Анкара (Овчинников, 1990)

Анкара. Лишь небольшая часть ее сохранила в своем облике черты Турции времен Османской империи. Мы карабкались по узким кривым переулкам старой крепости. На порогах жилищ сидели женщины в шароварах. Среди развешанного между домами белья на каменной кладке стен можно было увидеть византийские надписи. А в крепостные башни были вмурованы мраморные плиты с барельефами — правда, человеческие лица на них были изуродованы фанатичными приверженцами ислама.

С вершины горы Алтындаг открывается вид на Анкару. В старых районах города теснятся друг к другу приземистые домики с четырехскатными черепичными крышами. А новый современный центр Анкары резко выделяется контурами высотных зданий, прямой чертой бульвара Ататюрка, зеленым пятном молодежного парка. С горы Алтындаг четверть часа ходьбы до центральных кварталов Кызылай — Красного полумесяца. Там большие магазины, много людей на широких тротуарах. Город выглядит не менее нарядным и европейским, чем Бухарест или София.

В 30-х годах, во времена Ататюрка, слово «европеизация» было в Турции таким же ходовым, как у нас «пятилетка». Еще тогда турки начали создавать государственный сектор, возводить преграды против иностранных монополий. Но пример Турции дает повод задуматься: всегда ли наличие государственного сектора невыгодно для частных предпринимателей? Разве они внакладе от того, что государство берет на себя самые капиталоемкие отрасли экономики, такие как транспорт, энергетика, металлургия? А получая электроэнергию, горючее, уголь и сталь по твердым государственным ценам, частники могут получать высокие прибыли, вкладывая деньги в легкую промышленность, в сферу обслуживания — туда, где затраты быстро окупаются. Стремление Ататюрка европеизировать Турцию не прошло бесследно. Но странное чувство испытываешь, когда движешься навстречу уличной толпе. В Анкаре порой кажется, что ты находишься где-нибудь в Баку или Алма-Ате. И чувство это еще острее испытываешь на окраинах.

Видишь женщин, совсем по-нашему повязавшихся косынками. Видишь мужчин в кепках и пиджаках. Здесь, в Турции, в отличие от Рангуна или Коломбо западная, европейская, одежда давно перестала быть свидетельством определенного социального положения, образования, уровня доходов. Подобно Петру Великому, Кемаль Ататюрк просто-напросто запретил национальный костюм у мужчин. На женщин этот запрет не распространялся. Однако западная, европейская, одежда всячески поощрялась. Уже на протяжении жизни нескольких поколений она перестала ощущаться как нечто чуждое, привнесенное извне. Так что тракторист в Анатолии, как и на Северном Кавказе, чаще всего будет одет в пиджак и кирзовые сапоги. А феску или шаровары здесь увидишь не чаще, чем черкеску в Нальчике.

Поразительно, насколько люди на улице не похожи на тот образ традиционного турка, которого изображали когда-то на папиросных коробках. Здесь много голубоглазых, русоволосых. Много людей со славянскими чертами лица. По старой крепости нас водил мальчуган тринадцати лет. Рыжий, веснушчатый, сероглазый. Ничем не похожий на наших кавказцев или жителей Средней Азии. Мне бросилось в глаза другое — сдержанность людей, особенно заметная в сравнении с Индией, где все жестикулируют, бурно выражают свои чувства. Здесь нет, однако, и пассивности, расслабленности, присущей таким странам, как Бирма или Шри-Ланка, где сама природа, что называется, на подносе предоставляет человеку блага жизни.

Большим престижем пользуется у турок военная профессия. Видимо, сказывается наследие Османской империи. Кстати сказать, во время войны в Корее турецкая бригада была самым боеспособным соединением среди натовских союзников США.

На улицах Анкары я нередко испытывал то же чувство, что и в Кашмире. Здесь на первый взгляд отсутствовала экзотика далеких стран. Да и большинство многоэтажных домов, построенных после 30-х годов, своим обликом напоминают наши новостройки. И все-таки близость Средиземноморья, соседство с Ближним Востоком нет-нет да и напомнит о себе. Мальчики из кофеен разносят на медном подносе чашечки кофе. Чистильщики сапог восседают у входов в универмаги со своими средневековыми ящичками. Вокруг звучит незнакомый язык, совершенно не похожий на европейские. Но порой в нем неожиданно встречаешь давно вошедшие в наш обиход слова: балык, сарай, кушак. Весьма часто встречается здесь и слово «дурак». Впервые я с удивлением обратил на него внимание еще по дороге из аэропорта. Среди безлюдной степи стоял, ожидая неведомо чего, человек. А рядом с ним на столбике был укреплен щит с надписью «дурак». Оказалось, что «дурак» по-турецки означает «остановка».

Посмеялся, а потом забыл об этом. Но пришлось вспомнить еще раз, причем самым неожиданным образом. Заказал в гостинице такси, чтобы поехать в центр города. Водитель не понимал ни слова ни на одном иностранном языке. Пришлось показывать ему рукой: прямо, налево, направо. А вот самого, казалось бы, общепонятного слова «стоп» таксист никак не хотел понимать. И вот туту меня в сердцах вырвалось слово «дурак». Услышав его, водитель послушно остановил машину.

Здесь цитируется по изд.: Овчинников В.В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1990, с. 193-195.