Парнелл — «некоронованный король»

Озлобление, вызванное убийством в парке Феникс (май 1882 г.) и нашедшее себе выражение в ожесточенной политической борьбе, породило целый ряд важнейших событий, которые мы и рассмотрим в настоящей главе. Этими событиями были: максимальный рост значения партии гомруля (1880—1885); первый билль Гладстона о гомруле (1885), повлекший раскол либерал-юнионистов (1885); акт Бальфура о введении чрезвычайного положения на неопределенный срок (1887); кампания «Тайме» против Парнелла и его партии (1886—1889) и вызванное ею создание особой комиссии (1888—1900), которая полностью

[279]

реабилитировала Парнелла и фактически сделала его «некоронованным королем» Ирландии, а также чрезвычайно увеличила его популярность в глазах английских масс.

Террор левого крыла и национальная борьба

Убийство в парке Феникс убило и Килменхеймское соглашение. Оно лишило Гладстона возможности выполнить свою часть соглашения и положить конец чрезвычайным мерам, оно же не позволило Парнеллу выполнить принятые на себя обязательства. Ни Гладстон, ни Парнелл не могли открыто признать заключение соглашения; Гладстон потому, что он боялся правого крыла своей партии, а Парнелл боялся левого крыла своей. Благодаря этому задуманный стратегический отход на новую линию превратился в беспорядочное отступление к базе, от которой нельзя было предпринять никакого наступления, пока партия не будет перестроена с низу до верху.

Так же как и «динамитная война», объявленная из Америки Росса и его сторонниками, эти убийства были делом рук группы «отколовшихся» от фениев и именовавших себя «непобедимыми». Как то, так и другое весьма напоминает террористическо-анархические выступления, свидетельствовавшие о разброде и вырождении бакунинских секций I Интернационала после падения Коммуны в 1871 г. — выступления, послужившие первыми побудительными примерами для этих квази-«фенианских» извращений.

Террористические выступления характерны для двух периодов революционной борьбы — для периода незрелости и для периода вырождения. Эти выступления надо четко отличать от дисциплинированного применения массового террора, к которому революционная борьба может так же законно прибегнуть, как и то правительство, которое участники революционной борьбы стремятся свергнуть. Момент различия состоит в том, что в одном случае (как, например, в случае восстания) применение насилия способствует, а в другом (как, например, при взрыве в Клеркенуэллской тюрьме) не способствует объединению и развитию революционной массовой борьбы. Попытка Росса «поставить Англию на колени» путем взрывов общественных зданий, железнодорожных станций и т. д. была более чем глупостью с самого начала. Справедливость требует отметить, что исполнители этих актов тщательно старались избегать человеческих жертв. Но некоторые из них сами поплатились своей жизнью, и почти все остальные перенесли унижение и муки длительных каторжных работ, во многих случаях приводившие к потере рассудка. «Динамитная война» не испугала правительство, но она раздражала и отталкивала простых людей. В то же время она создавала чрезвычайные затруднения для связанного дисциплиной постоянного движения, ибо все усилия его участников по

[280]

вербовке и организации новых сторонников часто сводились к нулю такими бессмысленными проявлениями жестокости, как убийство в парке Феникс 1. Эти проявления жестокости демонстрировали не силу, а слабость революционного движения и ускоряли тот распад и деморализацию, которые породили их.

В этот период «левизна» была весьма распространена среди ирландцев, живущих в Америке. Горечь, оставленная в их сознании периодом голода, поражением фениев и последовавшими репрессиями в сочетании с отрывом от практической борьбы в Ирландии, заставляла горячих патриотов с готовностью приветствовать все, в чем бы ни выражалась острая непримиримая вражда к Англии. Благодаря таким настроениям американские ирландцы попадались на удочку политических дельцов (действительно ирландского происхождения или приписывающих себе таковое), которые обнаружили, что враждебность ирландцев к английскому владычеству можно использовать в интересах расправляющего крылья американского джингоизма. В результате некоторые из этих обманутых людей с еще большей легкостью поддавались пропаганде искренних фанатиков, воспевавших «динамитную войну» против Англии.

Личное влияние Майкла Девитта, Джона Девоя и Бойля О'Рейли уберегло организованное ядро американского фенианства и от политических бандитов справа, и от динамитчиков слева. Все входившие в это ядро были более революционны (в смысле готовности отстаивать вооруженное восстание и участвовать в нем), чем Парнелл, но все они понимали, что в данный момент больше всего соответствовало реальной обстановке в Ирландии.

Девитт в особенности заслуживает высокой похвалы за лойяльность по отношению к Парнеллу во время этого кризиса.

Лойяльность Девитта прошла тяжелое испытание, когда Парнелл настаивал на роспуске Женской земельной лиги и на приостановке аграрной агитации. Но даже Девитту становилось все более и более ясно, что возможность, которой так боялся Джон О'Лири и другие деятели старшего поколения, возможность того, что поглощенность борьбой каждого отдельного человека за свой отдельный клочок земли может заслонить собой борьбу за национальные цели, — эта .возможность быстро перерастала в подлинную опасность. Поскольку монополия лендлордов была сломлена — а она была сломлена Актом 1881 г.,— наступление на ирландских лендлордов перестало быть наступлением на главную цитадель английского владычества. Аграрная борьба имела тенденцию выродиться в реформизм.

_____

1. Едва ли кто-нибудь нанес ирландской национальной борьбе больше вреда, чем наглый хвастун П. Д. Тайнан, который стремился показать миру, что среди членов заговора «непобедимых» он был «первым» (чем он, по всей вероятности, не был), и который в объемистом томе старался прославить это убийство как героический военный подвиг.

[281]

Теперь, когда государство взяло на себя создание, а в известной степени и регулирование двойственного владения землей, прямая политическая борьба против британского правительства приобретала новое значение. Поэтому в данный момент была нужна новая массовая организация, ориентирующаяся на политическую борьбу, и эта цель была достигнута в 1882 г., когда была создана Ирландская национальная лига, которая была одновременно и возрожденной Земельной лигой и Земельной лигой, преобразованной в массовую политическую партию.

Поворот Гладстона к гомрулю

К изумлению как поборников, так и противников Земельного акта 1881 г., последствием этого акта было снижение валового дохода ирландских лендлордов на целых двадцать процентов. Частичной причиной этого снижения была ошибка в формулировке указанного акта, но основная причина заключалась в продолжающемся падении цен на сельскохозяйственные продукты. Это повлекло за собой падение политического значения ирландских лендлордов для английского капитализма в целом. Двойственное владение давало арендатору возможность проявлять инициативу в развитии производственных ресурсов страны, но лишь в той мере, в какой у него были возможности заимствовать оборотный капитал, это стремление к получению ссуд способствовало перемещению политического центра тяжести от ирландских лендлордов к английским ссудным банкам и финансистам.            

Две поправки к Земельному акту, внесенные в 1883 г., служат тому иллюстрацией. Одна предусматривала государственную субсидию для помощи арендаторам в уплате ими недоимок, что давало арендаторам право на установление «юридической» арендной платы. Другая поправка обязывала лендлордов предоставлять сельскохозяйственным рабочим коттеджи (с участком земли в пол-акра при каждом) по номинальной плате. Наблюдение за осуществлением этого акта было поручено коллегиям выборных попечителей. В последующие годы этот дополненный поправками и расширенный (по инициативе Девитта) акт оказался полезным для сельскохозяйственных рабочих, но непосредственно он был выгоден ссудным агентствам.

Эти акты иллюстрируют пути, которыми велась политическая игра. Ирландская партия вносила билли, против которых объединялись либералы и тори, объявляя их грабительскими и разорительными. Перед лицом ирландской агитации либералы и тори соперничали друг с другом, стремись добиться власти, чтобы одной рукой подавлять эту агитацию, а другой выполнять

[282]

некоторые из выдвигаемых ею требований. Либеральный Codlin и торийский Short стремились превзойти друг друга, становясь в позу друзей ирландской реформы, и извлечь из этой «добродетели» непосредственную выгоду.

Земельный акт 1883 г. сопровождался жестоким Актом о пресечении преступлений, против которого партия Парнелла вела яростную борьбу, приведшую к поголовному «исключению» на несколько заседаний всех ее членов. Это, однако, не мешало ни либералу Гладстону, ни радикалу Чемберлену, ни тори-демократу. Рандольфу Черчиллю, ни тори лорду Карнарвону, каждому поодиночке (соблюдая при этом строгую тайну), обращаться к Парнеллу с предложениями о политическом сотрудничестве.

Парнелл мастерски отвечал на эти предложения. Как бы ни была мала предлагаемая ему уступка, он не отвергал ее, если она оставляла ему свободу дальнейшего ведения борьбы за законодательную самостоятельность Ирландии; но он не принимал никакой уступки, как бы значительна она ни была, если она не оставляла ему этой свободы. Он поддержал реформу избирательного права Гладстона, поскольку, увеличивая число избирателей в Ирландии, она расширяла базу для собственной партии Парцелла, а также и потому, что (как настойчиво убеждал его Девитт) она давала Ирландии ценного союзника в лице английской и шотландской демократии. Однако Парнелл гораздо лучше, чем кто-либо из его современников, понимал, что представляет собою Гладстон.

Он видел, что Гладстон перестраивает свою политику с учетом того, что основная сила внутри блока лендлордов и капиталистов перемещается от крыла аристократов-лендлордов к крылу промышленных и финансовых капиталистов и становится там все более прочной. Гладстон понимал, что если этот процесс не встретит противодействия, то он приведет к переориентации консервативно-империалистического блока. Поэтому он стремился найти противовес в лице многочисленного среднего класса, по традиции тяготеющего к либералам и враждебного протекционистской политике тори.

Гладстон видел также и другую потенциальную опасность (которая, с другой стороны, могла бы дать нового союзника) в лице растущей политической сознательности рабочего класса. По мере развития капитализма рабочий класс становился все более сплоченным и все более способным оказывать сопротивление капиталистическому наступлению. Следовать традиционной политике вигов и тори по отношению к рабочему классу — безусловно означало оказать содействие образованию самостоятельной рабочей партии, которая в союзе с ирландцами могла бы полностью лишить Гладстона поддержки со стороны сред-него класса. Раньше чем кто-либо из его современников Гладстон понял, что самостоятельная партия рабочего класса, при-

[283]

влекая искренних радикалов на сторону пролетарской и социалистической доктрины и одновременно отталкивая умеренных либералов в лагерь тори, приведет к распаду либеральной партии.

Для спасения положения необходимо было, во-первых, сохранит приверженность рабочих к «великой либеральной партии» и, во-вторых, совершенно отделаться от ирландской партии или подорвать ее независимость и добиться ее постоянного союза с либеральной партией. История этого периода показывает, с каким искусством Гладстон стремился достичь этой двойной цели. Реформа избирательного права и реформа муниципального и местного управления были его первыми шагами. У него не было уверенности в ирландцах, но еще задолго до 1885 г. он решил, что в отношении Ирландии необходимо что-либо предпринять. Однако в силу того, что длительная борьба с палатой лордов по поводу Акта о реформе избирательного права, одно время казалось, дала ему в руки предвыборный лозунг, который мог бы принести ему победу, лозунг «долой палату лордов», на некоторое время отпала необходимость срочно принять какое-нибудь решение. Но пэры уступили, и для выборов 1885 г., первых выборов при новом избирательном праве, Гладстон должен был найти новый лозунг.

Оценивая лидеров партий, Парнелл скоро понял, что на Джозефа Чемберлена рассчитывать нельзя. «Он будет поддерживать Гладстона, — говорил Парнелл, — но не в вопросе о гомруле». Некоторые возможности имелись у Рандольфа Черчилля, но наилучшие перспективы связывались с лордом Карнарвоном, поскольку он занимал высокое положение в партии тори и был почти сторонником гомруля. Парнелл предвидел, что переход Гладстона на сторону гомруля — вопрос времени, а это означало, что всегда есть шансы на то, что тори могут первыми ухватиться за гомруль с целью «обойти вигов». Если бы билль о гомруле внесли тори, это имело бы то преимущество, что по партийным соображениям он не встретил бы оппозиции в палате лордов.

Поэтому Парнелл «спокойно выжидал», пока в мае 1885 г. Гладстон не открыл перед ним возможности, заявив (под давлением правого крыла своей партии), что правительство намеревается возобновить Акт о пресечении преступлений, срок действия которого подходил к концу. Парнелл ответил переходом ирландской партии в оппозицию при голосовании бюджета, что привело к поражению правительства. Пришедшее к власти правительство тори всецело зависело от совместной поддержки ирландцев и радикалов. В течение нескольких месяцев, прошедших до неизбежных всеобщих выборов, Парнеллу удалось не допустить возобновления Акта о пресечении преступлений и обеспечить прохождение Акта об ассигновании 5 млн. на оказание помощи ирландским арендаторам при выкупе своих держаний.

[284]

Лозунгом Гладстона на выборах 1885 г. стал призыв к созданию достаточно солидного большинства, чтобы сделать его независимым от объединенной оппозиции тори и ирландцев. Ответом Парнелла было: «Единодушно голосуйте против Гладстона и чрезвычайного положения». Исход выборов был идеальным: либералы получили на 86 мест больше, чем тори, что как раз равнялось числу мест, полученному ирландской партией. Равновесие сил полностью зависело от Парнелла.

В Ирландии этот результат явился плодом долголетней работы и доказывал значение Ирландской национальной лиги. В Ольстере большинство в 17 мест против 16 перешло к националистам; в остальной Ирландии только два тори, избранные от Дублинского университета, нарушали полноту триумфа националистов. Виги, тори и беспартийные гомрулеры были отметены прочь, и Ирландия была представлена в парламенте 18 тори и 85 националистами. Еще один националист (Т. П. О'Коннор) был избран от Ливерпуля, и, таким образом, общее число мест националистов составило 86.

Через несколько дней Гладстон вернулся к власти и сразу же объявил о своем намерении немедленно внести билль о гомруле для Ирландии.

«Иуда» Чемберлен

Билль Гладстона о гомруле (апрель 1885 г.) почти означал возрождение парламента Граттана. Предусматривая ответственность министров перед ирландским парламентом, этот билль шел дальше предложения Граттана, но в другом отношении он давал меньше, не предоставляя ирландскому парламенту никаких прав в отношении таможенных пошлин. С ирландской точки зрения, у него были и другие серьезные недостатки. Но его крупным достоинством было признание в принципе национального права Ирландии на самоуправление.

Однако с самого начала билль был обречен на провал. Не говоря уже о наличии сильнейшего предубеждения против ирландцев, созданию чего содействовал сам Гладстон, виги в его лагере были преисполнены чрезвычайных опасений. Их раздражала зависимость от союза либералов с ирландцами, но если бы ирландцы убрались к себе в Дублин, то имелись все основания опасаться того, что Гладстон будет продолжать свою политику «капитуляции», делая крупные уступки радикалам из среды рабочих, входящих в левое крыло его партии. Гладстон предвидел отступничество правого крыла вигов и мог обойтись и без них. Этот отход можно было компенсировать получением поддержки со стороны либерал-консерваторов. Но ничем нельзя было компенсировать того, что вместе с вигами дезертировал и Чемберлен со своими сторонниками, в число которых входили многие

[285]

радикалы из левого крыла. Билль о гомруле не прошел второго чтения.

Оппозиция Чемберлена Гладстону была совершенно беспринципной и оппортунистической. Он разделял недовольство вигов склонностью Гладстона к «социализму» 1, не представляя себе так ясно, как Гладстон, насколько важно было оттянуть образование самостоятельной партии рабочего класса. В то же время он чрезвычайно любил демагогически выставлять себя другом бедных и врагом богатых. В этот период карикатуристы тори любили изображать его «Джеком Кэдом» 2. В основе его оппозиции лежал холодный расчет на то, что в недалеком будущем Гладстон (которому в это время было больше семидесяти лет) должен или умереть, или уйти в отставку. Считая, что пост лидера либеральной партии должен перейти к нему, как к законному наследнику, Чемберлен продуманно саботировал билль Гладстона о гомруле, чтобы создать благоприятные условия для внесения своего собственного билля о гомруле. Многие из его последователей — радикалов — высказывались против билля потому, что он «шел недостаточно далеко».

Вторая возможность, которую Чемберлен рассматривал в качестве «спасительного выхода», состояла в том, что тори чрезвычайно нуждались в лидере партии в палате общин и могли бы принять его (вместе с его сторонниками) в свои ряды в качестве такового, открывая перед ним дорогу к желанному посту премьер-министра, которого он домогался со страстью скупца.

События развернулись таким образом, что он проиграл обе игры. Гладстон не ушел со сцены, пока Чемберлен не стал проводить в парламенте всю черную работу для тори, но тори, со своей стороны, никогда не доверяли человеку, который мог так бесстыдно покинуть своего вождя, как бесстыдно Чемберлен обманул Гладстона. Едва ли можно сомневаться в том, что его окончательное решение саботировать билль Гладстона исходило из преднамеренного стремления удержать ирландцев в Вестминстере — его подручный О'Ши убедил его в том, что Парнелла и его партию можно легко использовать для собственных оппортунистических целей Чемберлена.

Гладстон немедленно апеллировал к нации по вопросу о гомруле и потерпел жестокое поражение. Что касается Парнелла, то он сохранил за собой в Ирландии всех своих последователей.

_____

1.  «Социализм» Гладстона, конечно, ни в какой мере не напоминал подлинного социализма. В той степени, в какой он не был плодом воображения тори, он был предвосхищением тактики Ллойд Джорджа, заключавшейся в затруднении развития подлинного социализма путем манипуляций с уступками низшим слоям среднего класса и консервативной верхушке пролетариата.

2. Джек Кэд — руководитель крестьянского восстания, к которому примкнула часть рыцарства в Англии в XV в. — Прим. ред.

[286]

План кампании

По числу поданных голосов поражение Гладстона на выборах 1886 г. было очень незначительным; переход на его сторону 100 тысяч из общего числа 4 млн. избирателей дал бы ему большинство. По числу мест блок тори и либерал-юнионистов располагал большинством против либералов и ирландцев, взятых вместе, и новый премьер-министр лорд Сэлсбэри вскоре дал понять ирландцам, что им нечего от него ждать. Он сравнивал их с «готтентотами и другими неспособными к самоуправлению расами». Он заявил, что скорее потратит государственные деньги на обеспечение эмиграции миллиону ирландцев, чем на выкуп держаний хотя бы у одного лендлорда, и что Ирландия нуждается лишь «в двадцати годах пребывания у власти решительного правительства». Короче говоря, он дал им понять, что одновременно с отходом Чемберлена от Гладстона точка равновесия классовых сил переместилась в сторону тори. Новые «юнионисты» все еще считались аристократами, но они скорее были представителями финансовой империалистической олигархии, чем земельными собственниками, и, как таковые, они были намерены консолидировать империю и не потерпеть никаких глупостей ни со стороны ирландцев и националистов колоний, ни со стороны социалистов.

Если бы не нежелание английских капиталистов вступить в такую рискованную область, как ирландское земледелие, то политика тори была бы возвратом к политике «расчистки и колонизации» елизаветинских времен. Иной путь заключался в открытом применении чрезвычайных мероприятий.

В это время состояние здоровья Парнелла было настолько плохим, что он вынужден был почти полностью передать руководство партией своим подчиненным, и они, или, вернее, один из них, редактор партийной газеты «Объединенная Ирландия» Вильям О'Брайен, разработали план кампании.

Этот план исходил из того, что непрерывное падение цен на сельскохозяйственные продукты и интенсивная конкуренция со стороны стандартизированного и получающего государственную помощь скотоводческого хозяйства Дании, Америки, Австралии и Новой Зеландии автоматически превратила арендную плату, бывшую в 1882 г. «справедливой», в разорительную арендную плату в 1886—1887 годы. План состоял в следующем: во-первых, в каждом округе земля должна быть переоценена специальным агентом, выделенным местным отделением Лиги; во-вторых, арендаторы должны внести установленную таким порядком арендную плату Лиге, которая предложит лендлордам принять ее в качестве полного погашения всех их претензий; в-третьих, если это предложение будет отвергнуто, то деньги будут использованы на оплату судебных издержек и на выплату компенсации выселенным арендаторам.

[287]

Тори не сочли нужным разобраться, есть ли в этом плане достоинства и недостатки. Они рассматривали его как всеобщий бунт и в марте 1887 г. ответили на него внесением билля о введении чрезвычайного положения на неопределенный срок.

Согласно этому акту, Лига была распущена, газеты ее конфискованы, ее собрания запрещены. Ни одно обвинение не считалось слишком фантастическим. Десятилетний мальчик был обвинен в «застращивании» констебля (насвистыванием мотива «Харвей Дафф»); итальянец-шарманщик, научивший свою обезьянку выхватывать игрушечный пистолет и стрелять из него, был оштрафован по закону о хранении оружия, и игрушечный пистолет был конфискован.

Но были и более серьезные происшествия. В Митчелстауне (графство Корк) 8 тыс. человек, собравшихся на политический митинг, настолько забили базарную площадь, что полицейский стенограф не смог туда пробраться. Полицейские пытались расчистить путь дубинками, но были оттеснены к своим казармам, откуда они открыли огонь из окон по толпе и убили трех человек.          1

Только вмешательство священников и нескольких случайно оказавшихся на месте солдат спасло полицию от расправы. В это утро начальник полиции района отдал телеграфное приказание «открывать огонь без колебаний». Текст этой телеграммы и призыв «помните Митчелстаун» стали лозунгами последовавшей ожесточенной борьбы.

Тори увидели, что нельзя полагаться только на чрезвычайные меры. Необходима была также и реформа. Вследствие этого появился на свет Земельный акт 1887 г. (беззастенчивый плагиат плана партии Парнелла), предоставлявший возможность приблизительно 150 тыс. арендаторов пользоваться преимуществами Акта 1881 г. Он, кроме того, отвечал основному требованию плана (кампании), предоставляя земельным судам возможность по своей инициативе снижать установленную юридически арендную плату. Таким образом было достигнуто снижение арендной платы в среднем на 28 процентов.

Одновременно тори начали закулисные переговоры с римским папой, стремясь заручиться его помощью. Еще в 1883 г., обратившись по телеграфу в Ватикан, английские католики получили папское осуждение национальных сборов в фонд Парнелла. В результате фонд утроился и через несколько дней достиг суммы в 38 тыс. ф. ст. Тогда тори вновь телеграфировали в Ватикан и получили папское осуждении системы бойкота и плана кампании (партии Парнелла). Но лишь несколько епископов приняли его во внимание: большинство духовенства и все светские ирландцы игнорировали этот запрет.

[288]

Пропаганда против Парнелла

Чтобы убедить англичан, тори полагались главным образом на пропаганду, призванную возложить на Парнелла и его партию прямую ответственность за «преступления», в особенности за убийство в парке Феникс.

В 1886 г. «Тайме» начала печатать целую серию статей под общим заголовком «Парнеллнзм и преступление», сначала для воздействия на исход выборов, впоследствии для оправдания чрезвычайных мероприятий. Основным методом этой серии статей было сопоставление очередной речи Парнелла с «преступлением», совершенным в том месте, где произносилась речь, или где-либо поблизости. Большинство из этих «преступлений», как-то: бойкотирование или сопротивление выселению, никогда lit встречало осуждения со стороны умеренных англичан. Всячески раздувался тот (никогда никем нескрываемый) факт, что Девитт и другие лидеры раньше были фениями. Естественно, что наиболее неистовые высказывания «левых» фениев в Америке были манной небесной для поставщиков «зверств» из «Тайме». Кульминационным пунктом этой серии было помещение «факсимиле», якобы написанного самим Парнеллом письма, в котором высказывалось одобрение убийству в парке Феникс. Оно появилось в газете утром в тот самый день (в апреле 1887 г.), на который было назначено второе чтение внесенного Бальфуром билля о введении чрезвычайного положения на неопределенный срок.

В этот период правительство торн опиралось на непрочный союз сохранивших старые взгляды тори и бывших гладстоновцев, относившихся отрицательно к гомрулю, но так же отрицательно относившихся и к чрезвычайным мероприятиям. Подложное письмо Парнелла предназначалось для того, чтобы убедить колеблющихся и одновременно дискредитировать не только Парнелла, но также и его временного союзника Гладстона. Одним словом, это письмо создало положение, из которого мог извлечь выгоду не кто другой, как Джозеф Чемберлен.

Парнелл немедленно опроверг это письмо, как очевидную фальшивку. И действительно, было нелепо предполагать, что Парнелл, или иной человек в его положении, мог написать письмо, выражая в нем чувства, которых, как всем было известно, он никогда не разделял. Однако «Тайме» продолжала вести свою линию, как будто не было сделано никакого опровержения.

Партия Парнелла потребовала парламентского расследования. Правительство отказало и предложило возбудить дело о клевете. Таким образом, к оскорблению присовокуплялась и несправедливость, ибо в гражданском процессе судья не имел

[289]

права требовать представления улик, а присяжные из числа дельцов Сити, несмотря ни на какие доказательства, с готовностью вынесли бы вердикт против Парнелла. Поэтому партия Парнелла была вынуждена оставить на некоторое время это дело без движения, в полной уверенности, что и «убийство будет раскрыто».

Ко всеобщему изумлению, один из бывших членов партии Парнелла — Ф. Хью О'Доннел (который вышел из партии в знак презрения к «бездельникам из низких профессий», избираемым Парнеллом себе в помощники, и который в данное время считался сторонником Джозефа Чемберлена) — возбудил против «Тайме» дело о клевете на том основании, что на него падает обвинение как на одного из членов партии, в которой он состоял в указанный период.

Обвинение было фантастическим. Процесс о клевете требовал больших издержек. О'Доннел был всего лишь иностранным корреспондентом торийской газеты. Тем не менее, процесс начался. Когда открылось слушание дела, адвокат истца не представил никаких доказательств кроме экземпляра «Тайме», против которого было возбуждено дело. В обычном случае адвокат ответчика немедленно обратился бы к судье с просьбой прекратить дело. Это, в конце концов, и сделал адвокат «Тайме», но прежде он использовал целых три заседания суда на перечисление всех доказательств, которые он может, если потребуется, представить, включая большую связку якобы подлинных, никогда, однако, не опубликованных, но крайне дикередитирующих (Парнелла и других лиц) писем.

«Тайме», конечно, добилась нужного ей вердикта и сделала из него все, что могла. О'Доннел (урожденный Мак Дональд, ставший сначала «Мак Доннелом», а затем О'Доннелом) исчез со сцены. Он совершил все, что от него требовалось. Он создал положение, которое дало возможность правительству назначить (а Парнелла лишило возможности отказаться от этого) специальную комиссию для расследования обвинений, выдвинутых против «некоторых членов парламента и других лиц».

Специальная комиссия по делу «Тайме»

Преимуществом специальной комиссии было то, что судьи, на которых возлагалось расследование, имели право потребовать представления любых показательств, какие они сочтут нужными для выполнения возлож-нных на них задач, и могли обязать эти доказательства представить. Формально предметом расследования было поведение «Тайме», фактически комиссия судила всю партию Парнелла. А то, что защитой «Тайме» руководили (в качестве «частных лиц») генеральный прокурор и генеральный стряпчий, делало перспективу этого суда весьма мрачной.

[290]

Самым важным моментом расследования было доказательство достоверности «факсимиле» письма (а также других «подлинных писем», представленных на процессе О'Доннела); но поверенные «Тайме» проявляли чрезвычайное нежелание подойти к этому пункту. Вместо этого они углублялись в подробное изложение всей истории аграрных преступлений в Ирландии и приводили всевозможные тенденциозные свидетельства с целью «доказать» то, что, собственно, никогда и не оспаривалось, т. е. что «преступления» действительно были совершены. Наконец, после многих дней разбирательства и нескольких длительных перерывов пришлось подойти и к этому пункту, и поверенный «Тайме» начал рассказывать мрачную историю о том, как агент «Тайме» купил (за наличные деньги) эти письма в номере Парижской гостиницы у некоего Ричарда Пиготта, который выступил в качестве посредника от имени некоторых (оставшихся не-известными) «фениев», которые, в свою очередь, «обнаружили» эти письма в черном мешке в номере гостиницы, где их оставило «некое лицо», которое, так же как и «фении», интересовали общественное мнение.

Едва ли было необходимо подвергать Пиготта мукам двухдневного перекрестного допроса со стороны сэра Чарлза Рассела. Репутация Пиготта в Дублине в качестве владельца «фальшивой» фенианской газеты, обманщика, шантажиста, порнографа, вымогателя и информатора давала все основания подозревать его с самого начала. Заслугой Девитта было то, что он добился вручения Пиготту повестки о явке в суд в самом начале разбирательства, и «Тайме» была вынуждена выслушать его свидетельские показания. К исходу второго дня допроса Пиготт был доведен до такого состояния, что сами судьи презрительно смеялись над ним. Наступило воскресенье. В понедельник Пиготт не отозвался на вызов к свидетельскому пульту; он скрылся под чужим именем, оставив полное признание в совершенном им подлоге в руках двух журналистов (Лабучери и Сала), су-мевших разузнать его тайну. Он бежал в Мадрид, где его настигло предписание о выдаче, но он предпочел пустить себе пулю в лоб до ареста.

Поверенные «Тайме» с сожалением должны были изъять из разбирательства материалы, основанные на этих подложных письмах, которые по существу во всем этом деле единственно и интересовали общественное мнение.

Не следует думать, что Пиготт был единственным пятном в доводах «Тайме» и ее поверенных. Они имели полную возможность (которой не имел ни один обычный адвокат) свободно пользоваться материалами Скотланд-Ярда и секретной службы. Они выставили в качестве своих свидетелей содержавшихся в тюрьмах преступников и профессиональных информаторов. И в числе их свидетелей был капитан О'Ши, вызванный, как видно,

[291]

с единственной целью выразить свою уверенность в аутентичности подложных писем. При перекрестном допросе он признал, что был связан с шайкой известных провокаторов, несколько человек из числа которых были замешаны в фальсификации «динамитных преступлений». (Теперь нам известно, что именно эта шайка мошенников состряпала для О'Ши доказательства его безупречного патриотизма, побудившие Джозефа Чемберлена оказать ему моральную поддержку и просить Парнелла в качестве личного ему одолжения обеспечить О'Ши место в палате.) Парижский филиал этой шайки специализировался на производстве «секретной информации» о деятельности фениев для продажи ее наиболее легковерным редакторам газет как в Англии, так и вне ее. Самый факт, что «Тайме» опустилась до использования такой шайки, доказывает, как далеко зашло предубеждение против Парнелла и ирландцев.

Работа комиссии в результате различных проволочек затянулась более чем на семь месяцев. После этого судьям потребовалось еще три месяца на выработку своих заключений. Но фактически суд закончился с исчезновением Пиготта. С этого момента защищаться пришлось «Тайме» и правительству, и они вели энергичную борьбу за спасение тех остатков доверия, которые еще можно было спасти.

Английский народ и ирландская партия

Массы английского народа вынесли свой приговор, как только закончился допрос Пиготта. Парнелл и его коллеги с трудом могли проложить себе путь сквозь толпы восторженно приветствовавшие их людей. В течение нескольких дней их появление где бы то ни было вызывало новые взрывы энтузиазма. Парнелл, войдя в палату в тот день, когда стало известно о признании, бегстве и самоубийстве Пиготта, был встречен овацией. Вся либеральная партия, подчеркнуто возглавляемая Гладстоном, ирландская партия и многие из числа тори стоя приветствовали его, пока он шел к своему месту в палате. В течение нескольких месяцев сторонники Парнелла были самыми популярными людьми в Англии.

Дело в том, что все обвинения, кроме заключавшихся в подложных письмах, выдвигавшиеся против ирландской партии, только поднимали ее в глазах английских народных масс. То, что Лига представляла собой (а комиссия признала, что это так) по существу тайный заговор, ставящий себе целью изгнание лендлордов из Ирландии, весьма способствовало повышению ее репутации в глазах английских радикалов и либералов из среды рабочего класса. Бойкотирование и «застращивание» захватчиков земли, весьма напоминавшие традиции английских тред-юнионов, вызывали только одобрение английских масс. Английские рабочие считали, что если доведенные до величайшего

[292]

озлобления нестерпимым к ним отношением ирландские крестьяне жестоко мстили своим угнетателям, то это было единственным, чего только и можно было ожидать. Короче говоря, попытки тори и либерал-юнионистов путем тайного сговора очернить Парнелла и его партию обернулись против самих заговорщиков. Поэтому массы английского народа приветствовали партию Парнелла и не испытывали ничего, кроме презрения, к ее противникам.

И чтобы доказать искренность своего восхищения перед ирландской партией, эти массы стали требовать организации рабочей партии по образцу ирландской. Повсюду стали слышны толки об Объединенной земельной и рабочей лиге. Начало возрождения активной, самостоятельной политической организации среди английских масс восходит ко времени этого возбуждения.

Однако заговорщики из среды тори и либералов-юнионистов все еще не сдавались.

Комиссия закончила свое разбирательство в ноябре 1889 г. Решение было объявлено в феврале 1890 г. В декабре 1889 г. в суд поступило прошение о разводе (поданное в первую инстанцию теми же поверенными, которые защищали интересы «Тайме») от имени капитана О'Ши. Парнелл привлекался в качестве соответчика. Заговорщики из кожи вон лезли, чтобы «в бракоразводном суде восстановить репутацию, потерянную в специальной комиссии».

[293]

Цитируется по изд.: Джексон Т.А.  Борьба Ирландии за независимость. М., 1949, с. 279-293.