Пористый город барокко: подпочва Неаполя

В мифологии Неаполь — земля Гигантов, потому что его земля оставила следы бесчисленных вулканических извержений. Почва, на которой стоит город, составлена из нескольких страт. Как отметил уже Гамильтон, каждый из этих слоев свидетельствует об очередном извержении. Поэтому для окрестностей Неаполя более всего характерен особый мягкий камень, состоящий из пемзы, пепла и сажи и называемый «неаполитанским туфом». Эту вулканическую породу можно видеть на возвышенностях в окрестностях Неаполя, например на холме, где находится вход в грот Позилиппо — пробитую сквозь скалы дорогу, ведущую из Неаполя в Пуццоле, где, по преданию, находилась могила Вергилия, а ближе к нашим дням была построена гробница Джакомо Леопарди.

Вещества, исторгнутые извержениями, привели к образованию горных пород, главная черта которых — мягкость. Податливость туфа послужила для его широкого использования в постройках области Неаполя, начиная с греческих времен, о чем свидетельствуют стены, окружавшие город в те времена, а частично сохранившиеся и поныне, до многоэтажных домов для народа, где жили неаполитанцы в XVIII в., замечательно изображенных на картинах англичанина Томаса Джонса (см. гл. VIII, раздел «Живопись»).

Но туф придает необычный вид и неаполитанской земле. Как доказывает грот Позилиппо, желтоватая почва, содержащая туф, на которой построен Неаполь, крайне рыхла, пронизана расщелинами, гротами и настоящими безднами, возникшими отчасти в результате движений земной коры, но главным образом — человеческой деятельности. Благодаря податливости этой породы в ней проводили акведуки, строили галереи, катакомбы или использовали как неистощимый источник строительного материала. Отсюда опасность неаполитанской почвы, под которой часто буквально ничего нет.

Другой камень вулканического происхождения, широко применявшийся в неаполитанской архитектуре, — «пиперно», магматическая порода, характерная для Флегрейских полей. Он темнее туфа и очень похож на тот пеперин, который применяли в Риме. Пиперно более благородный камень, чем туф, не нуждается в штукатурке, а его стойкость к атмосферным осадкам делает его идеальным материалом для фасадов. Пиперно встречается реже туфа, следовательно, он дороже и применялся в важнейших постройках Неаполя: в Кастель-Нуово, известном также как «Анжуйский дворец» (этот «Новый дворец» был возведен анжуйцами в 1279 году), в башнях некоторых ворот при въезде в город (Порта Капуана и Порта Нолана), в церкви Джезу Нуово. В XVIII веке из этого камня выстроили королевский дворец на Каподимонте и многочисленные палаццо знати, в том числе виллы у Везувия. Пиперно весьма ценился также для постройки порталов и лестниц. Главные каменоломни пиперно находятся в Соккаво к западу от Неаполя.

Тесная связь города с его почвой или, вернее, подпочвой породила философское определение Неаполя как «пористого города». Одним из последних знаменитых путешественников, посетивших Неаполь, был Вальтер Беньямин со своей тогдашней подругой Асей Лацис. В 1924 г. они прожили несколько месяцев в городе и его окрестностях, в том числе на Капри, и написали очерк «Неаполь», напечатанный во «Франкфуртер цейтунг». Главная мысль этого очерка — идентификация Неаполя с его камнем: «Это город-камень». Но мы уже знаем, что камень этот непрочен, и взор наших философов обратился к проделанным в нем кавернам. Эти каверны и сделали город «пористым» — землей контактов, переходов между мирами: между личным и общим, между жизнью и смертью, как в Арвернском озере или знаменитой «Сивиллиной пещере» в Кумах. «Пористость» города особенно проявляется в его неоконченном («нон-финито» *) характере, где ничто (в том числе архитектура) не имеет определенности, все превращается и течет. В Неаполе многие мириады «пор», ибо город так и живет в этом вечном изменении; он не имеет пределов, но в его лоне завязываются и развязываются бесчисленные соприкосновения. Оно и понятно: Беньямин, занимавшийся тогда проблемами барокко, нашел в самом городе иллюстрацию этого понятия. Барокко — это и есть такое отношение между фрагментарными, неопределенными или неудавшимися произведениями и реальными вещами, то есть природой. Существует связь между отсутствием «законченной» формы города, его неупорядоченной архитектурной структурой и геологическим материалом, из которого он состоит (см. гл. VIII, раздел «Барокко»). Невозможно сказать, где продолжается постройка, а где начинается разрушение. Такой камень не позволяет закрепить какое-либо положение, дать окончательную форму: он всегда дает простор для новых конфигураций. Барокко — это вглядывание во фрагмент, зачарованность беспорядочным, излишним или, лучше сказать, проникновение в непрочность вещей. С одной стороны, барокко связано с одной из самых характерных черт Неаполя: с театральностью его души. Хрупкость вещей внушает пристрастие к импровизации. Каждый день всякий становится участником или зрителем очередного спектакля. С другой стороны, эта непрочность говорит и о глубинной связи города со смертью. В Неаполе все определенное предназначено к гибели, все живет в мире на правах непрочного, преходящего. Не смерть останавливает движение, а само движение направлено к смерти. Как сказал Жиль Делёз о Лейбнице, барокко — это смерть в движении, актуально осуществляемая смерть. Беньямин также не упускает из виду сущностей связи Неаполя с барочным представлением о смерти: «Когда глядишь на него с высот, куда звуки не подают вестей, — с Сан-Мартино, — он исчезает в закате и растворяется в камне». Связь города с пористым камнем отсылает к его связи со смертью. Неаполь — «пористый город» еще и потому, что он всегда находится в состоянии умирания. «Увидеть Неаполь и умереть» — эта фраза лишь повторяет жест, который без конца воспроизводит сам город.

Сальца Л. Неаполь. От барокко к Просвещению / Лука Сальца. – М.: Вече, 2017, с. 49-53.

Примечания

Искусствоведческий термин, означающий произведения, намеренно оставленные неоконченными. — Примеч. пер.