш сделал попытку доказать его существование в очень остроумной и серьезной в научном отношении диссертации, под названием Reichsflander  und die Deutsche Burg von Gent (Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich II. Bd. I,  S. 507 u. f.). Но он вынужден был признать, что он был вырыт по приказанию Оттона II, а не Оттона I. По поводу якобы существовавшей имперской крепости в Генте см. Vuylsteke, Het Gravencasteel. Annales du Cercle historique de Gand, 1895, p. 57 и далее, бесповоротно покончившем с относящимися сюда легендарными преданиями.

3. Вандеркиндере (Formation territoriale, t. I, p. 69) пытался, впрочем, безуспешно, поддержать это предание. Он, кроме того, полагает — не приводя, однако, никаких доказательств, — что Гентская крепость должна была быть центром такой же марки,  как Антверпенская, Энамская и Валансьенская. Существование Антверпенской марки отмечается источниками не ранее 1008 г. см.  Hirsch, op. cit., Bd. I, S. 32. Относительно Валансьенской марки, несомненно, тоже бывшей частью оборонительной линии Империи против Фландрии.

[87]

Мы только что видели, что Генрих II безуспешно пытался завладеть Гентом, являвшимся на западе ключом к Фландрии. Его военные маневры не смутили Балдуина IV, не побоявшегося в 1033 или 1034 гг. захватить Энамскую крепость и сравнять ее с землей. Восстание Готфрида Бородатого; явилось поводом для нового вторжения Фландрии на территорию Гер-А манской империи. Балдуин V  (или Балдуин Лилльский) завладел всей областью, расположенной между Шельдой и Дендрой. Предпринятые против него императором походы ни к чему не привели. Очутившись в этих болотистых местностях, пересеченных во всех направлениях ручьями, где во время дождя лошади и люди вязли в грязи, немецкие армии были остановлены теми же естественными препятствиями, которые спустя 250 лет пришлось испытать армиям французских королей. Пришлось поэтому волей-неволей пойти на мирные переговоры. В 1056 г. Балдуин окончательно получил в ленное владение острова Зеландии, область четырех округов и область Алоста, т. е. территории, известные впоследствии под названием имперской Фландрии 1.

Сделавшись одновременно вассалом французского короля и германского императора, Балдуин стал пользоваться необычайным влиянием и авторитетом. Он занял такое же положение в феодальной Европе XI века, какое впоследствии в XV  веке занимали герцоги Бургундские. «Короли, — заявлял Вильгельм из Пуатье, —  боялись и уважали его; герцоги, маркграфы, епископы — трепетали перед его могуществом». Его рыцари считались непобедимыми, а благодаря начавшемуся как раз в то время оживлению торговых сношений Фландрии он приобрел в дополнение к доходам, извлекавшимся им из его обширных земель, еще новые и непрерывно возраставшие богатства 2. Он оказывал содействие начавшемуся

____________

1. см. Devivier, Le Hainaut ancien, p. 100. Относительно Энгама или Энама (около Уденарда), принадлежавшего, по-видимому, сначала верному графу Готфриду, см.  Sigiberii, Gemblac. Auctar. Affligemense. Mon. Germ. Hist. Script., т. VI, с. 399: «Erat  Eiham oppidum et castrum munitissimum et sedes principalis ducatus regni Lotherici».  («Энгам был хорошо укрепленным городом и крепостью и главной герцогской резиденцией в государстве Лотарингии».) В имперскую Фландрию входила также Ваасская (Waes) область, которая в X веке принадлежала еще Франции и относительно которой неизвестно, когда и как она попала в зависимость от Империи.  Догадка Вандеркиндере (Formation territoriale, t. I, p. 123), что это произошло при Роберте Фрисландском в 1076 г., неприемлема. См. мою статью — Robert le Frison в «Biographie Natkmale», t. XIX, p. 430.

2. Архиепископ Гервазий Реймский писал ему: «Quid de diversarum loquar affluentia divitiarum divinae providentiae munere tibi datarum, quibus jure hereditario te Dominus sic  voluit esse locupletatum, ut inter mortales hac in re non plurimos tibi pares invenias» («Что сказать мне об изобилии всевозможных богатств, данных тебе в дар божественным проведением? Бог тебя так обогатил ими по наследственному праву, что немногих найдешь ты среди смертных, равных тебе в этом отношении»).

[88]

тогда росту городов. Крупный торговый Лилль считал его своим основателем.

О том влиянии, каким он пользовался, лучше всего свидетельствует та роль,  которая была предоставлена ему во Франции после смерти короля Генриха I. С 1060 г. по 1065 г. он управлял королевством в качестве опекуна малолетнего Филиппа I. Став во главе своих вассалов, он усмирил восстание, поднятое против его питомца. Он распоряжался его доходами и был в течение 6 лет настоящим майор домом. Филипп называл его ц, своих грамотах meus patronus, nostrae  procurator pueritiae («мой патрон и попечительно моего детства»); Балдуин же величал себя сам regni procurator et bajulus («попечитель и управитель королевства») 1.

Расширив свои владения за счет Империи, граф отказался от тех бесплодных войн с Нормандией, которыми заняты были его предшественники. Он выдал свою дочь за герцога Вильгельма, и когда последний начал завоевание Англии,  Балдуин не предпринял ничего, чтобы помешать ему в этом. Он вел себя скорее как фландрский граф, а не как блюститель интересов династии Капетингов, дав безвозбранно совершиться столь роковому для Франции событию, которое могло бы, пожалуй, быть предотвращено одной лишь военной демонстрацией Фландрии на реке Канш. Жители Фландрии приняли деятельное участие в завоевании сначала в качестве солдат, а затем — в качестве поселенцев. Со времени битвы при Гастингсе завязались все более тесные дипломатические и торговые сношения между обоими побережьями Северного моря. Наряду с французской и немецкой политикой у графов Фландрских появилась также вскоре и английская политика.

Удачные браки еще более усилили престиж графа за пределами Фландрии. В 1051 г. его старший сын Балдуин, женившись на графине Рихильде 2, получил графство Генегау и, несмотря на протесты императора, сумел сохранить за собой эту территорию, географически связанную с Фландрией. Другая богатая наследница Гертруда Голландская, вдова графа Флоренция I, стала женой его второго сына, Роберта Фрисландского (1063 г.), управлявшего в течение нескольких лет «морским графством» от имени Теодориха V, родившегося от первого брака Гертруды. Таким образом, господство фландрской династии простиралось от берегов Зюй-дерзее до отрогов Арденн. По удачному выражению одного хрониста, оба сына Балдуина были двумя могучими крыльями, поддерживавшими его в его полете 3.

_____________

1. М. Prou, Recueil des actes de Philippe I, roi de France, p. 31 (Paris, 1908).

2. См. выше, стр. 70.

3. «Fillos suos alterum a sinistra et alterum a dextera, quasi duas alas, quibus per omnes terras suas volaret, expanderat». («Двух своих сыновей он распростер, как два крыла, одного вправо, другого налево, чтобы летать над всеми своими землями».) Galbert de Bruges,  Histoire du meurtre de Charles le Bon, ed. H. Pirenne, p. 120 (Paris, 1891).

[89]

После смерти своего отца Балдуин VI объединил феодальные короны Фландрии и Генегау. Впервые произошло объединение обеих частей Нидерландов вопреки разделявшей их франко-германской границе. Казалось, что Фландрии суждено поглотить Лотарингию и подчинить ее власти фландрских графов. Епископство Камбрэ, окруженное со всех сторон, было совершенно бессильно, и достаточно было однодневного перехода от границ Генегау, чтобы фландрские рыцари появились под стенами Льежа. Но объединение Фландрии с Генегау был недолговечным. Балдуин VI умер в 1070 г., оставив после себя двух малолетних сыновей, Арнульфа и Балдуина, под опекой их матери.

Роберт Фрисландский, несмотря на принесенную им перед его браком клятву в том, что он отказывается от всех своих прав на Фландрию, не преминул воспользоваться этими обстоятельствами. Как только похоронен был его брат, он постарался, не брезгуя ничем, создать себе свою партию. Ему удалось без труда привлечь на свою сторону жителей приморской Фландрии, которые — благодаря тому, что они были в значительной мере смешаны с фрисландскими элементами и изолированы от народов, живших в глубине страны, и сохранили свои старинные нравы и обычаи, — враждебно относились к попыткам графов подчинить их своей власти, заставить их платить налог «balfard» и ввести у них «графский мир». За него высказались также часть дворянства и жители нарождавшихся городов, которым претендент, по-видимому, надавал массу обещаний. Спустя короткое время на севере графства организован был настоящий заговор. Меньше чем через шесть месяцев после смерти Балдуина,  вспыхнуло восстание, которое перебрасывалось из одного места в другое и вестниками которого были горящие бочки смолы, прикрепленные на шестах.  Роберт был впущен в Гент и принял здесь графский титул.

Арнульф и его мать, застигнутые врасплох, обратились за помощью к своему сюзерену, французскому королю Филиппу I и получили также поддержку со стороны Вильгельма Фиц-Осбернского, графа Герефордского, который то ли по приказу английского короля, то ли в надежде жениться на Рихильде, привел некоторые подкрепления из Нормандии. 22 февраля 1071 г. Роберту, после ожесточенного боя у горы Кассель, в котором погиб старший из его племянников,  удалось оттеснить союзную армию. После этого младший его племянник,  Балдуин, наследовал права своего брата, а мать его Рихильда употребила всю свою энергию, чтобы помочь ему восторжествовать над своим дядей. Покинутая французским королем, вскоре примирившимся с Робертом, на невестке которого,  Берте Голландской, он спустя некоторое время женился, Рихильда обратилась за помощью к Германской империи, положив таким образом начало той политике,  которая два века спустя усвоена была д'Авенами в их борьбе с Дампьерами. Она призвала на помощь герцога Готфрида Горбатого и льежского епископа Теодуэна, которому пожаловала Генегау. Но ее

[90]

союзники довольно слабо поддерживали ее дело. Балдуин после долгой борьбы, о которой нам мало что известно, кончил тем, что примирился со своим дядей,  ограничившись получением одного только графства Генегау. Объединенные столь недолгое время Фландрия и Генегау опять отделились друг от друга, чтобы снова объединиться лишь в конце XII века 1.

Правление Роберта Фрисландского резко отличалось от правлений его предшественников. До него фландрские князья жили главным образом в местностях, омываемых Шельдой и ее притоками, где находилась большая часть их земель и почти все крупные аббатства. Оба последние Балдуина питали, по-видимому, даже особое пристрастие к романским областям, где высились Лилль и Аррас. Именно в этих областях находились самые обильные источники их доходов, именно здесь были особенно многочисленные феоды их рыцарей и, наконец, именно отсюда им легче всего было двинуться во Францию, в Генегау или в Камбрэзи. Все это совершенно изменилось при Роберте, перенесшем центр своего влияния на север Фландрии. Его излюбленным местопребыванием стал Брюгге, морская торговля которого была уже довольно значительной в XI веке.  Сен-Донацианский прево был назначен в 1089 г. канцлером графа и главным сборщиком всех его доходов. Таким образом, во Фландрии, где экономическое развитие шло необычайно быстро, начался тот процесс, в результате которого чисто земледельческий строй начального периода средневековья сменился новым укладом, базировавшимся на промышленности и торговле, и естественным следствием этого было превращение самого крупного порта страны в главный правительственный центр. Впрочем, к экономическим соображениям,  привлекавшим взоры Роберта на Север, присоединялись также политические мотивы.

________________

1. История Роберта Фрисландского до сих пор еще не написана. Даваемое мною здесь изложение во многом отличается от традиционного изложения историков. На основании легенд, созданных задним числом в оправдание узурпатора Роберта,  причины восстания, приведшего его к власти, приписывались тираний Рихильды, и новые историки сочинили на этом основании объяснение, суть которого сводится к расовой борьбе между романскими народами Южной Фландрии и Генегау — с германскими народами Северной Фландрии. Этой точки зрения придерживается еще Мейер фон Кнонау (Meyer von Knonau, Jagrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich  IV und Heinrich V, Bd. II, S. 58). Но на основании высказываний Гальберта, нашего лучшего источника, мы не можем допустить ничего подобного. Если даже здесь и существовала национальная борьба, то она была вызвана отличием культуры Северной Фландрии от Южной, а не расовыми или языковыми различиями. Рихильда разделяла пристрастие своих предшественников к внутренним областям графства.  Что же касается ее мнимой тирании, то у нее не было даже времени обнаружить ее,  так как Роберт очень поспешно взялся за свое дело. «Flandria generosa» (Благородная Фландрия) является источником одновременно двух легенд о Рихильде: в одной  она изображается тираном, в другой — святой.

[91]

Вступив на престол благодаря помощи, оказанной ему населением побережья, он имел большинство своих приверженцев именно в приморской Фландрии. Свободные приморские крестьяне считали его своим законным главой, между тем как в глазах значительной части духовенства, рыцарей и «министериалов»  (ministeriales) 1 он был лишь узурпаторрм. Примирившись с французским королем, он стал теперь настолько же верным вассалом этого последнего,  насколько опасным врагом он был для Германии. Он вторгся в Камбрэзи и подчинил его своей власти; он помог своему пасынку графу Теодориху V  Голландскому отразить нападение утрехтского епископа и Готфрида Горбатого, и можно с полным основанием полагать, что он играл роль подстрекателя в убийстве этого знаменитого герцога 2.

Впрочем, его деятельность простиралась далеко за пределы Нидерландов. При нем фландрское влияние, как и фландрская торговля, достигли, берегов Прибалтики. Политика Роберта перестала уже быть только политикой феодального князя, ведущего борьбу со своими непосредственными соседями.  Мы видим его уже главой морской державы. В первые же годы его правления стало ясно, что Фландрии придется отныне считаться с новой державой —  Англией. Сношения между фландрскими графами и англосаксонскими королями никогда не были очень оживленными. Но положение резко изменилось после битвы при Гастингсе, которая заставила этот большой остров расстаться со своим изолированным существованием и вступить в постоянные сношения с континентом. В силу этого Фландрия, очутившись между тремя крупнейшими западноевропейскими народами, заняла чрезвычайно выгодное центральное положение, чреватое, однако, одновременно всякими трудностями и опасностями.  Это обнаружилось с полной ясностью уже во время правления Роберта Фрисландского, верность которого Франции неизбежно должна была вызвать недоброжелательство со стороны Англии. Король Вильгельм, по-видимому, уже со времени битвы при Касселе помышлял о том, чтобы предъявить от имени своей жены права на Фландрию, и поддерживал все время враждебные действия Балдуина Генегауского против Роберта. Чтобы отразить нависшую над ним угрозу, Роберт заключил союз с Данией, выдал одну из своих дочерей замуж за короля Канута и стал совместно с ним подготовлять десант в Англию, который,  впрочем, не состоялся (1086 г.). Однако деятельность Роберта не исчерпывалась всеми этими делами. Он состоял одновременно в оживленной переписке с папой Григорием VII, отправлял в Рим своих послов и принимал у себя в стране послов из Рима. Григорий, несомненно, помышлял о том, чтобы сделать из него второго Готфрида Бородатого. В своих многочис-

_____________

1. В XII веке фландрские «легитимисты» считали убийство Карла Доброго божьим наказанием, ниспосланным на графский дом за узурпацию Роберта. См. Galbert,  Histoire du meurtre, p. 104, а также Herman de Tournai, Liber de restauratione S.

2. Martini. Mon. Germ. Hist. Script., т. XIV, с. 280, 289. Meyer von Knonau,  Heinrich IV und Heinrich V, Bd. II, S. 651.

[92]

ленных и настойчивых письмах папа проявлял к нему совершенно необычайное расположение 1. Роберт искусно использовал эту благосклонность и извлек из нее для себя новые выгоды. Предоставленная ему миссия покровителя церкви позволила ему вмешиваться в дела фландрских епископств и всецело подчинить их своей власти 2.

Благодаря папе его дочь Адель после смерти Канута была выдана замуж за герцога Рожера Апулийского, подобно тому, как Беатриче Тосканская была в свое время выдана за герцога Лотарингского. Фландрская династия приобрела,  таким образом, еще большую известность, чем при Балдуине V. Паломничество Роберта в Иерусалим в 1087—1090 гг. довело его славу до апогея. Когда он проезжал через Константинополь, император Алексей I Комнин выразил желание повидать знаменитого маркграфа. Император пришел в восторг от прекрасной выправки и состояния войск маркграфа и получил от него обещание прислать ему вспомогательный корпус, который был ему действительно послан. Спустя некоторое время (1090 г.) византийский император обратился к нему с просьбой о помощи против турок. Это письмо, получившее вскоре широкое распространение на Востоке, значительно содействовало подготовке умов к мысли о крестовом походе 3. К тому времени, когда это письмо переходило из рук в руки, Роберт стал настоящей легендарной личностью. Во Фландрии с его именем связывались различные предсказания, и, читая хронику Ламберта Герсфельдского, можно видеть, как смутные воспоминания о необычайных путешествиях и невероятных событиях переплетаются в ней с истиной, чтобы изобразить знаменитого графа своего рода мифическим героем 4.

Роберт II, по прозванию Иерусалимский 5 (1093—1111 гг.), достоин был своего отца. Его правление тоже ознаменовалось новыми успехами в непрерывно происходившем расширении территории Фландрии. Религиозное рвение побудило его, подобно Готфриду Бульонскому, принять участие в первом крестовом походе. Но в то время как бедный герцог вынужден был продать свои земли, чтобы иметь возможность снарядиться в поход, и уехал без надежды на возвращение, Роберт совершил свое паломничество с большой помпой, так, как это подобало самому могу-

__________

1. См. выше стр. 79.

2. A. dry, Gregoire VII et les eveques de Terouanne, Revue historique, t. I [1876], p. 387 и далее.

3. По поводу различных взглядов на это письмо и его датировки, а также даты путешествия Роберта в Иерусалим, см. Н. Pirenne, A propos de la lettre d'Alexis  Comnene a Robert le Frison, comte de Flandre. Revue de l'lnstruction publique en  Belgique, 1907, p. 217 и далее.

4. Lambert de Hersfeld, Annales, ed. Holder-Egger, p. 120 (Hanovre, 1894).

5. Это  прозвище того времени. Одна монета Роберта, найденная в 1905 г. и хранящаяся в Берлине, в кабинете нумизматики, снабжена надписью: Moneta Roberti comitis Hierosolymitani (Монета Роберта, графа Иерусалимского).

[93]

щественному из феодальных князей того времени. В дальних краях он искал борьбы, приключений, реликвий и чести добиться освобождения гроба господня;  но он оставил у себя на родине слишком соблазнительную власть и слишком важные интересы поставленными на карту, чтобы он мог всецело отдаться крестовому походу. Последний был для него лишь героическим эпизодом и благочестивым делом. Он вернулся из похода в ореоле славы и с таким престижем, который позволял ему пуститься в ; новые завоевания.

Он сумел воспользоваться борьбой за инвеституру и своим влиянием в Риме (через свою жену Клементию он был шурином будущего папы , Каликста II),  чтобы дать волю своему ненасытному честолюбию, являвшемуся наследственным качеством в его роду. Мы уже видели, что ему; удалось с помощью французского короля отделить аррасскии диоцез от епископства Камбрэ (1093 г.) и избавиться таким образом от стеснительного вмешательства немецкого епископа. Но он не удовлетворился этим успехом. Он решил присоединить к своим владениям Камбрэзи и тем самым подчинить своей власти всю долину Шельды. Он принял деятельное участие в раздорах, разделявших духовенство и население Камбрэ на два враждебных лагеря; поддерживал Манассе против Вальхера и помог вступить в город Одону из Турнэ. Подобно своему отцу, он был восторженным приверженцем папства. В 1102 г. Пасхалий II в письме убеждал его напасть на Отберта Льежского, на что Зигеберт из Жамблу ответил знаменитым манифестом 1.

Сказанного достаточно, чтобы понять его постоянную вражду с императорами.  Впрочем, походы, предпринятые против него Генрихом IV и Генрихом V, были столь же неудачны, как в свое время походы Генриха III против Балдуина V.  Фландрия, казалось, действительно стала непобедима, и император вынужден был еще раз уступить графу. Роберт приобрел в конце концов права фогта над Камбрэ и Като-Камбрэзи 2.

Уже Роберт I оказался преданным союзником Франции. Роберт II еще более придерживался этой позиции, и по его следам пошел также его сын Балдуин VII, наследовавший ему в 1111 г. Их поведение объ-

__________

1. Это письмо, датированное 21 января 1102 г. (Jaffe, Bibliotheca rerum Germani-carum, т. V, с. 202), является блестящим доказательством того, как выгоден был спор об инвеституре для территориальной политики светских князей. Действительно, папа,  подстрекая в этом письме Роберта напасть на Льеж, одновременно убеждал его вторгнуться в Камбрэзи и прогнать оттуда ставленника Империи — епископа Вальхера. Само собой разумеется, что Роберт поспешил повиноваться приказу, столь соответствовавшему его собственным интересами Ср. Cauchie Querelle des investitures,  t. II, p. 163 и далее. По поводу даты этого письма см. Ch. De Smet, Gesta pontif.  Camerac, p. 62 (Paris, 1880); Cauchie op. cit., p. 161, и Meyer von Knonau, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. V, S. 170.

2. Об отношениях графов фландрских с епископами Камбрэ см. W. Reinecke, Geschichte der Stadt Cambrai, S. 225 u. f. (Marburg, 1896).

[94]

яснялось необходимостью бороться с Англией, которая после прихода к власти новой династии стала для Фландрии чрезвычайно грозным соседом. Они отказались от продолжения датской политики Роберта Фрисландского, считая более целесообразным объединить свои силы с силами Франции и попытаться совместно с Капетингами победить Англию и Нормандию. Неисчислимы были услуги, оказанные ими Капетингам. «Людовик Толстый без помощи графов фландрских не в состоянии был бы, пожалуй, избавиться от (английской) опасности» 1. Но не следует думать, что их услуги были бескорыстными. По существу, дело Людовика VI привлекало графов фландрских постольку,  поскольку оно совпадало с их собственными интересами; они видели в нем лишь союзника и, борясь бок о бок с ним, добивались выгод только для себя самих. Разумеется, было бы ошибочно видеть в них «помощников короля» 2. В них не было ничего от преданности и лояльности, например, Готфрида Горбатого.  

Роберт Иерусалимский дважды отходил от Людовика Толстого, и заключенные им в 1103 г. и 1110 г. договоры с Англией показывают всю независимость его политики 3. Он обещал в них Генриху I присягнуть ему на верность, получил от него феод стоимостью в 400 марок и обязался предоставить в его распоряжение 500 всадников. В случае, если французский король вздумает напасть на Англию, он должен был постараться отговорить его от этого плана, и если это ему не удастся, то он обязывался оказать ему лишь минимальную помощь, ровно такую, чтобы не лишиться своего феода. Впрочем, эти договоры,  заключенные, по-видимому, с целью достигнуть перемирий, были почти немедленно нарушены. В действительности Роберт II и Балдуин VII были всегдашними врагами Англии. Последний умер от ранения, полученного им в Нормандии, первый же — 5 октября 1111 г., в результате падения с лошади,  происшедшего у моста Мо в момент атаки его Людовиком Толстым, во время его войны с Тибо Блуасским, союзником Генриха I.

Балдуин VII был последним прямым потомком Балдуина Железная Рука. Умирая (1119 г.), он оставил графство своему кузену Карлу Датскому, которого он воспитал у себя при дворе, предназначив его себе в преемники. Правление последнего знаменовало в истории Фландрии начало нового периода. В течение двух с половиной веков власть графов благодаря чрезвычайно благоприятно складывавшимся для них обстоя-

________

1. A. Luchaire, Histoire des institutions monarchiques de la France sous les premiers Capetiens, t. II, p. 258 (Paris, 1883). A. Luchaire, Louis VI le Gros, Annales de sa vie et de son regne, p. XCIV (Paris, 1890).

2. Rymer, Foedera, т. I, c. 1 и 2. У Римера эти договоры датированы 1101 и 1103 гг. Но дата первого договора, несомненно, ошибочна, как это указал уже Лаппенберг (Lappenberg, Geschichte Englands, Bd. II, S. 241, Hamburg, 1837).

3. Имена свидетелей, упоминаемых в первом договоре, заставляют думать, что его следует датировать 1110 г.

[95]

тельствам — непрерывно усиливалась. Благодаря слабости последних Каролингов им достались большие аббатства на юге и все области,  расположенные между реками Лис и Кант; епископы Турнэ, Теруаня и Арраса были подчинены их власти; восстания Лотарингских герцогов дали им возможность захватить Зеландию, Ваасскую область и земли между Шельдой и Дендрой; спор об инвеституре сделал их хозяевами Камбрэзи. Но начиная с XII  века у них появился грозный противник, и их дальнейшим продвижениям положен был предел. Французская монархия должна была вскоре заставить Фландрию испытать на себе результаты своей политики централизации, между тем как окружавшие ее с востока и севера феодальные династии Голландии,  Брабанта и Генегау воздвигли против нее такой же мощный барьер, как тот, которым оградила себя от них начиная с X века Нормандия на реке Канш.

[96]

Цитируется по изд.: Пиренн А. Средневековые города Бельгии. Книга первая. Нидерланды до XII века. СПб., 2001, с. 51-96.