Лапландия: местность (Лебедев, 1931)

Рыбацкий поселок.

Речка Териберка — небольшая. Большой она делается во время морского прилива. Тогда между рыбачьим посёлком и лопарскими землянками целое море. После отлива на том и на другом берегу остается громадная полоса песка и на нем много нанесенных с моря водорослей. Водоросли эти — как большая желтая губка, наполненная водой.

На мокрых песках огромными стаями сидят чайки. Я старался подойти к ним как можно ближе. Подойдёшь совсем близко, и вся стая с бешеным криком сорвется в воздух и будет летать над чёрными скалами, садясь, снова взлетая и пропадая далеко. Чайки эти придают оживленный вид всей стране. Не видишь в рыбачьем поселке людей — он пуст. На другой стороне речки у лопарских землянок лежат белые собачки да редко выйдет лопарь. А с птицами живее и веселее.

Над лопарскими землянками, как черные, сторожа, стоят огромные камни. Трудно определить их высоту, потому что вблизи нет ничего, с чем бы эту высоту можно сравнить: ни города, ни колоколен. Правда, под самыми скалами идут  телеграфные столбы (эта линия телеграфа идет по всему берегу). Столбы эти много ниже скал.

Я часто взбирался на скалы. Скалы были за спиной. Впереди смотреть можно было только на залив и речку. А между скалами и берегом шла узкая полоса земли и тянулась далеко. Туда, к горам, должны мы идти с лопарями. Оттуда покажутся первые олени, придет оленье стадо.

На скалу взбираться было нелегко. Держишься рукой за маленькие березки, растущие на склонах. Кроме таких березок, я не видел растений на морском берегу.

В трещинах свистят, ноют ручьи. Остановишься и слушаешь, как, глубоко разрывая землю и сдвигая камни, падает среди пестрых мшистых камней вода. И потом опять взбираешься, пока не дойдешь до самой высоты.

Когда взберешься на высоту, окажется у тебя перед глазами ровное бесконечное место, откуда, местами глядят озера. В месте этом не возвышаются никакие Леса, только Пестреют камни. «В эту страну, — думал я, — мне нужно будет идти с лопарями. Там нет ни телеграфа, ни почты. И если я умру по дороге, обо мне узнают в Москве только осенью, когда лопари со своими стадами подойдут к зимним деревням».

Видя меня гуляющим по камням, лопари посоветовали мне посмотреть падун — водопад на берегу, в трех километрах от землянок.

Первый раз я увидел падун с лодки, издалека. Мы поехали с моим хозяином, лопарем Андреем Михайлычем, и другим лопарем, молодым, за дровами. За несколько километров растет кустарник, и мы поплыли за ним по речке.

Лодка шла мимо огромных пестревших камней. И я «все старался измерить, представить себе их высоту.

Лопари говорили мне названия гор. Самое главное для лопаря — олень. И потому и камни и горы лопари часто называют именами, связанными с оленем.

Большая гладкая скала внезапно выдвинулась на нас.

Лопари сказали:

— Это Лоб важенки.

Важенка — оленья корова.

Я еще не видел у лопарей ни одного оленя — все они были на воде, далеко. Скоро за ними будут посылать пастухов. Я пока гляжу на Олений лоб—огромную гору над рекой, на Олений рог — тоже ветвистую скалу.

Вдали что-то рычало, шумело. Лопари с лодки показали мне падун. В одиночестве, среди камней, билась и сверкала разноцветным веером над камнями вода. Мы проехали мимо этого шума дальше, к кустарникам. Собирали, отмахиваясь от мошек, на берегу кустики и везли их также обратно мимо падуна. Меня привлекло одиночество водопада. На берегу он шумит один среди черных камней. Старинные лопари поклонялись водопаду, так же как древние охотники поклоняются лесным зверям.

Сети.

Цитируется по изд.: Лебедев В. К северным народам (путешествие к лопарям). М., 1931, с. 30-32.