Тайвань: почему началась миграция из Китая?

Основная территория (южное побережье Китая), откуда шла миграция на Тайвань, была, сравнительно недавно заселена китайцами. Историки относят более или менее значительное заселение этих районов к VIII — IX векам, особенно ко времени упадка Танской династии (618—906). Именно сюда, где горы окружили прибрежные районы (Фуцзянь) или, защищая речные долины, подходили вплотную к побережью (Гуандун), устремлялись предводители воинствующих феодальных группировок со своими отрядами. Здесь жили этнические объединения, получившие в китайских письменных источниках общее название «юэ» и «мань», постепенно растворявшиеся среди пришельцев 4, принимая китайские имена, одежду, обычаи; вожди этих племен с разрешения императора присваивали себе китайские клановые фамилии.

Китайцы, в свою очередь, учились у местного населения. Оседая в долинах рек, они выращивали новые для них культуры, использовали новые (материалы, впитывали чужие идеи. Но, приобретая отдельные черты культуры местного населения, китайцы всегда сохраняли свой язык и свою иероглифическую письменность 5.

Провинции Фуцзянь и Гуандун занимали особое место в социально-экономических и демографических процессах средневекового Китая как в силу взаимной ассимиляции китайцев и аборигенов, так и в результате этнической диффузии народов Ближнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии, имевших развитую морскую торговлю с Южным Китаем.

Когда к 90-м годам X века Китай был объединен правителями сунской династии (960— 1278), территория по р. Янцзы вошла в состав китайского государства, а его центр переместился на юго-восток. Процесс этот, про[1]исходивший под давлением наступавших с севера полукочевых империй тангутов (Сися), киданей (Ляо) и чжурчженей (Цзинь), привел не только к сокращению размеров китайской империи. Вследствие потери степных и северных долинных лёссовых земель с их структурой традиционного земледелия он вызвал ломку сло-

[09]

жившихся форм хозяйства и управления средневекового Китая.

Освоение юго-востока страны шло настолько интенсивно, что уже к X—XIV векам там сконцентрировалось более половины населения Китая. В результате активной колонизации получили распространение казенные поместья, наряду с которыми сложилась система частного поместного землевладения. С XII века рисосеяние в Южном Китае сделало большие успехи и доходность земледелия увеличилась 6. Возросло товарное значение риса, ставшего главной культурой. Прибрежные же районы Фуцзяни и Гуандуна, где условия для возделывания риса были менее благоприятны, превратились в рисо-потребляющие и стали центрами производства других товарных культур. Так, здесь развилось хлопководство, Южный Гуандун специализировался на разведении шелкопряда, а в областях Цюаньчжоу и Фучжоу в Фуцзяни произрастал сахарный тростник (что превратило тогда Фуцзянь в центр производства сахара в Китае). В северо-восточной части Фуцзяни на склонах холмов за полями риса раскинулись чайные плантации. Таким распределением производства в Южном Китае к XII—XIII векам определялись основные товарные потоки, циркулировавшие по внутренним и внешним торговым трассам 7. Все это способствовало новому притоку населения, завершая условия экономической гегемонии бассейна Янцзы.

Сокращение территории империи Сун и перемещение экономических центров на юг вызвали к жизни ряд серьезных перемен. По данным китайской литературно[1]исторической энциклопедии «Вэньсянь тункао» («Систематический свод письменных памятников и суждений»), в 1080 году на юго-востоке жило 17,6 миллионов человек из общего количества населения Китая в 33,3 миллионов 8.

И именно на эту часть империи возлагались основные государственные повинности. В начале XI века юго-восток Китая давал от 1/3 до 3/4 налоговых поступлений в казну.

В южно-китайской деревне новые процессы сказались прежде всего в образовании многочисленного слоя крестьян - издольщиков (именуемых общим названием «кэху»— «пришлые»), не имевших собственной земли и арендовавших ее либо у государства, либо у отдельных

[10]

собственников. Исследователи отмечают, что, с одной стороны, шло закабаление «пришлых» и наступление на их юридические права (телесные наказания, убийства издольщиков помещиками), с другой — фискальные соображения и нужда в рабочих руках для казенных поместий заставляли правительство предусматривать правовую возможность ухода крестьян с частновладельческих земель 9. Д ля многих крестьян это являлось вы[1]ходом, побуждая их искать лучшие места и лучшую долю. Из них-то и создавался резерв для миграции на Тайвань и в различные районы Юго-Восточной Азии.

На юго-востоке сунского Китая крестьяне чаще всего выступали в двойной социальной роли — сельскохозяйственного производителя и ремесленника. Безземельные крестьяне имели право ухода из деревни после окончания сельскохозяйственного года, но доступ в ремесленные корпорации был почти невозможен, наемный труд почти не применялся, работа на рынок была ограниченна. Поэтому крестьяне на отхожих промыслах продолжали по закону числиться крестьянами, а те, кто занимался ремеслом вдали от родных мест, причислялись к бродягам — люмин 10. И те и другие также составляли резерв миграции. Освоенная техника поливного и подсечного земледелия, культивации сахарного тростника и мастерство, достигнутое в неземледельческих профессиях (в том числе и в рыболовстве), давали возможность обосноваться на новом месте. Рассчитывая на это, выходцы из прибрежных провинций Южного Китая и рисковали пускаться в путь.

Предпосылки для заморской миграции были связаны и с довольно быстрым развитием товарно-денежных отношений в ходе внутренней и международной торговли. В поисках средств империя Сун вынуждена была поощрять (хотя и твердо осуществляя при этом свой административный контроль) частную внешнюю торговлю. Уже основатель сунской династии Чжао Куан-инь, известный под храмовым династийным именем Тай-цзу (960—975), заверил купечество в своем покровительстве и упорядочил правила торговли. Его преемники, продолжая эту политику, наделяли званиями и привилегиями купцов, улучшали речные и морские коммуникации, открывали новые порты для внешней торговли

и принимали меры для охраны ее от пиратов 11. В пери-

[11]

од Сун активно действовало девять портов, в том числе такие, как Гуанчжоу и Цюаньчжоу, откуда отправлялись в заморские страны китайские купцы. «Вероятно, ни в одну эпоху китайской истории морская торговля не играла столь жизненной роли в экономике «страны, как это было -во времена династии Сун», — пишет Ло Ж ун-бан 12.

Развитие товарно-денежных отношений в сунском Китае способствовало появлению значительной прослойки купечества, связанной с частной морской торговлей. Фуцзяньский порт Цюаньчжоу занял первое место в торговле сунского Китая. Здесь выросла иностранная колония, и южно-сунский двор, учитывая ту выгоду, которую приносила ему морская торговля, поощрял купцов, оказывавших содействие в привлечении иностранных торговцев, раздавая этим купцам официальные ранги и правительственные должности. Создавались условия для ломки социальных перегородок, ранее стабильные социальные группы расслаивались, традиционная социальная структура общества нарушалась.

Прежде всего был лишен кастовой замкнутости высший социальный слой — ши (или шэньши) — ученая про[1]слойка феодального класса, принадлежность к которой давала доступ к занятию административных должностей в центральном и местных аппаратах управления. Источники показывают, что в периоды войн как солдаты, так и участники вольных банд могли выдвинуться и получить один из рантов, дававших им право быть причисленными к -сословию ши. Ко времени же Южных Сунов ряды знати наполнялись и за счет купцов и иноземных торговцев, и з а счет пиратов, а так как к организации внешнеторговых операций южносун-ского государств а привлекались не только китайские, но и иноземные купцы, то и они попадали, таким образом, в привилегированные слои общества.

Но в целом положение купечества в южно-сунском Китае отнюдь не было стабильным: командные позиции оставались в руках феодального государства, что создавало препятствие глубоким социально-экономическим переменам 13. Действовало знакомое в истории феодального Китая противостояние: когда стихия частнособственнических отношений вела к подрыву священного для империи принципа централизованного административно[1]экономического регулирования, ее парализовал мощный

[12]

феодально-административный аппарат — основное орудие этого регулирования. Сохраняя монополию внешней торговли, государство не допускало концентрации больших капиталов в руках купцов, всегда их ограничивая. Военно-морской флот пополнялся за счет судов, принадлежавших купцам прибрежных провинций, так как государственное строительство не обеспечивало нужного количества. В условиях непрерывных войн, которые вела Сунская империя, конфискации купеческих судов и принудительные наборы моряков стали регулярным явлением и касались также владельцев мелких рыбачьих судов 14. Источники подтверждают, что заклады имущества, продажа жен и детей следовали за очередным приказом о реквизиции судов и наборе моряков на них. Можно ли сомневаться в том, что находилось немало людей, желавших избавиться от правительственных репрессий и оказаться вне их досягаемости? А это означало либо связь с пиратами, либо превращение в последних.

Логическим завершением приспособления купечества, предпочитавшего сделки вне закона конфискации и разорению, было оборудование тайных гаваней вблизи китайских берегов, пополнение рядов пиратов, которые сыграли немалую, но пока недостаточно исследованную роль в истории средневекового Китая. Источники свидетельствуют, что распространение пиратства при Южных Сунах было сильнее, чем в предыдущие эпохи, и что Тайвань уже вошел тогда в систему морских путей по дороге к Фуцзяни из стран Юго-Восточной Азии 15. Естественно, что он при этом влиял и на мобильность на[1]селения Южного Китая.

Традиции миграции населения Южного Китая вели начало от обычаев юэ — коренных мореплавателей и рыбаков, с которыми ассимилировались (китайцы; эти традиции подкреплялись количественно незначительной, но оказавшей экономическое воздействие этнодиффузией, имевшей место в прибрежных портовых городах, и получили широкую поддержку прибрежного крестьянства.

В путь пускались главным образом те, кому невмоготу было оставаться на родине., но кто мог рассчитывать, что переезд на новое место поднимет их экономическое и правовое положение. Среди них оказыва-

[13]

лись многие купцы, предпочитавшие положение вне закона угрозе разорения; среди них были и разорившиеся издольщики, готовые служить на их кораблях, лишь бы отправиться в другие места. А для фуцзяньских и гуандунских жителей — мореплавателей, рыбаков и пр., также как и для купцов, их субсидировавших, достаточно было пересечь пролив, чтобы обосноваться на новом, месте.

Таким образом, можно сделать следующее заключение: основные линии экономической политики южно-сунского государства, активная колонизация юга, специфическая интенсификация земледелия и поощрение внешней торговли вызвали к жизни изменения его социальной структуры. Отдельные социальные элементы и про[1]слойки, не удовлетворенные условиями и правовыми нормами, которые определяли их жизнь и экономическое развитие в су иском государстве, искали для себя других форм существования. Этому способствовало усиление процесса обезземеливания крестьянства и расширения слоя издольщиков.

Явственно наметился отток не только крестьян, но и тех элементов, которые не укладывались в традиционные рамки китайского средневековья, но сами были слишком слабы, чтобы сломать феодально-бюрократический пресс. Эти элементы формировались главным образом из трех последних в феодальной иерархии сословий: нун (земледельцев), гун (ремесленников) и шан (торговцев).

Традиции мобильности населения Фуцзяни и Гуанду[1]на и новые условия их социально-экономического развития создали основу для заселения Тайваня китайцами. Первая сравнительно массовая миграция с материка на Тайвань (главным образом из прибрежных провинций) относится к X II—XIII векам. В последующие столетия миграция то затухала, то получала новый толчок. Интенсивность ее зависела от глубины социально-экономических (процессов, происходивших на территориях, исходных для миграции.

Вторая волна миграции на Тайвань относится к XVII веку. Она была результатом новых явлений в социальной и экономической жизни юга, которые мы рассмотрим далее.

[14]

Цитируется по изд.: Тодер Ф.А. Тайвань и его история (XIX в.). М., 1978, с. 9-14.

Примечания

4. Этническая история юга Китая освещена в этнографическом исследовании, входящем в серию «Народы мира»: Народы Восточной Азии. М.— Л., 1965.

5. В работах современных синологов-демографов и синологов[1]социологов этим процессам уделено большое внимание. Они освещены такими авторитетами, как Хэ Бин-ди и Вольфрам Эбергард. Н о Р i n g - ti. Studies on the Population of China 1368— 1953. Cambridge, Mass., 1959; W. Eberhard. Social Mobility in Traditional China. Leiden, 1962. О контактах китайцев с ицзу, чжуан и мяо с конца XI до начала XVI в. см. в работе: Р. Ф. И т с. Этническая история Юго-Восточной Азии. Л., 1972.

6. На юге культура раннего риса развивалась с начала XI века. В 1012 г. китайские купцы завезли его из Тямпы (государства в Центральном Индокитае), и он быстро привился на побережье Фуцзяни. Это был сорт сухого и малоприхотливого риса, не требующего ни выравнивания почвы, ни ирригации, что значительно рас[1]ширило площадь обрабатываемых земель. Были выведены и культивировались различные сорта риса: клейкий рис и более низкий сорт — сладкий рис, идущий для пищи, твердый рис — для перемола на муку и мягкий — тоже для муки, а также красноватый рис для, винно-водочной перегонки. К XIII веку продуктивность рисосеяния в сунском Китае возросла в 3 раза, а посадка раннего риса распространилась не только в Фуцзяни, но и в районах нижней Янцзы, давая два-три урожая в год.

7. Комплексные проблемы развития производительных сил в сунском Китае подробно изучал, обобщив обширный круг китайских источников, японский ученый Като Сигэси (1880— 1946). Отмечая что сунский Китай вывозил (в частности, в империю Цзинь) чай, пряности, шелк, хлопок, рис (последний нелегально) и другие товары, Като исследовал процессы товаризации сельскохозяйственной продукции и виды обрабатывающего ее производства (производства чая, сахара, шелка, хлопка и выделка тканей). См.: Като Сигэ[1]с и. Сина кэйдзайси ко:сё (Исследования по экономической истории; Китая). Т. II. Токио, 1965.

8. Комментируя эту работу, тайваньский ученый Ло Жун-бан замечает, что данные о населении в период Сун преуменьшены. См.: J. P. L о. Maritime Commerce and Its Relation to the Sun Navy.— «Journal of the Economic and Social History of Orient». 1969, vol. XII, pt 1, c. 59. На это обращает внимание и Хэ Бин-ди, напоминая о тенденции среди населения скрываться от официальной, регистрации. См.: Но Рing-ti. Studies on the Population of China, c. 54.

9. В 1027 г. был обнародован декрет императора Чжао Шоу-и о допустимости перехода крестьян после уборки урожая на другие земли, но запрещении их самовольного перехода в другое время. В работах Г. Я. Смолина подробно исследовались эти процессы. Автор фиксировал внимание на особенности внеэкономического принуждения в разных районах Китая, в том числе на юго-востоке. См.: Г. Я. Смолин. Антифеодальные восстания в Китае второй половины X — первой четверти XII в. М., 1974, с. -138— 141,

10. Ремесленники средневекового Китая — наименее изученная: социальная группа. Имевшие легальный статус городские ремесленники жили в городах в замкнутых условиях — в специальных кварталах или вокруг рынков. Они могли продавать свои изделия, но их свобода была ограничена как регистрацией в специальных списках, так и регламентацией изделий. Каждый ремесленник должен был отрабатывать правительству или губернатору провинции определенное количество дней. Наемный труд не нашел отражения в сунском законодательстве, оставаясь вне рыночных связей в области обслуживания пищевых отраслей и казенных мастерских. См.: Э. П. Стужина. Экономическое содержание терминов найма и формы оплаты труда в городском ремесленном производстве феодального Китая XI—XII вв.— Возникновение капитализма в промышленности и в сельском хозяйстве стран Европы, Азии и Америки. М., 1968, с. 414—415.

11. В 1074 г., по данным, приводимым Ло Жун-баном по «Сук ши» («История династии Сун»), купцы получили право организации торговых компаний и внешней торговли по лицензиям. Удельный вес доходов государства от морской торговли стал заметно расти. В конце XI в. они составляли примерно 0,86%, в начале XII в. — около 2, а в 1431 г.— уже i20% (2 млн. из 10 млн. связок). См.: J. P. L о. Maritime Commerce..., с. 68.

12. Там же, с. 64, 67— 68. Эта точка зрения была поддержана на XXIX Международном конгрессе востоковедов в 1973 г. в Париже.

13. Проблема социально-экономического развития Китая XI—XIII вв. (периода династии Сун — 980— 1279) оживленно дискутируется в зарубежной историографии. Поднятый еще в 30-х годах японскими историками Китая, в частности Найто Торадзиро (1866— 1934), и поддержанный Като Сигэси вопрос о том, что в сунскую эпоху началась «модернизация» Китая, вызвал столкновение мнений в Китае и на Западе. Дискуссия продолжается и ныне, вводятся все новые материалы. См.: Change in Sung China. Innovation or Renovation. Ed. J. Liu and P. Golas. Lexington, Mass., 1969. Не вдаваясь в существо самой проблемы, автор концентрирует свое внимание на причинах эмиграции из Китая и переселения китайцев на Тайвань, присоединяясь к мнению тех, кто считает, что социально-экономические изменения той эпохи послужили толчком для китайской эмиграции.

14. Эта политика встречала сопротивление не только купечества, но и связанных с ним чиновников прибрежных провинций. Так, в 1132 г. не удалось полностью осуществить попытку конфисковать 500 купеческих кораблей, ибо сопротивление оказали и многие чиновники. Но конфискации продолжались. Известно, что в 1159 г. правительство получило 179 купеческих кораблей, а в 1161 г .— 257 кораблей. Инспектировавший в 1239 г. прибрежные районы чиновник У Цянь доносил: «Ежегодно в начале лета, когда приходит приказ о реквизиции судов, предлагают сдать все суда, как крупные, так и мелкие. Объявления об этом распространяются по всем деревням и селениям. И тогда на полосе двух или трех тысяч ли от побережья жизнь людей становится нестерпимой, и день изо дня живут они в отчаянии». См. J. P. L о. Maritime Commerce..., с. 94.

15. Пиратские набеги на берега Китая делали и воинственные народности с Филиппинских островов. Путь их лежал через южную часть Тайваня. Об этом упоминается в династийной истории Сунов «Сун ши» где в разделе о Люцю (тогда объединенное название островов, куда входил и Тайвань) сообщалось о набегах нескольких сотен диких пришельцев, разграбивших селения в районе Цюаньчжоу («Сун ши». Цз. 491. Цит. по: Ch’en Ching-ho. The Chinese Com[1]munity in the Sixteenth Century Philippines. Tokyo, 1968, c. 2—3).