Тегеран (Овчинников, 1990)

ТЕГЕРАН — смрадный, забитый автомашинами город, не имеющий собственного архитектурного лица. Как и многие другие столицы Азии, Африки, Латинской Америки, он — жертва своего нездорового роста. Не успев стать благоустроенным городом, Тегеран изведал все побочные отрицательные последствия урбанизации. В силуэте Тегерана появились первые небоскребы. Но общепризнанного городского центра в нем так и не сложилось. Столица разрослась на пологом склоне. Более состоятельные люди селятся повыше, в северном предместье, тогда как южные пригороды представляют собой азиатские трущобы. Почти нет зелени. А из-за жары и загазованности воздуха ходить по улицам почти невозможно. Именно в Тегеране, где мне довелось бывать еще при шахе, я до конца осознал значение такого экономического показателя, как уровень паразитического потребления правящих классов. Если в послевоенной Японии этот показатель сравнительно низок, что явилось одной из скрытых пружин сделанного страной рывка, то в шахском Иране он был, напротив, непомерно высок.

Бросалось в глаза, что на любом официальном приеме куда более светской и холеной, чем иностранные дипломаты, выглядела элита местного общества. Тут можно было встретить не просто богатых людей, а людей, чье личное состояние считалось бы в Европе поистине сказочным. А некоторые жительницы Тегерана демонстрировали в обществе такое количество драгоценностей, какого не увидишь на приеме у английской королевы. Шах пытался покончить с феодализмом путем реформ, дарованных сверху. Когда у помещиков изымали излишки земли и распределяли ее между крестьянами, землевладельцы вместо выкупа получали акции промышленных компаний. Суть аграрной реформы, которую проводил шах, состояла в том, чтобы насильственно заставить феодалов участвовать в индустриализации страны.

Шах считал, что пожалованная сверху «белая революция» создаст общество социальной справедливости, а миллиарды долларов, полученные от экспорта нефти, позволят Ирану стать Японией Среднего Востока. В действительности же реформы ударили по сельской бедноте, мелким ремесленникам, торговцам. Нужда погнала многие миллионы людей в города. И страна, которая веками обеспечивала себя продовольствием, оказалась больше чем наполовину зависимой от импорта зерна.

Иранцы — потомки жизнелюбивых огнепоклонников. Пожалуй, сама природа этой страны научила ее обитателей умению вкушать радости жизни. Когда летишь над Ираном, видишь внизу безводную рыжую пустыню, на которой кое-где белыми пятнами выступает соль. Пустыня эта к тому же перегорожена несколькими горными кряжами, более высокими, чем Альпы. Занимая территорию в полтора миллиона квадратных километров, Иран долгое время не был единым экономическим организмом. Очаги хозяйственной жизни являлись отдельными, почти не связанными друг с другом островками.

Национальная черта иранцев — это умение стать спиной к пустыне, которая постоянно напоминает о своем присутствии, и создать для себя как бы микромир оазиса. Персидская поэзия основана именно на этой жизненной философии. Находясь рядом с журчащим ручьем, человек подсознательно всегда помнит о соседстве безжизненной пустыни.

Овчинников В.В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1990, с. 180-182.