Теночтитлан: падение прекрасного города

Старый испанский солдат вспоминал тот день в 1519 году, когда он впервые увидел сады Мотекусомы, ацтекского правителя. "Мы вошли в парки и сад, изумительное место, приятное как для взоров, так и для прогулок, — писал Берналь Диас дель Кастильо, бывалый ветеран, участвовавший под предводительством Эрнана Кортеса в завоевании Мексики. — Я не уставал замечать разнообразные деревья и ароматы, источаемые каждым из них; вдоль тропинок густо росли розы и другие цветы, были там и местные фруктовые деревья, был пруд со свежей водой. Все вокруг блестело, все было украшено каменной резьбой и росписями удивительной красоты. Было там и множество птиц различных пород и видов, прилетевших к пруду"

Диас с ностальгией размышляет о судьбе ацтекской Мексики. "Я не верил, что в мире могут быть открыты еще какие-нибудь земли, как эта, — вспоминает он с тоской. — Теперь же все лежит в руинах, разрушено и ничто не сохранилось целым".

Спустя четыре десятилетия после прибытия испанцев покорение империи ацтеков было завершено. Культ жестоких богов постепенно исчезал из людской памяти и потомки ацтекских воинов — ныне поданные Испании поклонялись Иисусу Христу. На развалинах старых храмов вырос новый город.

В 1790 г., почти через 300 лет после того, как Диас впервые взирал с удивление на чудеса Теночтитлана, великолепной столицы ацтеков, испанский вице-король прика[1]зал замостить улицы Мехико и провести систему сточных канав. На всем обширном пространстве площади Сокало клонящееся к закату летнее солнце освещало беспорядочную путаницу рвов, прорытых в круто опускающейся местности. В юго-восточном углу площади, в тени Национального дворца, официальной резиденции вице-короля, группа рабочих размахивала лопатами. Время от времени кто-нибудь из них останавливался, чтобы вытереть пот со лба или посмотреть на кафедральный собор, построенный в стиле барокко. Именно для того, чтобы предохранить этот собор, а также дворец и площадь от периодического затопления, и были предприняты эти работы.

Среди нестройного гула голосов раздался звонкий удар лопаты о некий каменный предмет, и вскоре все рабочие собрались вокруг этого места. Неожиданное препятствие мешало продвижению вперед, и лопаты дружно обрушились на эту помеху. Постепенно предмет очищался от земли. Сердца присутствующих забились сильнее, поскольку их взорам предстала огромная фигура, ничего подобного которой никто из них не видел. Напоминающая человека по очертаниям, властная фигура была облачена в юбку из переплетенных змей. Когда ее выкопали полностью, она оказалась 8 футов 5 дюймов в длину (2,5 метра). Она находилась в горизонтальном положении и казалось, будто она прилегла отдохнуть. Вместо рук и ног у нее были когти, а вместо лица — две змеиные головы с клыками, столкнувшиеся нос к носу. Более всего поражало украшение на груди фигуры — ожерелье из человеческих рук и сердец, обрамлявших сжавший челюсти череп.

Известие о том, что в самом центре столицы нашли памятник давно позабытой религии ацтеков, застало Мексику того времени, а впоследствии и Европу, врасплох. Европейцы и не подозревали, что ацтеки обладали техническими средствами, позволявшими создавать и переносить такие массивные изваяния. Мексиканцы отметили, что статую нашли спустя 269 лет после того, как Кортес, испанский конкистадор, заставил могущественных ацтеков сдаться.

Вице-король Хуан Висенте Гуэмес Пачеко де Падилья, младший граф Ревильягигедо, заинтересовался находкой и приказал, чтобы ее доставили в местный университет, взвесили, измерили и зарисовали. Таким образом, он отступил от традиционной испанской политики забвения культуры покоренных индейцев, произведения искусства которых римская католическая церковь рассматривала как символ идолопоклонства и вероятно даже как атрибуты сатанизма.

В течение года интерес, проявленный вице-королем к археологическим изысканиям, был награжден еще двумя находками первостепенной важности, обнаруженными при выполнении все тех же общественных работ. Сначала из-под земли появился камень, едва ли не вдвое больший, чем статуя со змеями. Глыба темно-серого гранита, весящая 24 тонн и имеющая 12 футов в диаметре (3,5 метра), со держала рельефные изображения, а в центре находилось нечто похожее на человеческое лицо с высунутым изо рта лезвием ножа вместо языка. Остальная поверхность камня была украшена переплетением геометрических символов. Этот монолит, названный Камнем Солнца из-за частичного сходства с солнечными часами, вделали в контрфорс близстоящего собора. Его также часто называют "ацтекским календарем".

В следующем, 1791 г., в северо-западном углу Сокало из земли извлекли находку в форме жернова с высеченными изображениями сражающихся воинов. В то время его назвали Жертвенным камнем из-за предполагаемого назначения, теперь он более известен как Камень из Тисока. Его собирались разбить на булыжники для мостовой, но вмешался образованный священник, и камень поместили в сад при соборе — зарыли так, что виднелось только одно лицо.

Эти поразительные и загадочные находки возбудили интерес европейских ученых, коллекционеров и археологов-любителей. Однако доступ к диковинным камням был закрыт: распадающаяся испанская империя запрещала поездки в ее владения в. Новом Свете и всячески препятствовала иностранным путешественникам. Очень немногие могли непосредственно ознакомиться с памятниками старины. Ученые-гуманитарии в Соединенных Штатах исследовали собственную страну и уделяли мало внимания мексиканским древностям.

Среди европейцев только знаменитый естествоиспытатель, барон Александр фон Гумбольдт имел достаточное влияние, чтобы попасть в Мексику; доклад о его поездке, опубликованный в 1813 г. на французском языке, еще больше раздул пламя интереса к ацтекской культуре. Гумбольдт писал, что ацтеки, до тех пор считавшиеся примитивной, не имеющей письменности народностью, тем не менее, в свое время достигли достаточно высокого уровня развития.

В 1821 г. Мексика добилась независимости, ее границы открылись для всех желающих и началась эра лихорадочных поисков и исследований. В Мексику устремились толпы путешественников, ученых, любителей приключений; в Европу они возвращались, запасшись многочисленными легендами (в основном вымышленными), рисунками (немногие из них были правдоподобны) и зачастую — чемоданами, полными купленных или даже похищенных памятников культуры.

В самой Мексике у истоков научного исследования культурного наследия Месоамерики стоял проницательный астроном и археолог XIX столетия Антонио де Леон-и-Гама. В изображениях на Камне Солнца он прочел глубокий космологический смысл. Некоторые из его прочтений оказались неверными, но ему удалось доказать, что ацтеки обладали хорошими познаниями в астрономии и знали, что год состоит из 365 дней. Потребовалось целое столетие, чтобы другие исследователи отождествили статую в юбке из змей с богиней жизни и смерти Коатликуэ, матерью ацтекского бога войны, Уицилопчтли. Побуждаемые гордостью за свое вновь обретенное культурное наследие, мексиканские антропологи, историки, лингвисты принялись систематически исследовать архивы, музейные экспонаты, производить раскопки в поисках сведений о том народе, который называл себя "мешика" или "теночка" и с жестокой решимостью господствовал над обширной территорией центральной и южной Мексики.

Древние города погибали и раньше, но ни один из них не пал столь стремительно и не был настолько бесповоротно стерт с лица земли, как укрепленный остров под названием Теночтитлан. Город, столица ацтеков, был результатом 90-летнего освоения долины Мехико, обширной (3 000 кв. миль — 8 000 кв. км) равнины, окруженной горами. Через несколько месяцев после высадки на берегу Мексиканского залива в апреле 1519 г. Кортес, имея в распоряжении 600 солдат и 16 лошадей, заключил под стражу ацтекского правителя, Мотекусому Шокойцина. (Испанцы неточно передали первую часть его имени, означавшую "Гневный Владыка", как "Монтесума"; в течение многих лет его также неправильно называли "Моктесума".) Менее чем через 2 года Кортес и его войско со столь необходимой помощью индейских воинов из тех городов, что страстно желали избавиться от ига принудительной дани ацтекам, свергли Мотекусому, разрушили его столицу, другие города его империи и заявили права на все прилегающие земли. Таким образом, Кортес стал полновластным распорядителем судеб 11-миллионного населения ацтеков и подчиненных им народностей.

Прошло всего несколько поколений, и блестящие достижения ацтекской культуры исчезли из памяти мексиканцев; никто уже не помнил, где располагались основные сооружения Теночтитлана. Например, в XVIII столетии считалось, что развалины "Темпле майор ", т. е. Великого храма, главного святилища ацтеков, находятся как раз под кафедральным собором. Этот миф был на руку тем, кто пытался утвердить превосходство христианства. Забылись и довольно сложная религия ацтеков, и их развитой символизм, который позволял им облекать свои верования в такие же сильные и захватывающие образы, каким для Кортеса и его современников было распятие.

В самом деле, изображения ацтеков несли такой эмоциональный заряд, что никакие последующие попытки ученых и исследователей не могли избавить христианское духовенство от страха, что они могут неправильно подействовать на мексиканцев индейского происхождения. Статуя Коатликуэ, выкопанная перед Национальным дворцом, недолго видела белый свет. Гумбольдт писал: "Профессора университета, а ими в то время были доминиканцы, не хотели выставить идол на обозрение мексиканской молодежи, так что они снова похоронили его во дворе здания". Впоследствии статую выкопали специально ради того, чтобы на нее посмотрел Гумбольдт, но в последствии закопали снова. Она пролежала в земле до 1823 г., когда ее перенесли в нечасто посещаемый коридор Национального музея. История этой статуи характерна для судьбы всей ацтекской культуры, которую замалчивали в течение столетий после испанского завоевания, но которая все-таки дала знать о себе. Обитатели Теночтитлана не сдались и не захотели навсегда исчезнуть из памяти человечества.

На протяжении многих лет попытки получить более ясное представление об ацтекской столице накануне завоевания наталкивались на ужасное опустошение, произведенное армией Кортеса. Сегодня они затруднены еще и тем, что остатки Теночтитлана на нас со и связанных с ним поселений находятся под огромной пыльной метрополией, в которой роживает более 8 млн человек, — современным городом Мехико. Таким образом, в отличие от других месоамериканских центров, таких, как Чичен-Ица, город майя, или доацтекский Теотиуакан, обширные и детальные раскопки здесь невозможны. С того времени, когда археология становилась особой областью науки и до сих пор основные находки были сделаны случайно. Как и в 1790 г., артефакты обнаруживались в результате строительных работ, например, при сооружении канализации в 1900 г. или при строительстве метрополитена в 1960-х и 1970-х годах. Археологи всегда были вынуждены быстро и оперативно развернуть свои работы, стараясь спасти что возможно перед тем, как строительство возобновится. Хотя возможность непосредственно исследовать развалины Теночтитлана представляется редко, облик города в расцвете его славы мы все-таки можем представить по рисункам и описаниям, сохранившимся со времен Кортеса. Постепенно время случайных находок сменилось эрой планомерных исследований, подкрепляемых письменными источниками.

Изредка археологам удавалось обнаружить письменные памятники, которые помогали им при раскопках ацтекской столицы. Испанские священники, конкистадоры, сами ацтеки (через кодексы или летописи, сочиняемые по принуждению священников) оставили после себя документы, способные про[1]лить немного света в темное прошлое погибшей и похороненной цивилизации. Среди этих документов есть письма самого Кортеса Карлу V, императору Священной Римской империи, воспоминания солдат, участвовавших в завоевании и исторические хроники, состав[1]ленные испанскими монахами. Письма Кортеса были написаны в какой-то мере из предосторожности: отказавшись повиноваться приказам своего начальника, губернатора Кубы, Кортес, обращаясь к испанскому королю, надеялся избежать возможного наказания. В случае обнаружения богатств и сокровищ он предлагал Карлу гораздо больше обычной "пятой доли", которую доставляли ко двору другие первопроходцы. Эти письма, дополняемые описаниями, составленными его соратниками, передают атмосферу эпохальных событий 1519 г., а также дух повседневной жизни столицы ацтеков.

До нас дошло очень мало древних памятников литературы. В XVI веке, когда испанское правительство стремилось всячески утвердить свою власть над индейцами, Хуан де Сумаррага, назначенный архиепископом Мексики, приказал собрать как можно больше культурных памятников, в том числе книг, и сжечь их. Однако в последующие десятилетия кучка просвещенных испанцев постаралась уберечь от гибели скудные остатки местной культуры. Благодаря богатой устной традиции ацтеков им удалось сохранить то, что было бы безнадежно потеряно уже через одно-два поколения.

По великой иронии судьбы эти люди, сохранявшие культурное наследие ацтеков, вышли из рядов Римской католической церкви — организации, старавшейся всеми силами уничтожить это наследие. Иногда используя денежные средства церкви, но чаще действуя на свой страх и риск, несколько преданных своему делу миссионеров, особенно францисканец Бернардино де Саагун, старались записать и обобщить представления индейцев о жизни, перед тем как окончательно исчезли те, кто еще застал правление Мотекусомы.

Саагун, выдающийся и проницательный человек, наблюдал за составлением одного из самых прославленных и наиболее богато украшенных ацтекских кодексов — Флорентийского, называемого так по имени города, в котором ныне хранится. Саагун еще в юности прибыл в Мексику и быстро овладел науатлем, ацтекским языком. Изучая быт индейцев, он убедился, что "идолопоклоннические предрассудки, гадания, проклятия и языческие церемонии еще не до конца исчезли из их жизни". Следовательно, миссионерам нужно было изучить религию ацтеков, чтобы активно противостоять тому, что они считали пережитками языческого сознания. Однако какими бы мотивами ни руководствовался Саагун, действовал он в высшей степени объективно, собирая сведения об индейцах примерно так же, как работают современные антропологи. Он детально и подолгу раз[1]говаривал с ацтеками, а местные писцы все подробно записывали. В результате появилась "Всеобщая история Новой Испании ", литературный памятник, богатый сведениями по ацтекской культуре.

Другой памятник, "История индейцев Новой Испании ", написанный монахом Диего Дура ном, также предлагает вниманию читателя детальное и сочувственное описание ацтеков. Завершенная в 1591 г., отправленная в Испанию и там благополучно забытая, "История " Дурана была обнаружена и переписана только в середине 1800-х годов, хотя текст ее носит следы правок, сделанных, очевидно, другими монахами из соображений цензуры. Стараясь быть объективным и смотреть на события с точки зрения индейцев, как заявлял сам Дуран, он вынужден был писать "как о великих и героических деяниях Кортеса, так и о страшных, и жестоких, бесчеловечных его поступках".

С помощью местного населения монахи составили словари и глоссарии языка науталь, который тогда еще бытовал среди индейцев и не был письменным, а также копии ацтекских кодексов, ярко иллюстрированных книг, сложенных в виде гармошки. На страницах этих кодексов, ныне хранящихся в музеях Европы, Северной Америки и Мексики, можно увидеть изображения церемониальных сцен и пиктографические надписи — глифы, символические знаки, которые передают не столько слова, сколько родственные между собой понятия. На практике они служили мнемоническим целям — по рисункам сказитель вспоминал сюжет устного рас[1]сказа. Как и оригиналы, копии XVI и XVII веков написаны на листах из оленьей кожи или бумаге из коры деревьев. Красочные и живые страницы кодексов повествуют не только о древнем периоде истории ацтеков, но и о временах непосредственно перед появлением Кортеса. Рисунки изображают празднично одетых жрецов и аристократов, победы ацтеков над соседними племенами, эпизоды из сказаний о богах, а также роковое прибытие испанцев и то, как они окончательно разрушили ацтекскую культуру.

К 1519 году, "1-му году Камыша" согласно ацтекскому кален[1]дарю, болотистое озеро Тецкоко было покрыто густой сетью зданий, воздвигнутых несколькими поколениями строителей, — великолепными храмами, дворцами, домами знати и общественными площадями. Вокруг них теснились многочисленные жилища ремесленников, купцов, крестьян и других членов строго организованного ацтекского общества. Теночтитлан, в котором проживало около 200000 жителей, являлся центром обширных земель, над которыми беспощадно властвовали ацтеки.

Почти все время находясь в состоянии войны с кем-нибудь из соседей, ацтеки требовали с покоренных народов шкуры животных, драгоценные камни, медь и золото, ткани, съестные припасы и другие материалы и продукты в качестве дани. Кроме того пленных, взятых на поле боя, ацтеки ежегодно требовали людей для человеческих жертвоприношений, предназначенных богу войны Уитцилрпчтли и богу дождя Тлалоку.

Прежде чем стать повелителями долины Мехико, ацтеки почти столетие претерпевали трудности и лишения. Согласно легендам, их предки в свое время получили божественный приказ покинуть свою родину — остров, на котором они вели райскую жизнь. Это место называлось Ацтлан, что переводится как "место, где живут цапли"; сейчас ученые предположительно помещают его в северо-западной Мексике. Пробродив более 100 лет по пустыне и с трудом добывая себе скудное пропитание в засушливых землях, ацтеки, т. е. "люди Ацтлана", пришли наконец в густо населенную долину приблизительно в конце XII столетия. Там их встретили как незванных пришельцев, но воинственные ацтеки, послужив какое-то время другим племенам, в конце концов подчинили себе десятки городов-государств. Обладая непреклонной волей к победе, воинским мастерством, большой социальной сплоченностью, а также способностью перенимать культурные достижения, ацтеки создали цивилизацию, подобную тем, что процветали в Египте и Месопотамии несколькими тысячелетиями ранее, только удалось им это сделать гораздо быстрее.

Трагической чертой этой цивилизации была ее обреченность. В самом деле, когда в феврале 1519 года Кортес покинул Кубу, где провел 8 лет, судьба ацтеков уже была предрешена. Диего Веласкес, губернатор Кубы, назначил Кортеса руководителем экспедиции по поиску новых земель с целью добычи рабов и сокровищ для Испании. Однако пока Кортес собирал свои войска, Веласкес обеспокоился, что не в меру честолюбивый молодой человек станет угрожать его правлению. Услышав о сомнениях своего начальника, Кортес отбыл ранее намеченного срока. Сначала он проплыл вдоль побережья Юкатана, затем повернул на запад и высадился в месте, которое назвал "Вилла Рика де ла Вера Крус " (ныне — Веракрус), что значит "богатый город Истинного креста".

Здесь Кортес впервые узнал о сказочных сокровищах. С тех пор они непрерывно манили его в глубины континента. Как часто случалось впоследствии, действия ацтеков, обладавших весьма ограниченными познаниями мира вне своей империи, только способствовали их гибели. В данном случае неуклюжая дипломатия привела к бедствиям. Мотекусома отправил нескольких послов к испанцам, предлагая им щедрые дары, в число которых входили одеяния, достойные бога. Однако жадный глаз завоевателей сразу же усмотрел золото. Подарки только разожгли аппетит испанцев и побудили их двигаться дальше.

Итак, Кортес покинул Веракрус и с четырьмя сотнями человек, что составляло две трети его армии, направился с тропического побережья в горы. Там испанцы повстречали воинов Тлашкалы. В отличие от других городов, Тлашкале удалось добиться независимости от ацтеков. Ярко украшенные воины несколько раз нападали на испанцев, но благодаря лошадям и пушкам Кортес каждый раз одерживал вверх. Тогда тлашкаланцы быстро поменяли тактику, одарили чужеземцев тканями, цветными камнями, золотом и предложили провести их к укреплениям ацтеков.

Сведения о своем будущем противнике Мотекусоме Кортес получал в основном от двух переводчиков — индеанки по имени Марина, говорившей на науатле и на одном из языков майя, и потерпевшего кораблекрушение подобранного в Юкатане испанца, Херонимо де Агилара, который довольно сносно говорил на языке майя. Марина досталась Кортесу в качестве трофея в одной из стычек с индейцами, живущими на побережье Табаско. Ее знание науатля оказалось весьма ценным — некоторые исследователи полагают, что без нее Кортесу не удалось бы успешно завершить свою кампанию. К счастью, Агилар понимал тот же самый диалект майя, что и Марина, поэтому стало возможным трехступенчатое общение — с науатля переводили на майя, затем на испанский и обратно.

Когда Кортес уже стоял в Тлашкале, к нему снова пришли послы ацтеков и постарались убедить повернуть обратно и не заключать союза с их старыми врагами. Почти с самой высадки в Веракрусе тайные наблюдатели ацтеков следили за продвижением испанцев и обо всем доносили в Теночтитлан. Шпионы Мотекусомы доставили своему правителю даже изображения чужеземцев, где можно было рассмотреть их покрытые металлом головы, странные одеяния, ручных "оленей", которые носили их "повсюду, куда они ни пожелают, причем так высоко — почти на уровне крыш", их боевых собак, "свирепых, словно демонов и прыгающих беспрестанно вокруг". Кортес делал все возможное, чтобы произвести на индейцев соответствующее впечатление. При пушечном залпе некоторые послы даже упали в обморок.

Кортес, не отвечавший на просьбы сопровождавших его посланников, продолжал свой путь, стремясь к столь желаемому золоту Теночтитлана; с ним двигалось несколько отрядов воинов из Тлашкалы. Марина предупредила его, что жители расположенной неподалеку Чолулы, торгового города-союзника, Мотекусомы и резиденции" бога Кецалькоатля, Пернатого змея, замышляют заговор. Испанцы устроили резню, поубивали тысячи мужчин, женщин и детей и в яростной атаке выбросили из храмов всех идолов.

Из рассказов самих ацтеков, зафиксированных в кодексах, составленных под наблюдением монахов, становится ясно, что Мотекусома давно ожидал прибытия вооруженных людей с востока. Легенды предсказывали возвращение Кецалькоатля, который за несколько поколений до этого отплыл из Мексики на плоту из переплетенных змей, но обещал вернуться и заявить свои права на трон. Годом его второго пришествия был предсказан 1-й год Камыша согласно ацтекскому календарю; по странному капризу судьбы это и оказался год появления Кортеса в Мексике.

Как только появились первые донесения об испанских кораблях, которые при желании вполне можно было принять за огромный плот Кецалькоатля, ошеломленный и испуганный Мотекусома понял, что обречен. Вспомнив старое пророчество, он приготовился расстаться со своей империей. Серия зловещих знамений окончательно убедила его, что ему суждено присутствовать при гибели ацтекской цивилизации. Мотекусома был так взволнован, сообщает Дуран со слов свидетеля, что "даже почти желал, чтобы предсказанные события свершились незамедлительно".

Знамения, которые беспокоили Мотекусому, породили страх и в сердцах его подданных. Согласно одному кодексу, за год до того ночью "поднялся на небе знак в виде огненного языка. Широкий у основания, он стремительно указывал прямо в небо, прямо в самый его центр. Всю ночь было так светло, что казалось, наступает день. Только когда взошло солнце, он исчез". Один из храмов неожиданно загорелся, и его не могли потушить. На востоке видели огромный столб света. После полудня появилась комета, с шумом пролетела с запада на восток, "разбрасывая искры, словно раскаленные угольки". Воды озера Тецкоко вдруг поднялись без особых причин и затопили город. Однажды ночью люди слышали, как плачет какая-то женщина. «Она ходила повсюду и причитала: "Мои дорогие дети, мы должны уйти! Куда мне вас увести?"». (Не похоже, что эти "знамения" имеют под собой какое-то астрономическое или геологическое обоснование. Многие исследователи полагают, что они просто порождение народного творчества в те дни, когда цивилизация ацтеков уже погибла.)

Когда, несмотря на подкупы и увещевания, испанцев не удалось остановить, Мотекусома впал в панику. В качестве последнего средства спасения "Гневный владыка" задумал побег, — повествует Дуран, — но жрецы задержали его и убедили вернуться. Заранее убежденный, что царству его пришел конец, Мотекусома произнес прощальную речь. "Со слезами на глазах он обратился к народу и сказал, что появление чужеземцев пугает его", — сообщает Дуран. После публичного обращения он вернулся во дворец и "попрощался с женами и детьми со слезами и великой печалью, приказав подчиненным позаботиться о его семье, поскольку сам он считает себя обреченным на смерть".

Наступил ноябрь 1519 г. Кортес сидел верхом на лошади и осматривал город, который надеялся подчинить себе. Неподалеку от него находился Берналь Диас дель Кастильо, который много лет спустя опишет свои впечатления в "Правдивой истории конкисты Мексики ". Полуслепой и почти глухой Диас вспомнит тогда краски и звуки далеких дней своей молодости с необыкновенной отчетливостью.

Теночтитлан со стороны представлял собой впечатляющее зрелище. "Когда мы увидели города и башни на воде, и соседние поселения на земле, и дамбы, такие прямые и ровные, ведущие прямо в Теночтитлан, — писал Диас, — мы подивились тому, что эти башни, храмы и строения такие огромные и возвышаются над водой. Некоторые солдаты сказали, что это похоже на сон; и не удивительно, что я так все здесь описываю, ведь ничего подобного раньше не видали, ни о чем подобном не слыхали и даже не представляли себе во сне". Чужеземцы спустились в столицу. "Они шли, — писал ацтекский свидетель, — в боевом порядке, словно завоеватели, и пыль поднималась за ними с дороги, их копья сверкали на солнце, их флажки трепетали, словно летучие мыши. Некоторые из них были одеты в железо с головы до ног; они пугали всех, кто их видел". Толпы испуганных, но любопытных ацтеков высыпали из домов, выстроились вдоль дамбы, одной из тех, что соединяли Теночтитлан с сушей, а некоторые сидели на озере в лодках.

Неподалеку от города испанские войска встретила царская свита. Слуги несли Мотекусому, как писал Диас, "под изумительно богатым балдахином из зеленых перьев с запутанными золотыми и серебряными узорами и зелеными камнями, подвешенными для украшения, на которые было приятно смотреть. Великий Мотекусома был богато одет согласно обычаю, на ногах его были сандалии — подошвы из золота, а верхняя часть украшена драгоценными камнями".

Мотекусома спустился с носилок, сообщает Диас, и никто из его вельмож не смел и думать смотреть ему прямо в лицо; все они отводили глаза. Кортес в свою очередь спешился и подошел к правителю ацтеков, протягивая руку, но Мотекусома отклонил этот жест. Кортес преподнес ему ожерелье из жемчуга, но когда собирался заключить правителя в объятья, говорит Диас, "те вельможи, что сопровождали его, отвели руки Кортеса, чтобы тот не дотронулся до него, что считалось оскорблением. Покончив с формальностями, ацтеки проводили Кортеса и его людей до города и привели во дворец, который принадлежал отцу Мотекусомы. Итак, город, который местный поэт описал как "пышное дерево, прекрасное, как камень жадеит", испускающий лучи "цвета пера кецаля", был осквернен приходом чужеземцев.

Спустя неделю Кортес предпринял один очень важный шаг. Вспомнив о столкновении при Веракрусе, в котором погибло несколько его солдат, Кортес сообщил Мотекусоме, что тот под страхом смерти должен прийти в месторасположение испанцев. Когда правитель шествовал по улицам, он сообщал взволнованным жителям, что идет по своей воле. С тех пор Мотекусома стал всего лишь игрушкой, марионеткой в руках Кортеса.

Примечательно, что люди, которым суждено было разрушить этот город, восхищались его красотой и великолепными сооружениями. По величественности он превосходил многие европейские города того времени, включая, как говорили много повидавшие конкистадоры, Рим и Константинополь. Города в лишенной в большей своей части лесов и опустошаемой стадами Европе были гораздо меньше, что определилось в Средневековье. В Западной Европе лишь Лондон, Рим и Венеция могли похвастаться населением в 100000 человек. Из испанских городов Севилья с населением 60000 человек более всего походила на Теночтитлан в котором предположительно обитало 200 000. Должно быть, гордость испанцев немало пострадала от того, что народ, который даже не упомянут в Библии, смог создать город, превосходящий любое поселение Европы.

Леон-и-Гама, который считается отцом мексиканской археологии, доказывал, что ацтекам пришлось быть искусными ремесленниками, чтобы вырезать затейливые украшения и "идолы" примитивными каменными орудиями. Кро[1]ме того, не имея ни малейшего теоретического представления об арке, они строили с монументальным размахом и создали Теночтитлан с совершенным мастерством. "В язычестве своем они обладали знанием наук и ремесел". Кортес восхищался прекрасными храмами и домами, прямыми улицами и каналами, ясным планом города — четыре квартала сходились на центральной площади.

Дворец Мотекусомы был украшен росписью, барельефами, богатыми тканями, золотыми экранами, предназначенными для того, чтобы никто не смотрел на правителя во время еды, кедровыми балками, согласно Кортесу, "с орнаментом в виде цветов, птиц и рыб". Испанцы посетили огромный, впечатляющий зверинец правителя, где были собраны почти все виды животных Центральной Америки, включая ягуаров и тапиров, видели гремучих змей в банках, украшенных перьями, побывали в птичнике и садах.

Хотя после прибытия испанцев в город 6 месяцев положение жителей оставалось неопределенным, жизнь в сто[1]лице шла своим чередом, и Кортесу с его людьми представилась возможность понаблюдать местный образ жизни и осмотреть достопримечательности. В своем втором письме к Карлу V Кортес описывает местоположение города. В долине, пишет он, "расположены два озера, которые почти заполняют ее. Одно озеро пресное, а другое, большее, — соленое. Из одного в другое, а также из города в поселения, расположенные по берегам вышеупомянутых озер, можно добраться посредством лодок, не ступая на землю".

Кортес продолжает описывать обстановку. "С любого направления, откуда возможен доступ, от земли город отделяют 2 лиги. Он имеет 4 входа, в каждый ведет искусственная дамба шириной в 2 коротких копья. Главные улицы очень широкие и прямые. Некоторые из них, а также большинство остальных представляют собой наполовину дорогу, а наполовину каналы для лодок. Там, где каналы пересекаются, дорога прерывается. Но во всех этих местах, которые бывают достаточно большими, сделаны мосты из широких, отесанных и пригнанных друг к другу балок. На многих мостах могут пройти 10 лошадей в ряд".

Над городом возвышалась огромная (150 футов — 45 метров) пирамида Великого храма. При всем своем порицании идолопоклоничества, Кортес не смог удержаться от восхищения, разглядывая архитектуру ацтеков. Он изумлялся красоте храмов и помещений, в которых располагались идолы, описывал жилища священников. Его поразил вид жрецов: они носили черные одеяния, как он сообщал в письме, "и никто из них не стриг и не причесывал волосы с тех пор, как они приняли сан, и до тех пор, пока они его не оставили. Он отбросил всякие попытки объективно описать религиозный центр города. "Так велика его территория, окруженная стеной, что там могло бы поместиться поселение в 5 тысяч человек. Внутри находятся здания с огромными комнатами и коридорами. Там по крайней мере 40 пирамид, очень высоких и хорошо сделанных; самая большая из них насчитывает 50 ступеней, ведущих к ее центру. Главная пирамида выше, чем собор в Севилье. И каменная кладка, и деревянные части повсюду очень хороши, лучше нельзя сделать. В тех храмах, где они держат идолов, очень много каменных скульптур, дерево украшено резьбой и изображениями чудовищ и других фигур".

Кортес не мог не отметить еще одной особенности храмового комплекса. Ацтеки перед храмами выставляли черепа своих врагов на особых подставках. Диас предположил, что там было несколько десятков тысяч этих черепов. Два конкистадора, постаравшиеся пересчитать их, назвали число 136 000. Некоторые из них еще сочились кровью, другие побелели от солнца — они были на разных стадиях разложения.

Пристрастие ацтеков к жертвоприношениям обнаруживалось и в другом. Ступени, ведущие к высокой платформе Великой пирамиды, где жертвам вырезали сердце, почернели от крови. На ее вершине святилище Уитцилопочтли было украшено рядами черепов. Голубые ленты черепов на находящемся поблизости святилище Тлалока символизировали воду. Под открытым небом, у подножья пирамид, жрецы с испачканными кровью волосами и телами, испещренными многочисленными шрамами, раскладывали свою страшную добычу. Вступив в святилище Уитцилопочтли, Диас содрогнулся. "В этом маленьком месте, — писал он, — находилось множество дьявольских вещей — рога, трубы и ножи, сердца индейцев, которых они сожгли в дар своим богам, и все настолько было перепачкано и пропитано кровью, что я проклял это место; и поскольку там пахло, как на бойне, мы поспешили удалиться от этого зловония и ужасного зрелища".

Как Кортес, так и Диас писал, что испанцы были свидетелями человеческих жертвоприношений, совершаемых жрецами с инкрустированными ножами в руках. "Когда бы они ни захотели вопросить о чем-то своих идолов, — писал Кортес, — они приводили множество девочек и мальчиков и даже взрослых, и перед этими идолами вскрывали им грудь, вынимали из них, все еще живых, сердце и внутренности, и сжигали их перед идолами, предлагая дым в качестве жертвоприношения. Некоторые из нас присутствовали при этом и сказали, что это самое жестокое и страшное зрелище, которое они когда-либо видели. И года не проходило, чтобы они не убили и не при несли в жертву по 50 человек в каждом храме".

Испанский историк Дуран, опираясь на сведения, предоставленные ему ацтеками, оставил более подробное описание жертвоприношения. В ожидании жертв на вершине пирамиды стояли 6 жрецов, лица их были вымазаны сажей, а волосы подвязаны кожаными лентами. Один из них держал деревянное ярмо, вырезанное в виде змеи. "Они по очереди хватали жертвы, один жрец за одну ногу, другой — за другую, еще двое — за руки. Потом жертву кидали на камень, где на нее набрасывался пятый и закреплял ярмо на шее. Главный священник разрезал грудь и с поразительной проворностью вынимал сердце. Теплое, дымящееся сердце поднимали к солнцу, и этот пар предназначался ему в дар. Потом жрец поворачивался к идолу и кидал сердце ему в лицо.

После того, как сердце было вынуто, тело спускали с пирамиды по ступеням. Между жертвенным камнем и началом ступеней было не более двух футов".

Несмотря на свои кровавые религиозные обычаи, ацтеки предстали перед Кортесом людьми, не лишенными цивилизованности. Их "действия и поведение, — заключил он, — почти на таком же высоком уровне, что и в Испании. Принимая во внимание то, что они варвары, лишены знаний о Господе и о других цивилизованных народностях, примечательно видеть то, что они создали".

Честолюбивый до безрассудства Кортес поставил все на то, чтобы со своим крошечным отрядом занять столицу империи, известной своей военной доблестью. Его влекли мечты о славе, власти, богатстве, о том, что он будет проводником истинной религии. Индейцы ценили золото, но не до такой степени, чтобы страстно домогаться его. Одного ацтека поразило то, как повели себя испанцы при виде золота. Они набросились на него, сообщает он, "сжали в пальцах, как обезьяны. Их охватила радость, казалось, что их сердца обновились. Они набросились, как голодные свиньи, на это золото". Сам Кортес сообщил посланникам Мотекусомы, что его люди страдают "болезнью сердца, излечить которую может только золото".

Что касается власти, то Кортес старался приобрести ее хитростью и коварством, зная, что враг во много раз превосходит его по численности. Он старался не провоцировать ацтеков, использовал Мотекусому в качестве подставного лица, и при каждом удобном случае старался умиротворить ближайших советников правителя и его полководцев, которые понемногу начинали роптать против присутствия испанцев. Однако в апреле, проведя в столице 6 месяцев, Кортес вынужден был вернуться на побережье. Веласкес послал из Кубы дисциплинарный отряд во главе с Панфило де Наваресом. Кортес поспешил в Веракрус, где подкупил солдат Навареса золотом и драгоценными камнями, и они ослушались своего начальника.

В отсутствие Кортеса временно командующий его войсками в Теночтитлане Педро де Альварадо дерзко напал на безоружных ацтеков, вероятно, испугавшись слухов о готовящемся заговоре. Под предлогом наблюдения церемонии, посвященной Уицилопочтли, Альварадо послал своих людей в храмовый комплекс. Дуран предположил, что в том месте собралось от 8 до 10 тысяч ацтекских воинов; облаченные в праздничные одеяния, они танцевали под мерный звук барабанов. Неожиданно испанцы загородили узкий проход и набросились на празднующих. "Сначала они напали на барабанщика, отсекли ему руки и голову, которая пролетела по воздуху и упала в отдалении". Затем они устроили всеобщую резню. "Повсюду валялись внутренности, отрубленные головы, руки и ноги. Ужасные крики и причитания наполнили этот двор! И никто не мог им помочь!".

В то время, как Кортес с подкреплением приближался к городу, в столице начался бунт. Кортес постарался смягчить гнев населения с помощью Мотекусомы, но когда правитель обратился к толпе, обещая, что испанцы покинут Мексику, его встретили громкими недовольными криками и камнями. Многие испанцы, писавшие об этом случае, называют причиной последующей смерти Мотекусомы именно удары камнями, но осведомители Дурана сообщили ему, что на теле ацтекского правителя было обнаружено 5 ножевых ранений, очевидно нанесенных ему испанцами.

Ацтекские войска, взволнованные смертью Мотекусомы и понимая свое численное превосходство, заставили испанцев поспешно отступить. Во время ужасной "Ноче Тристе", или "Печальной ночи", 30 июня 1520 г. Кортес потерял 800 человек и с оставшимися в живых отступил до Тлашкалы. Ацтеки безжалостно преследовали испанцев, атакуя их с суши и с воды. Однако, как и в предыдущих стычках, ацтеки допустили при этом роковую ошибку. Их воины старались не убить противника, а взять его в плен живым.

Жизни врагов нужны были для умиротворения ненасытного бога Уицилопочтли. Испанцы только выигрывали от этой тактики. Это и решило судьбу Теночтитлана. Если бы ацтеки старались не пленить испанцев, а уничтожить их, и если бы они поддерживали более дружеские отношения со своими соседями и могли при случае позвать их на помощь, то армия Кортеса вполне могла бы погибнуть.

Итак, ацтеки одержали верх, но ненадолго. Кортес собирался с силами 10 месяцев, а затем вернулся во главе грозно[1]го союза испанцев и воинов Тлашкалы. Он ожесточился сердцем. "Когда я увидел, насколько воинственны люди этого города, насколько они готовы погибнуть, как никакой народ, известный до этого, — писал он, — я уже не понимал, как можно избежать всех этих опасностей и не разрушить при этом их город, который и в самом деле был прекраснейшим городом в мире".

Таким образом, ацтекам решили отомстить. Пестрые шкуры ягуаров, перья орлов, воинственное размахивание копьями, обсидиановыми мечами и дубинками — все это было для испанцев напрасным занятием и никчемным зрелищем. Испанцы быстро уничтожили две трети населения" Теночтитлана, а остальные сдались. После семидесятидневной осады Кортес одержал победу и завладел огромной территорией, подвластной некогда ацтекам.

Итак, сильная, богатая, быстро развивающаяся цивилизация, по всем признакам не достигшая еще своей высшей точки, исчезла в мгновение ока. В пылу последних сражений Кортес приказал своим солдатам опустошить город. Конкистадоры разбивали статуи, выламывали двери и окна, грабили и разрушали храмы посреди клубов дыма от горящих зданий. Местное население еще долго страдало от испанцев. Голод и болезни, особенно оспа, против которой у индейцев не было никакого иммунитета, довершили гибель столицы.

"В Мехико и Тлателолько сейчас только печаль и страдания, там где раньше были красота и доблесть, — писал местный поэт на науатле, — ты устал от своих слуг? Ты сердишься на своих слуг, о Великий Податель Жизни?" — вопрошал он бога Уицилопочтли. Другой поэт, чье имя неизвестно, сокрушался о грандиозной потере: "Поломанные копья лежат на дорогах; мы вырвали волосы в печали. Дома стоят без крыш, а их стены красны от крови. В отчаянии мы швыряем о стены свои сердца, ведь наше наследство, наш город, потерян и мертв. Защитой ему служили щиты наших воинов, но они не спасли его".

Разбросанные камни Теночтитлана и близлежащего Тлателолько использовались при постройке города Мехико. Испанцы разбивали резные монолиты и использовали их в качестве фундамента или опорных камней. Они засыпали булыжником прекрасные каналы, пронизывающие го[1]род, благодаря которым Теночтитлан мог называться американской Венецией. Постепенно они осушили озеро Тецкоко и разрушили большинство чинамп — плавучих огородов, на которых крестьяне выращивали маис, кабачки, амарант — высокоурожайную, богатую белком зерновую культуру, бобы, перец чили и цветы, которые были незаменимой деталью всех ацтекских церемоний. Испанцы запретили употреблять амарант в пищу.

Тем временем церковные власти развернули широкую кампанию, направленную против всех проявлений язычества, приказывая уничтожить все индейские книги, священные предметы и статуи. Если огромные статуи нельзя было сдвинуть с места, их разбивали. На развалинах некогда величественного обиталища Мотекусомы выросли испанский колониальный монетный двор и Национальный дворец, а поверх сровненного с землей Великого храма разросся имперский город.

На Камне Солнца высечены 4 символа, обозначающие ягуара, ветер, огненный ливень и воду. Это служит указанием на даты конца предыдущих эпох, которые ацтеки называли Солнцами. В центре расположен 5-й календарный символ — лицо Танатиу, солнечного бога. Ныне известно, что ацтеки полагали, будто они живут в эпоху 5-го и последнего Солнца; 4 предыдущих Солнца погибли в катаклизмах во время, указанное на камне. Конец 5-го Солнца, говорили жрецы, также будет ознаменован величайшими бедствиями. Когда испанцы скакали по улицам поверженного Теночтитлана, вдоль которых лежали зловонные разлагающиеся трупы, Камень Солнца уже постепенно погружался в мягкую почву острова. Ужасы, предсказанные жрецами, наступили.

Цитируется по изд.: Ацтеки империя крови и величия. М., 1997, с. 9-33.