Хорватская раннефеодальная государственность

Изучение генезиса первичных над-общинных образований и ранних форм государства в Хорватии затруднено чрезвычайной скудостью необходимых данных. Письменные источники, в которых содержатся отрывочные сведения по раннесредневековой истории страны, в большей части не вполне надежны. Таковы эпиграфические памятники, зачастую не поддающиеся датировке; акты и грамоты, нередко оказывающиеся фальсификатами или содержащие поздние интерполяции; сочинения византийских, франкских, итальянских средневековых далматинских историков, отражающие обыкновенно позднюю традицию либо передающие тенденциозную точку зрения заинтересованных сторон. Вследствие оттого немало свидетельств об образе жизни, уровне производства и культуры, характере социально-политической структуры раннегосударственных хорватских образований может быть интерпретировано лишь гипотетически. В историографии ведутся дискуссии практически по всем ключевым вопросам развития раннесредневекового Хорватского государства — его хронологии, системы управления, социальной стратификации, становления феодальных отношений и др. 1

Согласно известиям Константина Багрянородного хорваты появились на Балканском полуострове в правление императора Ираклия в 20—30-е годы VII века. Эта условная дата может быть принята как terminus post quem * становления ранней государственности хорватов. Конечным пределом является 1102 год — дата коронации венгерского короля Кальмана венцом Хорватского королевства.

Уровень общественно-политического развития хорватов периода их переселения определить трудно. На военно-демократическое устройство раннехорватского общества указывают, возможно, первые легендарные известия о политической организации у хорватов в это время, принадлежа-

_________

* «время, после которого», - лат.

[219]

щие неизвестному автору середины X века и зафиксированные в 30-й главе труда Константина Багрянородного «Об управлении империей». Там говорится об отделении от белых хорватов одного рода, возглавляемого пятью братьями — Клуком, Ловелом, Косендзисом, Мухло и Хорватом — и двумя сестрами — Тугой и Вугой, и о переселении их «вместе с их народом (λαός)» в Далмацию (КБ, с. 291). Некоторые из имен семи кровных родичей (в них обычно видят вождей племен) находят соответствие в топонимике и этнонимике, некоторые же остаются и поныне загадочными 2. Признавая историческую достоверность основы предания, можно попытаться представить начальный этап становления Хорватского государства. 30-я глава свидетельствует, что к VII веку у хорватов выделился слой людей, стоящих над первобытными общинами. Они принадлежали к одному роду, который можно рассматривать в качестве зарождающегося правящего рода. И если верно мнение Г. Диттена, что слово λαός в указанном контексте означало «военное окружение правящего рода» 3, то постепенное возвышение этого рода над племенем опиралось, вероятно, уже в то время не только на авторитет исполняемых его представителями общественных функций, но и на возникающий аппарат власти.

Вывод этот, однако, требует крайней осторожности, поскольку рассмотренное сообщение, восходящее к хорватской фольклорной традиции, не может служить прочным основанием для суждения о существовании у далматинских хорватов в начале VII века протогосударственной структуры. Другие письменные известия еще более ненадежны. Известие Константина Багрянородного о том, что хорваты выполняли распоряжение Ираклия, ведя военные действия против аваров и заселяя в последующем территории провинции Далмации (КБ, с. 233), доказывает как будто наличие у хорватов устойчивой организации 4, но не является свидетельством более высокой ступени их политического и социально-экономического развития по сравнению с соседними племенами 5. К 678 году относится сообщение Феофана о приеме Константином IV послов аварского хагана, послов «королей», «экзархов», а также «выдающихся представителей западных народов». Чисто логическое заключение Ф. Шишича о присутствии среди послов вождей «далматинских славян» 6 неосторожно истолковывалось впоследствии как доказательство высокого уровня политического развития хорватов в VII веке. 7

Согласно Константину Багрянородному, та область Балкан, где появились хорваты, уже в конце VI веке была засе-

[220]

лева какими-то славянскими племенами, находившимися под властью Аварского хаганата, и собственно аварами 8. По хорватскому преданию, зафиксированному в 30-й главе труда Константина, хорваты и авары «несколько лет... воевали друг с другом — и одолели хорваты», так что «с тех пор эта страна находится под властью хорватов» (КБ, с. 291). Другая версия, переданная в 31-й главе, совпадает в своей основе с первой, но выделяет роль императора Ираклия в победе хорватов над аварами (КБ, с. 293). Сопоставление этих версий привело исследователей к заключению о возникновении в конце первой — начале второй трети VII века в Приморской Далмации племенного союза, в котором объединились хорваты, славянские племена, находившиеся ранее под аварским господством, и остатки аварского населения 9. В рамках этого союза — центр его предположительно находился между Цетине и Велебитом,— очевидно, протекал интенсивный процесс консолидации славянского населения, выразившийся в утрате к IX веку местных славянских племенных наименований (исключение составляло узколокальное племенное название «гудусканы») и в принятии общего названия «хорваты» 10. Мнение о трансформации этого племенного объединения уже в VII веке в раннесредневековое государство 11 представляется слабо аргументированным. Несомненно, однако, что, оказавшись на положении завоевателей, славяне должны были организовать свое господство на занятых землях.

Реальные сведения о политических сдвигах в Далматинской Хорватии представляют археологические находки, предположительно относящиеся к старохорватскому пласту и датируемые VIII — началом IX века. Этот археологический материал позволяет рассмотреть важный предварительный вопрос, имеющий непосредственное отношение к теме формирования раннехорватского государства, — вопрос о континуитете, т. е. о поселениях и формах жизни автохтонного населения, его материальной и духовной культуре на территории Далматинской Хорватии 12.

Здесь до сих пор не обнаружено археологических следов ранних хорватских поселении, однако на присутствие хорватов указывают материалы некрополей Северной Далмации, расположенных в плодородных областях, в частности в районе Нина, в Равних Котарах, на южном правобережье реки Крки, т. е. в местах концентрации археологических находок античной эпохи — поблизости или непосредственно на развалинах античных поселений и их некрополей 13. Уже первые раскопки подтвердили присутствие хорватского эле-

[221]

мента в античных городских поселениях (Нин) 14. Характерно, что на территории Равних Котаров, где велика плотность старохорватских некрополей, во множестве находят остатки еще недостаточно исследованных сельских домов и грубых жилищ позднеантичной эпохи, которыми могли пользоваться и хорваты 15.

Несмотря на вероятность освоения хорватами городских иллирийско-римских поселений (Нина, Брибира, Салоны и др.), непрерывное развитие этих городов от античности к средневековью не прослеживается. Они постепенно деградируют, аграризируются, и в дальнейшем процесс их реурбанизации, связанной с развитием государственности, проходит так же, как и в других, не урбанизованных ранее странах Европы. Впрочем, в них сохранялись некоторые элементы инфраструктуры — частично сеть римских дорог, фрагменты жилых строений, сакральные объекты и т. п., а также античные наименования (Салона — Солин, Нона — Нин и т. д.) 16

Находки в Кашиче у Нина захоронений славянского типа (трупосожжение), датируемых первой половиной VII века 17, в сочетании с повсеместными находками погребений по обряду трупоположения, относящихся к VIII— началу IX веков, доказывают факт устойчивого культурного влияния далматинских автохтонов уже на начальном этапе пребывания хорватов в Далмации. Хорваты, очевидно, переняли у иллиров и способ постройки жилищ, поскольку иллирийский тип деревенского дома сохранился у сельского далматинского населения вплоть до настоящего времени 18. Культурное воздействие автохтонного римско-иллирийского населения на хорватов отразилось и в ремесле (перстни с гравированной звездой, керамика, массивные железные иглы, костяные гребни и т. д.). Сохранение автохтонного населения в Салоне и ее окрестностях доказывается и письменными сведениями, и неизменностью мест постройки христианских культовых сооружений 19.

Сосуществование на занятой хорватами территории славянского (хорватского и дохорватского) и автохтонного населения, находящегося практически на одной ступени развития родоплеменного строя, должно было привести к их быстрому сближению и восприятию пришлыми элементами далматинского типа автаркийного земледельческого-скотоводческого хозяйства 20.

Материал хорватских некрополей VIII — начала IX века свидетельствует о далеко зашедшем процессе социально-имущественной дифференциации хорватского обществам 21.

[222]

Богатые захоронения содержат золотые византийские изделия, дорогие женские украшения, изящные изделия из стекла (предположительно — сирийские и северо-итальянские) 22. Погребения всадников с дорогими военным снаряжением — с обоюдоострым мечом, реже — с коротким или длинным, ножом, копьем, разнообразным верховым снаряжением — соседствуют с захоронениями простых пехотинцев, вооруженных «листовым» копьем, боевым топориком, луком со стрелами 23. Характерно, что некрополи с захоронениями всадников группируются вокруг Нина и Книна и их ближайшей округи, и вследствие этого их, очевидно, следует рассматривать в качестве центров формировавшихся локальных политических структур.

Пышность инвентаря богатых захоронений свидетельствует об уже глубоких различиях в размерах присвоения и в социальном статусе разных групп хорватского общества, а следовательно, о выделения привилегированного слоя, при опоре на который формировалось государство, создавались управленческий аппарат, налоговая система, войско и другие институты.

Одновременно с началом социального размежевания общества возникла и княжеская власть. К первой четверти IX века относятся первые достоверные известия франкских письменных источников о политических образованиях у славян Нижней Паннонии и Далматинской Хорватии, находившихся тогда под патронатом фриульского маркграфа. Очевидно, в начале IX века территория Паннонии и Далмации состояла из мелких славянских «княжеств». Князем (dux) одного из них, находившегося в Нижней Паннонии, с центром в городе Сисаке (античная Slscia), был Людевит Посавский, князем другого, располагавшегося в Далмации, — Борна 24.

Не исключено, что в формировании славянской политической организации в Паннонии определенную роль сыграла Карантания, процесс внутренней консолидации которой приходится на период кризиса Аварского хаганата в 30-х годах VII века. О стабильности политического образования карантанцев свидетельствует сохранение у них собственной правящей династии даже в условиях баварского суверенитета. После завоевания франками Баварии и их победы над аварами в конце VIII — начале IX века паннонские земли активно заселяли славяне, главным образом карантанцы, признавшие зависимость от Каролингов 25.

История борьбы Людевита Посавского против фриульского маркграфа в 819—822 годы позволяет составить пред-

[223]

ставление о начальных этапах складывания в данном регионе сложных гетерогенных политических структур из локальных гомогенных. Племенная гетерогенность и обширность территории являлись характерными чертами формирующегося государства, поскольку значительная часть населения оказывалась в его составе в результате добровольного или насильственного присоединения соседей. Именно таким способом Людевит стремился увеличить свою территорию во время восстания против зависимости от франков: «Людевит... разослал послов к окружающим соседним племенам, подстрекая их к войне», а народ тимочан, «который отказался от союза с болгарами», привлек на свою сторону «фальшивыми доводами» 26.

Борна первоначально выступает в анналах лишь как «dux Guduscanorum», «князь гудускан», т. е. хорватского племени гачан, а затем именуется «князем Далмации», «князем Далмации и Либурнии» (An. Franc., p. 151, 155) 27. Если верна идентификация упомянутого Константином Багрянородным «архонта» Порга или Порина с Борной 28, то употребление по отношению к нему этого титула показательно, поскольку термином «архонт» Константин обозначает правителя определенной территории («князя») в отличие от племенных старейшин — «старцев-жупанов».

В основе конфликта между Борной и Людевитом лежало по сути дела стремление к политической интеграции, к созданию территориальных предпосылок образования государства. Попытки Людевита организовать независимое от франков обширное территориальное объединение столкнулись с интересами Франкского государства и потерпели неудачу. После опустошительных походов франков 821 и 822 года в «область изменников и сторонников Людевита» паннонский князь бежал к сербам и его протогосударственное объединение распалось (An. Franc., p. 158). Франкские анналы под 827 годом сообщают о разорении болгарами паннонских славян и изгнании их князей (ducibus) (Ibid., p.. 173). Болгарский хан Омуртаг вручил управление землями Нижней Паннонии своему вассалу Ратимиру, однако в 838 году Нижнюю Паннонию вновь заняли франкские войска. Ратимир и его приближенные бежали.

Политическое объединение Борны, опиравшегося на поддержку франков, оказалось более прочным: после смерти Борны в 821 году «по просьбе народа (petente populo) и с согласия императора» (Людовика Благочестивого) место князя занял его племянник Владислав (Ibid., р. 155). Согласно этому известию в объединении Борны сохранялся ряд

[224]

племенных институтов, в частности народное собрание, от имени которого назначался новый правитель. Это сообщение, кроме того, — первое документальное свидетельство о существовании в хорватском объединении правящего рода с наследственной передачей власти. Те политические силы, в сферу влияния которых входила территория Хорватии — Франкская империя (затем Итальянское королевство) и Византия, — были заинтересованы в выдвижении в Хорватии владетельного рода и всегда поддерживали его представителей 29.

Самый процесс выделения владетельного рода в Хорватии не отражен в источниках. Подчеркнутое внимание, которое франкский анналист уделяет родственникам Людевита и Борны (тестю Людевита — Драгомозу и дяде Борны — Людемыслу), предполагает исключительное положение всех членов правящего рода. Известие о бегстве Людевита «в Далмацию к Людемыслу» можно расценить как доказательство управления Людемыслом какой-то областью «Далмации». Однако из-за недостатка данных невозможно судить о месте родичей князя в политической иерархии. Обособление правящего рода было естественным следствием процесса социальных преобразований, связанных с выделением слоя имущей знати. Трудно с определенностью сказать, как формировался этот слой. Несомненно, однако, что в него вошли представители племенной аристократии 30.

О характере управления в объединениях Борны и Людевита почти ничего не известно. Франкские анналы сообщают лишь о наличии у Борны своей княжеской дружины (praetorianorum suorum), которая спасла ему жизнь в столкновении с изменившими ему гачанами. Борна, опасаясь войска Людевита, спрятал «все свое» (omnia sua) в крепости 31. Видимо, речь шла о немалой казне, составленной двумя возможными путями — прямым грабежом и сбором дани. Само по себе увеличение территории и численности населения, как и племенная гетерогенность формирующегося государства, вызывали необходимость создания административного аппарата и совершенствования системы управления в целом, замены племенной основы общественного строя территориальным. Это в конечном счете вело к консолидации государства, объединившего разрозненные ранее «княжества» хорватов и других славянских племен.

Как следует из грамоты князя Трпимира (852), к середине IX века появляются понятие единой «страны хорватов», титул «князя хорватов», представление о родине, отчизне, которое, однако, еще не вытесняет понятия «рода» (CD,

[225]

p. 6). Хотя указанные сведения содержатся в пассаже, который считается поздней интерполяцией, они, видимо, верно отражают основную тенденцию развития Хорватского государства: в надежно датируемой надписи на камне князя Бранимира, занявшего престол в конце 70-х годов IX века, он также именуется «князем хорватов».

Упрочению первичного государственного образования у хорватов способствовало введение единой официальной религии. Согласно грамоте Трпимира, его предшественник князь Мислав был христианином, и христианство утвердилось в «стране хорватов», очевидно, к середине IX века. Поскольку принятие христианства в раннее средневековье являлось обычно актом государственной власти на определенной ступени развития общества, вопрос о христианизации хорватов применительно к проблеме создания государства обретает принципиальное значение.

Деятельность христианских миссионеров среди славян началась, очевидно, вскоре после завоевания Далмации. Вполне вероятно, что идея христианизации исходила от императора Ираклия (КБ, с. 293), призвавшего для этой цели римских священников. В 680 году папа Агатон уведомлял Константина IV, что римские миссионеры продолжают действовать среди славян, которых обычно идентифицируют с хорватами 32. Миссионерские рейды отвечали также, несомненно, надеждам романского и романизованного населения далматинских городов, заинтересованного в мирных отношениях с жителями «варварской» округи. Попытки христианизации славян могли предпринимать и сами обитатели далматинских городов. В хронике Фомы Сплитского содержится полулегендарное сообщение о том, что «грубые народы» Далмации и Склавонии были привлечены к христианству первым архиепископом Сплита Иоанном Равеннским, и о почитании славянскими вождями св. Домния, покровителя сплитской церкви. Проповедниками христианства могли быть и автохтоны далматинского хинтерланда. Признавая возможность единичных случаев крещения хорватской знати в VII — VIII веках, следует учитывать, что в VII — начале IX века большинство хорватов оставались язычниками. Это подтверждается особенностями относящегося к этому периоду погребального ритуала — наличие в погребениях жертвенной еды, зажигание огня над покойником, разбивание на могиле керамики и пр. 33

Все больше сторонников приобретает мнение, приписывающее заслугу «официального» крещения хорватов франкским священникам, направлявшимся аквилейской патриар-

[226]

хией. К началу IX века относятся находки в Далматинской Хорватии предметов христианского культа франкского происхождения. Одновременно отмечается и оживление культового строительства. Только принятием крещения из Аквилон можно объяснить почитание в Хорватии франко-аквилейских святых и франкские имена первых хорватских священников 34.

Первое документальное свидетельство об учреждении хорватской епископии в Нине содержится в письме папы Николая I «лучшим людям и клиру Нинской епископии», датируемом концом 50-х — 60-ми годами IX века (Doc., р. 185). В письме настойчиво развивается идея о священном праве апостольского престола на учреждение епископии, что, очевидно, следует расценивать как свидетельство борьбы за сферы влияния между Римом и Аквилеей 35. В дальнейшем влияние церкви на консолидацию власти и формирование государственного аппарата в Хорватии было чрезвычайно велико. Именно церковный собор в Сплите 925 года определил меру наказания за убийство не только священника, но и владельца определенной территории и своего господина (CD, р. 31).

Таким образом, политические и этно-социальные процессы обусловили к середине IX века создание основ раннесредневековой хорватской государственности и образование ядра хорватской народности. Византийские (через папаство и далматинские города) и франкское влияние было тем внешним фактором, который на этом первоначальном этапе содействовал ускорению указанных процессов 36.

Во второй половине IX века Хорватское государство было уже достаточно прочным для того, чтобы проводить самостоятельную политику и отстаивать свою независимость. Этому в немалой степени способствовал и распад франкской державы. Хотя в 871 году хорваты принимали участие со своим флотом в качестве вассалов итальянского короля Людовика II в военных операциях против арабов у города Бари 37, уже тогда зависимость была номинальной. Еще в середине 60-х годов хорватский князь Домагой успешно отразил нападение венецианского флота и в качестве самостоятельного правителя заключил с дожем мир, подтвержденный в 876 году его сыновьями (Ioh. Diac., p. 123). Со смертью Людовика в том же 876 году вмешательство франков в дела Хорватского государства, очевидно, полностью прекратилось.

Византию до второй половины IX века в сущности мало интересовали славянские западно-балканские государства, и лишь Василий I (867—886) предпринял шаг с целью вер-

[227]

нуть под свой контроль эти земли, занятые славянами. Характерно, однако, что в отношении Хорватии Византия действовала с учетом ее интересов. В 878 году на хорватский престол был возведен константинопольский ставленник Здеслав «из рода Трпимира» (Ibid., р. 125), таким образом из правящего рода, права которого были признаны и поддержаны Византией. Кроме того, империя признала за хорватами право сбора дани с византийских далматинских городов и островов (КБ, с. 232). При всей символичности суммы дани ее уплата свидетельствовала, во-первых, о нестабильности позиций византийских властей в Далмации 38, а во-вторых, об упрочении Хорватского государства, с которым империя была вынуждена считаться.

Ко времени правления Василия I относятся, по всей видимости, и первые попытки идеологического обоснования Византией своей значительной роли в судьбах южнославянских народов, в том числе и хорватов. В 31-й главе труда Константина Багрянородного зафиксированы предания об активном участии Ираклия в поселении и христианизации хорватов. Согласно этим преданиям, хорваты пришли на Балканы во главе с «архонтом» — «отцом некоего Порга» — и были крещены при «архонте Порге» (КБ, с. 293). Интерпретация этих известий как отражающих «династическую», «княжескую» традицию древнейшей хорватской истории, противостоящую эпической народной — сказанию о пяти братьях и двух сестрах 39, — также позволяет говорить о признании Византией интересов хорватских князей, хотя она и стремилась подчинить их своим политическим планам. Провизантийское правление Здеслава продолжалось всего несколько месяцев. Уже в 879 году Здеслав был убит Бранимиром, который, захватив княжеский престол (879 —ок. 892 г.) (Toll. Diac., p. 126), отказался от покровительства Византии 40.

Расцвет раннесредневекового Хорватского государства связывают обычно с именем князя Томислава (ок. 910— 925). Скудные сведения о Хорватии того времени содержатся в основном в более поздних источниках — в Дуклянской летописи, хронике Фомы Сплитского, переработанных актах сплитских церковных соборов. Константин Багрянородный имени Томислава не упоминает. Однако даже фрагментарные известия позволяют судить о Хорватии первой четверти X века как о реальной политической силе на Балканах. Томиславу удалось обезопасить свои границы с юго-востока со стороны сербских земель, которые подвергались нападениям болгарских войск царя Симеона. Когда болгары, оче-

[228]

видно, в ответ на действия хорватского правителя, предоставившего убежище сербскому «архонту» Захарии, напали на Хорватию, хорватское войско нанесло им крупное поражение («все они были уничтожены хорватами», —  сообщает Константин Багрянородный) (КБ, с. 295—290). При посредничестве папского легата Мадальберта был заключен болгаро-хорватский мир (CD, р. 37). Томислав сдержал и натиск венгров, которые, осваивая территорию Среднего Подунавья, совершали набеги на правобережье Дравы и Савы 41. Преградой на пути венгров к югу оказались славонские земли, присоединенные Томиславом к Далматинской Хорватии.

Позиции Хорватии оставались, видимо, неизменными при преемниках Томислава Трпимире II (ок. 925—935) и Крешимире I (ок. 936—945). Ее ослабление обусловили внутренние усобицы при сыне Крешимира Мирославе, который после четырехлетнего правления «был убит баном Привунием, и в стране произошли раздоры и множество столкновений», резко уменьшилась численность хорватского войска (КБ, с. 293). Тогда же, видимо, от Хорватского государства отложилась Славония 42. Привуния (бан Прибина) действовал в интересах младшего брата Мирослава — Михаила Крешимира II (его правление завершилось до 970 года). Данные Дуклянской летописи о победе Крешимира II над Боснией и захвате ее территории (LPD, р. 73), видимо, недостоверны 43.

Новое усиление Хорватии произошло, вероятно, в конце X века, когда упрочился авторитет ее правителей на международной арене. Развитие хорватско-византийских связей при Држиславе зафиксировано в сообщении Фомы Сплитского о присуждении Држиславу и его наследникам почетных титулов эпархов и патрикиев 44. После смерти Држислава его старший сын и наследник Светослав был свергнут своими младшими братьями — Крешимиром и Гоиславом; Византия поддержала Светослава в его стремлении возвратить хорватский трон. На стороне Светослава оказались также Венгрия и Венеция (союз с венецианцами был скреплен династическим браком  — дочь дожа стала женой сына Светослава). Однако хорватское войско в начале XI века, при Крешнимире III, при поддержке болгарского царя Самуила смогло противостоять нападениям союзников Светослава. Во второй половине XI века усилилось вмешательство папства во внутренние дела Хорватии, поскольку Рим стремился к распространению своего влияния на далматинские города путем включения их в состав Хорватии 45. Активное воздействие на политическую ситуацию в Хорватском королевстве оказы-

[229]

вала и Венгрия. Будущий правитель Хорватии Звонимир был вассалом венгерского короля. При Крешимире IV, по всей видимости, не без венгерского вмешательства Звонимир стал хорватским баном, а затем и правителем Хорватии (с 1074 года); тогда вновь объединились земли Хорватии и Славонии. Через свою жену Елену, сестру венгерского короля Ласло, Звонимир был связан родственными узами с венгерской династией Арпадовичей, что послужило для Ласло формальным обоснованием своих прав на хорватский престол, которыми он и воспользовался после смерти Звонимира в 1091 году.

Таков ход внешнеполитических событий, с которыми было связано развитие Хорватского государства во второй половине IX—XI веке. Источники не позволяют проследить эволюцию государственных институтов в Далматинской Хорватии на протяжении двух с половиной столетий. Поэтому возможно рассмотрение лишь отдельных элементов государственной структуры Хорватии, причем в ряде случаев — лишь в тех статических формах, в которых они известны на разных этапах своего становления по крайне скудным и разрозненным известиям.

Усиление авторитета и власти князя как единоличного правителя происходило, очевидно, в результате выполнения им роли «посредника» между родами и племенами, что в конечном итоге привело к его сакрализации, выраженной в надклановой и надплеменной символике. Уже в грамоте Мунцимира от 892 года упоминается княжеский трон как его отцовское наследие, а о самом Мунцимире говорится, что он поставлен хорватским князем «милостью божьей» (CD, I, р. 23). Дальнейшее обособление правителя от родоплеменных связей вело к признанию его личности в качестве священной особы монарха — главы государства. Вопрос о времени коронации хорватских князей является дискуссионным. Некоторые исследователи считают, что можно говорить о коронации князя Томислава в 925 году 46. Их оппоненты на основе ретроспективного анализа термина rex в хорватских документах предлагают более позднюю датировку. Так, по мнению И. Беуца, лишь в эпиграфической надписи на надгробии матери Држислава Елены (ум. в 976 г.) слово rex впервые употребляется не в прежнем смысле (восходящем к глаголу regere— править, управлять), а в значении «носитель всей государственной власти» 47. Н. Клаич полагает, что только при Звонимире термин rex стал соответствовать понятию «король» 48. Несмотря на то что все подобные версии являются, как правило, лишь результатом абстракт-

[230]

ных заключений, следует признать, что точка зрения И. Клаич согласуется с появлением в грамотах Звонимира формул, свидетельствующих об особом почитании королевского трона (CD, р. 170, 180, 188), и с упоминанием регалий — символов мощи и святости королевской власти (мантии, меча, скипетра, короны) (CD, р. 140, 180). Эти письменные свидетельства подтверждаются и барельефным изображением хорватского короля, происходящим, по всей видимости, из Салоны и датируемым XI веком 49. Правитель, облаченный в мантию и увенчанный короной, изображен сидящим на троне с крестом в правой руке и державой — в левой.

Хорватские правители этого периода стремились к укреплению власти путем обращения к авторитету предков, ссылок на династическую преемственность своих прав. С этим, вероятно, связаны и упоминания в грамотах хорватских князей и королей о воле своих державных предшественников. Отражением этой тенденции могло быть и составление каких-то королевских хроник, на существование которых указывает характерный фрагмент, включающий перечень правителей, членов династии и их приближенных, и использованный, возможно, при составлении грамоты Петра Крешимира IV от 1066/67 года, подтверждавшей земельные дарения задарскому монастырю св. Хрисогона.

На протяжении IX—XI веков происходило оформление княжеского (королевского) двора, структура которого во многом близка и структуре иных европейских дворов того времени. В конце IX века, по данным грамоты Мунцимира, уже существовали многочисленные придворные должности — палатина, меченосца, конюшего, коморника, виночерпия и др. К XI веке произошло увеличение должностной номенклатуры королевского двора и расширение его служб. Двор превратился в центр управления Хорватией. В это время, кроме уже упомянутых должностей, в грамотах фигурируют тепчия, «дед», должностные лица королевской курии, сокольничий, псарь, королевский капеллан, телохранители, служители королевской канцелярии и др. Напоминая в целом европейские (возможно, франкские) образцы, хорватский двор имел и свои особенности. Тепчия выполнял, вероятно, первоначально те же функции, которые в славянских странах (Польша) и в Венгрии, а также в самой Хорватии в конце IX веке имел палатин. Не исключено, однако, что появление нового названия связано с изменением полномочий носителя титула 50. Палатипы обычно ведали военной сферой, так что жупан-палатин грамоты Мунцими-

[231]

pa был, возможно, военачальником. Деятельность же тепчии сводилась к придворному судопроизводству. Функции управляющего при королевском дворе осуществляло лицо, именуемое «дедом». Сравнение этой должности с «кормильцем», «дядькой», опекуном наследника трона, стоявшим на верхних ступенях придворной иерархии в других славянских странах 51, при всей его правдоподобности все же маловероятно в Хорватии в силу частой сменяемости лиц на этом посту. В источниках XI в. для обозначения королевских служб наряду с латинской терминологией часто употребляется и славянская, свидетельствуя о постепенном ослаблении внешнего влияния на дальнейший процесс формирования двора.

Сведения об окружении хорватского правителя дают некоторое представление о служебной иерархии в Хорватском государстве. Первым лицом после короля был бан, вероятно, именуемый «королевским» (CD, р. 105). Высокий престиж банов подтверждается грамотой Крешимира IV, где имена «могущественных банов» Прибины и Годемира соседствуют с именами правителей Крешимира и Држислава, рядом со Светославом, его братьями Крешимиром и Гоиславом и его сыном Стефаном упомянуты баны, которые «были в их времена»,— Гвард, Божетех и Стефан Приск (CD, р. 106). Баны принимали активное участие в династической борьбе. Бан Прибина убил сына Крешимира II Мирослава, что положило начало междоусобицам в Хорватии. Бан Звонимир сам занял место правителя, объявив себя князем, а затем приняв корону Хорватии.

В Византии титул бана нашел, возможно, официальное признание: Стефан Приск в грамоте, удостоверявшей основание им и его женой Марией церкви св. Николая в 1042— 1044 годах (CD, р. 75—76), именовал себя баном и императорским протоспафарием. Грамота датирована временем правления Константина IX Мономаха, но имени хорватского правителя не упоминает. Видимо, бан Стефан стремился к политической независимости от короля Хорватии. Не случайно представление о могуществе и политическом влиянии банов в раннесредневековой Хорватии отразилось в источниках более позднего времени, сохранивших предание о заключении баном Годемиром мирного соглашения с венграми от имени короля Крешимира (Doc., р. 472), легенду о семи королевских банах, избиравших хорватского короля в случае отсутствия у него прямых наследников (Doc., р. 486), представление о банах как о братьях короля, «князьях» (banum id est ducem), повелевавших семью сотниками, которые «по

[232]

праву и справедливости судят народ и собирают дань, передавая ее банам» (LPD, р. 55). Исследователи, как правило, считают банов наместниками короля, наделенными большими военными, судебными и административными полномочиями. Исходя из этого, аналогию системе власти в Хорватии усматривают в структуре Аварского хаганата периода его распада, где имело место двоевластие хагана и вождя, выходца из среды высшей аварской аристократии 52.

Значительной в аппарате государства была роль жупанов. К середине IX века они уже не были связаны с племенной организацией, представляя собой многофункциональный институт государственной власти 53. Подданным грамоты Трпимира, князь «с общего совета» (commune consilium) с жупанами решал государственные проблемы (CD, р. 4). И хотя подобные совещания являлись скорее всего лишь модификацией племенных народных собраний, жупаны выступали как представители княжеской администрации. Это видно, в частности, по употреблению князем в отношении жупанов притяжательного местоимения — «мои жупаны». В конце IX—XI веках в институте жупанов выделилось три группы: жупаны, управлявшие определенными территориями (жупаниями); исполнители конкретных функций при княжеском дворе; просто жупаны. Наличие лиц, фигурирующих в грамотах лишь как «жупаны», без указания на их функции, свидетельствует, очевидно, об отсутствии связи между должностью и титулом жупана, о наследственности этого родового титула. Следует, однако, учитывать, что зачастую просто «жупанами» называются также лица, представленные в других документах как правители жупаний или чиновники двора. В грамотах XI века при упоминании жупанов, занимавших придворные должности, титул жупана, как правило, опускается (исключения единичны) (см. CD, р. 114, 148), что может свидетельствовать как о постепенной утрате при дворе значения старой родовой титулатуры, так и о назначении на эти почетные должности служилых людей незнатного происхождения.

Из грамоты Мунцимира известно о некоторых второстепенных службах при дворе, исполнители которых не имели титула жупана, — это второй и третий коморник и меченосец княгини (CD, р. 24). Видимо, в конце IX века к службе при дворе привлекались лица, выдвинувшиеся благодаря своим деловым качествам. Несомненно, процесс проникновения таких людей в среду придворной знати со временем становился более интенсивным. При Крешимире IV наряду с жупанами уже существовала категория знати, носившая

[233]

титул комитов (CD, p. 113, 114). Ее представители занимали почетные должности при дворе, например должность «комита королевской курии» (CD, р. 114). В правление Дмитрия Звонимира, делавшего ставку на поддержку извне и вследствие своего иноземного происхождения не имевшего возможности опираться на знатные хорватские роды и авторитет предков-правителей, по всей видимости, была предпринята попытка полностью заменить старую родовую титулатуру новой, феодальной. В грамоте, изданной вскоре после коронации Звонимира, фигурируют свидетели — комиты и бароны. Состав лиц, к которым применялись эти титулы, весьма показателен. Это: тепчия — должность, исполнявшаяся обычно жупаном; комит Кливна и цетинский комит, которые впоследствии называются в грамотах жупанами Кливна и Цетине; наконец, лица, упомянутые в других грамотах как жупаны. Характерно, что в Дуклянской летописи термины «жупан» и «комит» синонимичны (supanos id est comites) (LPD, p. 55).

Введение новой феодальной титулатуры должно было означать закрепление иной системы социальных связей, основанных на отношениях личной верности и покровительства, и, в конечном счете, консолидацию центральной власти за счет периферийной. Между тем к Далматинской Хорватии этого периода применимо, видимо, положение, выдвинутое В. П. Грачевым на основе сербских средневековых источников, согласно которым, термин «жупан» зачастую употреблялся представителями знати, чтобы подчеркнуть свое положение местного управителя или господина. Сильные во второй половине XI века позиции знатных хорватских родов препятствовали введению новой системы феодальных титулов. В более поздних грамотах Звонимира титул комита в отношении высшей хорватской аристократии использовался уже крайне редко (CD, р. 163—187).

Развитие центральных институтов власти в Хорватии не завершилось к концу XI века формированием устойчивых органов управления, представлявшихся привилегированным слоем раннефеодального государства. Сохранялся обычай выбора правителя «всем народом» или «всей знатью и малыми людьми» (CD, р. 140, 188); король принимал важные государственные решения на собраниях знати, генетически восходивших к народному вече. Промежуточным этапом в их формировании были, очевидно, собрания жупанов, одно из которых упомянуто в грамоте Трпимира. В дальнейшем состав таких собраний расширился за счет служилых людей, что подтверждается появлением в источниках специальной

[234]

и обобщающей терминологии. Уже Мунцимир принимал решения «с общего совета» со всеми находившимися при нем «верными людьми» (fidelibus) и «главами народа» (primatus populi), т. е. представителями родоплеменной аристократии (CD, р. 23). Материалы сплитских соборов 925 и 928 годов показывают, что важные решения принимались совместно правителем и знатью (proceres) (CD, p. 34, 37). В XI веке король совещался «со своими нобилями» (CD, р. 97, 107, 117, 170). Широкий круг лиц, участвовавших в собраниях, определяет грамота Крешимира IV: это жупаны, комиты, баны, капелланы, королевская свита (CD, р. 113). На собраниях решались вопросы не только о земельных пожалованиях, но, видимо, и о важнейших дедах государства. Грамота Крешимира сохранила традиционную форму, в которую облекалось рассмотрение подобных проблем: король собрал знатных людей страны, чтобы «обсудить, как хранит всемогущий бог вверенное ему кормило унаследованного им государства и бережет вечный покой его предшественников, и не обнаружил в делах ничего, заслуживающего сожаления или противного богу».

Однако подобные собрания не были постоянно функционирующим органом — они собирались от случая к случаю, не имели постоянного состава, определенного круга полномочий и установленного места проведения. Вначале они проходили под открытым небом, подобно собранию знати 892 года перед церковью св. Марии в Бихаче (CD, р. 24). В дальнейшем, с появлением резиденций правителей собрания, очевидно, проводились в них. Так, в грамоте Крешимира от 1069 года слово cenaculo (верхний этаж), обозначающее место проведения представительного собрания (CD, р. 113), определенно указывает на королевский дворец в Нине. Появление в хорватских источниках оппозиции «знать — малые люди», терминов «proceres» и «nobiles» в отношении слоя населения, имевшего социально-политические и экономические преимущества, подтверждает факт выделения в Хорватии привилегированного класса.

Основная роль в процессе классообразования принадлежала свободному сельскому населению. Для обозначения лично свободных крестьян, составлявших большинство сельских жителей, в источниках используются лишь термины широкого значения — «владельцы» (posessores), «вилланы» и др. Свободные крестьяне обладали как неразделенными общинными угодьями (альмендой), так и индивидуальными участками, об отчуждении которых имеется много данных.

Слой сервов, появившихся в имениях отдельных владель-

[235]

цев, как свидетельствует картулярий монастыря св. Петра (Супетарский картулярий), состоял, очевидно, не столько из лиц, утративших личную свободу, сколько из пришлых людей, происходивших из внутренних областей 54 и потому стоявших вне сельских общин, объединявших свободное население. Положение сервов было отличным от рабского. Их зачастую сажали на землю, которую они обрабатывали за часть урожая, использовались они и как пастухи. Однако определить их социальный статус, в частности идентифицировать их с феодально-зависимыми крестьянами, не представляется возможным вследствие противоречивости сведений 55.

Уровень развития в Хорватии феодальных форм собственности во многом определялся особенностями хозяйственной деятельности, обусловленными спецификой природных условий — гористым рельефом местности, каменистой поверхностью и пр. Сельское население более чем на половине земельного фонда страны было вынуждено заниматься скотоводством или вести смешанное, с преобладанием скотоводства, хозяйство 56. Немногочисленные участки земли, пригодные для обработки, были настолько разбросанными и раздробленными, что создание здесь крупных феодальных хозяйств не представлялось возможным.

Таким образом, путь феодализации, предполагавший создание вотчин с несвободными крестьянами, очевидно, не играл существенной роли в Хорватии. Основная форма эксплуатации заключалась во взимании подати с населения, проживавшего на подвластной землевладельцу территории. Однако и эта форма эксплуатации в рассматриваемый период, очевидно, еще не сложилась окончательно, поскольку употребляемый в источниках для обозначения такой подати термин «tributum» использовался также в отношении самого разного рода платежей — и налогов в пользу фиска (CD, р. 88, 90), и дани, выплачиваемой зависимым государством своему сюзерену (CD, р. 54—56). Тем не менее такие владения, собственники которых пользовались правом сбора дани с населения, можно рассматривать в качестве зарождавшихся форм феодов. Их владельцы не были еще собственниками земли, по обладали определенными правами по отношению к проживавшим на ней крестьянам. Тем самым непосредственный производитель, еще сохраняя личную свободу, уже втягивался в феодальную зависимость.

Другой стороной процесса дифференциации свободного населения было выделение мелкой знати. Этот процесс отразился, видимо, в свидетельствах хорватских актов о заин-

[236]

тересованности свободных общинников в приобретении коней, необходимых, вероятно, для несения конной службы 57. Полноправных свободных людей не без основания предлагают искать за пределами частных вотчин, на государственных (королевских) землях 58. Налог, который выплачивали в пользу государства крестьяне этих земель, еще не трансформировался в феодальную ренту, поскольку в рассматриваемый период не произошло закрепления верховной собственности королей на землю свободных общинников-аллодистов. Крестьяне могли продавать землю без ведома короля за пределы королевства. На это указывает известный эпизод из картулярия монастыря св. Петра: король Звонимир был вынужден отменить распоряжение о передаче своему родственнику Стрезу права взимать дань (tributum) на территории Мосора, так как выяснилось, что часть этой земли была продана крестьянами далматинскому горожанину, ибо земля рассматривалась как собственность «только тех, кто ее продал» (CD, р. 166). Подчинение свободного населения королю как главе государства, но не как землевладельцу обусловило специфику пожалований короля своим вассалам или верным людям. Сущность их состояла в передаче королем тех прав, которыми он сам обладал по отношению к жителям данной территории, прежде всего права сбора налога.

Некоторые сведения о порядке распределения государственных доходов позволяют говорить если не о наличии в Хорватии централизованной ренты, то по крайней мере о появлении некоторых присущих ей признаков. Так, по распоряжению князя Трпимира десятина «от всего, что родит земля», поступала в пользу сплитской церкви с княжеского двора (ex curte) в Клисе. При отсутствии более достоверных сведений представляет интерес также сообщение Барского Анонима, что половила налога, собранного баном, и две трети — правителями жупаний, должны были поступать королю (LPD, р. 54—55).

Уровень развития классового общества во многом определялся формой существования семьи. К XII веку в хорватских землях основной общественной единицей была уже малая семья. Вместе с тем сохраняли устойчивость в Далматинской Хорватии и архаические формы семейных отношений, в частности большая семья в форме «братской» семейной общины 59, включавшей представителей трех и более поколений и возглавляемой несколькими мужчинами-братьями. Удерживалась и коллективная семейная собственность, выражавшаяся в случаях обязательного согласия родственников на продажу или дарение участков земли,

[237]

в праве предпочтительной покупки родственниками недвижимости (CD, р. 133, 154), в ручательстве родственников и их ответственности за нанесенный ущерб (CD, р. 192—193).

Важным аспектом создания раннефеодального государства является определенность территории, над которой осуществлял власть ее правитель. Существование такой территории у хорватов признавалось иностранными авторами уже во второй половине IX века. Папа Иоанн VIII, обращаясь к хорватскому князю Бранимиру, посылал благословение ему и народу «всей его земли» (CD, р. 15); в 912 г., как указывает венецианская хроника Иоанна Дьякова, сын дожа Петр «нарушил границы хорватов» (lob. Diac., p. 132). Между тем вплоть до середины X века (когда в сочинении Константина Багрянородного фиксируется политическое понятие «Хорватия») ни местные, ни иностранные источники не называли эту область Хорватией. Она обозначалась как «земля» хорватов или славян, а ее правитель — как князь (король) хорватов или славян. Естественно видеть в этом сохранение у населения раннего Хорватского государства черт прежнего племенного сознания, тем более что государство объединило группу племен, тесно связанных этническим родством. Этническая однородность, лежавшая в основе племенных связей, вероятно, осознавалась на начальных этапах истории государства сильнее, чем политическая общность.

Конкретная информация Константина Багрянородного о территории Хорватии противоречива. Перечисленные в 30-й главе хорватские жупании составляли лишь среднюю часть Далмации, тогда как территория Хорватии (и это отмечено в той же главе) простиралась от реки Цетине до Истрии (КБ, с. 292). Это противоречие объясняют двояко. С одной стороны, допускается, что сведения автора о жупаниях могли относиться к более раннему периоду (к IX веку), когда Хорватия занимала меньшую территорию, а известие о площади Хорватии — к середине X века 60; с другой — предполагается, что автор располагал сведениями лишь об одной части хорватских жупаний 61. Из того же источника известно, что Хорватия граничила с Паганией по реке Цетине (КБ, с. 292), а предположительная граница с сербами в X веке проходили от Бреле и Биокова на север, далее между Ливно и Дувно к Пливе западнее Яйце 62.

Экспансионистские устремления хорватских правителей отмечаются с начала IX века. Уже Борна приложил к этому немалые усилия, хотя ни ему, ни его преемнику Владиславу не удалось присоединить княжество Людевита. Об успешных шагах Трпимира с целью увеличения подвластной ему тер-

[238]

ритории сообщает бенедиктинский монах Готтшалк; его сведения о победе Трпмира над «народом греков» являлись, по всей видимости, известием об удачных боевых действиях князя против далматинских городов (прежде всего Сплита и Трогира), в результате которых он потеснил далматинских жителей на их пригородных территориях 63. О расширении границ государства свидетельствуют и известия 30-й главы труда Константина о переселении части хорватов в «Иллирик и Паннонию», т. е. на территорию Славонии. Этим сообщением обосновывают предполагаемое объединение Посавья с Далматинской Хорватией в правление Томислава 64.

Ни об организации, ни о внутренней жизни Славонии в это время ничего не известно. Однако данные о наличии у жителей «Иллирика и Паннонии» «самостоятельного архонта, который ради дружбы обменивался дарами с архонтом Хорватии», позволяют полагать, что Славония имела особый статус в пределах Хорватского государства. Обозначение ее жителей термином «хорваты» имело скорее политический смысл и не отвечало реальной этнической ситуации 65.

Приблизительно в конце 60-х — начале 70-х годов XI века в состав Хорватии вошли земли междуречья Цетине и Неретвы 66.

По вопросу о присоединении к Хорватии Далмации в историографии определились две тенденции. Одни авторы, вольно интерпретируя известие переработанных актов сплитского церковного собора 925 года о папском посольстве в «провинцию хорватов и далматинцев во владениях короля Томислава», обосновывают мнение о присоединении Далмации при Томиславе 67. Этой точке зрения противоречат византийские источники X века — так называемый Тактикон Бенешевича и труд Константина, согласно которым, в правление Томислава Далмация находилась на положение византийской фемы 68. Другие историки относят создание хорватско-далматинского объединения (при сохранении значительной автономии далматинских городов) ко второй половине XI века, ко времени Петра Крешимира IV 69 либо короля Звоннмира 70.

В борьбе за присоединение далматинских городов проявилось не только характерное для ранних политических структур стремление к расширению подвластных земель — было выдвинуто и идеологическое обоснование этих устремлений хорватских правителей, поскольку названные города и собственно хорватские земли некогда составляли единую провинцию Далмация. Опорой для подобных притязаний служила хорватская церковная организация с центром в Нине. С появлением этой епископии в Далмации сложилась

[239]

противоречивая ситуаций: юрисдикция сплитской церкви — прямой наследницы салонской — ограничивалась территорией диоцезов старых далматинских городов, тогда как нинская епископия охватывала большую часть территории бывшей салонской архиепископин. Первая попытка преодолеть это противоречие была предпринята в правление князя Бранимира, когда епископом Нина стал Феодосий (879— 886). Избранный главой сплитской церкви в 886 году, он в течение короткого времени занимал сразу две епископские кафедры. Было ли это совпадение отражением политических объединительных концепций, разрабатываемых при дворе хорватских правителей 71, сказать трудно, но то, что назначение нинского епископа на сплитскую кафедру содействовало усилению авторитета нинской церкви и увеличивало ее шансы на приобретение привилегий бывшей салонской церкви, является несомненным фактом. При следующем хорватском князе Мунцимире разгорелся спор из-за земельных владений церкви Георгия Путальского между преемниками Феодосия на нинском и сплитском епископских престолах — Альфредом и Петром. Спорные земли как наследие салонской церкви оба рассматривали в качестве своей собственности (CD, р. 23-24).

Уже к 925 году, когда состоялся сплитский церковный собор, при Томиславе и нинском епископе Григории, существовала реальная возможность объединения всех далматинских диоцезов под главенством нинского епископа. Далматинские клирики в решениях собора предусматривали эту опасность: «если король с вельможами Хорватии пожелают передать своему епископу все диоцезы в пределах нашей митрополии, ни один из нас по всему его государству не будет ни крестить, ни освящать церкви, ни посвящать священников» (CD, р. 32). Папа Иоанн X писал, что нинский епископ «пожелал присвоить себе старшинство среди далматинских епископов», не подтвердив, однако, приведенный пункт решений собора (CD, р. 35—36). Своим усилением нинский епископ был обязан, очевидно, авторитету самого папы Иоанна X и, особенно, Томислава 72. На следующем сплитском соборе в 928 году, когда уже не было ни папы Иоанна, ни Томислава, нинская епископия была упразднена, ее диоцезы перешли под юрисдикцию сплитской церкви (CD, р. 37).

Из текста решений собора 925 года ясно видно, что претензии нинского епископа Григория опирались на политические устремления короля и хорватской знати. Вполне возможно, что именно при Томиславе для обоснования прав

[240]

Хорватии и хорватской церкви на города Адриатического побережья начали создаваться легенды об автохтонности хорватов в Далмации, которые к XIII веку в хронике Фомы Сплитского выразились в убеждении автора об идентичности хорватов и античных куретов (HS, р. 27). Кроме того, в рассмотренных событиях угадывается стремление хорватских церковных и светских деятелей создать свою, независимую от сплитской архиепископии церковь. Возможно, сведения Константина Багрянородного о принятии хорватами крещения из Рима явились отражением этого стремления к автокефальной хорватской церкви.

Несмотря на неудачу в целом политики Томислава, направленной фактически на присоединение далматинских городов, успехи в идеологическом ее обосновании были налицо. В дальнейшем хорватские правители, претендуя на расширение своей власти на византийскую Далмацию, принимали титул королей хорватов и далматинцев либо королей Хорватии и Далмации независимо от реального положения вещей.

Формирование основ территориально-административной структуры Хорватского государства относится, очевидно, к IX веку. Принятие хорватами христианства является надежным основанием для предположения о наличии в княжестве Трпимира политической территориальной организации. Хотя жупаны (Клиса и Кливно), связанные с территориальным управлением, упомянуты в грамоте Мунцимира, термин «жупания» впервые зафиксирован лишь Константином Багрянородным, который обозначает этим термином 11 областей Хорватского государства. Названия жупаний не связаны с племенными наименованиями — они обозначали территориально-административные единицы Хорватии.

В сочинении Константина отдельно выделены три области (Криваса, Лика и Гуциска) с остатками аварского населения, находившиеся под управлением бана (КБ, с. 292). Аварские племенные институты воздействовали на формирование политико-административного устройства раннего Хорватского государства в результате длительного сосуществования славянских и аварских родовых структур 73.

Поскольку число названных Константином жупаний близко к числу упомянутых им городов (9) (КБ, с. 292) и названия ряда жупаний и городов совпадают, не исключено, что города являлись административно-политическими центрами жупаний. На их укрепленный характер указывает их терминологическое обозначение у Константина — χάστρ. По своему внутреннему устройству города представляли

[241]

несколько разных типов. Так, во главе управления Биограда в XI веке стоял приор, и это определяет сходство внутренних порядков города с системой управления некоторых далматинских городов, особенно Задара. Другой крупный центр — Нин не имел приора, возглавляли город жупан и судья, что свидетельствует о специфических местных формах городского управления.

Не исключено, что, кроме городов — центров жупаний, в Хорватии имелись города, подвластные непосредственно королю. Вероятно, для Хорватии были характерны обычные в раннесредневековых государствах периодические поездки правителя по стране, являвшиеся основной формой его общения с подданными. Это требовало строительства нескольких резиденций для размещения его семьи, двора и свиты. Наиболее часто правители Хорватии наведывались в Бихач, Нин, Книн, Солин, Биоград, Шибеник, Омиш. Именно в округе этих городов лежали земли, составлявшие королевский домен (terrae regalis). Нин, Клис, Книн впоследствии развились в столичные центры, и строительство в них резиденций обозначило начальную стадию этого процесса. В оформлении столичных центров отразилось стремление государей опереться на церковную организацию: Нин и Книн в разное время были резиденциями епископов, Клис находился поблизости от Сплита — резиденции архиепископа. В IX—XI веках в Нине, Книне и их окрестностях были возведены крупные церкви. Вокруг этих центров сосредоточиваются и старо-хорватские захоронения.

Массовые находки матриц и заготовок золотых перстней с гравированной звездой в окрестностях Книна свидетельствуют о развитии здесь золотого дела и, возможно, других ремесел по производству предметов роскоши, обозначая, таким образом, близкое местонахождение резиденции правителя 74. Предполагается также наличие в указанных центрах и их округе мастерских по производству оружия, керамики и другой продукции 75. Кроме административной, военной и ремесленной, хорватские города осуществляли также торговую функцию. Нин служил, вероятно, центром морской торговли, что доказывают находки в его окрестностях остатков судов для прибрежного плавания, датируемых XI веком 76. Все это позволяет определить Нин и Книн как крупные многофункциональные городские поселения со сложной структурой, восходившей к начальным этапам хорватской государственности и включавшей двор правителя и связанные с ним службы, а также комплекс светских и церковных построек.

[242]

Появление столичных поселений на ранних стадиях образования государства отмечено и в Славонии. На месте центра политического объединения Людевита Посавского (Сисака) открыты следы интенсивной жизни в IX—X веках, в том числе и следы мастерских по производству предметов роскоши 77.

Функционирование одних и тех же городов и как столичных государственных центров, и как центров жупаний оправдывает гипотезу о существовании в раннесредневековой Хорватии двух систем местного управления — жупанийсной и организованной по округам, возглавляемым, по всей видимости, дворниками как представителями королевской власти на местах 78.

Как осуществлялось территориальное управление в Хорватии, каким образом избирались или назначались жупаны, неизвестно. Однако при всей фрагментарности сведений они позволяют сделать ряд предварительных заключений. Воз-ожно, в частности, использование косвенных данных о жупанах-свидетелях в грамотах второй половины XI века — при всех неизбежных лакунах это достаточно подробный материал. Прежде всего следует отметить частую сменяемость жупанов и нефиксированность срока их полномочий. Так, жупан Цетине Драгомнр, упомянутый под 1069 годом, сменен в 1070 году Вилчиной, а в 1076 году жупаном Цетине назван уже Прибина. Сходное положение наблюдалось и в других жупаниях. Исключением из этого правила был нинский жупан Адамиз, упомянутый в грамотах 1062—1078 годов. Он был близок к королю, принимал активное участие в делах государства. Видимо, имело место вмешательство короля в назначение жупанов или по крайней мере учитывались его рекомендации. В легендарных сведениях Дуклянской летописи также указывается на выбор королем жупанов (LPD, р. 55). Показательно, что ни одни из жупанов, приближенных к Крешимиру IV, кроме Адамиза, не выступал свидетелем в грамотах Звонимира. Более того, если Крешимир опирался на жупанов Нина, Сидраги, Луки и некоторых других (судя по частоте упоминаний в грамотах их имен), то в грамотах Звонимира жупаны Луки и Сидраги уже не называются. Очевидно, среди жупанов существовала иерархия, место в которой определялось правителем.

Впрочем, нельзя отрицать также влиятельности самого кандидата на пост главы жупании, добивавшегося его, видимо, в борьбе с другими кандидатами. В одной из грамот начала 70-х годов XI века в качестве свидетелей названы два жупана Луки — Векемир и Кузьма (CD, р. 116—117),

[243]

а в дальнейшем лишь второй именуется лучским жупаном. Адамиз упоминается в качестве единственною нинского жупана в 60-е годы, в 1070 году наряду с ним появился еще один жупан Нина — Десинна, который впоследствии называется в общем ряду «свидетелей», тогда как Адамиз выделен особо.

Редкие упоминания в грамотах поджупанов (podiuppus, podsuppus и др.) и сотников (sethic, sithic, selenic и др.) как лиц, находившихся в ведении жупанов, не дают представления об их функциях. Сотники фигурируют в качестве свидетелей при королевских дарениях и различных сделках, что предполагает наличие у них административных функций. Жупаны вместе с сотниками, возможно, участвовали в судопроизводстве (LPD, р. 55). Сотники могли иметь и военные обязанности.

Рассматривая порядок управления жупаниями, следует учитывать сведения о том, что должность правителя жупании носила почетный характер, а ее исполнение было в значительной степени номинальным. Показателен в связи с этим пример брибирского жупана Будеца, исполнявшего наряду с должностью жупана обязанности постельничьего при короле Крешимире IV (CD, р. 114). Характерно и длительное пребывание многих жупанов возле королевской особы, как видно из перечней свидетелей королевских грамот. Видимо, центральная власть стремилась стабилизировать территориальное управление и ограничить влияние местной аристократии. С этим, очевидно, связаны и частая сменяемость жупанов, и предполагаемое введение административного деления па округа, руководимые королевскими чиновниками.

Неясной остается организация хорватского войска. Археологические материалы указывают на существование конницы, вооруженной дорогим импортным снаряжением, и пешего войска. Данные Константина Багрянородного о хорватском войске в правление Томислава, безусловно, преувеличены, на-тем не менее отражают его структуру: Хорватия выставляла конницу «до 6000 воинов, пешее войско — до ста тысяч», длинных судов — до 80, а кондур — до 100, «длинные суда имеют по 40, а коп дуры — по 20 мужей (экипажа), мелкие же кондуры — по 10 мужей» (КБ, с. 293). Наряду с королевским войском, имелись, видимо, свои военные отряды и у жупанов (см. CD, р. 156).

В целом Хорватское раннефеодальное государство не обладало внутренней стабильностью. Сопротивление централь-

[244]

ной королевской власти со стороны знатных родов, стремление феодальной аристократии к полной собственности на подвластные земли и к неограниченной власти на них, отсутствие у хорватских правителей прав верховной собственности на территорию страны, этническая и политическая разобщенность составляющих Хорватское государство к концу XI века областей (Далмации, Далматинской Хорватии и Славония) — все это привело к дестабилизации и без того шаткой политической структуры Хорватии и облегчило ее переход под власть венгерского короля. После смерти Звонимира венгерский король Ласло без труда занял Хорватию и посадил на хорватский престол своего племянника Алмоша.

Последнюю попытку отстоять независимость государства, как свидетельствуют венгерские источники, предпринял хорватский король Петр, который безуспешно сопротивлялся в 1102 году войску венгерского короля Кальмана, в том же году короновавшегося хорватской короной. Хорватская знать была включена в феодальную иерархию Венгерского государства, но сохранила свои позиции на хорватских территориях. Поэтому дальнейшее развитие феодального порядка в Хорватии в рамках Королевства Венгрии определялось междоусобной борьбой хорватской знати за земли и влияние.

[Использованная литература]

1. См. об этих спорах: КШ6 N. Povijest Hrvata u ranom srednjem vijeku. Zagreb, 1971, s. 55—92; Beuc I. Jos о problemu formirania feudalnih drSava u Juznih Slavena — In: Radovi, (Zagreb), 1976, N 8, s. 98—161; Бромлей Ю. В. Становление феодализма в Хорватии. М., 1964, с. 18—80.

2. Историографию вопроса см.: De adm. imp., II, p. 116—117, ВИИШ, т. II, с. 30.

3. Ditten Н. Bemerkungon zu den ersten Ansatzen zur Staatsbildung bei Kroaten und Serben im 7. Jh.— In: Beitrage zur byzantinischen Ge- schichtc im 9.—11. Jh. Pr., 1978, S. 452.

4. Тъпкова-Заимова В. Византия, България и образуването на средновековните балкански държави.— В кв.: България в света от древностiа до наши дни. С., 1979, т. 1, с. 48.

5. Ljubinkovic М. Ка problemu kontinuiteta Iliri — Slaveni.— In: Cen- iar za balkanoloska ispitivanja Akademije nauka i umjetnosti Bos- nijc i Hcrccgovinc. Sarajevo, 1969, knj. 12. Posebna izdanja, s. 205.

6. Stsie F. Povijest Hrvata u vrijeme narodnih vladara. Zagrev, 1925, s. 271.

7. ZastSrovd B. Zu einigen Fragen aus der Gescbichte der slawischen Kolonisation auf dem Balkan.— In: Studien zum 7. Jh. in Byzanz. В., 1976, S. 65; ср.: Beuc /. Jos о problemu..., s. 108.

8. Наиболее аргументированной признается теория о двух волнах славянского переселения на Балканы; см. об этом: Бромлей Ю. В. Становление..., с. 10—11; Klatf N. Povijest.., s. 63—65.

[245]

9. История Югославия. Мм 1963, т. 1, с. 49; Hlstorija naroda Jugoslavije. Zagreb, 1953, 1.1, s. 177.

10. Наумов E. П. Возникновение этнического самосознания раннефеодальной хорватской народности.— В кп.: Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982, с. 168—169.

11. Klait N. Povijest.., s. 146—148.

12. Археологические раскопки на территории современной Югославии свидетельствуют об отсутствии в этом районе сколько-нибудь заметного влияния материальной культуры германских племен (остготов, лангобардов), селившихся здесь в период завоеваний конца V—VI в. (Bierbrauer V. Jugoslawien seit dem Beginn der Volkerwanderung bis zur slawischen Landnahme: Die Synthese auf dem Hintergruna von Migrations- und Landnahmevorgsngen.— In: Jugoslawien. Integrationsprobleme in Geschichte und Gegenwart. Gottingen, 1984, S. 49—97).

13. BeloSevic J. Materijalna kultura Hrvata od VII do IX stoljeca. Zagreb, 1980, s. 69-70.

14. Batovic S. Istrazivanje ilirskog naselja u Bribiru.— Diadora. Zadar, 1968, sv. 4, s. 85—90.

15. BeloSevic J. Materijalna kultura..., s. 82.

16. BoSkovic Dj. Reflexions sur la reurbanisation medievale du territoire central des Balkans.— In: III Midzynarodowy Kongres archeologii siowiatiskiej. Br., 1975.

17. Belosevic J. Die ersten slawischen Urnengraber auf dem Gebiete Jugoslawien? aus dem Dorfe Kasic bei Zadar.— Balcanoslavica, 1972, N 1, p. 73—86.

18. Batovic S.f Ostric O. Tragovi ilirske kulturne bastine u narodnoj kul- turi naseg primorskog podrucja.— In: Ceniar..., s. 252—253.

19. Rapanic Z. Prilog proucavanju kontinuiteta naseljenosti u salonitans- kom ageru u ranom srednjem vijeku.— VAHD, 1980, t 74.

20. См.: Saic M. Marginalne biljeske uz rad N. Klaic.— Sociologija sela. Zagreb, 1978, g. 16, br. 61-62. s. 135.

21. Авторы «История народов Югославии» (с. 170—171) имеино к VIII в. относят создание «мощного слоя богатой племенной аристократии».

22. BeloSevic /. Materijalna kultura.., s. 91—92, 129, 131.

23. Vinski Z. Zu den Waffenfunden in Bereich des Altkroatischen Staa- tes bis zum Jahre 1000.—In: I Mifdzynarodowy Kongres archeologii slowiariskiej, 1965. W-wa, 1970, t III, s. 147—148.

24. В 1853 г. в Венеции была найдепа каменная купель с именем князя BbiuiecnaBfr-(Vuissasclavo duel). Итальянский ученый Дж. Фер- рарн-Купилли предположил, что она происходит из баптистерия Нина и принадлежит хорватско-далматинскому князю. Датировка надписи приблизительно 800 г., предложенная в начале XX в. Л. Ёличем и Ф. Шишичем, утвердилась в хорватской историографии. Так, Вышеслав оказался первым известным хорватским князем, которого нередко считают отцом Борны (историю вопроса см.: Petrleioll /. Osvrt па ninske gradevine i umjetnitke spomcnike srednjega vijeka.—RIZ, 1969, sv. 16—17, s. 315—317). Однако ранняя датировка памятника ненадежна, но дали пока ощутимых результатов и раскопки баптистерия Нина.

25. О влиянии Карантании на формирование ранних государств в дру-

[246]

гих славянских землях см.: LowmlaAski И. Poczqtki Polski. W-wa, 1968, t. 4, s. 259.

26. An Franc., p. 150—151.

27. См.: Antoljak St. Da li bi se jo§ moglo bi se red о hrvatskim kne- zovima Borni i Ljudevitu Posavskom.— Годи шеи збороик па фило- зофскиот факултет па университет во CKonje, 1967, кы. 19, 9. 133.

28. ВИИШ, т. II, с. 42.

29. Ферлуга J. Византща и постапак Hajpannj 11х]ужпословевских држава.— ЗРВИ, 1968, т. II, с. 58—60.

30. Распространенная и пачале XX в. в хорватской историографии теория о превращении в привилегированное сословие потомков переселившихся на Балканы хорватов, подчинявших местных славян и автохтонов (В. Клаич, К. Ирачек. Л. Гауптман и др.), ныне обоснованно отвергнута.

31. Упоминание крепости важно, поскольку возннкиовепие у южных славян крепостей приходится иыешю на раннегосударствениый пе-риод (Kurnatowska Z. Slowianszczyzna po'udniowa. Wroclaw, 1977, s. 117).

32. Dvornlk F. Byzantium, Rome, the Franks and the chrislianisation of the Southern Slavs.—In: Cyrillo-Methodiana. Koln; Graz, 1964, p. 90.

33. Beloievlt J. Materijalna kultura..., s. 78—79.

34. Кlaic N. Povijest..., s. 191—206; Bclolevtt /. Materijalna kultura..., s. 98.

35. Ср.: Dvornik F. Byzanliuin..., p. 99.

36. Jankovlc D. Istorija dr/ava i prava naroda Jugoslavije. Beograd, 1957, t1, 8. 55 i d.

37. См.: ВИИШ, т. II, с. 18—19.

38. Тъпкова-Заимова В. Византия, България..., с. 49.

39. Наумов Е. П. Возникновение..., с. 169—171.

40. Предположение о том, что Бранимир был сыном Домагоя (Histo- rija naroda Jugoslavije, s. 190), не находит подтверждения в источниках.

41. В Дуклянской летописи сохранилось предание о борьбе Томислава с венграми: «Во время правления Томислава венгерский король но имени Дттила (имеется в виду Арпад.— О. А.) двинул войско, чтобы разбить его. По король Томнслав, ведя с ним многочисленные войны, всегда обращал его в бегство» (LPD, р. 58).

42. Ср.: КШ N. Povijest.., s. 314.

43. См.: Cirkovid S. Istorija srednjovekovne bosanske drlave. Beograd, 1964, s. 40; ср.: Historija naroda Jugoslavije, s. 561.

44. Thomas Arcidlaeonus. Historia Salonitana. Zagrabiae, 1895, p. 37—39.

45. Mar get id L. Odnosi Petra Kresimira i pape pre ma Kortulanskom ko- deksu — VAHD, 1980, t 74.

46. См., например: Kara man Lj. 2iva starina. Zagreb, 1943, s. 56.

47. Beuc I. Rex l regnum na nadgrobnom natpisu kraljicc Jelene.— In: Starine. Zagreb, 1980, knj. 58, s. 1—8; критический разбор мнений о возможности коронования хорватских правителей в X в. см.: Wasilewski Т. Geneza titulu «гех chroatorum».— Pamigtnik s!o- wianski. Wroclaw, 1967, t. 17, s. 149—160.

48. К laic N. Povijest.., s. 291.

49. Museum of the Croatian archeological monuments. Split 1980, p. 51—53.

[247]

50. Становлению раннефеодальных славянских государств. Киев. 1972, с. 72-73.

51. Там жо, с. 74.

52. Там же, с. 74—75; ср.: Rapports du III Congr. Intern, d'archeologie slave Bratislava, 1980, vol. II, p. 141.

53. См.: Грачев В. 27. Сербская государственность в X—XIV вв. М., 1972, с. 286.

54. Макова Б. С. К истории генезиса и развития феодальной земельной собственности у южных и западных славян.— В кн.: Проблемы развития феодальной собственности на землю. М., 1979, с. 131.

55. Ср.: Бромлей Ю. В. Становление..., с. 130.

56. По современным оценкам, лишь 36% территории Северной и 58% Средней Далмации пригодны для сельскохозяйственной эксплуатации, из них малоценные пастбища составляют соответственно 90 п 60% этих площадей (Rogii J. Hrvatska, III. Regije.— In: Enciklopedija Jugoslavije, Zagreb, 1900, k IV).

57. Бромлей Ю. В. Становление..., с. 317—318.

58. Бромлей Ю. В. Некоторые аспекты научения статуса свободных общинников в ранпесредневековых славянских государствах.— В кн.: Исследования по истории и историографии феодализма. М., 1982, с. 133.

59. Бромлей Ю. В. Становление..., с. 149.

60. Новакови Н Р. О неким питажима граница Cp6nje, Хрватске и Босне у X в.— Зборник филозофског факултета Београдског универзи- тота, 1903, К1ь 7, д. 1, с. 156.

61. ФерiанчиН Б. Структура 30 главе списа De administrando Imporio.-ЗРВИ, 1978, т. 18, с. 76.

62. Новакови Н Р. О неким..., с. 177.

63. Klaic N. Povijest..., s. 225; Katii L. Saksonac Gottschalk na dvoru kneza Trpimlra. Zagreb, 1932, s. 8.

64. Grajenauer B. Prilog kritici izveStaja Konstanlina Porfirogoneta о doseljenju Hrvata.— In: Historijski zbornik. Zagreb, 1952, god. 5, br. 1—2, 8. 30—31; ср.: Фер{анчиН Б. Структура..., с. 75; Antoljak St. Obnovljeno i nadopunjeno lumafenje jednoga pasusa u 30-toj glavi Porfirogenitovog De administrando imperio.— В кн.: Годншеи збор- пик. Cxonje, 1979—1980, кн. 5—6, с. 63—85. Подсчеты Б. Графе- иауэром чнсленностн населения Хорватии при Томиславе, виднмо. преувеличены — 500 тыс. человек при плотности 10 человек на 1 кв. км (Grajenauer В. Zgodovine slovcnskego naroda. Ljubljana, 1964, t. 1, s. 291—293).

65. Характерно, что источники вплоть до поздпего средневековья на-зывают эту территорию Склавинией, Славинией и т. п., а ее оби-тателей — просто склавниамн, славянами и пр., тогда как собствен-но Хорватия и-хорваты (хотя и к ним иногда также применялись подобные панмепования) сохраняли свое паэванне.

66. Beuc J. Jos о problemu..., s. 120.

67. Historia Salonitana major/У ред. H. КлаиЬ. Беогпад, 1967, с. 98. См.: Ferlaga J. L'amminiatrazfone Bizantina in Dalmazia, Venezia, 1978, p. 186; помимо приведенной автором литературы, также см.: LuiU J. Hrvatska na Jadranskom I poaunavskom prostoru u IX i X sk— In: Starine. Zagreb, 1980, knj. 58, s. 19.

68. Ферлуга J. Впзаитиска управа у Далмацщи. Београд, 1957, с. 81—87.

69. Ferlaga J. Byzantium on the Balkans. Amsterdam, 1976, p. 147.

70. Klald N. Povijest..., s. 387-389.

[248]

71. См.: Ludld J. Nin u IX stolje4u.— In: Povijest grada Nina. Zadar, 1969, s. 385.

72. Мнение о поддержке Томиславом сплнтского архиепископа (Fine J. The early medieval Balkans. Ann Arbor, 1983, p. 269) не находит подтверждения в источниках.

73. Said М. Margin а hie biljeSke..., 8. 133.

74. GunfaSa S. Postojanje jednog centra za izradjivanje starohrvat skog nakita.— VAHD, 19Й-1957, T. 56-59, s. 231-237.

75. Belolevid J. Materijalna kultura..., s. 96,109, 118—114.

76. Br a sic 2. Nin, 2drijac — starohrvatski brodovi.— Arhcoloski pregled, Beograd, 1974, t. 16, s. 133—144, tabl. 57—59; Константин Багряно* родным пишет о распространении морской торговли хорватов «вплоть до Веиеции» (De adm. imp., t. I, p. 151).

77. II or vat А. О Sisku u starohrvatsko doba na temeliu pisanih izvora i archeoloSkich nalaza.— Starobrvatska prosvjeta, "Zagreb, 1954, N 3, s. 95—104; Vlnskt Z. О postojanJu radionica nakita starohrvatskog doba u Sisku.— Vjesnik archooloSkog muzeja u Zagrebu, 1970, s. Ill, N 4, 8. 45—92.

78. Бромлей Ю. В. К реконструкции административно территориальной структуры раннеередиевековой Хорватии.— В кн.: Славяне и Русь М., 1968.

[249]

О.А. Акимова. Формирование хорватской раннефеодальной государственности // Цитируется по изд.:  Раннефеодальные государства на Балканах. VI – XII вв. Отв. ред. Г.Г. Литаврин. М., 1985, с. 219-245.