Империя Цзинь в период правления Дигуная
На середину XII века приходится расцвет чжурчжэньской империи Цзинь. Эпоха правления Дигуная — это время, когда империя находилась в зените своего политического могущества, фактически превратившись в единоличного лидера на всем Дальнем Востоке. Этому предшествовали упорные кровопролитные войны, в ходе которых Цзинь сначала сломила, а затем полностью уничтожила своего бывшего сюзерена — могущественную киданьскую империю Ляо. Ее следующим противником стал сунский Китай. Длительная война между Цзинь и Сун закончилась мирным договором 1141 года, который общепризнанно считался вершиной военного и политического успеха Цзинь.
Таким образом, основы внешнеполитического могущества и стабильности цзиньского государства были заложены еще при Хэла (1137— 1149) — предшественнике Дигуная на императорском престоле. Именно тогда сформировались собственно чжурчжэньские принципы управления государством, развитая и довольно гибкая система государственности Цзинь, позволившая управлять как чжурчжэнями, так и китайцами, стоявшими, как известно, на различных ступенях социально- экономического развития. Сложились и принципы внешней политики и дипломатии Цзинь. Ярким примером их реализации является создание марионеточного государства Ци, которое довольно успешно выполняло роль буфера между Цзипь и Сун. Даже на одном этом примере видно, как далеко в своем развитии продвинулись чжурчжэньская политическая теория и практика.
Несомненно, в плане государственности и социально-экономических отношений влияние Китая на чжурчжэней было существенным, однако нельзя полагать, что все чжурчжэньское растворилось и было ассимилировано. В источниках содержатся неоднократные упоминания о различных мероприятиях правительства, имевших целью поддержание и развитие таких чисто чжурчжэньских по форме организаций, как мэнъань и моукэ. На раннем этапе цзиньской истории они создавались с привлечением нечжурчжэней (китайцев, киданей, бохайцев и др.). В дальнейшем от такой практики отказались из опасений излишней военной консолидации покоренного поселения. Со временем главное внимание правительство сосредоточило па собственно чжурчжэньских иэнъань и моукэ, служивших главной опорой политике-
[72]
ского и военного могущества Цзинь. Их наделили землей, скотом, сельскохозяйственным инвентарем, в качестве рабов им выделяли военнопленных. Однако все эти меры не могли остановить объективные экономические процессы, в ходе которых происходило постепенное разложение чжурчжэньских общин.
Собственно чжурчжэньские способы управления были дополнены китайскими. Первоначально единой, универсальной, политической системы не существовало. Унификация началась лишь с середины 30-х годов. Завершение этого сложного процесса приходится уже на время правления Днгуная, когда политико-административное устройство Цзинь приняло тот вид, в котором оно без значительных изменений просуществовало до конца империи. Было воспринято н традиционное идеологическое оформление государственной власти. Чжурчжэньские императоры с самого начала приняли китайскую титулатуру: пожизненные я посмертные почетные титулы, храмовые имена, девизы годов правления, был учрежден официальный культ предков императорской фамилии. Было воспринято н конфуцианство — учение, морально обосновывавшее императорскую власть. Можно уверенно говорить о том, что в 30-е и 40-е годы XII века были реализованы заложенные еще раньше предпосылки военного, политического и экономического могущества Цзинь, активно протекал процесс становления государственных и социально-экономических отношении, культуры и идеологии новой империи. В последовавшую непосредственно за этим эпоху правления императора Дигуная происходило укрепление и совершенствование уже достигнутого.
Предшественник Дигуная — Хэла — в последние годы своего царствования вследствие своей чрезвычайной подозрительности, искусственно подогреваемой соперничавшими группировками, и в первую очередь его двоюродным братом Дигунаем, развернул кровавый террор против своего окружения. Страницы династийной истории «Цзинь ши», посвященные его царствованию, пестрят сообщениями о казнях. Нередко рассказывается о том, что император, будучи пьяным (этой слабости он был особенно подвержен), лично убил кого-либо из своих приближенных. События развивались необратимо. Чем больше было казней, тем больше придворных восстанавливалось против императора-деспота и тем неувереннее чувствовал себя Хэла. Логическим завершением этого стал дворцовый переворот, возглавленный Дигунаем.
Дигунай, личность незаурядная, был «сообразительным, очень подозрительным, жестоким и своевольным». Узурпаторские вожделения давно переполнили его. В «Цзинь ши» говорится: «Сицзун (Хэла.— В. Е.) наследовал трон, так как был внуком Тайцзу по прямой линии. Лян же (Дигуная.— В. Е.) считал, что, поскольку Цзун Гань (отец Дигуная.— В. Е.) — старший сын Тайцзу, то он сам также является внуком Тайцзу по прямой линии. Оттого затаил страстное вожделение на престол. В Средней столице распространял и всеми силами укреплял свою власть, чтобы угнетать простых людей. Сяоюй был человеком отчаянным и решительным. Лян приблизил его к себе и всегда обсуждал с ним дела Поднебесной, Сяоюй узнал о его помыслах и убеждал подняться на большое дело» 1.
Довольно быстро вокруг Дигуная образовался кружок недовольных, по разным причинам обиженных или репрессированных Хэла придворных. Из-за каких-то упущений по службе Хэла приказал бить палками правого чэнсяна Бин Дэ и левого чэна Танко Биня. Возмутившиеся сановники задумали мятеж. Через главного судью (дали) Цин Удая они установили контакт с Дигунаем. Кроме них в кружок заговорщиков были вовлечены также люди, необходимые для технического осуществления замысла: Да Синго, который нес службу во внутренних покоях императорского дворца и имел доступ к ключам от императорской спальни, Пусань, Хуту — караульный десятский, несший охрану дворца (Пусань Хуту был сторонником рода Дигуная и в свое время пользовался милостями его отца — Цзун Ганя), Тутапь Аличуху, незадолго до того породнившийся с семьей Дигуная.
Вначале заговорщики не могли решить, кого же возвести на троп после свержения деспота Хэла. Любопытный разговор произошел между Танко Бянем и Дигунаем: «На другой день Хайл ни (Дигунай.— В. Е.) беседовал с Танко Бянем о перевороте. Спросил его: „Если произойдет большое дело, кто сможет запять трон?" Танко Бянь ответил: „Цзован Чан Шэн". Хайлин спросил еще раз. Танко Бинь ответил: „Сын Дэнвана — Алань". Лян (Дигунай.— В. Е.) сказал: „Алань — далекий потомок. Разве достоин он занять трон?" Танко Бянь спросил: „Неужели Вы сами собираетесь?" Хай-лин ответил: „Никто из них не достоин! Кроме меня — некому!" После этого они совещались с утра до ночи» 2.
Тайные переговоры вызвали подозрения начальника охраны Тэсы, который доложил об этом Хэла. Заговор оказался на грани провала, но все кончилось благополучно, лишь Танко Бяню пришлось еще раз подвергнуться наказанию палками. Напуганные заговорщики не могли больше медлить и, дождавшись, когда охрану во дворце несли Пусань Хуту и Тутань Аличуху, а во внутренних покоях — Да Синго, они решились на переворот.
В «Цзинь ши» это событие описано весьма ярко: «Пинчжанчжэнши Лян (Дигунай.— В. Е.), так как все чиновники трепетали и боялись, вместе с приближенным фума Танко Бинем, циньдань сяоди Да Синго, начальниками караульных десятков Аличуху и Хуту замыслил мятеж. В день динсы шэнлинши Ли Лаосэну было поручено сообщить Да Синго, что охрану внутри дворца будут нести Аличуху и Хуту. Ночью во время второй стражи Да Синго, предъявив удостоверение, обманным образом приказал отпереть ворота, позвал Танко Биня и других. Лян с мечом за пазухой вместе с мужем своей младшей сестры как раз в это время нес вахту. Затем Танко Бинь прошел в покои. Охрана, зная, что Танко Бянь — фума, ничего не заподозрив, пропустила его. Он достиг дверей спальни. Охранники спали. Никто не шевельнулся. Хуту и Аличуху добрались до императора. Тот хотел схватить меч, обычно лежавший на ложе, но не знал, что Да Синго убрал его от-
[73]
туда. Хуту и Аличуху приблизились и убили императора. Лян еще раз ударял его мечом. Кровь залила лицо и одежду императора. Император скончался. В это время ему был 31 год. Правый чэнсян Бин Дэ попросил Ляна запять трон. Все выстроились, поклонились и прокричали: «Десять тысяч лет!» 3.
Но заговорщики не удовлетворились этим. Они решили немедленно расправиться и с остальными наиболее для них опасными противниками. Под предлогом, что император будто бы желает обсудить вопрос о возведении на троп императрицы, они вызвали во дворец нескольких крупных сановников и двоих из них — Цзаована Цзун Миня и чэнсяня Цзун Сяня убили. Таким образом, в результате дворцового переворота в 1140 году на императорский престол в Цзинь взошел внук основателя династия Агуды — Дигунай, известный в истории под именем Хайлинвана. Переворот произошел легко. Костяк заговорщиков составили представители наиболее аристократических родов чжурчжэньской знати — Пусань, Танко, Тутань. Все участники заговора получили высокие посты, кроме того, им были пожалованы крупные награды в виде денег, шелка и скота.
Придя к власти путем узурпации, Дигунай с самого начала чувствовал себя неуверенно. Действительно, такое чрезвычайное событие, как свержение законного государя, имело самый широкий и скандальный резонанс по только внутри страны, но и за ее пределами, в соседних державах. Так, посольства Сун и Кореи, направлявшиеся в Цзинь с традиционными поздравлениями по случаю Нового года, с полдороги вернулись назад до предоставления надлежащих объяснений. Несомненно, что акции, подобные этой, больно ранили самолюбие Дигуная, создавая у него нечто вроде комплекса неполноценности, вызванного сознанием незаконного, узурпаторского происхождения своей власти. Вероятно, именно об этом свидетельствует следующий факт. Спустя некоторое время после восшествия на престол чиновники-сервилисты «почтительно преподнесли» узурпатору традиционный для императоров титул «Почитающий Небо, наследовавший преемственность (!), обладающий воинскими доблестями, распространяющий просвещение, просветленный, мудрый и почтительный государь». В ответ Дигунаем был издан указ, в котором он отказался от этого титула. К сказанному можно добавить еще одни фрагмент из «Цзинь ши»: «...доложили, что наблюдались счастливые знамения. Император сказал: „Какими добродетелями я заслужил это? Отныне не докладывать мне ни о каких счастливых знамениях! Если же будет что-либо зловещее, тогда доложить, чтобы я остерегался!"» 4. Отсюда хорошо видно, насколько неуютно чувствовал себя Дигунай на неправедно доставшемся ему престоле.
Естественной реакцией на такое положение вещей был кровавый террор, безудержно развернувшийся с самого начала царствования Дигуная. Хорошо знакомый с закулисной борьбой при дворе новый государь постоянно опасался заговоров. Его особую ненависть вызывала могущественная верхушка чжурчжэньской родовой аристократия. Можно сказать, что все его правление прошло под девизом борьбы за ослабление чжурчжэньских родов. Главным методом этой борьбы помимо различных административных мер было физическое уничтожение противников, расправа над всеми членами их семей.
Кровавые репрессии обрушились не только на членов императорской фамилии, имевших все основания для недовольства и интриг, им подвергались и некоторые сановники из числа бывших союзников Дигуная. Например, были казнены Танко Бянь и Бин Дэ. «Цзинь ши» сообщает: «В четвертый месяц в день сюй-у казнили Великого наставника, ведающего делами трех министров, Цзун Бэня, левого чэнсяня шапшу Танко Бяня, лань-да фуши Цзун Мэя. Велели казнить ведающего делами синтай шаншушэн Бин Дэ, наместника Восточной столицы Цзун И, наместника Северной столицы Бяня, а также более 70 потомков Тайцзуна, более 30 потомков Чжоусунгомана Цзун Ханя и более 50 человек всех императорских родов» 5.
В годы правления Дигуная казни в таких широких масштабах становятся обычным явленном. Как и в случае с его предшественником Хэла, подобный террор бумерангом ударял и по самому Дигунаю. Чем страшнее была резня, тем больше недовольных появлялось вокруг него, тем больше уже не мнимых, а реальных заговоров зрело при дворе. Один из них, возглавлявшийся киданином Сяо Фэнцзяну, был раскрыт в 1154 году. Заговорщики, если верить «Цзинь ши», планировали не только устранить ненавистного узурпатора, но и свергнуть саму династию, с тем чтобы возвести на престол потомка династии Ляо, уничтоженной чжурчжэнями. Огромный неожиданностью для Дигуная явилось то, что одним из активных участников этого заговора был уже упоминавшийся выше Сяоюй, тот самый «отчаянный и решительный» деятель, в свое время содействовавший ему в свержении Хэла. В императорских покоях разыгралась трагическая сцена: опальный фаворит умолял императора осудить его на смерть.
В борьбе с оппозицией аристократов, и в первую очередь с представителями императорского рода, Дигунай стремился опереться на своих ставленников, обязанных своим возвышением лично ему и не имевших корней в чжурчжэньской аристократии. Немалую часть среди новых выдвиженцев составили нечжурчжэни: китайская служилая бюрократия, бохайцы, кидани. Если при Хэла число членов императорского рода ваньянь в правительственных учреждениях составляло 55 %, то при Дигунае оно сокращается в 5 раз и равняется только 11 %. Число же нечжурчжэней, занятых в управленческом аппарате, возрастает с 33 до 65 % 6. Тем сильнее поразил Дигуная киданьский заговор, показавший, что и здесь он не может рассчитывать на прочную опору своей власти. Более того, позднее, во время подготовки войны против Южной Сун, кидали нанесли еще одни неожиданный удар, отказавшись предоставить своих воинов. Постепенно нарастая, антикиданьские настроения Дигуная вылились в 1161 году в очередную резню, в ходе которой было уничтожено более 130 членов различных киданьских родов, в том числе аристократического рода Елюй.
Главная столица чжурчжэней в то время находилась в Шанцзине — районе, который считался
[74]
колыбелью чжурчжэней, их исконной вотчиной. Здесь располагались мэнъань и моукэ аристократических чжурчжэньских родов. Стремись подорвать их могущество и влияние, Дигунай вынашивал план о переносе столицы из области Хуйнинфу на юг, на территорию собственно Китая. Этот замысел появился у него почти сразу после прихода к власти, в 1150 году. В «Да Цзинь го чжи» сообщается: «Хайлинван собрал на пир своих приближенных. Пожаловался Хань Чэню: „Из двухсот посаженных мною лотосов ни один не взошел". Тот ответил: „С давних пор в Хэнани растут сладкие плоды, в Цаянбэй же — горькие. Семена здесь не выживают, потому что почва такова. В Шандау почва холодная, а в Яньцзине же — теплая. Там можно сажать лотосы". Император сказал: „Следуя твоим словам, нужно выбрать благоприятный день и переселиться туда". Сяо Ванлянь сказал: „Так нельзя! Земли Шанду дают силу нашему государству. Это — корень, из которого мы происходим! Как мы можем покинуть это место!" Бинбушилан Хэ Бунянь сказал: „В Яньцзине земли обширные, почва прочная, природа богата и плодородна. Там царят ритуал и справедливость. Туда можно переносить столицу. Здесь в Шанду почва песчаная. Это не место для пребывания императора!" Хань Чэнь сказал: „Не нужно слушать [того, что говорят несогласные]. Вашему величеству следует собрать рабочих из всех областей для строительства дворцов, а затем перенести столицу". Император согласился с его советом» 7.
Как можно видеть, идея переноса столицы из исконных чжурчжэньских земель импонировала не всем из окружения Дигуная. Слишком ясен был замысел этой акции: оторвав чжурчжэньские роды от их истоков, ослабить их влияние и силу. Однако основная масса придворных льстецов с показным энтузиазмом восприняла затею императора, прекрасно зная, сколь опасно в чем-либо перечить самодержавному деспоту.
Едва ли можно сомневаться в подлинном смысле этой акции. Но в литературе встречаются и иные мнения. Например, известный историк О. Франке писал: «Стремление к более теплому и изнеженному югу, воодушевлявшее все северные народы того вромсии, проявляется здесь совершенно отчетливо» 8. Суждение слишком поверхностное и отвлеченное. Более убедительной причиной наряду с уже названной можно считать агрессивные планы, вынашиваемые Дигунаем против Южной Сун. Перенос столицы был бы первым шагом на пути приготовлений к активной политике на южных рубежах Цзинь.
В 1153 году столица была перенесена в Яньцзин. Чтобы показать значение этого шага и продемонстрировать цзиньское могущество, Дигунай отстроил ее с большой пышностью. Старую же столицу постигла иная судьба: «Во второй год эры правления Чжэнлун в десятый месяц повелели разрушить в Хуйнинфу дворцы и палаты, а также жилища знати и буддийский храм Сюйцинсы. Приказали сравнять с землей и перепахать» 9. Перенесение столицы сопровождалось большими переселениями чжурчжэньских мэнъаней о ее окрестности и иные области: «Император перевел столицу. Затем перевел мэнъани Тайцзуна, Ляо-вина Цзун Ганя, Циньвана Цзун Ханя из провинция Верхней столицы и все слил их в хэчжа мэнъань. Также разместил мэнъань правого цзяньи Улибу, роды Великого наставника Сюя, цзунчжэна Цзун Миня в Средней столице. Затем восемь мэнъаней: Волу, Хэшана, Хула — трех Гунов государства, а также Великого хранителя Ана, даньши Уми, Помогающего государству Болугу, динъюаня Сюй Ле и бывшего Гаогу-гуна Боде — разместил в Шаньдуне. Род Алу разместил в Северной столице, род Аньда, подчинив, разместил в Хэцзяне» 10.
Многие аристократические роды были оторваны от своей почвы. Дигунай, соединив мэнъань своего отца Цзун Ганя с некоторыми другими, преобразовал в привилегированную хэчжа мэнъань, свою императорскую гвардию. В целях же ликвидации преимуществ привилегированных мэнъаней была отменена существовавшая при Хэла система деления их на три ранга: верхний, средний и нижний. Для того чтобы ослабить наследственную аристократию, «указом упраздняли потомственные должности десятитысячников; тем, кому в разное время были пожалованы фамилии, были вновь определены прежние [фамилии]» 11. Кроме того, Дигунай понизил или вообще отнял ранги знатности у многих аристократов. Если Хэла отличался пристрастием к вину, то Дигунай — женолюбием. После почти каждого сообщения о репрессиях и казнях следуют упоминания о том, что женщин из казненных фамилий по приказу императора забирали в его гарем. В ряде случаев Дигунай приказывал казнить человека только для того, чтобы завладеть его женой, иногда же принуждал жену убить мужа.
Следствием переноса столицы явились значительные административные перемены. Окончательно была утверждена система пяти столиц: «После того как император перенес столицу в Янь, названия столиц были изменены. Яньцзин стал называться Средней столицей, прежняя Верхняя столица стала именоваться Северной столицей, Лоян-фу — Восточной столицей, Юньчжун-фу — Западной столицей, Кайфэн-фу — Южной столицей. Все области и округа изменили свое административное подчинение» 12.
Эти преобразования были связаны с реформой государственного аппарата я судопроизводства. При Дигунае государственное устройство приняло вид, в котором без существенных изменений просуществовало до конца династии. В начале Цзинь система управления имела двойственный характер: одни методы применялись к китайцам, другие — к чжурчжэням. Во главе стоял Верховный военный совет, объединявший в своих руках власть над всеми учреждениями. Кроме того, в государственном управлении выделялись две главные функции: военная (Тайный совет) и гражданская (Государственный совет). Государственному совету подчинялись шесть министров, правители губернии, области, округа, уезды. Для чжурчжэней система была особой: Верховному военному совету подчинялись боцзиле, далее шли гражданские губернаторства и внизу находились мэнъань и моукэ 13. Формирование единой государственной системы завершилось в 1139 году реформой чиновничьих рангов.
[75]
Большое внимание во времена правления Дигуная уделялось совершенствованию судопроизводства. В «Цзинь ши» сообщается: «Хайлинван во многом изменил старые законы. К годам Чжэнлун были созданы „Дополнения к кодексу законов", которые осуществлялись вместе с кодексом годов Хуантун» 14. Далее отмечается, что в целом эти законы были гуманнее прежних. Однако, несмотря на все реформы и преобразования, бюрократическая машина Цзинь разваливалась из-за коррупции и халатного отношения чиновников к своим обязанностям. Об этом можно судить по многочисленным направлениям императора, строгим указам и циркулярам. Так, в 1150 году был выпущен императорским манифест, который призывал чиновников «быть внимательными к должностям и заботиться о земледелии, тщательно соразмерять награды и наказания, выявлять добрые качества людей низшего сословия и докладывать о них, оказывать милость бедным, бережно расходовать казенные средства и ценить способности мелких служащих». Видимо, особого успеха это обращение не имело, ибо уже через год император выступил с новым наставлением: «Я не жалею высоких рангов и больших жалование для того, чтобы вы исполняли свои обязанности. Дела же в отличие от ваших репутаций заброшены. Как можно, чтобы вы, всеми силами стремясь к собственному благополучию, не беспокоились о народном благе! Отныне я буду проверять ваше усердие и в соответствии с ним награждать и наказывать. Всеми силами буду стремиться к этому» 15. Продажность, лихоимство и тунеядство чиновников были обычным явлением, неизбежным для раздутой до огромных размеров, паразитирующей феодальной бюрократии.
Что касается общей оценки административном деятельности правительства при Дигунае, то в «Цзинь ши» она выражена следующими словами: «Каждый руководил своими подчиненными, исправляя свою должность. Должности были определены, чиновников было установленное число, законодательство было ясным, решения исполнились. По этой причине до конца Цзинь сохраняли эту систему и не осмеливались ее менять» 16. Это, безусловно, идеализация, но в какой-то мере такая оценка характеризует степень упорядоченности государственных дел.
В плане внешнеполитическом, как уже говорилось, Цзинь в этот период переживала подъем и находилась на вершине своего могущества. Её отношения с сопредельными державами и народами строились, правда порой лишь внешне, как отношения сюзерена и вассалов. Вместе с тем, хотя Цзинь и получала дань от монголов и Южной Сун, а тангуты принимали цзиньских послов стоя, признавая свою зависимость, нельзя, однако, сказать, чтобы Цзинь, опираясь на свою военную мощь, могла беспрепятственно вмешиваться в любые внутренние дела этих государств и народов. Случалось и ей терпеть военные поражения, не столь, правда, крупные. В целом внешнеполитическую ситуацию того времени можно охарактеризовать как стабильную, со значительным перевесом сил на стороне Цзинь.
В конце царствования Хэла чжурчжэням пришлось столкнуться с монгольскими племенами, консолидаровавшимися вокруг своих наиболее сильных родов. Упоминания об этом содержатся в «Да Цзинь го чжи». В 1146 году «десятитысячник чжурчжэней Хушаху на севере напал на монголов, но из-за недостатка провианта вынужден был вернуться. Затем монголы напали на него, оттеснили к северо-западу от Шанцзина и нанесли тяжелое поражение близ Хайлина» 17. Об упорной борьбе с монголами и о значительной силе последних говорит еще одно свидетельство того же источника: «В течение ряда лет Цзинь пыталась уничтожить монголов. В восьмой месяц шестого года Хуантун (1146 год — В. Е.) послали Сяо Бао-шоу заключить с ними мир. Он уступил им 27 укреплений к северу от Сининхэ и обложил их ежегодной данью рогатым скотом, баранами, рисом и бобами. Их племенного вождя Аоло-боцзиле назначили правителем монголов. После этого Аоло-боцзиле самочинно провозгласил себя императором под именем Цзуюань-хуанди и принял девиз правления Тянь-син. В течение ряда лет Цзинь боролась с монголами, но не могла их победить» 18.
Другом соседом, с которым Цзинь поддерживала тесные дипломатические отношения и с которым ей порой приходилось воевать, было тангутское государство Западное Ся. Во внешней политике Ся пыталось лавировать между двумя могущественными державами — Цзннь и Сун, поэтому его позиция часто определялась конъюнктурой. Так, в 1143 году сунцы захватили три чжурчжэньские области и, стремясь удержать занятые территории, обратились за поддержкой к Ся. Тангуты же, видя, что обстановка складывается отнюдь не и пользу Сун, не только не помогли, но послали войска и поддержку Цзинь и, воспользовавшись моментом, даже захватили сунский город Хуйчжоу. Когда же Цзинь в 1161 году развязала войну против Сун и силы чжурчжэней были оттянуты на юг, тангуты напали на цзиньские окраины и захватили несколько областей. Их, правда, пришлось вернуть сразу же после свержения Дигуная и воцарения Улу.
Между Цзипь и Сун шла постоянная дипломатическая борьба за влияние на Западное Ся. Во время дзиньско-сунской войны 1161—1165 годов Сун обратилась к тангутам с предложением о создании широкого аптичжурчжэньского фронта с участием киданей, корейцев, бохайцев и монголов. Понимая, что в данном случае выгоднее быть на стороне более сильной Цзинь, те отвергли это предложение. В целом отношения между Цзинь и Западным Ся в этот период, несмотря на инциденты, вроде упомянутого выше, были в основном дружественными. Торговые отношения между двумя странами начали налаживаться с 1141 года. Тангуты ежегодно направляли в Цзинь посольства с поздравлениями по случаю Нового года, дня рождения цзиньского императора, а также в связи со смертью или восшествием на престол нового чжурчжэньского государя. Ответственные посольства чжурчжэней тангутские правители принимали стоя. Поначалу тангуты не соглашались на такую унизительную для них процедуру. Они требовали, чтобы прием цзиньских послов тангутские правители проводили сидя, как в свое время практиковалось в отношениях между Ся и киданями. На это цзиньский посол Ваеахай заявил:
[76]
«Отношения между киданями и Си были подобны отношениям между племянником и дядей. Поэтому ван государства Западное Ся принимал послов Ляо сядя. Теперь отношения Великой Цзинь и государства Западное Ся подобны отношениям господина и его вассала. И принимать послов великого государства нужно по подобающему церемониалу» 19. После безуспешных препирательств тангутам пришлось уступить.
В 1140 году чжурчжэни отдали тангутам некоторые пограничные районы, на что те ответили благодарственным докладом. После убийства и 1140 году Хэла тангутские послы, направлявшиеся в Цзинь, с полдороги вернулись назад. Дигунаю пришлось задабривать Ся, чтобы его признали там законным правителем Цзинь. Тангутские послы получили богатые подарки, а главное — был отменен запрет на торговлю железом в пограничных с Ся районах.
В целом достаточно дружелюбные цзиньско-тангутские отношения порой нарушались военными конфликтами. Так, в 1155 году с целью отомстить местным племенам, совершавшим набеги в Ся, тангуты напали на Тайюань. Чжурчжэни послали войска для защиты подвластных им племен, но затем, не желая усугублять конфликт, переселили эти племена в другие местности. Об известней напряженности в отношениях между Цзинь и Си говорит то, что в 1156 году чжурчжэни расставили на границе с тангутами сигнальные огни на случай возможных нападений последних.
Разумеется, не монголы и не тангуты были главными соперниками Цзинь. Им оставалась Южная Сун.
К концу 50-х годов XII века в Цзинь ситуации обострилась. Этому способствовало много факторов. Недовольство бродило во всех слоях общества. Чжурчжэньская аристократия ненавидела Дигуная за кровавый террор против знатнейших родов, за то, что ей была отведено далеко не первая роль в управлении государством. Рядовые чжурчжэни роптали под бременем налогового гнета, вызванного огромными затратами на строительство императорских дворцов. За долгие годы многочисленных войн они отвыкли от мирного труда и приохотились к легкой военной добыче. Оказавшись вынужденными вновь заняться тяжелым сельскохозяйственным трудом и не выдерживая при этом конкуренции с передовыми хозяйствами китайцев, рядовые чжурчжэни постепенно нищали, разорялись. Естественно, что свое ухудшающееся экономическое положение они объясняли плохим управлением страной. Правительство Дигуная оказалось в нелегкой ситуация, выход из которой оно видело в войне против Сун.
Разгром Сун был первым и главным звеном далеко идущих планов Дигуная. Он, мечтая о единоличном господстве Цзинь на всем Дальнем Востоке, задумал вслед за Сун покорять Корею и Западное Ся. В этих великодержавных устремлениях его поддерживал главный придворный льстец и фаворит Чжан Чжунго. Каждый, посмевший хотя бы заикнуться о своем несогласии с намерением императора начать войну, немедленно подвергался опале и репрессиям. За выступление против войны был бит палками старый соратник Дигуная, крупный сановник Сяо Юй (не путать с киданином Сяоюем, казненным в 1154 году). Лишь старые заслуги спасли его от казни. Как противницу войны казнили и императрицу, вдову отца Дигуная (правда, матерью Дигунаю она не доводилась).
В 1158 году императорская резиденция была перенесена в Бяньцзин, ставший базой для подготовки к войне. В «Цзинь ши» сообщается: «Начали возводить стены в Средней столице. Стали строить военные корабли в Тунчжоу. Объявили министрам о походе на Сун. Призвали воинов в возрасте от 20 до 50 лет из мэнъань и моукэ всех провинций, всех занесли и списки. Даже если в семье были старые родственники и тягловых мужчин было много, все равно не позволяли никого оставлять для ухода за престарелыми» 20. Дигунай решил привлечь к походу также и киданьские мэнъань и моукэ, располагавшиеся на северных границах империи. Но из этого ничего не вышло. «Кидани вдоль границы боялись, что их жены и дети будут пленены (кочевниками), и не решились выступить» 21. Обрушенные на них репрессии не помогли, а лишь восстановили их против Дигуная. Многие кидани, опасаясь преследований, бежали в Западное Ляо, оставшиеся же подняли мятеж.
Ухудшение экономического положении крестьян, вызванное военными расходами, повлекло за собой народные волнения. В 1159 году подняли восстание крестьяне уезда Дунхай. О его масштабах можно судить хотя бы по числу казненных после его подавления — 5 тысяч человек. В следующем (1160) году несколько десятков тысяч крестьян подняли восстание в Дамине. Но всей стране появились небольшие (10 человек и более) шайки разбойников, состоявшие из солдат, бежавших из армии, и крестьян, уклонявшихся от мобилизации на непопулярную в народе войну.
Для сохранения всех военных приготовлений в тайне Дигунай приказал закрыть все таможни на сунской границе. Но случился непредвиденный инцидент: цзипьский посол доложил сунскому двору о происходивших в чжурчжэньской империи событиях, за что по возвращении на родину был немедленно казнен. Помимо закрытия таможен Дигунай предпринял попытку вообще наглухо запереть границу между Цзинь и Сун. В «Цзинь ши» говорится: «Снова утвердили закон о переходе границы частным образом. Всех виновных в нарушении приговаривать к смерти» 22.
Для объявления войны Дигинаю требовался повод, поэтому он стремился искусственно обострить отношения. Например, о смерти в 1156 году в цзиньском плену сунского императора Циньцзуна Сун было сообщено лишь пять лет спустя. Искомый повод был найден. Дигунай обвинил Сун в том, что она не выполняет обязательств по соглашению о выдаче перебежчиков, а также в агрессивных замыслах против Цзинь (об этом, по его мнению, свидетельствовали закупка сунцами верховых лошадей и укрепление ими границ). Вслед за этим официально было решено перенести столицу в Бяньцзин, ближе к южной границе. Весной 1161 года Дигунай лично отправился туда для осмотра дворцов и построек. Это было прямым вызовом Сун и носило характер провокационной демонстрации. Летом 1161 года император издал указ, в котором говорилось, что первоначально он
[77]
намеревался перенести столицу в Бяньцзин лишь в восьмом месяце, но теперь, убедившись в готовности построек, решил сделать это уже в шестом месяце. Когда об этом указе узнали в Сун, среди населения ее пограничных районов возникла паника. В Ханьчжоу стали готовиться к обороне.
Осенью 1161 года 600-тысячное войско Цзинь тремя армиями выступило на юг. Одна из армий двигалась по воде: Дигунай намеревался обложить Ханчжоу и с воды и с суши. Сунские войска, высланные на границу, были разбиты. Императорский двор в Ханьчжоу стал готовиться к бегству. Сановники отправляли из столицы свое имущество и семьи. Император Гаоцзун, человек малодушный и нерешительный, сам стал сеять панику. Его растерянность дошла до того, что он издал указ, согласно которому чиновники освобождались от обязанности исполнения своего долга, если врага не удастся остановить. Канцлер Чэнь Канбо, возмущенный подобной беспечностью, сжег этот указ и составил новый о том, что император берет на себя задачу наведения порядка в стране.
В это время цзиньская армия из Лючжоу двинулась в Хэчжоу и там стала готовиться к переправе через Янцзы. Пока чжурчжэни готовились к переправе известный сунский полководец Лю Ци сумел загнать одну из цзиньских армий в болотистую местность между Янчжоу и Янцзы и нанести ей крупное поражение. Был взят в плен цзиньский военачальник. Между тем сунская армия под командованием генерала Юй Юньвэня подошла к тому месту, где цзинцы собирались переправляться, и стала лагерем на противоположном берегу. Переправа чжурчжэней все время задерживалась из-за нехватки материалов. От этих бесконечных отсрочек Дигунай приходил в ярость. Взбешенный, он отдал приказ, по которому каждый воин, в течение трех дней оставшийся на берегу, должен быть казнен. Началась плохо подготовленная, организованная в большой спешке переправа. Боевой дух солдат был низок, в сражение шли под страхом смертной казни. Неудивительно, что на переправе Цайши цзиньская армия потерпела крупное поражение.
В это время в чжурчжэньском тылу происходили важные события. Военачальник Фушэху, собрав вокруг себя солдат-дезертиров и озлобленных против Дигуная киданей, занял Лоян и провозгласил императором двоюродного брата Дигуная, также внука Агуды — Улу, получившего имя Шицзул. Узнав об этом, Дигунай повернул назад, но на обратном пути был убит взбунтовавшимися солдатами.
Как же закончилась цзиньско-сунская война? После отступления Дигуная Сун, ободренная успехом, перешла в наступление и нанесла чжурчжэням несколько поражений, по затем, понеся крупные потери, отказалась от продолжения войны. В 1165 году был заключен мир, по которому восстанавливались условии известного мирного договора 1142 года.
Новый цзиньский император начал свое правление с того, что посмертно лишил Дигуная императорского титула, предал суду его приспешников, отменил на три года налоги и реабилитировал всех репрессированных его предшественников.
Заключая краткий очерк цзиньской истории в период правления Дигуная, следует сказать, что, конечно же, объективно его деятельность носила характер прогрессивный в том смысле, что проводимая им политика подавления сепаратистски настроенной аристократии служила целям упрочения чжурчжэньской империи, консолидации внутренних сил. В то же время это была политика феодального восточного деспота, политика, совершенно однозначная по своей классовой направленности. Вот почему несостоятельны попытки иных исследователей представить Дигуная чуть ли по «добрым» крестьянским царем, защищавшим простой парод от хищников-аристократов. Исторические документы свидетельствуют об обратном.
[78]
В.В. Евсюков. Империя Цзинь в период правления Дигуная (очерк политической истории). // Цитируется по изд.: Центральная Азия и соседние территории в средние века. Сборник научных трудов. Новосибирск, 1990, с. 72-78.
[Примечания]
1. Цзинь ши. (История династии Цзинь).— Пекин, 1975.—Цз. 5.—С. 105 (на кит. яз.).
2. Там же.
3. Там же.— Цз. 4.—С. 98.
4. Там жо.— Цз. 5 — С. 105.
5. Там же.
6. Воробьев М. В. Чжурчжэни и государство Цзинь.— М., 1975.— С. 127.
7. Да Цзинь го чжи.— Шанхай.— 1939.— Цз. 12.— С. 133.
8. Franke О. Geschichte des chincsischen Rcichcs.— Berlin, 1948.— Bd 4.— S. 248.
9. Цзинь ши.— Цз. 5.— С. 108.
10. Там же.— Цз. 44.— С. 993.
11. Там же.—Цз. 5.—С. 106.
12. Да Цзинь го чжи.— С. 143.
13. Подробнее см.: Воробьев М. В. Чжурчжэни...— С. 150—178.
14. Цзинь ши.— Цз. 45.— С. 1015.
1.5 Там же.—Цз. 5.—С. 106.
16. Там же.—Цз. 55.—С. 1216.
17. Да Цзинь го чжи.—Цз. 12.—С. 132.
18. Там же.— Цз. 5.—С. 108.
19. Цит. по: Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства,— М., 1975.— С. 248.
20. Цзинь ши.— Цз. 5.— С. 109.
21. Там же.— Цз. 44.— С. 994.
22. Там же. — Цз. 5.—С. 109.