Боголюбово (Воронин, 1945)

Боголюбово. Реконструкция Н.Н. Воронина.

Землю Владимирского княжества пронизывает с северо-запада на юго-восток серебристая нить двух рек: волжской и клязьменской Нерли. Закладывая основы княжеского владения на севере, Юрий Долгорукий запер вход в Нерль с Волги, укрепив городок Коснятин. Подчиняя боярскую знать Суздаля и Ростова, князь Андреи закрыл устье клязьменской Нерли, поставив свой княжеский замок Боголюбов на высоком берегу Клязьмы, у самого слияния рек. Он не принял на себя ответственность за этот смелый шаг, переложив ее на небесные силы: он вез из Вышгорода икону Богоматери, и она «остановила» княжеский поезд, определив «любимое богом» место постройки замка и посвященных ей храмов. Так гласило «Сказание» о чудесах этой иконы, созданное в княжение Андрея. Летописец в посмертной биографии князя отметил, что Боголюбов был построен князем для себя, что это был каменный замок, напоминавший по своему расположению киевский Вышгород. Объединяя свои хвалы, летописец повествовал о чудесном богатстве и красоте храмов, созданных волей князя с 1158 по 1165 год во Владимире и Боголюбове.

С этого времени прошло семь столетий. Время стерло с лица земли замковые стены и здания; только белокаменная лестничная башня с переходом на хоры как-то уцелела при крушении в XVIII веке древнего дворцового собора. Этот обломок древности получил имя «палат князя Андрея Боголюбского». Предполагали, что переход на хоры и есть та «ложница» — опочивальня, где Андрей был убит. Но все же самый дворец представляли в виде двухэтажных деревянных хором, а в возможности каменных укреплении замка сомневались: было прочно мнение об отсталости «деревянной Руси» от «каменного» запада Европы. На месте замка издревле обосновался Боголюбов монастырь, а по сторонам большой дороги из Владимира к Нижнему-Новгороду разрослось богатое село Боголюбово. Вишневые сады и овеянные легендой «палаты» были гордостью Боголюбова.

Раскопки советских археологов вернули Боголюбову его древнюю славу княжеского Боголюбова-города: земля открыла его облик, который превзошел и легенды, и хвалебные отзывы летописцев.

По краям небольшого четырехугольника в восточном части села, очерченного берегом старой Клязьмы и оврагом с запада, еще и теперь видны древние валы княжеского города. Со стороны речной пристани они имели белокаменные башни; фундаменты одной из них были открыты в обрыве к реке. Подобно Владимиру, Боголюбов-город сочетал земляные и каменные укрепления. Возможно, что их рвы были искусственно обводнены.

За стенами замка располагался сложный ансамбль белокаменного княжеского дворца (рис. 35). Его центром был златоглавый собор Рождества богородицы, украшенный, подобно Успенскому собору Владимира, поясом колонок, резными камнями и золоченой медью, — она оковывала западный портал собора. Его наружный облик был параден и 6oгaт, но главные усилия художники сосредоточили на внутренней отделке собора. Пол был устлан толстыми плитами меди, в глубине алтаря за алтарной белокаменной преградой поднималась на тонких колонках драгоценная шатровая сень с скульптурными изображениями Христа, Богоматери и Иоанна Предтечи. Великолепные круглые столбы, расписанные под мрамор, несли высоко поднятые княжеские хоры, а выше на гигантские лиственные капители столбов опирались своды и светлый барабан главы. Греческие живописцы украсили храм фресками; их зеленовато-желтая и коричневатая гамма прекрасно гармонировала с цветными полами хор, вымощенных сверкающей майоликовой плиткой. Сюда, на хоры, князь приглашал послов и гостей, отсюда показывал им пышное убранство храма, богатство драгоценной утвари и красоту богослужения: они дивились, могуществу князя и силе христианского бога русских.

По сторонам собора возвышались две квадратные башни с золочеными шатрами кровель; по винтовым лестницам, украшенным живописью, поднимались княжеские гости на переходы к хорам собора. Второй этаж северной башни открывался прекрасным тройным окном, обращенным на пристань и в даль нерльских пойм и клязьменских лугов. Отсюда майоликовый ковер перехода вел в княжеский дворец. Под переходом располагались своды проездов на дворцовую площадь и маленькое помещение для дворцовой стражи. Эта аркада нижнего этажа переходов была украшена рельефами, круглой скульптурой и росписью; горизонталь пояса колонок, опоясывая храм, башню и переходы, связывала их в единое целое с двухэтажным каменным дворцом. Через южную башню можно было пройти и на хоры храма, и на переходы к башне южной стены замка: князь мог, не ступая на землю, пройти по амфиладам переходов через хоры собора на крепостную стену.

Но и сама земля, на которой как бы росли стены дворца, была скрыта под сверкающими белыми плитами мостовой, искусно прочерченной тесанными из камня желобами. Огромный и сложный ансамбль дворца, с его скульптурой и красочной декорацией поднимался как бы на белом блюде площади. На ней, перед южной башней, стояла на трехступенном пьедестале каменная чаша для освященной воды: стройные белокаменные колонны несли осенявший чашу восьмигранный шатер-киворий. Эта была последняя постройка зодчих Андрея (1165 г.): на одном из камней пьедестала княжеский мастер с гордостью вырезал свой знак. Путники вступали в тень кивория, утоляли жажду, смывали пыль с обветренных лиц и с изумлением осматривали дворец — это подлинное чудо искусства. Ближе к валам и в северной части замка располагались службы дворца, конюшни, склады оружия, жилища придворных — все это было деревянное; только храм и дворец, связанные воедино, поражали своим каменным великолепием.

В своем дворце в июне 1175 г. князь Андрей был убит заговорщиками-боярами. Летопись сохранила драматический рассказ о неравной борьбе в душной темноте княжой «ложницы» (спальни), о том как израненный Андрей полз по изразцовым полам переходов к лестничной башне, как крылся за ее «восходным столпом», как убийцы по кровавым следам настигли и добили князя...

Дворец был виден издалека, он располагался под углом высокому речному обрыву и господствовал над широким пространством. Отсюда был виден белевший в лугах на самом слиянии рек Нерли и Клязьмы храм Покрова богородицы, построенный в 1165 году.

Храм Покрова был поставлен на невысоком береговом холме, кругом стлалась зеленая равнина пойм. И, как бы противореча их глади и спокойствию, с холма устремлялось ввысь изумительно стройное тело белоснежного храма. Безымянный гений андреевских строителей здесь подводил итоги своих творческих исканий и устремлений. Мастера боролись с тяжестью камня и неподвижностью масс привычной схемы храма и он приобрел иллюзорную легкость: свет и тень играли на поверхности его стен и их деталей: стена дробилась и теряла свою весомость, пучки вертикалей сложных пилястр влекли глаз кверху, где улыбались лики дев — символы девы Марии, где библейский Давид под пение струн пророчествовал о ней. Внутри храма мастера создали то же поразительное впечатление полета пространства к светлой вершине главы, легко завершающей здание. К его южной стене примыкала башня, вводившая на хоры и украшенная резными изображениями грифонов и барсов – от нее сохранилась лишь арка входа, пересекшая пояс колонок. Башня была ниже храма, она как бы спускалась к берегу; вероятно, каменная лестница шла от нее к воде... Водная гладь повторяла красоту храма: среди золотых кувшинок и белоснежных лилий трепетала белизна его стен и таяло золото купола. Любуясь его отражением, понимаешь тайну рождения легенд о потонувшем граде и колокольном звоне и глубине озер. Но когда от отражения обращаешься взором к стройному телу храма, ясно сознаешь, что мечты и легенды русского народа — лишь отражения его реальной, живой и неиссякаемой творческой силы (рис. 36).

Здесь, у стен Покрова, останавливали свои суда купцы и послы, ожидая вызова в княжеский замок, который сверкал вдалеке белыми стенами башен и золотом кровли...

Боголюбовский замок с успехом выдерживает сравнение с лучшими ансамблями западноевропейского средневековья. Мы можем открыть некоторые общие черты европейского феодального строительства в замысле Андреевского замка, но ни с чем не сравним его глубоко своеобразный облик, в котором мы ясно угадываем наследственные черты, восходящие к каменной архитектуре Киева XI—XII веков, к торжественным башням Софии и к богатому опыту строительства деревянных дворцов знати, с их сложной живописной композицией теремов и башен, клетей и переходов. На эту глубоко национальную основу легли декоративные приемы романского зодчества, подчеркнувшие самостоятельность и прогрессивность устремлений исторического развития великорусского северо-востока.

Цитируется по изд.: Воронин Н.Н. Древнерусские города. Л., 1945, с. 63-66.