Польша в 1934 – 1939 годах: экономическое развитие

В начале 1933 г. экономика капиталистического мира начала, наконец, выбираться из глубочайшего кризиса. Наступил период депрессии, а за ним и оживление производства. Однако на этот раз обычный цикл воспроизводства нарушился: не успело оживление смениться подъемом, как капиталистический мир оказался под ударами очередного кризиса перепроизводства. В 1937 г. уровень производства стал снижаться. Падение продолжалось и в 1938 г. Характерной чертой для капиталистической экономики в эти предвоенные годы была все возраставшая ее перестройка на военный лад. Сокращение цикла, возрастающее влияние кризисных и военно-инфляционных факторов, резкое обострение всех противоречий капитализма — все это свидетельствовало о продолжавшемся углублении общего кризиса капитализма, об ослаблении капиталистической системы.

В экономически слабой, отсталой, зависимой от иностранного капитала Польше переход от экономического кризиса к депрессии, а затем к оживлению промышленности происходил еще медленнее и мучительнее, чем в большинстве капиталистических стран. Если уровень производства промышленности всех капиталистических стран достигал в середине 1937 г, 95—96% от уровня 1929 г., то индекс продукции польской промышленности равнялся лишь 85,3%.

В 1937 г. все еще, бездействовали пять из девятнадцати имевшихся в стране больших доменных печей, девять — из 55 мартеновских, два из трех предприятий по выплавке свинца. Число действовавших угольных шахт сократилось с 96 (в 1928 г.) до 60, а металлургических заводов — с 28 до 23 и т. д. В Домбровском угольном бассейне, например, в течение 1934—1935 гг. было закрыто десять крупных шахт, а на остальных рабочие были заняты в среднем не более 130—160 дней в году.

Однако прибыли монополий продолжали расти. Чистая прибыль польских акционерных обществ составляла в 1934 г. 93,7, в 1935 г.— 90,4, в 1936 г.— 124,3, а в 1937 г.— 171,4 млн. злотых. Этот рост прибылей, далеко обгонявший темп оживления производства, происходил за счет дальнейшего усиления эксплуатации рабочего класса, еще большего ограбления монополиями крестьянства и всего польского народа. «Санационное» правительство время от времени выступало с демагогическими

[367]

заявлениями о защите народа от «эгоизма» «дурных» картелей, объявляло даже роспуск отдельных мелких монополий, вроде картеля бумажных кульков. В действительности же монополии все больше забирали в свои руки промышленность и сельское хозяйство, а контроль иностранного капитала над решающими отраслями экономики буржуазно-помещичьей Польши возрастал.

Расширяющееся участие государства в частных компаниях диктовалось теми же монополиями, которые все больше подчиняли себе государственный аппарат, что служило средством для получения ими высоких прибылей.

В течение десяти лет (1927—1936) сумма капиталовложений Польского государства в капиталистические предприятия возросла с 51 млн. до 433 млн. злотых.

В 1934 г. 327 официально зарегистрированных в Польше картелей (в том числе 94 международных) владели двумя третями основного капитала крупнейших предприятий. К концу 1936 г. в стране насчитывалось уже 379 картелей, в том числе 105 международных. Они господствовали в решающих отраслях промышленности — угольной, горнорудной, нефтяной, текстильной, сахарной и некоторых других. Мощные угольно-металлургические концерны «Вспульнота интересув» и «Гута Покуй» контролировали в 1936 г. 43% всего производства кокса в стране, 70% добычи железной руды, 66% производства стали, 71% производства проката, 74% производства металлоизделий. На этих предприятиях было занято свыше 100 тыс. рабочих и служащих. В цементной промышленности также господствовали два концерна, в текстильной — несколько лодзинских компаний во главе с Видзевской мануфактурой, сосредоточившей у себя 15% общего числа веретен в стране.

В 1936 г., после более чем трехлетней закулисной борьбы в правящих кругах, польское правительство, наконец, национализировало основную часть собственности концерна «Вспульнота интересув». Примерно в тот же период были национализированы военные предприятия фирмы «Шнейдер — Крезо», Жирардовская мануфактура (французский капитал) и филиал фирмы чехословацкого обувного короля Бати (разумеется, с возмещением бывшим собственникам). Эти национализации, произведенные в результате сложного переплетения ряда факторов (борьба между польским и зарубежным капиталом, политические и военные соображения, антигерманское и антигитлеровское давление польской общественности, ее возмущение вскрывшимися скандальными мошенничествами некоторых иностранных хозяев-акционеров), имели определенное положительное значение для польской экономики, сокращая в ней абсолютную долю участия иностранного капитала. Однако это сокращение было сравнительно незначительным. Иностранный капитал все еще сохранял в своих руках такую долю акций, которая обеспечивала ему фактическое господство в основных для народного хозяйства промышленных предприятиях. Кроме того, иностранный капитал владел ключевыми позициями в банках, контролировавших акционерные общества в Польше. К началу 1939 г. под контролем американских, немецких, французских, английских и других иностранных капиталистов фактически находилось 89% угольной, около 88% нефтяной, около 84% цинковой, свыше 80% газовой промышленности, около 70% химической, свыше 66% электротехнической, 60% швейной промышленности Польского государства. Этот контроль над польской промышленностью иностранные монополисты использовали в ряде случаев для консервации ее, чтобы поддерживать монопольные цены в стране и ла мировом рынке, а получаемые прибыли интенсивно вы-

[368]

начинали из страны. В 1936 г., например, иностранные капиталовложения в Польше составили около 165 млн. злотых, тогда как за границу было переведено в виде процентов и дивидендов, по официальным данным, свыше 326 млн., а фактически около 450 млн. злотых. В том же, 1936 г. польское правительство законодательно освободило от налогов «доходы от капиталов физических и юридических лиц, имеющих постоянное местожительство или местонахождение за границей», и даже гарантировало оплату заграничных обязательств польских предприятий в случае их банкротства.

В то же время государство увеличивало прямые и косвенные налоги, чтобы выжать из трудящихся масс огромные суммы, необходимые для щедрых субсидий и подарков монополистам, помещикам и церкви, для содержания огромного государственного аппарата и армии, для выплаты растущей задолженности иностранным и отечественным кредиторам, для военных приготовлений. По подсчетам «санационной» печати, в Польше имелось сто видов налоговых платежей, а крестьяне, кроме того, должны были платить несколько десятков различных сборов. Прямые налоги составляли в бюджете 1934—1935 г. 525 млн. злотых, или 25% государственных доходов.

Главной же статьей дохода были косвенные налоги, всей своей тяжестью ложившиеся на широкие массы трудящихся. Доходы от государственных монополий на соль, табак, спирт и спички в этом бюджетном году составляли 646 млн. злотых.

Монополии непрерывно увеличивали эксплуатацию рабочего класса. Это подтверждают даже официальные данные о капиталистической рационализации в 30-х годах. Если общее число рабочих, занятых в крупной и средней промышленности, составляло в 1939 г. 94% по отношению к 1929 г., то общая сумма их заработной платы составляла примерно половину, а между тем производительность труда за десятилетие возросла в среднем более чем на 30%. Уровень реальной заработной платы в 1935 г. хотя несколько и возрос по сравнению с 1932 г., но составлял лишь 66% по отношению к 1929 г. Следует отметить, что, даже показывая увеличение занятости, официальная статистика вынуждена была констатировать вместе с тем рост числа безработных. Так, в крупной и средней промышленности в 1936—1938 гг. число официально зарегистрированных безработных составляло 460—470 тыс. (в 1933 г.— 343 тыс.), а частично безработных — свыше 180 тыс. (как и в 1933 г.).

Даже в санационно-фашистском сейме отмечалось бедственное положение рабочих. В докладе об итогах обследования предприятий крупной и средней промышленности к началу 1937 г. указывалась: «На 10 тысяч жителей мы имеем 3,1 врача... Питание населения плохое... Падение заработной платы за последние 6 лет составляет в общем 22 процента. Средний недельный заработок рабочего составляет 26,15 злотого, причем 43% зарабатывают 30 злотых...» Тут же сообщалось, что в Польше только больных туберкулезом — миллион человек, что отсев призывников по болезни и слабому физическому развитию составил в 1936 г. около одной трети, что смертность в среде рабочего класса превышает рождаемость.

В стране имелись сотни тысяч мельчайших производителей полупролетарского характера—различного рода ремесленников и так называемых халупников (владельцев убогих жилищ — халуп, иногда с огородом), перебивающихся случайными заработками и каким-либо домашним ремеслом, вроде плетения корзин, изготовления игрушек, рукоделия и т. п. В сущности это были незарегистрированные безработные, люди, постоянно недоедающие или голодающие, на которых но распространялись ни-

[369]

какие трудовые соглашения и государственные пособия по безработице, никакая медицинская помощь. Даже правительственная печать характеризовала жизнь халунников как ужасающее нищенство. Наличие массы мельчайших производителей (по некоторым данным, в 30-х годах в Польше насчитывалось, наряду с 6 тыс. промышленных предприятий, 400 тыс. ремесленных и 200 тыс. мельчайших мастерских. По данным «Газеты польской», одних халупников было более полумиллиона, т. е. вместе с членами их семейств гораздо больше миллиона человек) наряду с современной монополизированной промышленностью являлось одной из специфических особенностей польского капитализма. Труд этих мельчайших производителей являлся одним из значительных источников накопления сверхприбылей капиталистами.

Хозяйничанье монополий все больше ухудшало положение польского крестьянства.

«Ножницы» между ценами на промышленные и сельскохозяйственные товары — показатель степени грабежа крестьянства монополиями — оставались в Польше раздвинутыми так широко, как нигде в Европе. Если принять отношение цен товаров, продаваемых сельскохозяйственными производителями, к ценам товаров, ими покупаемых, в 1928 г. за 100, то в 1932—1936 гг. оно снизилось до 60, а в 1937—1938 гг. колебалось в пределах 70.

Вся тяжесть этого расхождения цен ложилась на бедное и среднее крестьянство. Крупные землевладельцы, объединенные в акционерные общества, сбывали продукцию зерна и сахарной свеклы на экспорт или иными безубыточными путями. За пять лет, с 1933—1934 гг. по 1938— 1939 гг., они получили от государства за счет налогоплательщиков около 186 млн. злотых в виде премии за экспорт зерна. На помощь помещикам и кулакам приходила также государственная кредитная система, тогда как трудящееся крестьянство вынуждено было прибегать к кабальным кредитам ростовщиков и кабальной аренде земли.

Имеющиеся в нашем распоряжении крайне скудные и частичные статистические данные об изменениях в структуре крестьянских хозяйств в последние годы буржуазно-помещичьей Польши все же бесспорно свидетельствуют о непрерывном процессе классового расслоения деревни, деградации и обнищании основной массы крестьянских хозяйств. Куцая аграрная реформа была использована помещиками для укрепления своих позиций. В итоге ее проведения горстка помещиков по-прежнему владела примерно четвертью лучшей пахотной земли и других сельскохозяйственных угодий в стране. Большую часть земли, которая подверглась парцелляции, как и землю разорявшихся бедняков, захватывало кулачество.

Помещики и кулаки все шире использовали полударовой труд неорганизованных и нигде не зарегистрированных приходящих крестьян-батраков, а также местных малоземельных крестьян. Обследование, проведенное Пулавским институтом накануне второй мировой войны в юго-восточных районах Польши, где земельный голод был наибольшим, показало, что свыше 36% местного крестьянства арендовало землю у помещиков и кулаков, причем половина из них —на условиях отработки или за долю урожая. В 1934 г. в 53 деревнях, обследованных этим институтом, безземельные крестьяне отрабатывали в среднем 83 дня в году за аренду участка площадью в 1 га, а в Краковском воеводстве, где крестьяне при отработке получали обычно и хозяйское питание, — даже 177 дней в году.

Малоземельные крестьянские хозяйства все больше запутывались в ипотечных и особенно ростовщических долгах. Крестьянская задолжен-

[370]

ность государству и банкам, по официальным данным, достигла в 1936 г. почти 4 млрд, злотых, а задолженность ростовщикам во много раз превосходила эту сумму. В связи с падением цен на сельскохозяйственную продукцию крестьянин должен был в 1936 г. продать примерно втрое больше хлеба, чем в 1928 г., чтобы оплатить вексель за землю, купленную в 1928 г. О масштабах этого падения цен и неуклонного роста задолженности крестьянства дают некоторое представление следующие официальные данные о средней задолженности на 1 га в хозяйствах размером от 2 до 50 га:

К этому необходимо добавить, что на 1 га земельной площади приходилась тем большая задолженность, чем меньше был размер хозяйства. Так, в хозяйствах площадью в 2—3 га задолженность составляла в 1938 г. 40,3 ц ржи на 1 га, а в хозяйствах площадью 15—30 га—лишь 16,6 ц.

Средний доход крестьянского хозяйства за десятилетие перед второй мировой войной исчислялся в 231 злотый с гектара. Это составляло при среднем малоземельном хозяйстве примерно в два гектара около 470 злотых валового дохода всей крестьянской семьи в год, т. е. в несколько раз меньше, чем в 1927—1928 гг. За средними данными о нисходящей линии в доходности хозяйств скрывался тот факт, что во многих карликовых хозяйствах доходность в 30-х годах упала до нуля, а в ряде случаев хозяйственный цикл заканчивался для них с убытком.

Особенно подорвали крестьянские хозяйства неурожаи 1936 и 1937 гг. В эти годы польская деревня покупала в четыре раза меньше машин, оборудования, удобрений и вдвое меньше промышленных товаров, чем в 1928 г. Но, даже покупая лишь самое ничтожное количество жизненно необходимых товаров (спички, соль, сахар, керосин), основная масса крестьянских хозяйств не сводила концов с концами и шла к полному  разорению.

Чудовищную нищету деревни вынуждены были публично признавать некоторые деятели из правящего лагеря. Сенатор Барановский заявил в феврале 1938 г., что «если взять не то что захудалую деревушку в Полесье, а хотя бы первую попавшуюся деревню под Варшавой, то малоземельное крестьянство здесь живет в таких условиях, что даже тюремная койка и керосиновая лампа могут показаться им привлекательными».

Еще более тяжелым было положение украинских, белорусских и литовских крестьян. Сотни тысяч из них постоянно недоедали, а в весенние  месяцы и неурожайные годы, особенно частые в Западной Белоруссии и на Виленщине, терпели страшные голодовки. О потрясающей картине  голода на Виленщине, наступившего после засухи 1936 г., корреспондент одной из клерикальных газет писал: «Голодает свыше 100 тысяч человек, как взрослых, так и детей... В хатах, но имеющих даже ночи, полных дыма и смрада, я встречал стариков и детой, опухших от голода. В дру-

[371]

гих — видел людей, питающихся рубленой соломой, смешанной с порченым картофелем и всякого рода сорной травой, а также корой с деревьев».

Обнищание трудящихся масс Польши находило свое отражение в неуклонном падении народного потребления. Исчисленный польскими буржуазными экономистами по данным народного потребления так называемый общественный доход составлял в 1933—1936 гг. около 13 млрд, злотых — ровно вдвое меньше, чем в 1929 г., причем на долю сельского населения, составлявшего около 73% всего населения страны (по переписи 1931 г.), приходилось только 38—39% этого «общественного дохода».

Чем больше правящие классы фашистской Польши запутывались в своих внутригосударственных делах, чем острее становились раздиравшие страну противоречия, тем больше взоры и надежды фашистских правителей страны обращались к авантюристским захватническим внешнеполитическим планам.

[372]

Цитируется по изд.: История Польши в трех томах. Том III. Под ред. Ф.Г. Зуева, А.Я. Манусевича, И.А. Хренова. М., Изд. АН СССР, 1958, с. 369-372.