Культура и религия эпохи Лючао.

Века разобщения страны оцениваются китайской историографической традицией крайне негативно. Падение Восточной Хань сопровождалось мятежами, разорением городов, варварскими завоеваниями, которые несли гибель и лишения миллионам людей. Но эпоха Лючао оказала огромное влияние на дальнейшее развитие Китая, в первую очередь в области культуры. До этого китайская культура на протяжении многих веков была самодостаточна, развиваясь без существенных внешних воздействий. Но в III—VI веках силу таких воздействий можно сопоставить лишь с влиянием на Китай европейской цивилизации в XIX—XX веках. Это привело к синкретизму и взаимодействию самых разных тенденций. Буддизм, пришедший в Китай из Индии через Центральную Азию, а также через Юго-Восточную Азию, взаимодействовал с даосизмом, обогащенным верованиями «варваров». В это время были составлены многие энциклопедии, своды и комментарии, решавшие важнейшую задачу сохранения, систематизации и передачи наследия культуры Древнего Китая. Северокитайский ученый начала VI века Цзя Сысе в труде «Необходимое искусство для простого народа» не только собрал сведения из 180 агрономических трактатов более раннего периода, но и привнес немало нового, порожденного сельскохозяйственными экспериментами северных правителей и достижениями агротехники на Юге. «Записки о развитии природных данных и продлении жизни» Тао Хун-цзина (452/456 — 536) обобщили весь предыдущий опыт китайской медицины. Его семитомная фармакопея описывает 720 видов лекарств.

Созданный еще в конце ханьской эпохи классический словарь китайского языка, содержащий свыше 9 тысяч иероглифов, в IV веке был существенно дополнен словарем «Лес письмен» (Цзылин), насчитывающим почти 13 тысяч иероглифов, а словарь «Нефритовые главы» (Юйпянь), составленный в 543 году, включал в себя уже почти 17 тысяч знаков. Царевич из государства Лян Сяо Тун (501—531) прославился как составитель антологии «Избранные произведения изящной словесности» — собрания всего лучшего, что было создано в предыдущие века. Чрезвычайно популярным и поныне в Китае остается творение Го Пу (287—324) — блестящего поэта, астронома, математика, ботаника, зоолога и географа. Именно в его редакции дошла до потомков знаменитая «Книга гор и морей» (Шан хай цзин), которая, впрочем сообщала в основном сведения о воображаемом мире, отчасти выполняя роль бестиария или пособия по демонологии. Но, пожалуй, самым популярным сочинением являлось «Новое изложение рассказов, в свете ходящих», составленное Лю И-цином (403—444) — сборник остроумных изречений и забавных историй из жизни кумиров ученой элиты того времени: философов, художников, каллиграфов, поэтов. Историк Фань Е (398—445) написал пространную хронику Поздней Хань, вошедшую в состав главного китайского исторического канона. К наследию культуры времен Лючао обращались и за материалом для прославления воинских подвигов. Традиционная китайская культура и ее конфуцианские идеалы невысоко ставили все, связанное с войной, самостоятельного сословия благородных воинов, обладающих особым этосом, здесь так и не сложилось. Но события смутного времени позднее вдохновили, например, создание великой китайской средневековой эпопеи «Троецарствие» (традиционно датируемой XIV веком). Ставший одним из его героев Цао Цао, усмиритель движения «Желтых повязок», сам прославился как литератор и поэт, создавший популярный трактат о военном искусстве и цикл стихов, повествующих о тяготах солдатской жизни. Его сын — император Цао Пи (220—226) также являлся поэтом и автором трактата о пользе словесности для управления государством.

В следующем поколении прославилась другая плеяда — «семь мудрецов из бамбуковой рощи», предпочитавших церемонной придворной жизни свободные дружеские беседы в лесу и ставших воплощением новых идеалов аристократии. Один из них, Цзи-Кан (223—262) — остроумно обличал лицемерие традиционной морали, используемой власть имущими, и эпатировал строгих конфуцианцев своим поведением. Критика конфуцианской морали его другом Жуань Цзи (210—263) носила философский характер. Под влиянием даосизма он подчеркивал бессилие человеческого разума перед совершенством великого Дао. Конфуцианский ханжеский идеал «благородного мужа» представлялся ему ввергающим Поднебесную в ужас мятежей и гибели. Излюбленным занятием элиты на Юге в это время становятся «чистые беседы» — свободные дискуссии, в которых красноречие сочеталось с метафизическими построениями. Подверженные модным философским веяниям аристократы этого периода зачастую демонстративно отрешались от житейской суеты, пренебрегая повседневными заботами и обязанностями, вплоть до нарочитой небрежности в одежде. На Юге Китая такой стиль поведения был воспринят как недовольной аристократией, так и теми, кто ей подражал. Выразителем новых культурных тенденций в живописи может считаться художник Гу Кайчжи (конец IV века). Иллюстрируя классический трактат времен империи Хань «Наставления старшей придворной дамы», он отказался от традиции давать размеры фигур в соответствии с их статусом, как того требовали старые каноны, и перенес смысловой центр с дидактического на эстетический уровень, во многом противореча нравоучительному тону текста. Шедевром Гу Кайчжи считается свиток «Божество/ Фея реки Ло», на тему известной поэмы Цао Чжи (опального брата вэйского поэта-императора Цао Пи). Прославился Гу Кайчжи и как автор трактата о сущности художественного творчества, и как каллиграф.

Кризис архаической религии и старого конфуцианства выражался в духовных исканиях, охвативших все общество. Именно в эту эпоху даосизм, учивший созерцательному отношению к жизни, из набора философских идей и магических практик превращается в религию. «Дэ» — индивидуальный путь постижения «Дао» (всеобщего закона бытия) лежал через у-вэй («недеяние», понимание того, когда надо действовать, а когда - бездействовать). Но «недеяние» даосской секты «Путь Великого Благоденствия» обернулось гигантским движением «Желтых повязок», погубившим империю Хань. Идея общности людей по признаку веры, избранных «людей-семян», которым уготовано блаженство в обновленном мире, выжила после его подавления и подпитывала деятельность новых сект. Позже «Учение о пяти доу» создало иерархически структурированную сеть тайных обществ во главе с «Небесным наставником», считавшимся земным наместником «Высочайшего старого правителя» (обожествленного Лао-цзы). Даосская практика основывалась на поисках бессмертия («эликсира жизни»), а также общих молениях, гаданиях и прорицаниях, особом питании и особых практиках половой жизни. Ожидания прихода «даосского мессии», даосы пытались создавать теократические государства: в самом начале III века в Сычуани, через столетие - в землях «западных варваров», затем даосизм на короткое время стал государственной религией в Северной Вэй благодаря деятельности Коу Цянь-чжи. Другой реформатор даосизма Тао Хун-цзин создал на Юге «Школу высшей чистоты» на горе Маошань. В его учении утопическое царство «даосского мессии» превратилось в «Небо людей-семян», доступное тем, кто обрел бессмертие. Акцент переносился на индивидуальную религиозную практику. Тао Хун-цзин не случайно был составителем фармакопеи — даосы не только умели лечить болезни, но учили, что управление силами организма и применение «пилюль бессмертия», над которым трудились даосские алхимики, может принести вечную жизнь. Перенимая многое от фольклорной традиции, даосизм играл роль посредника между «народной» религией и религией официальной. Ему удалось стать религией, с которой власти стали считаться. Трансформация даосизма во многом объяснялась заимствованиями из буддизма. Явно в подражание буддистскому канону в V веке складывается даосский канон «Сокровищница Дао», включавший более 250 текстов. Подобно буддистам, даосы стали основывать в горах свои монастыри и почитать своих святых, скопированных с буддистских бодхисатв. Но и буддистские миссионеры, прибывшие из Индии и Парфии, и их китайские ученики использовали в свою очередь даосские понятия и термины для перевода священных текстов, что обеспечило быструю интеграцию буддизма в китайскую культуру. Впрочем, при всем сходстве «недеяния» у даосов и буддистов были совершенно разные цели.

Первые ориентировались на обретение бессмертия и слияния с главным законом жизни, вторые стремились, разорвав цепь перевоплощений, уйти от жизни и достигнуть нирваны. Буддизм начал проникать в Китай с середины I века, но резкий подъем его влияния начался лишь с IV века — времени варварских государств на Севере и господства мистических настроений аристократии на Юге. Буддистский идеал равенства людей выступал альтернативой обществу, разделенному на враждебные этнические и сословные группы. Сращивание буддизма с китайской ученостью произошло на основе переведенных в III веке канонов буддизма махаяны. На Юге монах Дао-ань (Ши Дао-ань, 312/314-385) разработал образцовый монастырский устав; его ученик Хуэй Юань (334- 417) известен как основатель культа владыки рая «Чистой Земли» будды Амитабхи, оказавшегося на Дальнем Востоке чрезвычайно популярным. На Севере монах Кумараджива, прибывший в 402 году в Чанъань из Кучи (буддистского государства Центральной Азии), проделал гигантскую работу по переводу основного корпуса буддистских сутр. Его ученик Дао-шэн сформулировал учение о присутствии Будды во всех живых существах. Со 2-й половины V века на Севере буддизм обеспечил себе положение религии, находящейся под покровительством государства, на Юге это произошло к началу VI века. Все больше монастырей, пользуясь расположением властей, превращались в центры образования и приобретали обширные земельные владения.

В своих владениях монахи отвоевывали у лесов все новые участки земли и осваивали горные террасы. И хотя распространение буддизма встречало сопротивление со стороны приверженцев конфуцианской идеологии, повторявшиеся время от времени попытки запретить буддизм не имели успеха. В свою очередь конфуцианство, претерпев значительные изменения, сумело приспособиться к новым условиям и через некоторое время нашло в себе силы вернуть утраченные позиции.

Культура эпохи Лючао сумела, обобщив и сохранив древнее наследие, осуществить сложный религиозно-философский синтез. Различные традиции вели напряженный диалог, усиливая внимание к внутреннему миру человека и придавая китайской культуре высокую степень сложности. Возможно, этому способствовало именно отсутствие единого государства и политической стабильности. Даосы или буддисты, преследуемые в одном государстве, находили приют у другого императора. Соперничавшие правители стремились превзойти друг друга красотой столиц, блеском двора, покровительством философам, поэтам и монахам. Расцвет культуры был связан и с напряженными поисками этнической и социальной идентичности. Ханьцы противопоставляли завоевателям-кочевникам свою великую культурную традицию, что стимулировало ее развитие. «Варвары» же стремились то присвоить ее достижения, то найти альтернативу в буддизме и даосизме, то вернуться к собственным корням. Ученые и интеллектуалы (ши), обретая черты наследственного сословия, постепенно начали отделять себя от государственной власти, выступая в роли носителей «национальной идеи», выражаемой через культуру.

Цитируется по изд.: Российская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 2020, с. 485-487.