Восточная Испания в мезолитический период

Совершенно особенное место среди памятников культуры мезолитического населения Европы занимают наскальные изображения испанского Леванта.

Росписи Леванта не раз привлекали внимание археологов, в недоумении останавливавшихся перед загадкой их происхождения и возраста. Однако эти проблемы всё ещё остаются по существу до конца неразрешёнными, а значение росписей Леванта в истории первобытного искусства до сих пор не выяснено полностью и не оценено по достоинству. Между тем эти памятники по-своему не менее значительны, не менее важны для изучения истории первобытного человечества, чем прославленные верхнепалеолитические пещерные росписи, о которых шла речь выше.

Росписи Леванта распространены в определённом, чётко ограниченном районе — вдоль восточного и южного побережья Пиренейского полуострова, от Лериды на севере и до Кадиса на юге. В настоящее время известно около сорока таких местонахождений, включающих не менее семидесяти отдельных ниш и навесов с изображениями.

Наскальные росписи испанского Леванта поразили внимание исследователей своим необычным стилем и богатым содержанием. Некоторые исследователи хотели видеть в них образцы искусства неолита или даже более позднего времени. Но против такого вывода свидетельствует наличие в тех же гротах более поздних схематических абстрактных рисунков, нанесённых на более древние.

Резко отличаясь от схематических изображений неолита и бронзового века, древние рисунки столь же определённо выделяются своими специфическими чертами на общем фоне палеолитического искусства. Более поздний, чем верхнепалеолитический, возраст этих изображений доказывается тем, что в той же области находятся пещеры с характерными росписями верхнепалеолитического типа, представленные такими выдающимися памятниками искусства ледниковой поры, как Ля-Пилета и Парпальо. О более позднем возрасте памятников испанского Леванта, несмотря на бесспорную связь с палеолитом, особенно в изображениях животных, свидетельствует и весь облик росписей. Ими представлено совершенно новое по духу и стилю искусство, совсем иной культурный мир. В них отражается иная жизнь, хотя и очень близкая к жизни людей ледниковой поры, но окрашенная совсем другим колоритом.

В отличие от палеолитических росписей, найденных в Испании и Франции, наскальные изображения испанского Леванта помещаются не в тёмной глубине коридоров и камер, а в небольших навесах и гротах. Резко отличаются они от палеолитических изображений и своими размерами. Вместо больших пещерных рисунков, часто равных по величине изображаемому животному— быку или дикой лошади, здесь господствуют миниатюрные фигуры, иногда совершенно незначительные по размеру. Человеческие фигурки, например, имеют в среднем высоту около 5—10 см. Фигуры животных тоже невелики: фигуры носорогов из Минатеды длиною, например, не более 14 см.

Различна и техника росписи. В отличие от авторов многоцветных палеолитических пещерных росписей, в особенности мадленских, древние художники Леванта употребляли, как правило, только чёрную или только красную краску. Их рисунки одноцветные. В редких, исключительных случаях они применяли два цвета, но и тогда не вместе, а по отдельности, закрашивая, например, всю фигуру человека красной, а только ноги чёрной краской.

Как и прежнее искусство, росписи Леванта полны жизненной силы. Но искусство это особое, качественно иного рода. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на охотничьи сцены. Животные мчатся здесь с бешеной скоростью. Они не просто бегут и прыгают, а как бы летят, распластавшись в воздухе всем своим телом, не прикасаясь копытами к земле, — настолько стремительно и неудержимо это движение. Такова, например, фигура разъярённого быка, преследующего охотника, из грота Куэва Ремигия в ущелье Гасулья (провинция Кастельон) или фигура горного козла, прыгающего на стрелка с высоты.

Те же черты характерны для изображения людей. Формы человеческого тола передаются в росписях Леванта столь же детально и столь же живо. Перед нашим взором на светлосером скалистом фоне мелькают десятки и сотни гибких, полных стремительной энергии человеческих тел, обычно обнажённых и всегда очерченных с той же изящной чёткостью, что и фигуры зверей. Некоторые из них, как и лучшие изображения животных, поражают своей экспрессией, острой выразительностью в передаче специфически характерных деталей и положений человеческого тела.

Подлинным шедевром первобытного искусства является, например, фигура стрелка в большой сцене сражения, изображённой на стопе одного из гротов ущелья Гасулья в провинции Кастельон. Маленькая красная фигурка стрелка полна одним стремлением, одним усилием, он весь в порыве и движении.

С такой же экспрессией переданы фигуры двух других стрелков (ущелье Гасулья), на этот раз направляющих свои стрелы в горного козла, прыгающего сверху. Оба человека показаны в одинаковой позе. Стрелки стоят, опираясь на одно колено, вытянув назад другую ногу и наклонив туловище вперёд, навстречу животному. Оба стрелка застыли на месте, затаив дыхание, крепко сжав руками лук и стрелу в ожидании решающей секунды, от которой, быть может, зависит не только судьба зверя, но и собственная жизнь охотников и участь ожидающих их в охотничьем лагере голодных жён и детей.

Но при всём том для подавляющего большинства человеческих изображений характерны уже черты далеко зашедшей стилизации и прежде всего своеобразного искажения, своего рода гиперболизации в передаче отдельных частей человеческого тела. Первое, что бросается в глаза при взгляде на эти изображения, — это непомерно узкое и длинное туловище, иногда имеющее вид прямого или слегка изогнутого стержня, как бы перехваченного в талии. В резком контрасте с этой узкой талией или стержневидным туловищем находятся непропорционально массивные и детально обрисованные ноги с толстыми выпуклыми икрами и большая округлая голова, часто с подробно вырисованными элементами головного убора. В ряде случаев стилизация доходит до того, что все члены фигуры, кроме головы, превращаются в узкие, полоски, которые, однако, как это ни удивительно, выразительно передают динамику человеческого тела и напряжение яростной борьбы. Такова, например, сцена схватки семи обнажённых воинов, изображённая тёмно-красной краской на куске скальной поверхности шириною около 90 см в навесе Морелья-ля-Велья (провинция Кастельон).

Наиболее высокого расцвета искусство Леванта достигает не в единичных, а в групповых изображениях. В этих изображениях оно оставляет далеко позади искусство палеолита. Достаточно одного беглого взгляда на росписи гротов Леванта, чтобы увидеть в них совершенно новую для первобытного искусства черту: здесь мы видим по преимуществу обширные многофигурные композиции повествовательного характера, строго продуманные, стройные сцены, в которых участвуют люди и различные животные, объединённые единством сюжета и действия. Каждый рисунок, каждая такая композиция представляет собой целый рассказ в красках, с конкретной фабулой, всегда пролизанной определённым чувством, всегда  эмоционально окрашенной.

На одной из больших композиций в ущелье Гасулья с удивительной правдивостью изображено, как одна группа воинов, вооружённых луками и стрелами, теснит другую. Справа — нападающие, слева — обороняющиеся. Фигуры нападающих показаны I? Стремительном движении. Они неудержимо мчатся вперёд, широко раскидывая на бегу ноги и осыпая своих врагов тучей стрел из туго натянутых луков. Среди их противников видны раненые, поражённые стрелами, извивающиеся от боли, но не сдающиеся врагу. На переднем плане виден авангард из четырёх стрелков, с отчаянным упорством сдерживающих напор противника.

На групповых рисунках обнаруживается устойчивый и характерный композиционный приём, свидетельствующий о том, что теперь возникает более ясное представление о глубине пространства. На росписи из Куэвы Ремигии группа людей стоит вверху, а внизу виднеется распростёртое тело человека, пронзённого стрелами. Этот человек находится, таким образом, впереди, на переднем плане, а поражающие его стрелами люди находятся позади, на заднем плане.

Искусству палеолита чуждо было то отношение к человеку, которое является наиболее характерной чертой левантийских росписей. Отношение это видно уже в общем характере обрисовки человеческого тела, настолько внимательной и детальной, что отсюда следует вывод о центральном месте человека в росписях Леванта. Такой вывод подтверждается и содержанием росписей, где в отличие от искусства палеолита люди, т. е. первобытнообщинный коллектив, повсюду занимают первое и главенствующее место. Люди как активная сила, определяющая ход событий, коллектив древних охотников как главное действующее лицо и подлинный герой художественного рассказа — таково основное содержание искусства Леванта.

Благодаря своему повествовательному характеру, детальности и точности, благодаря вниманию к образу людей наскальные изображения Леванта представляют замечательный по богатству материал для характеристики жизни населения Восточной Испании в то время.

Мы видим прежде всего на этих рисунках изображения самих людей, оставивших нам эти своеобразные сокровища первобытного искусства, их одежду или, чаще, заменяющие её украшения, их головные уборы и оружие. Мужчины представлены, как правило, в обнажённом виде. Лишь изредка, в отдельных случаях, на них короткие штаны, не достигающие даже колон. Зато всегда с особенной тщательностью, где это возможно, изображены такие детали, как бахрома или шнуры на поясе и у колен, составлявшие, должно быть, предмет особой заботы и гордости их обладателей. Нечто вроде такой бахромы или накидки из шнуров бывает заметно иногда и на плечах. Бахрома эта причудливо развивается во время бега. Подчёркивая быстроту движения, она придаёт мужским фигурам живописный и нарядный вид. Так же заботливо переданы во многих случаях головные уборы мужчин то из простых перьев, воткнутых в волосы, то в виде настоящей причёски в разных вариантах, начиная от симметрично обрамляющих голову локонов и кончая сложными сооружениями из туго завязанных лент или бантов. Женщины в отличие от мужчин одеты в длинные юбки, обычно колоколовидные, груди их обнажены.

Из росписей видно, что основным занятием людей, которыми эти рисунки создавались, была охота на диких животных, преимущественно на благородного оленя и крупных быков. На рисунках нередко изображены и фигуры горных козлов, кабанов, изредка на них видны дикие ослы, а в одном случае — даже два носорога.

С необыкновенной наглядностью изображены способы добычи диких животных, применявшиеся мезолитическими охотниками Леванта. На первом плане всегда находится фигура охотника, вооружённого луком. Лук, главное приобретение культуры мезолитического времени, является здесь основным оружием. Он представлен в двух видах. На одних рисунках лук имеет вид широкой и длинной дуги величиною с человека, если не более. Это простой лук, большой размер которого увеличивал силу его действия. Но известны и такие изображения луков, на которых отчётливо видна вогнутость по середине. Очень может быть, что эти луки относились уже к числу наиболее ранних луков сложной конструкции, рефлексирующих, т. е. изгибающихся в обратном направлении, когда их освобождали от тетивы. Стрелы тоже отличались друг от друга по форме наконечника и оперения. Их хранили в специальных, по-видимому, кожаных, колчанах. Вместе со стрелами употреблялись и метательные дротики. Целые пучки таких дротиков или стрел часто изображены в руках охотников и воинов. В охоте участвовали и собаки — единственное домашнее животное мезолитических племён Испании.

На одном рисунке в Куэве Ремигии изображена сцена выслеживания тремя охотниками горного козла. Внизу показано, как два охотника внимательно изучают следы зверя, изображённые с редкой тщательностью и наглядностью. Показано, что один из охотников оставил по дороге свой пучок стрел и походную охотничью сумку. Высоко вверху следы зверя закапчиваются, козёл встретил здесь третьего охотника, который и направил в него свою стрелу. В том же ущелье с особенной подробностью и силой изображена облава на кабанов.

Есть и такие охотничьи сцены, где как будто нарочно подчёркнуто, что охота была делом опасным и нелёгким. На одном из рисунков изображено, как разъярённый бык, вероятно только легко раненный торчащими в нём стрелами, скачет за убегающим охотником.

На всех многочисленных групповых рисунках ясно и определённо выступает коллектив первобытных, охотников, скреплённый тесными кровными и экономическими узами, узами совместного труда и борьбы с природой.

Несмотря на то, что в целом преобладают сцены с участием одних только мужчин, сцены охоты и войны, женщина появляется в рисунках Леванта вовсе не как случайный и второстепенный персонаж. Она занимает в них определённое и значительное место. В тех редких случаях, когда среди образов наскальных росписей появляются дети, они всегда связаны с женскими фигурами: мать и дитя неразлучны; дети принадлежат женщинам, как это и положено в условиях материнского рода и группового брака, где отцовство не играет той роли в общественных отношениях, какую оно играло позже. Одно изображение на фоне быков женщин, по-видимому, танцующих вокруг маленькой фигуры мужчины, указывает на обычную для времени господства материнского рода важную роль женщин в общинном культе, в магических обрядах привлечения животных под стрелы и копья охотников. Как свидетельствует этнография, всё это черты, свойственные тем обществам, где продолжают жить представления, сложившиеся в условиях материнского рода.

Об отношениях между отдельными общинами, не всегда дружественных, рассказывают рисунки, изображающие ожесточённые схватки и воинов, убегающих от преследователей. Особенно выразительна фигура бегущего воина в навесе Сан-Сальвадор в ущелье Вальторта (провинция Кастельон). Он бежит, низко пригнувшись к земле и вытянув вперёд голову, преследуемый стрелами, две из которых уже впились ему в ногу.

Даже в мирное время, или, точнее, в те времена, когда воины заняты другими делами, они не забывают о подстерегающих их общину опасностях. Они неразлучны с луком и стрелами не только потому, что ведут охотничий образ жизни, но и потому, что должны быть всегда готовы к борьбе с врагом. Военные упражнения, воинственные танцы и игры составляют необходимую часть их общественной жизни и существенную сторону воспитания юношей. В навесе Мола Ремигия (ущелье Гасулья) уцелел превосходный рисунок, передающий сцену военного танца. Пять обнажённых воинов бегут друг за другом непрерывной цепочкой. Они бегут ритмически, подчиняясь в своих движениях одному такту, вероятно такту военной песни. Их тела одинаково наклонены вперёд. В одной руке у них пучок стрел, в другой — лук, воинственно поднятый кверху. Они бегут в одном направлении, угрожая неведомым нам врагам. Впереди видна самая крепкая, коренастая фигура воина в пышном головном уборе. За ним следуют другие, более тонкие и хрупкие фигуры, должно быть юноши.

В таких выразительных и живых образах встаёт перед нами история жизни мезолитических племён Восточной Испании, рассказанная ими самими в наскальных росписях. Совершенно очевидно, что переход от искусства палеолита в Европе к искусству неолита и бронзового века вовсе не был таким резким, как можно было подумать, доверившись первым впечатлениям, навеянным примитивными рисунками на азильских гальках. Возможно даже, что помимо специфических по их назначению культовых рисунков на гальках, предназначенных храниться в пыли пещер, сами азильцы могли изготовлять и другие, более жизненные по своему стилю изображения, не уцелевшие до нашего времени. Как мы увидим дальше, почти у всех мезолитических племён, как южных, так и северных, рядом с отвлечёнными орнаментальными рисунками и условной скульптурой существовали и превосходные, нередко жизненно выразительные изображения.

Отсюда следует, что на самом деле не было никакой пропасти, отделявшей, по мнению некоторых искусствоведов, искусство охотников ледниковой поры от искусства, появляющегося у земледельцев и первых скотоводов Европы

Цитируется по изд.: Всемирная история. Том I. М., 1955, с. 98-103.