Речь Посполитая в 1756-1768 годы. Позиция Пруссии

Кончина Августа III не вызвала заметной обеспокоенности в Берлине. В письмах прусским послам в Дрездене, Варшаве, Вене и в Петербурге Ф. Буху, Г. Бенуа, Я. Ф. Роду и В. Ф. Сольмсу, отправленных в конце 1763 — начале 1764 г., Фридрих II подчеркивал, что решение об избрании нового короля в Польше зависит целиком от России 14, договоренности с которой по этому поводу следует, однако, дополнить 15. Прусский король писал также, что, по его мнению, Россия в силу своего союза с Польшей вправе вмешиваться во внутренние дела последней 16. Для Пруссии же, с точки зрения Фридриха II, главным вопросом было избежание войны, в первую очередь с Австрией 17, возможное вмешательство которой в польские дела вызывало наибольшее опасение Берлина 18. Прусский король, как уже было показано выше, вполне добровольно предоставлял России полную свободу рук в Польше, но не хотел, чтобы это повлекло за собой международные осложнения для собственного королевства. Именно с этих позиций он и подходил к дальнейшему согласованию действий Пруссии и России. В письме К. А. Рексину — прусскому послу в Константинополе — от 1 ноября 1763 г. он рассуждал о необходимости сохранения существующего строя Речи Посполитой, что избрание короля-поляка позволит законсервировать слабость польского государства, в то время как избрание саксонского принца таит в себе опасность введения в Польше наследственной монархии 19. В тот же день он повторил эту мысль в депеше Г. Бенуа 20 и не раз возвращался к ней впоследствии. Разумеется, такая постановка вопроса должна была в первую очередь успокоить Турцию: убедить Порту, что противодействие планам Веттинов объясняется нежеланием допустить установление наследственной монархии в Польше. Примечательно, что такая же аргументация присутствует и в наставлении Г. Кейэерлингу и Н. В. Репнину от 21/10 ноября 1763 г. Независимо от соображений Фридриха II эта мысль получила дополнение в виде тезиса о необходимости слабости королевской власти. Таким образом, можно предположить, что одним из вопросов, подлежащих, с точки зрения Пруссии, согласованию с Петербургом, должен был стать круг полномочий будущего короля.

Второй темой для консультаций, по мнению Берлина, был вопрос о предполагаемых изменениях польской конституции. 8 ноября/ 28октября 1763 г. В.Ф. Сольмс сообщил Фридриху II о своем разговоре с Н. И. Паниным, который накануне был поставлен во главе Коллегии иностранных дел. Он сообщил прусскому послу, что намерен в ближайшее время заняться подготовкой к подписанию союзного договора с Берлином, «но ему кажется необходимым заключить особую конвенцию, которая имела бы предметом только настоящие дела и послужила бы основанием для инструкций министрам обоих дворов на время заседаний будущего сейма; что польские патриоты, сознавая недостатки нынешней их формы правления, были бы весьма склонны устранить прежние злоупотребления и стать на правильную ногу, но так как, по-видимому, ни в интересы вашего величества, ни в интересы России не может входить содействие Польше сделаться могущественным государством, чем она и сделалась бы, если бы научилась пользоваться своими силами, то недурно было бы не допускать двух предложений, которые могут быть представлены сейму, и именно: одного — об отмене liberum veto, а другого — об увеличении войска; что, если бы полякам удалось изменить эти две статьи их конституции, то не было бы более возможности ни разрывать сеймы, ни держать их в страхе превосходством регулярной армии, выставленной у их границ» 21. В ответной депеше Сольмсу от 26 ноября 1763 г. Фридрих II повторил мысли, высказанные Паниным, и подчеркнул, что они целиком соответствуют его собственным намерениям 22. Достигнутое согласие Берлина и Петербурга, видимо, вполне удовлетворило Фридриха II, и он, не дожидаясь окончательного оформления русско-прусского союза, в ответ на настоятельную просьбу Екатерины II поручает своему резиденту в Варшаве Г. Бенуа действовать там по согласию с русским посольством 23. Формирование общей позиции России и Пруссии, основанной на недопустимости нововведений в государственном устройстве Речи Посполитой, свидетельствует, что в Петербурге это решение было принято совершенно независимо от мнения прусского короля. В конце октября об этом писал Кейзерлинг, в начале ноября — говорил Сольмсу Панин, наконец, это требование было закреплено в наставлении Кейзерлингу и Репнину. Прусский король только выразил с ним согласие, правда, заметив, что такой подход Петербурга вполне согласуется с интересами Берлина.

Руководителей русской внешней политики не могло не заботить отношение Австрии и Франции к событиям в Польше. Как уже отмечалось, сразу же после смерти Августа III, 17/6 октября, Екатерина II отправила письмо Марии Терезии, в котором высказала намерение добиваться избрания «пяста» на польский престол 24. 31/20октября на конференции у канцлера М.И. Воронцова австрийский посол Ф. Мерси д'Арженто объявил, что по указу своего двора он подтверждает прежнюю позицию Вены о предоставлении полякам свободы выбора, «дабы оной последовал по законам и на основании вольности польской» 25. С этого начались контакты Вены и Петербурга по вопросу об избрании нового короля. В конце октября русский посол в Вене Д. М. Голицын сообщил, что, по слухам, венское министерство совместно с Францией намерено поддерживать кандидатуру саксонского курфюрста или же кого-нибудь из старших принцев дома Веттинов, однако такая поддержка, по словам посла, не пойдет дальше «представлений» и интриг. Голицын отмечал, что при венском дворе распространено мнение, будто Россия совместно с Пруссией намерена разделить Польшу и что необходимо поэтому совместно с Францией воспрепятствовать подобным планам, для чего может быть привлечена и Турция 26. По мнению Н.И. Панина, эти ложные сведения были призваны затруднить действия России в Польше, но они также показывают, по его словам, неспособность Вены и Парижа «прямым действием нам препятствовать». Он поручил А. М. Обрескову и Г. Кейзерлингу опровергать такие слухи 27. В начале ноября Д. М. Голицын сообщил о подозрениях венского двора, что в России намерены возвести на польский престол Адама Чарторыского или Станислава Понятовского. По сведениям посла, в случае неудачи саксонского кандидата Австрия не будет поддерживать других претендентов, лишь бы в ходе избрания короля были соблюдены законы республики 28. Тогда же посол был приглашен к В. Кауницу, сообщившему ему содержание ответного письма Марии Терезии, названного Екатериной II жалким 29. В нем подтверждалось нежелание Австрии, а следовательно, и Франции, вмешиваться в польские дела, почему, с точки зрения Вены, военные приготовления России на польских границах не являются необходимыми, иначе это «может подать повод к беспокойствам другим в нынешнем состоянии Польши интересующимся державам». Голицын писал далее, что, по его мнению, в данном случае имелась в виду только Турция. Франция же «по своей отдаленности и за неимением ныне достаточного войска и денег, — полагал посол, — ничего, кажется, знатного по польским делам предпринять не в состоянии» 30. В примечании Н. И. Панина на эту депешу отмечалось, что, хотя Вена и Париж и отказались от активного вмешательства в польские дела, они не оставили надежды оказать поддержку саксонской династии, для чего, используя турецкую угрозу, стремятся убедить Россию воздержаться от применения войск. А это, как замечал Панин, «гораздо нас поставит на ровень с другими. Следовательно, и саксонского двора домогательства больше получат силы и действа» 31. Тем не менее в Петербурге могли полагать, что военного вмешательства со стороны Австрии в дело избрания нового польского короля не последует. Об этом свидетельствовала неудача объявленного в декабре 1763 г. в Вене набора рекрутов и закупки лошадей для кавалерии, которые по сведениям Д. М. Голицына проходили очень медленно и не могли быть завершены к весне 1764 г. 32 В России было также известно, что никаких согласованных решений по польским делам Версалем и Веной принятой не было. А на обращенный к В. Ф. Сольмсу вопрос Панина: не было ли включено в Губертсбургский договор каких-либо секретных статей относительно избрания нового польского короля, прусский посол ответил отрицательно, указав только, что была статья по поводу избрания римского императора 33.

Позиция Версаля в польских делах после кончины Августа III не претерпела существенных перемен: Франция не могла найти в себе силы активно вмешаться в события в Польше. Об этом вполне убедительно свидетельствовали донесения русского посла Д. А. Голицына 34. Однако Н. И. Панин все же недооценивал озабоченность Франции усилением влияния России в Речи Посполитой и угрозами раздела Польши. И если в первом случае руководитель русской внешней политики был совершенно прав, ожидая французских интриг в Константинополе, ибо именно в это время, 1 ноября 1763 г., С. Г. Шуазель-Прален в письме к Л. Беранже рассуждал о желательности «отвлечения России от европейских дел войной с Турцией» 35, то во втором — Панин, конечно же, заблуждался, когда полагал, что слухи о разделе Польши в Вене и Париже распушены лишь, чтобы спутать карты России и Пруссии, затруднив реализацию задуманной ими польской политики.

И в Австрии, и во Франции угроза раздела воспринималась весьма серьезно и рассматривалась как долговременный фактор польской политики. На это указывает инструкция М. Н. Боссе, преемнику Л. А. Бретейля на посту посланника в Петербурге, от 18 декабря 1763 г. В ней говорилось: «Система короля (Франции. — Б. И.) относительно будущего избрания польского короля состоит из трех пунктов: 1) чтобы никоим образом не была нарушена конституция республики; 2) чтобы выборы были свободные; 3) чтобы польская территория была сохранена в целости». Из инструкции следовало, что Версаль признает результаты королевских выборов в Польше, лишь бы они проводились по закону и свободно, а новый король будет рассматриваться как союзник Франции, поскольку он является королем поляков. «Все заставляет думать, — указывалось в инструкции, что Пруссия и Россия имеют определенный план действий и теперь изыскивают только средства привести его в исполнение. План этот может быть двояким, или он состоит только в том, чтобы посадить на престол «пяста», или предполагают отнять у этого королевства несколько провинций. Несомненно, что если бы речь шла только о первом, мы не видели бы в этом ничего противного наши политическим принципам и не стали бы сожалеть, что курфюрст Саксонский не имел успеха. Так как прусский король согласился с русской императрицей посадить на престол поляка, естественно подозревать территориальные уступки будущего короля в пользу покровительствующих держав. Мы предполагаем, что прусский король желает приобрести Польскую Пруссию и Данциг. Вот за этим надо следить как можно внимательнее» 36.

Нельзя согласиться с П. П. Черкасовым, что эти рассуждения С. Г. Шуазеля-Пралена свидетельствуют о проницательности дипломата Версаля 37, ибо изложенная схема, как мы могли убедиться, не имела ничего общего ни с планами Петербурга, ни со взаимоотношениями России и Пруссии по польским делам. Однако приведенная инструкция все же важна, поскольку отражает побудительные мотивы французской политики. Они характеризовались серьезными опасениями, что политика России и Пруссии приведет к захвату ими польских земель. В связи с этим следует заметить, что характеристика позиции Австрии и Франции, данная Фридрихом II, в большей степени соответствовала действительности, нежели мнение Н. И. Панина.

Но опасения Версаля были продиктованы отнюдь не озабоченностью судьбой Польши. Беспокойство вызывала только вовлеченность в польские дела Пруссии и ее возможные аннексионистские претензии. Гипотетические приобретения России на восточных рубежах Польши, хотя и были нежелательны, но не представляли, с точки зрения Версаля, серьезной угрозы для Франции, как это было в случае с Курляндией, поскольку не влекли за собой неизбежного втягивания в конфликт Австрии, а вслед за ней и французской короны. Иное дело Пруссия. Дальнейшее усиление государства Фридриха II неизбежно означало войну между Австрией и Пруссией с обязательным участием Франции на стороне Габсбургов, чего в Версале хотели бы избежать, особенно имея в виду готовившееся возобновление австро-французского союза. Поэтому, как это ни кажется странным, но именно в Версале, несмотря на всю внешнюю враждебность французской и русской дипломатии, сделали все возможное, чтобы удержать Вену от противодействия политике России в Польше. В связи с чем вполне обоснованной представляется позиция Фридриха II, который придавал гораздо большее значение, нежели это делали в Петербурге, опасениям Вены и Версаля по поводу грозящего раздела Польши, и неоднократно непосредственно и через В. Ф. Сольмса убеждавшего Екатерину II и Н. И. Панина, что вмешательство России в польские дела сильно раздражает Австрию и Францию, внешняя безучастность которых носит показной характер, но, вместе с тем, ни Бурбоны, ни Габсбурги не решатся в нынешней ситуации вмешаться в конфликт, но аналогичные действия Пруссии почти неизбежно чреваты началом большой войны в Европе.

Цитируется по изд.: Носов Б.В. Установление российского господства в Речи Посполитой. 1756-1768 гг. М., 2004, с. 129-133.

Примечания

14. [Frledrich II ] PC. Bd. 23. S. 169,190,196,297.

15. IbkLS. 145,146,159,165.

16. Ibid. S. 228,250,265.

17. Ibid. S. 161,163,184,191, 196,228-230.

18. Ibid. S. 228.

19. Ibid. S. 165-166.

20. Ibid. S. 168.

21. Сб. РИО. СПб., 1878. Т. 22. С. 144-145.

22. (Friedrieh Щ PC. Bd. 23. S. 195-196.

23. IKd. S. 216,219,230,239.

24. Сб. РИО. СПб., 1886. Т. 51. С. 12-13.

25. АВПРИ. Ф. 32. Ол. 6.Д. 280. Л. 64-67.

26. Там же. Д. 415. Л. 22-25.

27. Там же. Л. 25.

28. Там же, л. 63-68.

29. Сб. РИО. СПб., 1886. Т. 51. С. 121.

30. АВПРИ. Ф. 32. Оп. 6. Д. 415. Л. 84-87.

31. Там же.

32. Там же. Д. 417. Л. 25-27.

33. Сб. РИО. СПб.. 1878. Т. 22. С. 143

34 См.: Соловьев С. М. Указ. соч. С. 257—260; Черкасов П. Н. Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775. М., 1995. С 316-318.

35. Сб. РИО. СПб., 1912. Т. 140. С. 261.

36. Recueil des instructions donndcs aux ambassadeurs et ministres de France depuis les traitds de Westphalie jusqu'i la Revolution francaise. Paris, 1890. Vol 9: Russie. P. 216-228.

37. Черкасов П. П. Указ. соч. С. 319.