Херсонес и Керкинитида (Тюменев, 1955)
Результаты раскопок, производившихся в 1952 году (под руководством М. А. Наливкиной) на территории центральной части древней Керкинитиды, открывают совершенно новые перспективы в изучении истории этого города и его взаимоотношений с Херсонесом. Решающее значение имеет при этом факт открытия на месте раскопок остатков жилых зданий и вещественного материала, относящегося к концу VI и к V веку до н. э.
До настоящего времени в нашей науке всецело господствовало представление о возникновении Керкинитиды в качестве колонии Херсонеса во второй половине IV века. Впервые систематические раскопки на территории городища произведены были Л. А. Моисеевым в 1917 году. В результате нескольких произведенных в различных местах раскопок ему удалось установить приблизительное направление западной стены города, первоначальное сооружение которой он относил к середине или к концу IV века до н. э. Им были вскрыты при этом также участки мощеных улиц и несколько небольших помещений. Найденный во время этих раскопок вещественный материал датировался второй половиной IV века, что вполне соответствовало и дате построения городской стены 1. В 1929 году Л. А. Моисеев продолжил раскопки Керкинитиды и во время этих работ вскрыл северную оборонительную стену; таким образом удалось установить северную границу города 2.
В тридцатых годах произведено было обследование западного побережья Крымского полуострова, в частности территории Керкинитиды, причем обследование подтвердило датировку Моисеева и установило факт возникновения города во второй половине IV века; нижний культурный слой содержал античный вещественный материал с явным преобладанием херсонесского импорта 3. Раскопки Моисеева были продолжены
____
1. Краткий очерк о результатах раскопок 1917года см. Л. Л. Моисеев, Херсонес Таврический и раскопки 1917 г. в Евпатории, ИТУАК, вып. 54 (1918), стр. 241 сл. Более подробный отчет Л. А. Моисеева об этих раскопках находится в архиве ЛОИИМК (р. 1, №№ 730 и 731 за 1917 г.).
2. Отчет об этих раскопках не был опубликован и находится в архиве ЛОИИМК «ф. 2, № 130 за 1929 г.).
3. М. А. Наливкина, Северо-западное побережье Крыма в эпоху античной колонизации, ПИ ДО, 1934, № 9—10, стр. 161 сл.; П. Н. Шульц, О работах Евпаторийской экспедиции (обследование 1935 г.), СА, III (1937), стр. 252 сл.; он же. Евпаторийский район, сб. «Археологические исследования в РСФСР в 1934—1936 гг.», М. — Л., 1941, стр. 268—269; он же, Отчет о работах Евпаторийского отряда Тавро-скифской экспедиции в 1948 г., рукопись, стр. 16 (Архив ИИМК, Арх. ком., № 270). На основании всех этих раскопок и обследований западного побережья Крымского полуострова автор настоящей работы также принял датировку основания Керкинитиды и других смежных поселении второй половиной V века до н. э., см. А. И. Тюменев, Херсонесские этюды, IV, ВДИ, 1950, № 2, стр. 49.
[37]
под руководством М. А. Наливкиной. Раскопки, производившиеся в 1950 году в южной, близкой к морскому берегу части городища, обнаружили южную часть оборонительной стены, датируемую также IV—III веками до н. э. 1. Так же датируется и раскопанное в том же году в дачном районе Евпатории круглое сооружение невыясненного назначения, стены которого с внешней стороны были отделаны рустом 2.
В результате всех этих раскопок и обследований в нашей науке и сложилось мнение о возникновении Керкинитиды и других поселений западного побережья во второй половине IV века до н. э. в качестве херсонесской колонии 3.
Правда, еще в 1896 г. при обследовании античного некрополя к востоку от городища Керкинитиды инженером Н. Романченко найдены были предметы греческого импорта, относящиеся к концу VI или к V веку до н. э. 4. Л. А. Моисеев также вскрыл еще в 1917 г. под эллинистическими зданиями следы более ранних фундаментов (ИТУАК, 54, стр. 250 сл.). Эти факты несомненно свидетельствуют в пользу более ранней датировки Керкинитиды, но так как последующие раскопки на территории эллинистического города не дали никаких предметов ранее IV в. до н. э., то прежние данные были забыты. Помимо них, однако, общепринятой датировке времени основания Керкинитиды противоречил и факт упоминания! «скифской Керкинитиды» у писателя VI—V веков Гекатея Милетского и Каркинитиды — города, лежавшего на границе со Скифией,— у Геродота (V век). Столь далекое расхождение между данными литературных и археологических источников приводило исследователей к предположению о существовании двух Керкинитид — одной, совпадающей с исторической, зависимой от Херсонеса Керкинитидой, и другой — вне Крымского полуострова 5.
______
1. М. А. Наливкина, Основные итоги работ Евпаторийского отряда, КСИИМК, XLV (1952), стр. 114 ср.
2. М. А. Наливкина, там же, стр. 115—116; она же, Раскопки в Евпатории, КСИИМК, LI (1953), стр. 128 сл. Наливкина первоначально приписывала этому круглому зданию значение культового сооружения; впоследствии, отказавшись от этого определения, она склонна была рассматривать это здание как основание сторожевой башни типа башен Гераклейского полуострова (КСИИМК, LI, стр. 131).
3. Г. Д. Белов допускал возникновение Керкинитиды ранее Херсонеса, но делал это исключительно на основании литературных свидетельств Гекатея и Геродота, признавая в то же время, что археологическим обследованием на месте Керкинитиды «обнаружены городища эллинистического периода» (Г. Д. Белов, Херсонес Таврический, Л., 1948, стр. 56).
4. Н. Романченко, Раскопки в окрестностях Евпатории, IIAK, 25 (1907), стр. 172—187.
5. Еще П. О. Бурачков искал упоминаемую Геродотом Керкинитиду, следуя сбивчивым указаниям Птолемея, в районе реки Каланчика (ЗООИД, IX, стр. 133). С тех пор представление о двух Керкинитидах удерживалось до самого последнего времени. Так, М. А. Наливкина относила свидетельства Гекатея и Геродота «к городу, находившемуся вне Крыма у реки Каркннита, что показано и на карте Птолемея» (М. А. Наливкина, Несколько памятников античной эпохи северо-западного Крыма, СА, VI, 1940, стр. 107). Точно так же и В. Ф. Гайдукевнч в рецензии на книгу Г. Д. Белова «Херсонес Таврический», возражая автору рецензируемой книги, отождествлявшему Керкинитиду Гекатея и Геродота с позднейшей исторической Керкинитидой, помещал ее «не в Крыму, а западнее Перекопа» (ВДИ, 1947, № 3, стр. 144). Следует заметить, однако, что у Птолемея, на данных которого строятся все эти предположения, говорится не о Керкинитиде, а о Каркине, Керкинитида же совершенно не упоминается в тексте и не показана на карте.
[38]
До самого последнего времени дата возникновения Керкинитиды не возбуждала никакого сомнения. Только раскопки Евпаторийского отряда 1952 года, окончательно доказавшие существование греческого поселения на месте Керкинитиды на полтора-два столетия ранее обычно принятой даты, с конца VI века до н. э., поставили вопрос о пересмотре не только датировки, но и обстоятельств возникновения Керкинитиды и истории ее взаимоотношений с Херсонесом.
В 1952 году раскопки производились более планомерно, нежели до того, и притом не на окраинах, а в центральной части городища 1. Было произведено два раскопа: большой, обозначенный в Отчете римской цифрой II (цифрой I в Отчете обозначалось место раскопок, производившихся в 1950 году), размером 7,50 x 14 м, и другой — значительно меньших размеров (III), в 40 м к северо-востоку от второго. На участке II было обнаружено несколько домов IV—III веков до н. э., два из которых оказались в значительной мере разрушенными, но один, находившийся в западной части раскопа, сохранился относительно лучше и содержал обильный вещественный материал (Отчет, стр. 16 сл.). Датировка этого, как и других зданий, устанавливается на основании характера и техники кладки стен из рустованных камней с вымосткой пола каменными плитами, а также по вещественному материалу, относящемуся к IV—III веках до н. э., с преобладанием предметов III века. Среди вещественного материала основную массу составляли амфоры из Херсонеса, Гераклеи, Синоды, с клеймами и без клейм, а также херсонесская и синодская черепица (Отчет, стр. 23 сл.). Преобладание херсонесского и гераклейского импорта свидетельствует о тесных связях, соединявших в это время Керкинитиду с Херсонесом. С конца II века эти здания прекращают свое существование; в верхнем слое западного здания заметны следы пожара и разрушения (Отчет, стр. 25). Вместе с этим исчезает и херсонесский импортный материал. Разрушение и исчезновение зданий IV—II веков, очевидно, связано было с окончательным переходом Керкинитиды в руки скифов (поход Диофанта дал лишь эфемерные результаты). Калос-Лимен, как известно, вообще не был взят в это время и оставался в руках скифов.
Углубление раскопок на месте западного здания ниже его уровня обнаружило стены более раннего сооружения (Отчет, стр. 9 сл.). В отличие от позднейших домов, пол этого раннего здания не мощеный, а глинобитный. Наружные стены здания сложены из обработанных, но не рустованных каменных плит. Нижнее здание перегородкой разделено на два особых помещения. В южном помещении находился очаг (Отчет, стр. 12). Стены нижнего здания сохранились на всем протяжении до определенной одинаковой высоты в 0,4 м. По-видимому, они были специально выравнены и послужили фундаментом для последующего здания. Восточная стена первоначального здания в северной своей части перекрыта была лестницей, ведшей в подвальное помещение (Отчет, стр. 11—12).
«Четко выраженный слой» остатков раннего здания не менее определенно датируется и на основании обнаруженного в этом слое вещественного материала. «Преобладающее число находок из раннего здания Керкинитиды относится к рубежу VI и V веков до н. э. В верхних слоях насыпи, наполнявшей южное помещение, встречались находки керамики конца V и начала IV веков до н. э. Надо полагать, что раннее здание Керкинитиды, в соответствии с сопровождавшими его открытие находками,
_____
1. Краткий отчет о раскопках 1952 г. см. КСИИМК, вып. LVIII, стр. '63—72.|Я пользовался подробным рукописным отчетом, любезно предоставленным мне руководительницей раскопок М. А. Наливкиной (Архив ИИМК, Арх. ком., № 959). На этот отчет и будут делаться дальнейшие ссылки.
[39]
возникло в самом конце VI века до н. э. или на рубеже VI—V веков до н. э. и просуществовало, по крайней мере, до середины IV века до н. э.» (Отчет, стр. 15—16), т. е. до времени установления связей Керкинитиды с Херсонесом.
Поскольку сам Херсонес основан был лишь в последней четверти V столетия, факт существования Керкинитиды в течение V века исключает возможность рассматривать ее как колонию Херсонеса. В то же время керамика и другой вещественный материал, обнаруженный в этом слое, вполне определенно свидетельствуют о связях Керкинитиды этого раннего времени с Ионией, прилегающими островами и Аттикой. Среди керамики преобладали прежде всего обломки пухлогорлых хиосских амфор. Рядом с хиосскими амфорами встречались обломки ионийских светильников и простой ионийской керамики, также фрагменты черно-фигурных и черно-лаковых сосудов конца VI — начала V веков до н. э. (Отчет, стр. 13 сл.).
К востоку от рассмотренного здания, в южной части раскопа, обнаружена стена, лежавшая на 0,5 м ниже уровня стен другого, позднейшего дома IV века до н. э. и также, очевидно, принадлежавшая к какому-то относящемуся к более раннему времени строению (Отчет, стр. 29). Вещественный материал, найденный в слое ниже домов IV—III веков до н. э. на всем протяжении раскопа в центральной и восточной части, оказался совершенно тождественным с вещественным материалом нижнего здания в западной части раскопа — пухлогорлые хиосские амфоры и обломки ионийской керамики; в центральной части раскопа найдены фрагменты терракотовой статуэтки сидящей богини, по характеру глины и по стилю также близкой к изделиям ионийских центров (Отчет, стр. 16—17).
В слое ниже раннего греческого здания обнаружены обломки серой и черной лепной от руки и лощеной керамики с простым орнаментом в виде ромбиков и треугольников, заполненных пастой (Отчет, стр. 9), что свидетельствовало о существовании здесь до возникновения греческого города более раннего догреческого поселения.
Тот же результат дает и раскоп III (Отчет, стр. 30 сл.). И здесь были вскрыты как позднейшие здания IV—III веков до и. э. в северной части раскопа, так и несомненные следы здания более раннего времени; именно в южной части раскопа обнаружены стены, по характеру кладки напоминающие кладку стен раннего здания из раскопа II; к более раннему времени относится и стена, открытая в восточной части раскопа III. Принадлежность этих стен к более раннему времени подтверждается и находимыми вблизи них вещами, совершенно аналогичными с вещественным материалом ранних слоев раскопа II.
Результаты раскопов II и III свидетельствуют, таким образом, не только о существовании греческого города, начиная с рубежа VI и V веков до н. э., но и о перемене, происшедшей во второй половине четвертого столетия как в облике, так и во внешних связях Керкинитиды. «Комплекс находок, обнаруженных в раннем доме в 1952 году, говорит о торговых связях города с Хиосом, Фасосом и с Аттикой, прослеживаемых с самого его возникновения» (Отчет, стр. 16). Только во второй половине IV столетия связи с Ионией прекращаются и устанавливаются не менее тесные и устойчивые связи с Херсонесом.
С установлением факта существования греческого поселения в Керкинитиде еще с конца VI столетия отпадает и спорный вопрос о местонахождении упоминаемой Гекатеем и Геродотом Керкинитиды, которую, как сказано, без достаточного основания искали вне Крымского полуострова, к северу от перешейка. Если свидетельство Гекатея (в передаче Стефана
[40]
Византийского) совершенно неопределенно и неконкретно, то у Геродота, напротив, мы находим достаточно точное определение местоположения упоминаемой им Керкинитиды. Геродот говорит о Керкинитиде (Керкинитиде, как он ее называет) дважды. В одном месте (IV, 55) он говорит, что река Гипакирис, при устье которой находится город Каркинитида, оставляет Гилею и Ахиллов Бег справой стороны. Хотя это указание и недостаточно определенно, однако, уже оно исключает возможность искать Каркинитиду Геродота вне Крымского полуострова. Другое свидетельство Геродота (IV, 99) определяет местоположение Керкинитиды гораздо более точно. «Старая Скифия, обращенная [одной стороной] к югу и [другой] к северу [«к ветру Ноту»), простирается от Истра до города, называемого Керкинитидой. Следующую за этим городом, прилегающую к тому же морю гористую и выступающую в Понт страну занимает народ тавров до так называемого сурового полуострова [имеется в виду Гераклийский полуостров.— А. Г.]». Поскольку Геродот говорит здесь о том, что область тавров, следующая за Керкинитидой, прилегает к тому же морю, в данном случае может иметься в виду только море к западу от Крымского полуострова, а никак не к северу от Керкинитского залива. Поскольку в то же время Геродот указывает, что к югу от Керкинитиды лежала вдающаяся в море гористая область, заселенная таврами, он вполне определенно имеет в виду южную, горную часть Крымского полуострова.
Теперь, как видим, само по себе достаточно определенное сообщение Геродота вполне оправдывается данными последних раскопок и в то же время, со своей стороны, служит литературным свидетельством, подтверждающим факт существования греческого города па месте Керкинитиды еще в течение V столетия.
Установленный на основании результатов раскопок Евпаторийского отряда 1952 года факт существования Керкинитиды в течение всего V столетия совершенно изменяет всю картину начальной истории этого города и его взаимоотношений с Херсонесом. Прежде всего приходится отказаться от взгляда, что Каркинитида представляла собой колонию Херсонеса. Возникнув в конце VI века до н. э., т. е. почти за сто лет да основания самого Херсонеса, Керкинитида с самого момента своего возникновения устанавливает тесные связи с греческой метрополией и сохраняет эти связи до второй половины IV века до н. э. Такая тесная и продолжительная связь с Ионией не оставляет сомнений в том, что Керкинитида возникла, по всей вероятности, как небольшая ионийская колония или фактория. С другой стороны, смена вещественного материала во второй половине IV века до н. э. и вытеснение ионийского импорта херсонесским, равно как и импортом дружественных Херсонесу городов Южного Причерноморья — Гераклеи и Синопы, не менее определенно свидетельствуют об установлении именно с этого времени зависимости Керкинитиды от Херсонеса. Вскоре после установления зависимости от Херсонеса была сооружена оборонительная стена, остатки которой были обнаружены к северу, западу и югу от центральной части городища.
Овладев Керкинитидой и получив таким образом опорный пункт на западном побережье Крымского полуострова, херсонесцы после этого распространяют свое влияние в северном направлении, основав вдоль северо-западного берега, к которому примыкали плодоносные степные пространства Крыма, ряд укрепленных пунктов, в том числе наиболее крупный из этих центров — Калос-Лимен. К числу таких первоначально греческих (херсонесских) опорных пунктов (захваченных впоследствии скифами) принадлежали, по-видимому, городища близ селений Беляус и, может быть, Поповка (?),к югу от Донузлакского озера, и караджинское
[41]
городище близ селения Оленевки на морском берегу к северу от Донузлакского озера 1.
В Калос-Лимене херсонесцы утвердились позднее, нежели в Керкинитиде, причем, в отличие от Керкинитиды, этот пункт, по-видимому, впервые был основан именно ими. Никаких следов существования на месте Калос-Лимена более раннего города, пока по крайней мере, не обнаружено. Первоначальные раскопки, произведенные в Калос-Лимене Л. А. Моисеевым в 1929 году, обнаружили часть оборонительной стены. В 1934 году обследование Калос-Лимена произведено было П. Н. Шульцем. Им была зачищена стена, раскопанная Моисеевым, причем «зачистка показала, что стены возведены во второй половине IV века до н. э., неоднократно подправлялись и окончательно разрушены в позднеэллинистическое время» 2. Хотя Щульц и датировал оборонительную стену второй половиной IV столетия, однако более систематические раскопки, производившиеся здесь Евпаторийским отрядом под руководством М. А. Наливкиной в 1948 и 1950 годы, показали, что время основания Калос-Лимена должно датироваться либо самым кондом IV, либо началом III века до н. э. Произведены были три раскопа, причем установлены были три строительных слоя: средневековый, первых веков и эллинистический, III—II века до н. э. Слой нашей эры носит чисто варварский характер, в эллинистическом слое определенно выражены черты греческого города. При раскопах вскрыто несколько зданий со стенами частично из рустованного камня и с каменным полом из больших хорошо пригнанных друг к другу плит. Судя по сопутствующей керамике, все эти здания относятся к III веку до н. э. К III — II векам до н. э. относится и вещественный материал — терракотовые статуэтки, керамические клейма из Херсонеса, Родоса, Фасоса. Вещей IV века до н. э. совершенно не было обнаружено, и это заставляет предполагать, что основание Калос-Лимена имело место или в самом конце IV, или в начале III века до н. э. 3
Уже с этого раннего времени, однако, херсонесцы не владели западным побережьем Крымского полуострова на всем его протяжении. Одновременно к морскому берегу выдвигаются скифы, сооружающие здесь ряд укрепленных, пунктов, вклиненных между херсонесскими укреплениями. Возникновение этих скифских укрепленных пунктов относится к тому же или, быть может, к немного более позднему времени, нежели занятие западного побережья херсонесцами. Об этом свидетельствует подъемный вещественный материал, обнаруженный во время обследования этих пунктов Евпаторийским отрядом под руководством П. Н. Шульца в 1948 году. Все обследованные экспедицией скифские «селища и городища в нижних своих горизонтах дают находки III века до н. э., в верхних — III— IV веков н. э.» 4. При этом, как отмечается далее в том же отчете, «вся система скифских укрепленных пунктов, селищ и зольников возникает более или менее в одно время» (там же). Не имея возможности вытеснить херсонесцев с западного берега моря, скифы на первое время вынуждены были ограничиться сооружением наблюдательных укрепленных пунктов, в отличие от греческих поселений, не вблизи удобных гаваней и бухт, но на известном расстоянии от берега, на возвышенных местах. Все эти скифские селища носят определенный характер военно-сторожевых пунктов, охранявших
_____
1. П. Н. Шульц, Евпаторийский район, стр. 270; он же, Отчет о работах Евпаторийского отряда в 1948 г., стр. 19—20 и 39.
2. П. Н. Шульц, Евпаторийский район, стр. 269—270.
2 М. А. Наливкина, Основные итоги работы Евпаторийского отряда, КСИИМК, XLV (1952), стр. 116—118.
4. П. Н. Шульц, Рукописный отчет за 1948 г., стр. 42.
[42]
морские границы скифской территории и имевших целью не допустить распространения херсонесцев вглубь полуострова.
Враждебные столкновения между херсонесцами и скифами можно проследить на примере городищ близ Поповки и, в особенности, вблизи Беляуса, где скифские поселения возникают на месте первоначальных греческих пунктов. Скифы распространились и к югу от Керкинитиды. Уже в III веке до н. э. в районе местечка Каратобе на береговом пути из Херсонеса в Керкинитиду существовало скифское поселение. Впоследствии, когда с оформлением скифского государства дело дошло до более крупных военных столкновений, скифы выдвинулись к морю значительно ближе к самому Херсонесу, основав в устье реки Альмы сильную крепость — Хебеи 1.
Результаты последних археологических раскопок, совершенно по-новому освещающие историю распространения херсонесцев вдоль западного побережья Крымского полуострова, проливают вместе с тем новый свет и на известную херсонесскую присягу и делают необходимым новое переосмысление ее содержания.
До настоящего времени именно обстоятельства возникновения херсонесской присяги составляли загадку для исследователей. Только издатель текста присяги В. В. Латышев видел в ней обычную, не связанную ни с какими особыми событиями гражданскую присягу, приносимую жителями греческих полисов 2. Остальные исследователи, специально или попутно касавшиеся вопроса о херсонесской присяге, рассматривали ее как особый акт, поводом для которого послужили политические события, причем такого повода искали обычно прежде всего в событиях внутренней жизни города. Уже А. Семенов, писавший вскоре после опубликования текста присяги, высказал предположение, что присяга возникла в результате победы демократических элементов над олигархами 3. В рецензии на первое издание надписей Северного Причерноморья (1901 год) Ф. Ф. Соколов также обращал внимание на то, что «многие выражения акта показывают, что, в момент его возникновения, в Херсонесе Таврическом были значительные внутренние политические потрясения, была борьба партий, междоусобная война»; в термине «састер» Ф. Ф. Соколов склонен был видеть специальное должностное лицо, избранное в связи с этими внутренними потрясениями 4.
С. А. Жебелев посвятил вопросу о херсонесской присяге специальную статью 5. В этой статье он показывает прежде всего, что херсонесская присяга не имела ничего общего с присягой, приносимой афинскими эфебами, с которой сопоставлял ее В. В. Латышев. Приводя в качестве более близких и подходящих к данному случаю примеры гражданских присяг городов Дрера и Итана, составление которых обусловлено было специальными обстоятельствами, Жебелев приходит к «несомненному выводу», что «во время, ближайше предшествовавшее опубликованию присяги, в Херсонесе была произведена попытка совершить государственный переворот, направленный в сторону ниспровержения демократического строя и замены его иным строем, притом скорее тиранией, чем олигархией» (стр. 920). В пользу этой последней точки зрения Жебелев склоняется, имея в
_______
1. См. А. И. Т ю м е н е в, Херсонесские этюды, IV, ВДИ, 1950, № 2, стр. 50.
2 В. В. Латышев, Присяга херсонесцев, MAP, №9 (1892) Ποντιχἰ, стр. 149; ср. его же возражении Семенову, MAP, № 17, (1895)= ПОУТОСЗ, стр. 161. Эту точку зрения разделяет с В. В. Латышевым Диттенбергер, там же, примечание к слову ομνῦω.
3. A. Semenoff, Zum Biirgereid der Chersonesiten, «Blatter fur das Gymnasialschulweseu», XXX (1894), стр. 204.
4. Ф. Ф. Соколов, Труды, СПб., 1910, стр. 640.
5. С. А. Жебелев, Херсонесская присяга, ИАН ООН, 1935, стр. 913—939.
[43]
виду пример метрополии Херсонеса Гераклеи, где в течение долгого времени удерживался тиранический образ правления (стр. 921).
Мысль С. А. Жебелева о возможном влиянии примера Гераклеи на внутриполитическую обстановку Херсонеса переняла и развила Е. И. Леви, причем она пыталась уточнить и установить более конкретные обстоятельства, приведшие к составлению херсонесской присяги 1. Связывая эти события с изгнанием из Гераклеи в 281 году до н. э. македонского ставленника Гераклида, Е. И. Леви допускает возможность, что Гераклид со своими сторонниками явился в Херсонес и пытался произвести здесь антидемократический переворот. Не входя в критику гипотезы Е. И. Леви по существу, достаточно заметить, что эта гипотеза исключается новыми археологическими данными, рисующими совершенно иную картину возникновения херсонесской присяги, вне зависимости от каких- либо внутриполитических событий.
Примыкая точно так же к Жебелеву, и К. Э. Гриневич признает непосредственным поводом к составлению херсонесской присяги «острые классовые битвы», притом происходившие не только в самом Херсонесе, но, по его предположению, и в зависимых от Херсонеса городах, в частности в Калос-Лимене 2. Точку зрения С. А. Жебелева разделяет, наконец, и Г. Д. Белов, автор лучшей и пока, в сущности, единственной специальной монографии по истории Херсонеса 3.
Если нельзя не согласиться с предположением, что херсонесская присяга не являлась собственно гражданской присягой обычного типа и что составление ее было обусловлено какими-то особыми обстоятельствами, то для того, чтобы судить о том, что это были за обстоятельства, до настоящего времени не было никаких сколько-нибудь достаточных данных, хотя уже самый текст присяги, в которой шла речь не столько о внутренних потрясениях, сколько о внешних владениях Херсонеса, показывал, что, вопреки общепринятому мнению, причины издания присяги следовало искать скорее во внешнеполитических условиях, нежели в условиях внутренней жизни города. Только в настоящее время результаты новых археологических открытий дают возможность совершенно по-иному осветить как обстоятельства возникновения херсонесской присяги, так и содержание самого текста присяги. Сопоставление содержания присяги с новыми археологическими данными наводит на мысль, что непосредственным поводом для издания присяги служила именно внешнеполитическая обстановка, сложившаяся на рубеже IV и III веков до н. э. Так, вряд ли случайно то обстоятельство, что издание херсонесской присяги хронологически очень близко совпадает со временем распространения влияния Херсонеса вдоль западного побережья Крымского полуострова.
Овладение Керкинитидой, судя по обнаруженному вещественному материалу, имело место во второй половине IV столетия, быть может, в последние десятилетия этого столетия. М. А. Наливкина, как мы видели, определяла время существования раннего здания в Керкинитиде «по крайней мере, до середины IV века до н. э.» (см. выше, стр. 40). Остальные укрепленные пункты, сооруженные херсонесцами для обеспечения обладания Керкинитидой, возникают еще позднее. Второй, более значительный, принадлежавший Херсонесу на западном берегу населенный пункт — Калос-Лимен основан был уже на рубеже IV и III веков до н. э., возможно, в начале III века до н. э., поскольку найденный в нем вещественный материал
_____
1. Е. И. Леви, К вопросу о датировке херсонесской присяги, СА, IX (1947), стр. 89—100.
2. К. Э. Гриневич, Городище «Прекрасная гавань» в свете новейших данных, ВДИ, 1949, № 1, стр. 156.
3. Г. Д. Белов, ук. соч., стр. 67.
[44]
не восходит ранее этого времени. К тому же времени относится и выдвижение скифов к морскому берегу и начало их враждебных отношений с Херсонесом.
Если таким образом, занятие херсонесцами западного берега Крыма затянулось до начала III века до н. э., если, вместе с этим, с того же времени возникают враждебные отношения со скифами, если, с другой стороны, мы вспомним, что и составление херсонесской присяги относится к первым десятилетиям III века до н. э., т. е. к годам, непосредственно следующим за основанием Калос-Лимена, фактом, которым завершилась колонизация херсонесцами западного побережья Крыма, то связь между этими двумя фактами напрашивается сама собой. Составление присяги и имело, по всей вероятности, своею целью, учитывая изменившееся положение Херсонеса и факт приобретения им внешних владений, закрепить этот факт, обязывая граждан всеми силами оборонять вновь приобретенные внешние владения.
Не только сопоставление хронологических дат, но и ближайший анализ текста самой присяги не менее определенно свидетельствует о том же. Даже при поверхностном чтении текста присяги нетрудно убедиться, как уже сказано, что для того, чтобы искать поводов к составлению специальной присяги в обстоятельствах внутренней политической жизни города и в борьбе политических партий, она не дает никаких оснований. В самом содержании присяги вопросы внутриполитической жизни затрагиваются очень мало и лишь мимоходом. Обязательство не нарушать демократический строй стоит на втором месте (стк. 13 сл.) и не только не занимает в присяге того места, какое оно должно было бы занимать, если бы возникновение присяги было связано с какими-либо внутренними потрясениями, но упоминается лишь попутно, в связи с осложнениями во внешнеполитической жизни города. Точно так же и в дальнейшем содержится обязательство не вступать в заговор против общины херсонеситов (χατἄ τοὖ χοινοὖ τὦν χερσονασιτἄν) (стк. 36 сл.), т. е. имеется в виду, собственно, не выступление против существующего государственного строя, но преступление и предательство в отношении всей херсонесской общины в целом, выражающиеся прежде всего в измене и переходе на сторону внешних врагов. В центре внимания составителей присяги находились прежде всего вопросы не внутренней, но внешней политики. Текст присяги начинается с обязательства не предавать ни самого Херсонеса, ни его внешних владений — ни Керкинитиды, ни Калос-Лимена, ни прочих укрепленных пунктов, ни остальной территории, которой херсонесцы владеют или владели, ни эллину, ни варвару, но охранять их для народа херсонеситов. При этом о ненарушении демократии упоминается только попутно в связи с обязательствами по охране внешних владений Херсонеса. Такое попутное упоминание о ненарушении демократического строя и о врагах и предателях, находящихся внутри самого города, представляется вполне естественным и легко объяснимым, если принять во внимание, что в древней Греции этого времени всякие внешние осложнения сопровождались обострением внутренней борьбы партий и попытками противников существующего строя войти в сношения с внешними врагами. В этом отношении показателен весь контекст иадписи, поскольку как в начальной, так и в последующей частях ее идет речь о предательстве и о переходе на сторону внешних врагов.
В пользу того, что в центре внимания составителей присяги стояла не какая-либо особая политическая обстановка, сложившаяся в самом Херсонесе, но именно специальный интерес к внешним владениям, говорит и тот факт, что текст присяги в своей заключительной части сно-
[45]
ва возвращается к внешним владениям в связи с воспрещением вывоза хлеба с «равнины» (ἄπο τοὖ πεδἰου) (стк. 47 сл.), т. е. именно с плодоносных степных пространств западного побережья Крымского полуострова: присягающий обязуется не вывозить и не продавать хлеб, вывозимый с равнины, ни в какое другое место, кроме Херсонеса (стк. 47 сл.). Из того внимания, какое уделялось такому, казалось бы, частному и специальному вопросу, как вывоз хлеба «с равнины» 1, можно видеть, насколько заинтересованы были жители Херсонеса в обладании плодоносными землями степного Крыма для обеспечения города хлебом 2, что и нашло себе отражение в тексте присяги 3.
В тексте присяги называются и те враги, против которых должно было защищать херсонесские владения. Это, с одной стороны, варвары, с другой — эллины. Варварами, поскольку речь в присяге шла о владениях на западном берегу Крымского полуострова, могли быть только скифы. Но кто были те эллины, о которых идет речь в присяге? Уже Е. И. Леви высказала мысль, что под эллинами не могли иметься в виду жители самого Херсонеса, хотя эту правильную саму по себе мысль она мотивировала малоубедительными соображениями 4. Херсонесцы, говоря о своих согражданах, не называли их эллинами по той простой причине, что в этом случае они употребляли более конкретные обозначения, именно Χερσονασιται, точно так же, как и афиняне называ-
_____
1. В том, что «равнина» (πεδἰον) означала внешние владения Херсонеса на западном берегу Крымского полуострова, согласны и В. В. Латышев, Ποντιχἄ, стр. 156, и С. А. Жебелев, ук. соч., стр. 925 сл. Оба исследователя признают также ограниченность территории этих владений Херсонеса, причем С. А. Жебелев осторожно замечает, что «значительная часть равнины все же принадлежала скифам-земледельцам. Как велика была эта часть, можно было бы определить лишь в результате проведения археологического обследования всей раввины, при котором важно было бы установить остатки греческих и скифских поселений». Высказывая эти пожелания, акад. С. А. Жебелев имел, очевидно, в виду начавшиеся ко времени на печатания его статьи обследования городищ западного побережья Крымского полуострова, обследования, которые, как мы видели, подтвердили факт ограниченности херсонесских владений в этом районе. В другом месте тон же статьи акад. С. А. Жебелев высказывает пред-положение, что под χὦρα херсонесской присяги, в противоположность πεδἰον, «приходится разуметь скорее всего так наз. Гераклейскпй полуостров» (ук. соч., стр. 916). С таким толкованием, однако, никак нельзя согласиться, хотя бы уже по одному тому, что Гераклейский полуостров составлял основную, а уж никак не «остальную» часть принадлежавшей Херсонесу территории (ср. τας άλλας χὦρας). В то же время в самом тексте присяги χὦρα нигде не противопоставляется πεδἰον как особая часть херсонесской территории, а в данном месте, где перечисляются владения Херсонеса, вообще не упоминается. Слово χὦρα употреблено при этом не в качестве указания определенной конкретной части херсонесских владений, но в более широком и менее определенном значении — в значении остальной принадлежавшей Херсонесу территории. Χὦρα, таким образом, по существу, представляет понятие, охватывающее всю принадлежавшую Херсонесу территорию, в частности в том числе и πεδἰον.
2. Предположение акад. Жебелева (ук. соч., стр. 926 — 927), что обязательство- вывозить хлеб с равнины только в Херсонес имело своей целью монополизировать хлебную торговлю в руках государства, маловероятно, поскольку Херсонес никогда не был центром хлебного вывоза в, напротив, жители его сами нуждались в привозном хлебе. Очевидно, их нужду в хлебе и предполагалось прежде всего удовлетворить вывозом с «равнины».
3. Забота об обеспечении жителей Херсонеса хлебом вполне понятна, поскольку Гераклейский полуостров, занятый по преимуществу виноградниками и лишь в значительно меньшей степени зерновыми посевами, очевидно, для прокормления населения был недостаточен.
4. Обосновывая свою точку зрения, Е. И. Леви исходит из предположения, будто греки колоний в результате их соприкосновения с варварами уже не могли считать себя эллинами (ук. соч., стр. 96), против чего говорит хотя бы факт тесных связей, существовавших между жителями Херсонеса и главными эллинскими святилищами Дельфамп и Делосом, см. А. Тюменев, Херсонесские этюды, II, ВДИ, 1938, № 2, стр. 265 сл.
[46]
ли своих сограждан 'Αθηναἰοι, а не Ελληνες. В качеств «эллинов», таким образом, в присяге, очевидно имеются в виду греки нехерсонесского происхождения. Только в свете последних археологических открытий становится совершенно ясным, кто могли быть эллины, посягавшие на целостность владений Херсонеса. Это были, прежде всего, те эллины, которых херсонесцы вытеснили из Керкинитиды и прилегающей к ней территории. Вместе с этим становятся понятными и те взаимоотношения, какие существовали между этими эллинами и варварами, поскольку те и другие одинаково были заинтересованы в том, чтобы вытеснить херсонесцев с западного побережья Крымского полуострова.
[47]
Тюменев А.И. Херсонесские этюды. VI. Херсонес и Керкинитида. // «Вестник древней истории», 1955, № 3(53), с. 37-47.