Карфаген: величие и падение (Циркин, 1986)

Во время второго этапа финикийской колонизации в последней четверти IX века до н. э. тирийцы основали Карфаген (см. карту № 1). В это время тирские колонии, вероятнее всего, не были абсолютно независимыми в отличие от греческих, а составляли часть Тирской державы, хотя и пользовались значительной автономией.

Каково было положение Карфагена? Рассматривая этот вопрос, надо в первую очередь отметить, что связи между Карфагеном и его азиатской метрополией несомненно существовали. Раскопки показали, что первоначальная карфагенская керамика однотипна финикийской [215, с. 324—370, 463 — 466}. Возможно, значительная часть ее была привезена из метрополии, а не изготовлена в Африке. Наличие связей с метрополией подчеркивает и письменная традиция. Геродот (III, 19) говорит, что финикийцы Азии рассматривали карфагенян как своих детей. В свою очередь карфагеняне, если верить Курцию Руфу (IV, 2, 10), почитали тирийцев как своих родителей.

Диодор (XX, 14) указывает на десятину, которую с давних времен выплачивали карфагеняне тирскому храму Мелькарта. Возвысившись, продолжает историк, карфагеняне уменьшили долю, отправляемую в Тир, по вторжение сиракузского тирана Агафокла, поставившее под угрозу само существование карфагенского государства, заставило устрашенный Карфаген возобновить выплату десятины. Диодор не уточняет время, когда карфагеняне проявили пренебрежение к тирскому храму. Можно думать, что это произошло уже после середины VI века до н. э., ибо тогда карфагенский полководец Малх, по свидетельству Юстина (XVIII, 7, 7), еще отправлял десятую долю своей сицилийской добычи в Тир. Позже, в 405 г. до н. э., в Тир была отправлена большая бронзовая статуя Аполлопа, захваченная карфагенянами в Геле в Сицилии (Diod. XIII, 108). Но словам Курция Руфа (IV, 3, 22), свою добычу из захваченных городов пунийцы вообще предпочитали переправлять в метропо-

[29]

лию, а не украшать ею город. Торжественные посольства карфагенян в Тир засвидетельствованы в разные периоды. Известно, что послы из Карфагена находились в атом городе во время осады его Александром Македонским в .332 г. до н. э. (Curt. Ruf. IV, 2, 10; Агг. Anab. И, 24, 5).

Свидетельствует ли это о политической зависимости Карфагена от Тира? Все источники говорят об уважении, которое проявляли карфагеняне к метрополии и ее главному богу — его рассматривают и как покровителя колонизации и колоний (см. ниже), но не о политических связях. Так, Арриан (IV, 2, 10) выразительно называет карфагенских послов теорами, т. е. послами, чья миссии связана главным образом с культовыми целями, прибавляя, что они прибыли для того, чтобы воздать честь Гераклу, как греки обычно называли Мелькарта. По сообщению Курция Руфа (IV; 2, 11), карфагеняне обещали скорую помощь осажденным тирийцам. Историк говорит, что это обещание сопровождалось призывом стойко выносить осаду города, причем инициаторами и убеждения, и обещания были послы. Едва ли у карфагенских послов были время и возможность снестись с правительством, так что можно думать, что это было их личной инициативой. Характерно, что карфагенская помощь тирийцам все-таки не пришла, и карфагеняне ограничились только сочувствием (IV, 3, И)) и заботой о женах и детях тирийцев (IV, 3, 20). Надо отметить, что священные посольства из Карфагена в Тир отправлялись и тогда, когда финикийский город уже входил в состав эллинистических государств. Последнее такое посольство зафиксировано Полибием (XXXI, 12) для 162 г. до н. э. В условиях, когда Тир сам не был независимым, эти посольства не могли свидетельствовать о политической зависимости Карфагена.

Итак, мы видим, что отношения между метрополией и колонией были построены в какой-то степени по образцу семейных отношений: тирийцы выступали в качестве родителей, а карфагеняне — детей. Последние почитали первых и приносили знаки своего почитания как городу вообще, так и его главному храму. В принципе обе стороны не могли воевать друг с другом, и это могло быть оформлено специальным актом, судя по упоминанию Геродотом (III, 19) клятвы, на которую сослались финикийцы, отказавшись, несмотря на настояния персидского царя, выступить против Карфагена. На колониях мог лежать моральный долг помогать метрополии, и эта помощь могла быть как прямой (хотя такие случаи неизвестны), так и косвенной: например, прием женщин и детей из Тира, что облегчило положение осажденных. Следовательно, связи были скорее духовными, чем политическими. Они напоминают отношения между

[30]

[31]

метрополиями и колониями, сложившиеся в греческом мире [47, С. 166 — 167).

Надо, однако, заметить, что обычное, по-видимому, на Востоке представление о юридической зависимости колонии от метрополии повлияло на отношение к Карфагену чужеземных царей. Именно этим объясняется упоминание Мегасфрном, которого цитируют Иосиф Флавий (Ant, IiuK X, 11, 1) и Страбои (XV, 1, 6), походов египетского фараона Тахарки (Теархона) и вавилонского царя Навуходоносора (Набокодросора) вплоть до Геракловых Столпов [313, т. I, с. 418). Еще отчетливее выявились претензии персидского царя Дария. Как рассказывает Юстин (XVIII, 1, 10 — 13), этот владыка приказал карфагенянам отказаться от человеческих жертв, погребения трупов и поедания собак, а также потребовал помощи в войне с греками. Автор отмечает, что запреты карфагеняне приняли, но главное политическое требование царя отвергли. Впрочем, если принять этот рассказ на веру, надо заметить, что и запреты были приняты только для виду, ибо до самого конца существования своего государства пунийцы продолжали практиковать и человеческие жертвоприношения, и трупоположение. Итак, независимо от того, считал ли персидский царь себя сувереном Карфагена (на основании своего суверенитета над Тиром) или нет 1  фактически политическая власть его на этот африканский город не распространялась.

Преемник Дария Ксеркс уже сделал из этого выводы. По словам Диодора (XIII, 1), он отправил послов в Карфаген не с приказом помогать ему в планируемой войне с греками, а ради договоренности о «совместном предприятии». Историк употребляет слово …, подчеркивающее равноправие сторон. При этом, по словам того же автора, был заключен договор (…) между персами и карфагенянами. Наличие договора также подтверждает равенство африканских финикийцев с персидским царем  2. Таким образом, мы видим, что если сначала персидские владыки и пытались рассматривать Карфаген как зависимое государство, то уже в начале V века до н. э. должны были практически признать его полную независимость. Никаких претензий па политическую власть над собой карфагеняне не принимали.

___________

1. В надписи Дария среди областей и народов, подчиненных царю, упоминаются мексии и Карка. Некоторые ученые полагали, что речь идет о мексиях и Карфагене (80. г. II, с. 132. 138: 398, т. 1. с. 499). Однако, как отметил С. Гзелль, эта гипотеза очень спорная (313, т. I, с. 419|,

2. Словом … Диодор (XVI, 09) называет и договор между Карфагеном и Римом, в котором о каком-либо подчинении одной стороны другой не могло быть и речи.

[32]

Из рассмотренного материала вытекает, что Карфаген занимал среди финикийских колоний независимое и особое положение. По-видимому, это объясняется тем, что он был основан не тирским правительством, как Утика или Ауза, а политическими эмигрантами, враждебными правительству [106, с. 47]. Такое положение, вероятно, и позволило ему встать во главе западнофиникийского мира. Возможно, этому способствовало то, что во главе колонизационной экспедиции стояла предстанительница царского рода, и это увеличивало престиж Карфагена среди западных финикийцев [207, с. 34].

Историю первых лет Карфагена мы знаем плохо. Как было отмечено, местное население радушно приняло прибывших финикийцев. Однако вскоре отношения, вероятно, испортились. Щетин (XVIII, 6, 1—7) рассказывает, что после основания Карфагена макситанский царек под угрозой войны потребовал руки Элиссы, которая, однако, предпочла самоубийство. Сервий (ml Леи. IV, 36) сохранил вариант традиции, по которому война даже состоялась, но была, по-видимому, прервана из-за самоубийства царицы. Наконец, у Свиды (…) сохранилось враждебное карфагенянам предание, согласно которому финикийцы, которые основали Карфаген, просили у местных жителей приюта только на ночь и на день, но по прошествии итого времени отказались уйти. Во всех этих сказаниях, видимо, отразился расцвеченный легендарными подробности ми факт резкого обострения отношений между Карфагеном и окружающим населением вскоре после основания города. Чем это было вызнано и чем закончилось, мы, к сожалению, не знаем.

А затем, по словам X. Леншау, тьма лежит на начальном периоде карфагенской истории [376, стб. 2224]. Письменные источники ничего больше не говорят о Карфагене на протяжении первых полутора столетий его существования. Только археологии позволяет несколько прояснить это время.

В начале своей истории Карфаген представлял собой сравнительно небольшой город, почти или совсем не имевший земельных владений. Да и за территорию, которую он сам занимал, он должен был платить арендную плату, или дань, местному населению. Торговые связи объединяли его главным образом с метрополией. В слоях святилища «Тиннит I» и в древнейших могилах некрополя обнаружены керамика, маски, амулеты, подобные финикийским и киприотским [215, с. 324 -308, 434]. Часть этих вещей могла быть изготовлена на месте в старых традициях, вывезенных с родины, а часть привезена из Азии. И это же время в Карфагене начинают появляться и египетские пещи, в основном амулеты [215, с. 450—452]. Уже в VIII веке до н. э. появляются финикийские изделия в Этрурии [34, с. 520;

[33]

268, с. 189; 421, с. 16]. Однако до середины VII века до н. э. доставляли их туда скорее всего восточные финикийцы [387, с. 192].

Начало VII века до н. э. приносит значительные изменения. Расширяется, по-видимому, сам город. Изменяется керамика, находимая в святилище «Тиннит II» и одновременных ему могилах, причем возрождаются старые ханаанейские традиции, забытые в Финикии и не проявляющиеся в Карфагене в VIII веке до н. э. Расширяется ареал карфагенской торговли. Раскопки показывают большое количество греческой, особенно коринфской и прото-коринфской, керамики, привозимой в Карфаген, видимо, непосредственно из Эгейского бассейна. Теперь можно уверенно говорить о карфагено-этрусской торговле: не только финикийские вещи встречаются в Этрурии, но и этрусские изделия, прежде всего сосуды bucchero, в довольно большом количестве находят в Карфагене. Расширяются связи карфагенян с Египтом, откуда, в частности, приходят многочисленные скарабеи с именами фараонов XXVI династии [34, с. 520 — 521; 175, с. 11-38; 215, с. 370 -375, 390-423. 429-460; 268, е.. 189- 190; 386, с. 368 — 374]. Начало этих изменений приходится приблизительно на первую четверть VII в. до н. э. П. Сайта связывает их с событиями на Востоке, с разрушением ассирийцами Сидона и осадой Тира, после чего многие финикийцы могли эмигрировать на Запад, в том числе и в Карфаген [215, с. 370—375, 440]. Такое предположение вполне вероятно, и оно, кажется, хорошо объясняет подъем Карфагена в это время.

Став значительным торговым центром и получив, вероятно, новое пополнение, Карфаген смог приступить к активной колонизационной деятельности. О первом акте колонизационной активности Карфагена сообщает Диодор (V, 16, 23): карфагеняне через 160 лет после основания своего города вывели колонию на остров Питиуссу (современного Ибиса), где создали город Эбес. Если принять датой основания Карфагена 823 год до н. э., то выведение колонии на Питиуссу надо отнести к 663 году до н. э. Впрочем, число 160 округленное и, вероятно, приблизительное. Поэтому предпочтительнее датировать основание Эбеса около середины VII века до н. э. Этим нременем датируются и древнейшие пунические статуэтки, найденные на Питиуссе [300, с. 340], что подтверждает в целом сообщение Диодора.

Выведение первой колонии в этот район не было случайностью. Южная Испания, где в это время существовала Тартессийская держава, своими богатствами притягивала средиземноморских торговцев. На юге Пиренейского полуострова и вблизи него уже существовала целая сеть тирских поселений различного типа. Выступать в тот период против интересов своей

[34]

метрополии и внедряться в эту сеть Карфаген, видимо, не мог и не желал. Поэтому он искал обходной путь к Испании, и Эбес вполне мог быть хорошим плацдармом на подступах к испанским берегам в обход тирских колоний. К тому же он находился на «островном мосту», с далекой древности служившем связью между Испанией и Центральным Средиземноморьем. Обладание Эбесом позволило Карфагену занять ключевую позицию в этом районе. Однако непосредственно на Пиренейский полуостров карфагеняне в тот промежуток времени проникнуть не смогли. Археология показывает, что они появились там только в самом конце VI века до н. э. [167, с. 234]  3.

В конце VII — начале VI века до н. э. н район крайнего запада Средиземноморья устремились греки из Фокеи, основавшие около 600 года до н. э. Массалию в Галлии и стремившиеся установить контакты с Тартессом. Это, естественно, вызывало враждебную реакцию карфагенян. Первый акт борьбы с фокейцами, о котором сообщают Фукидид [I, 13], Павсаний (X, 8, 6; 18, 7) и Юстин (XIJII, 5, 2), развертывавшийся в начале VI в. до к. э., завершился поражением Карфагена и установлением фокейской талассократии (Diod. VII, 13). Правда, Эбес остался у карфагенян, но фокейцы, по-видимому, сумели его парализовать 4.

Эта неудача на крайнем западе Средиземноморья заставила карфагенян обратиться к его центру. Они выводят свои колонии и к востоку, и к западу от своего города и подчиняют себе уже существующие колонии тирийцев. Примером карфагенских колоний можно назвать Керкуан, расположенный сравнительно недалеко от Карфагена; он основан незадолго до середины VI века до н. э. [406, с. 197]. Приблизительно в это же время карфагеняне утверждаются в старых финикийских городах Хадрумете и Лептисе [183, с. 200; 238, с. 78; 286, с. 33]. Возможно, что н это же время они обосновываются в Сабрате, к западу от Лептиса [152, с. 70; 434, с. 152|. Утверждение карфагенян на берегах Сирта и вблизи них было вызвано стремлением взять в свои руки торговлю с внутренними районами Африки. Лептис

________

3. Ж. Феррон относит появление карфагенян на Пиренейском полуострове к более раннему времени: основываясь на прочтен и н им имени «Магон» па погребальной урне из некрополя финикийского города Сокси п Испании, он утверждает, что этот город был основан не тирийцами, а карфагенянами до конца VIII века до н. э., так как, по его мнению, ими «Магон» часто встречается и Карфагене, но не отмечено в Финикии или на Кипре (267, с. 258—2641. Однако на черенке на сидонского храма Эшмупа начала IV века до н. э. читается патронимик bn mgn (523, с. 32|. что доказывает существование этого имени н Финикни и подрывает тем самым клапнос доказательство Ж. Феррона.

4. Подробнее об этом ом. [99, с. 26—29].

[35]

(а может быть, и некоторые другие финикийские города) находился на выходе транссахарских путей к средиземноморскому побережью. Между Лептисом и Карфагеном пунийцы создают ряд торговых и якорных стоянок, которые должны были обеспечить безопасное плавание между этими двумя городами. Псевдо-Скилак (110, 111), перечисляя эти города и фактории, отмечает, что расстояние между двумя такими пунктами равно одному дню или одной ночи пути. Эта область Карфагенской державы вошла впоследствии в античную науку под греческим названием Эмнории, т. е. Торговая область (Liv. XXXIV, 62). Отсюда карфагеняне извлекали огромные богатства. По словам Ливня (XXXIV, 62), один только Лептис выплачивал им по десять талантов. К VI веку до н. э. относятся первые следы присутствия карфагенян на территории современного Алжира [365, с. 11; 434, с. 153].

Добровольно ли признали власть Карфагена другие колонии Тира? Обычно считают, что греческая угроза заставила западных финикийцев сплотиться вокруг Карфагена (см., например, [334, с. 344; 506, с. 28)). Эллины к тому времени обосновались в Киренаике. Нам известно о войне карфагенян с греками в Африке (см. ниже), однако противниками эллинов выступают именно карфагеняне. Поэтому можно полагать, что ко времени этой войны (или войн) Лептис, как, по-видимому, и другие финикийские города к юго-востоку от Карфагена, находился уже под властью карфагенян 5. В то же время установление карфагенского господства задевало экономические интересы лентийцев, о чем ясно говорит та дань, которую они платили Карфагену. Это позволяет предположить, что подчинение Лептиса не было добровольным. Такое предположение хотя и гипотетично, но вполне вероятно.

Подчинение Карфагену территории в Африке привело к изменениям в этой части света. Теперь карфагеняне едва ли могли терпеть прежнее состояние вещей, при котором они, не имен практически земель вне пределов городя, платили дань окружающим их ливийцам. Попытка освободиться от этой дани связана с именем полководца Малха 6, которому Юстин (XVIII, 7. 2) приписывает «великие дела», совершенные «против афров», т. е. явно против местного населения, живущего в окре-

____________

5. В науке существует предположение, что подчинение Лептиса Карфагену явилось следствием разгрома отряда спартанского царевича Дориэя в конце VI в. до н. э. [10С, с. 86]. Однако Геродот, рассказывая об этом событии, упоминает, как мы увидим, только местных союзником карфагенян и самих карфагенян, а это делает более вероятным предположение, что Лептис уже входил в состав Карфагенской державы.

6. В рукописях Maleiis, или Mazaeus.

[36]

стностях города. Однако надо учесть, что позже максим, ближайшие соседи Карфагена, выступают в войне как равноправные союзники карфагенян (см. ниже) и, следовательно, нет речи об их подчинении, и «великие дела» Малха этого подчинения не означают. Тот же Юстин (XIX, 1, 3) отмечает, что н более позднее время карфагеннне в течение многих лет не платил и дань афрам. Поэтому можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что результатом войны Малха и Африке было освобождение Карфагена от уплаты дани [106, с. 85; 313, т. I, с. 463; 398, т. I, с. 160].

Малху римский историк приписывает и «великие дела» и Сицилии, часть которой карфагенский полководец покорил. На этом острове размежевались сферы эллинов и финикийцев. За последними осталась западная часть. Однако около 580 года до н. э. [398, т. I, с. 158; 525, с. 324] группа книдян и родосцев но главе с Пентатлом попыталась вторгнуться в финикийскую область и обосноваться на мысе Лилибей в непосредственной близости от Мотии. Это угрожало не только финикийцам, но и элимам, являвшимся, по Фукидиду (VI, 2, б), союзниками финикийцев. Диодор (V, 9) рассказывает, что против Пентатла выступили жители элимского города Эгесты и разбили греков, в сам предводитель погиб. Павсаний (X, 11, 3—5), ссылаясь на Антиоха Сиракузского, включает в число врагов Пентатла и финикийцев. Но были ли этими финикийцами карфагеняне? Сообщение Павсания ничего об этом не говорит, так как у греков не было термина типа «пунийцы», который сразу позволил бы отличить карфагенян. Фукидид, говоря о концентрации финикийцев в западной части Сицилии, среди причин выбора именно этого места называл и близость к Карфагену. Однако вполне возможно, что историк перенес современную ему ситуацию на более раннее время. Из всего сказанного выше вытекает, что в VIII веке до н. э. Карфаген не мог еще играть столь значительную роль, чтобы его близость определяла финикийский выбор. Скорее речь шла вообще об укреплении позиций на кратчайшем пути к африканскому побережью с его тирскими колониями. Нет никаких оснований полагать, что и к 580 году до н. э. карфагеняне играли какую-либо роль в Сицилии.

Точная датировка походов Малха в Сицилию спорна, ибо Юстин не дает никаких хронологических указаний. Учитывая, однако, упоминание Орозием (IV, 6) одновременности походов карфагенского полководца и персидского царя Кира, кажется приемлемой датировка войн Малха в Сицилии 60—50 годами VI века до н. э. [106, с. 70; 417, с. 29]. Юстин не указывает, какая часть острова была покорена Малхом. Однако стоит отметить, что в рассказе Геродота (V. 46) о борьбе со спартанцем

[37]

Дориэем в западной части Сицилии элимы из Эгесты названы равноправными союзниками карфагенян 7. И в качестве таковых они были еще довольно долго. Только в 410 году до н. э. эгестийцы, принужденные к тому неудачами в борьбе с греческим городом Селинунтом, согласились, но словам Диодора (XIII, 43), передать свой город карфагенянам. Следовательно, до 410 года злимы оставались независимыми от Карфагена. Поэтому речь может идти только или о сиканах, населяющих юго-западную часть острова (но не о сикулах, живших в греческой сфере), или о сицилийских финикийцах. Для этого времени у нас нет сведений о подчинении больших территорий местных племен. Подчинение же сицилийских финикийцев вписывается в общую картину становлении Карфагенской державы, включающей в себя в это время тирские города. Поэтому предпочтительней кажется мысль, что Малх подчинил Карфагену финикийские города Западной Сицилии.

После побед в Африке и Сицилии, по-видимому, в 545 — 535 годы до н. э. [417, с. 134] Малх со своей армией переправился в Сардинию, но здесь потерпел поражение (lust. XVIII, 7, 1). Приговоренный со всем своим войском к изгнанию, он вернулся в Карфаген, попытался произвести государственный переворот, но после первых успехов был разбит и казнен (lust. XVIII, 7. 2 — 18). Первенствующее положение в государстве занял Магон. С правлением Магона и его преемников связан наивысший расцвет могущества Карфагенской державы.

Активное вторжение в Центральное Средиземноморье привело карфагенян к необходимости урегулировать и оформить свои отношении с соседями, н первую очередь с этрусками, и том числе с городом Цере. В Карфагене обнаружено могильное сооружение с цилиндрической колонкой церетанского типа [433, с. 114], а в Цере найдены карфагенские антропоморфные стеклянные сосуды с фигурой бога Хани [268. с. 190]. О связях двух городов говорит название одной из церетанских гаваней — Пуническая. В другой гавани — Пиргах — были найдены знаменитые золотые пластинки на финикийском и этрусском языках с посвящением богине, которая в пуническом тексте именуется Астартой, а и этрусском — Уни-Астартой (точнее, по-этрусски Уни-Астрой). То, что церетанский царь Гефарие Велианас почитал карфагенскую богиню и оставил посвятительную надпись в ее честь и даже построил святилище, свидетельствует о тесной связи с Карфагеном. Еще показательнее наличие на цоретанской территории синкретического культа Уни-Астарты.

__________

7. Геродот в данном случае говорит просто о финикийцах, но позже 38 (VII, 158), упоминая те же события, уже прямо называет карфагенян.

[38]

Сейчас эти надписи датируют обычно около 500 года до н. э. |155, с. 171, 207, с. 70). Однако, учитывая необходимость длительного сосуществовании этрусков и карфагенян для появления такого культа, можно с уверенностью говорить, что эти пластинки подтверждают тесные карфагено-церетанские контакты и в предшествующее время. Цере, конечно, не был единственным контрагентом пунийцев в Этрурии. Восточные памятники, доставляемые в Этрурию карфагенянами, встречаются и в других местах этой территории [34, с. 520—521; .'386. с, 308—374).

Положение осложнилось, когда в 60-х годах VI века до н. э. греки из Фокеи, установившие к этому времени свою талассократию (см. выше), теперь попытались укрепиться и в центре Средиземноморья, основав свою стоянку в Алалии, на восточном берегу Корсики (Пег. I, 165). Алалия была расположена на важнейших торговых, путях, связывающих Африку и Галлию, Италию и Галлию, Италию и Испанию [346, с. 12—16). По-видимому, создание Алалии и имело целью утвердиться на этих важных морских дорогах Тирренского моря. Не исключено, что фоконцы сделали тогда же попытку обосноваться и на Сардинии, в том числе на юге, в непосредственной близости от финикийского Калариса [408, с. 863).

Усиление фокейцев угрожало как некоторым этрусским городим, в том числе Цере, одному из важнейших торговых центров Этрурии, так и пунийцам. Оно заставило тех и других теснее сплотиться и, видимо, толкнуло их к тому, чтобы закрепить уже существующие торговые связи специальными соглашениями, прибавив к ним трактаты о взаимных гарантиях своих сограждан и договоры о военном союзе, т. е. те дипломатические акты, о которых говорит Аристотель (Pol. Ill, 5, 10, 1280а, 36—37) 189, с. 1241-1242].

Позиции обеих сторон еще более сблизились после того, кик около 540 года до н. э. фокейцы, бежавшие на Запад от персидского господства, поселились в Алалии (Her. I, 165—166), л результате чего эта промежуточная стоянка и стратегическая база могла сама стать важным торговым и политическим центром данного района Средиземноморья. Может бить, именно к этому времени относится соглашение о военном союзе, упомянутое Аристотелем. По словам Геродота (I, 166), карфагеняне и этруски начали войну с фокейцами, действуя на основе «общего решения» (…). В объединенный флот союзники выставили по 60 кораблей. Это сообщение Геродота может говорить о наличии предварительного решения и о стремлении подчеркнуть равенство сторон: никто не должен был иметь перевеса, дабы общая победа не пошла на пользу только одному союзнику. Возможно, сама цифра была предложена карфаге-

[39]

нянами, ибо в финикийских эскадрах обычно было 60 или кратное этому числу количество судов [456, с. 74].

В морской битве при Алалии приблизительно в 535 году до н. э. фокейцы одержали победу, но фактически потеряли весь свой военный флот (из 60 кораблей 40 погибло, а остальные стали небоеспособными), так что греки были вынуждены покинуть Корсику и перебраться в италийский Регий, позже основав в Италии Элею (Her. I, 166—167). Эта битва способствовала более четкому разграничению сфер влияния в районе Тирренского моря [334, с. 344—345]. Сардиния попадает в сферу влияния пунийцев. Если греческие поселения здесь до этого и существовали, теперь они должны были исчезнуть. Эллинское влияние полностью вытесняется. Именно во второй половине VI века до н. э. карфагеняне устанавливают свое влияние, а затем и власть над этим островом [137, с. 1, 4]. К концу века значительная часть Южной и Юго-Западной Сардинии уже была подчинена Карфагену. Карфагеняне не ограничились прибрежной полосой, а начали довольно глубокое проникновение во внутренние районы острова [137, с. 4—6].

Приблизительно через 20 лет после битвы при Алалии Карфагену пришлось вновь столкнуться с эллинами, но на этот раз в Африке. Геродот (V, 42) упоминает о попытке спартанского царевича Дориэя основать колонию на реку Кинип, т. е. на самой территории Карфагенской державы немного восточнее Лептиса. Но словам историка, путь спартанцам указали жители Феры, метрополии Кирены. В то же время Саллюстий (lug. LXXIX, 3—4) рассказывает о длительной войне на суше и на море, которую вели карфагеняне и киренцы. Отсюда весьма обоснованно положение, что экспедицию Дориэя надо рассматривать как один из эпизодов карфагено-киренской войны (106, с. 85J. Завершилась война заключением мира, закрепившим за карфагенянами большую часть спорной территории (Sal. lug. LXXIX, 4 — 10). Судя по рассказу Геродота, местные племена, ливийцы и маки (т. е. явно те же максии, о которых он упоминает несколько выше) выступали вместе с Карфагеном как его союзники.

Греки угрожали карфагенянам в Африке не только к востоку, но и к западу от Карфагена. Гекатей (F. gr. Hist. I, fг. 343) уноминает ионийский город Кибос, расположенный, возможно, недалеко от Гипнона Акры. В том же приблизительно месте Псевдо-Скилак (111) упоминает Питекусскую гавань и рядом с ней остров с городом Эвбея. Анализ этих сообщений привел некоторых исследователей к выводу, что речь могла идти о попытке греческой колонизации в районе современного Туниса 40 [383, с. 2U; 397, с. 271-274; 507, с. 257-283]. Упоминание

[40]

Гекатеем Кибоса свидетельствует о том, что ату попытку надо отнести к VI веку до н. в. Псевдо-Скилак, чей перипл составлен около середины IV века до н. э. [96, с. 141], этот город не упоминает, но зато подчеркивает, что все африканское побережье вплоть до Столпов Геракла, включай упомянутые им Питекусскую гавань и Эвбею, подчинено карфагенянам. Если гипотеза о греческом происхождении всех этих поселений правильна (более или менее-ручаться можно только за Кибос, об ионийском происхождении которого говорит Гекатей), то ясно, что и какое-то время до середины IV века до н. э. эллины были вытеснены, а Кибос (может быть, самый значительный из их городов) разрушен. Как мы увидим из дальнейшего, это скорее всего надо отнести к V веку до н. э., когда пунийцы утверждаются во внутренних районах Африки и к западу от Карфагена.

Приблизительные границы Карфагенской державы к концу VI века до н. э. можно определить на основании I римско-карфагенского договора, текст которого сохранил Полибий (1П, 22, 4 — 13). По словам историка, этот договор был заключен во время консульства Прута и Горация, на 32 года ранее нашествия Ксеркса на Элладу (III, 22, 1—2), т. е. в 509 или 508 год до н. э. Было высказано мнение, что этот договор тесно связан со вторым подобным ему договором, который относится к середине IV века до н. э. (см. ниже), и па этом основании оба документа датировали либо 40-ми годами IV века до н. э., либо концом VI в. до н. э. |)), с. 292 — 293; 444, с. 375—376]. Однако сравнительно недавно К. Э. Петцольд, рассматривай договоры с Карфагеном в рамках истории римской дипломатии, доказал, что они относится к разным эпохам дипломатической истории Рима и первый и.» них надо датировать временем до заключения договора Кассия с латинами (последний же относится к периоду вскоре мосле битвы при Ариции, т. е. к 507 или 504 год до н. э. 8) [444, с. 381—409). Это убедительное толкование позволяет присоединиться к подавляющему большинству современных историков, в целом принимающих традиционную датировку.

Исходя из текста I римско-карфагенского договора, запрещается римлянам и их союзникам плавать по ту сторону Прекрасного мыса, если они не будут принуждены к этому бурен или врагами, вести там торговлю, кроме как через специального глашатая или писца (видимо, карфагенских уполномоченных), и вообще оставаться там долее пяти дней. В этом же договоре обе стороны признают карфагенскую власть над Сардинией, Ливией

________

8. О дате битны при Ариции и вообще о достоверности этой битны см. [35, 106).

[41]

и частью Сицилии, причем положение римских торговцев в этих частях Карфагенской державы было неодинаковым: в Сицилии допускалась свободная торговля, в то время как в Ливии и Сардинии торговать можно было только через тех же карфагенских чиновников.

Наибольшее затруднение вызывает локализация Прекрасного мыса и выражение «по ту сторону» его (…). В свое время было высказано предположение, что этот мыс, вопреки прямому указанию греческого историка, находится не в Африке, а в Испании [106, с. 75; 457, с. 44, прим. 3; 523, с. 353—357]. Наиболее подробные доводы в пользу испанской локализации мыса привел Л. Виккерт: 1) при африканской локализации мыса запрещение плавать за него становится неясным, так как можно было подразумевать и западное и южное направление, а допустить неясность н та ком важном документе карфагеняне не могли; при идентификации же Прекрасного мыса с мысом Нао в Испании неясности нет, ибо в таком случае предполагать можно было только южное направление; 2) в тексте договора при запрещении торговать за мысом все же разрешается торговать в Линии, т. е. в той же Африке; 3) во II договоре в качестве ограничительных пунктов римского мореплавания указываются Прекрасный мыс и Мастия в Тартессе (т. е. на юго-востоке Испании), из чего вытекает, что и в действительности эти пункты находились рядом.

Однако эти доводы вызывают возражения. Во-первых, в комментарии Полибия к договору (111, 23, 1 — 2) ясно указывается, что запрещение распространяется на районы к востоку (точнее, к юго-востоку) от Прекрасного мыса. Но, если и не обращать внимания на полибиевский комментарий, надо иметь в виду, что при заключении договора едва ли были неясности, ибо мыс явно обозначает пределы власти или влияния Карфагена, а они были хорошо известны обеим договаривающимся сторонам. Во-вторых, под Ливией явно подразумевалась не вся Африка, а только та ее часть, которая была подчинена карфагенянам. В тексте договора нет противопоставления Ливии и Прекрасного мыса: и по ту сторону Прекрасного мыса, и в Линии (как и в Сардинии) можно торговать, но только через посредство карфагенских должностных лиц. В-третьих, то, что во II договоре названы как ограничительные пункты Прекрасный мыс и Мастия, свидетельствует скорее о том, что запрещено было пространство между ними. Надо отметить еще одно важное обстоятельство: нам известен не латинский или пунический оригинал, а греческий перевод, и поэтому мы не знаем, как точно именовался мыс в договоре; в Африке же встречаются мысы с похожими латинскими названиями: Каидидум, т; е. Блестящий

[42]

 (Plin. V, 23), и Пульхре, т. е. Красивый (Liv. XXIX. 27, 12), и то время как в Испании никакого похожего названия не находим.

Все это побуждает нас отвергнуть локализацию Л. Виккерта и присоединиться к большинству современных исследователей, которые вслед за Полибием помещают Прекрасный мыс в Африке [141, с. 76—79; 392, с. 6-7; 404, с, 655; 519, т. I, с. 341 342; 522. с. 25]. При этой локализации тоже возникают некоторые сомнении, так как во П договоре при сохранении того же условия насчет Прекрасного мыса все же разрешается торговать в самом Карфагене. Однако ясно, что Карфаген занимал особое положение в своей державе, и поэтому его торговля могла регулироваться особым образом. С точки зрения Карфагена, этот договор имел целью предотвратить свободную торговлю конкурентов с подчиненными ему частями его державы (исключение было сделано для Сицилии); сам же Карфаген, значительный торговый центр, явно мог торговать с кем угодно и на каких угодно условиях. Возможно, возникновение каких-то недоразумений заставило пунийцев включить во II договор соответствующую статью (см. ниже). Таким образом, как нам представляется, нет необходимости исправлять полибиевскую интерпретацию договора (ср. [330, с. 74 — 75] 9

Принимая толкование греческого историка, мы представляем себе Карфагенскую державу в конце VI века до н. э. Под властью Карфагена находились Сардиния (но крайней мере она признавалась карфагенской; реально под пунической властью находились, видимо, побережье и, может быть, южная и юго-западная часть внутренних районов острова), часть Сицилии и побережье Африки к юго-востоку от Карфагена вплоть до так называемых Филоновых алтарей к востоку от Лептиса (об их местонахождении см. Ps.-Scyl. 109; Strabo XVII, 3, 20). Кроме того, господство Карфагена распространялось на его отдельные колонии на африканском побережье к западу от города и на Эбес.

К концу VI века до н. э. карфагеняне вновь вступили в борьбу с греками. На этот раз военные действии разворачивались, по-видимому, практически одновременно на двух театрах: в Сицилии и в районе Испании. Начало войн в Сицилии связано

______________

9. Есть, кажется, смысл принести методическое правило, которому мы стараемся следовать. Опровергать традицию надо, если: 1) она заведомо фантастична, носит мифологический характер или бессмысленна. 2) содержит внутренние противоречия, 3) противоречит уже установленным или более вероятным фактам. В противном случае необходимо следовать традиции и стремиться ее интерпретировать, как бы трудно порой это ни было.

[43]

с именем того же Дориэя, с которым совсем недавно карфагеняне столкнулись в Африке на берегах Кинипа.

Геродот (V, 43—48) рассказывает, что после своей неудачной африканской авантюры спартанский царевич с теми же людьми отплыл в Сицилию, чтобы обосноваться в ее западной части, в районе Эрика, т. е. между финикийскими городами Панорм и Солунт. По пути он вмешался в войну между Кротоном и Сибарисом, закончившуюся разрушением последнего. Это дает нам дату высадки греков — 510 г. до н. э. или несколько позже. Попытка греков утвердиться в западной части Сицилии вызвала резкий отпор как финикийцев, так и элимов из Эгесты 10. Дориэй потерпел поражение и был убит. Сообщения других авторов дополняют рассказ Геродота.

Диодор говорит (IV, 23, 3), что спартанец успел основать город Гераклею, который довольно быстро вырос и поставил под угрозу политические и, видимо, экономические интересы финикийцев в этом районе, что и вызвало войну карфагенян с эллинами, которая кривела к разрушению Гераклеи. По словам Юстина (XIX, 1, 9), в войну вмешались и другие народы Сицилии (под которыми надо понимать греческие полисы острова [149, с. 264]), и развернулась длительная война, в которой эллины не раз одерживали победу. Тогда-то, как пишет Юстин (XIX, 1, 10 — 13), и прибыли послы Дария с требованиями к карфагенянам, в том числе и о военной помощи. Видимо, втянутые в сицилийские дела, карфагеняне отвергли это требование персидского царя. Несмотря на свои успехи, греки не сумели утвердиться на западе Сицилии, а сам Дориэй погиб, как и большинство его воинов.

Гибель Дориэя была использована Гелоном как повод к войне против карфагенян под лозунгом мести (Пег. VII, 158). Гелон, по словам Пол нэпа (I, 27, 1), именно для войны с карфагенянами был избран стратегом города Гела, но воспользовался своей властью, чтобы стать тираном и захватить затем Сиракузы. Так как Гелон захватил Сиракузы в 485 г. до н. э., то надо думать, что война началась или в этом году, или незадолго до него. Если верить речи, которую Геродот вложил в уста Гелона (VII, 158), тот обратился за помощью к балканским грекам, ибо положение, но видимому, было столь трудным для эллинов, что возникла опасность их полного вытеснения с Сицилии.

Нам неизвестен в точности исход этой войны или кампании. Мы знаем только, что на западе острова перевес остался нее же на стороне финикийцев. Гераклея была разрушена, Дориэй по-

______________

10. По мнению Э. Вилля, инициаторами войны вообще выступали эгейстийцы, а не карфагеняне [525, с. 224]

[44]

гиб, а единственный оставшийся в живых из предводителей греческой экспедиции Эврилеонт с остатками армии захватил селеяунтский город Миною и даже, вмешавшись в селинунтские дела, попытался стать тираном этого города, побыл убит (Her. V, 16). В греческой части острова положение было довольно сложным: союзник Гелона акрагантский тиран Ферон изгнал из Гимеры ее тирана Терилла, на помощь которому пришел властитель Регия Анаксилай, и они выступили против Ферона и Гелона. Торилл был связан гостеприимством с карфагенянином Гамилькаром сыном Магона (Геродот ошибочно вместо Магона называет Ганнона), с которым заключил союз и Анаксилай (Пег. VII, 165). Это давало пунийцам удобный повод для вмешательства в дела Сицилии. Они уже имели трудный опыт войны с сицилийскими греками и поэтому, по-видимому, на этот раз пошли на союз с персами, в то время готовившимися к нападению на Элладу, тем более что на этот раз речь шла, как уже говорилось, о равноправном союзе.

С огромной армией, насчитывающей, по явно преувеличенным сведениям Диодора (XI, 20, 1), 300 тысяч сухопутных воинов, 200 боевых и три тысячи грузовых кораблей, карфагеняне под командованием Гамилькара высадились в Сицилии и двинулись к Гимере. Гамилькар рассчитывал как на регийцев и гимерских изгнанников, так и на селинунтян, возмущенных действиями Эврилеонта, Ферон, удерживавший Гимеру, обратился за помощью к Гелону, который направил туда армию из 50 тысяч пехотинцев и пяти тысяч всадников. Карфагеняне потерпели в битве при Гимере сокрушительное поражение, причем погибла большая часть армии и сам полководец, так что жители Карфагена какое-то время даже опасались высадки сиракузян в Африке (Her, VII,-105—107; Diod. XI, 20-24). По преданию, переданному Геродотом (V, 166), сражение при Гимере произошло в тот же день, что и морская битва у Саламина, в которой был разгромлен персидский флот, т. е. 20 сентября 480 года до н. э.

По словам Диодора (XI, 26), после битвы при Гимере между Карфагеном и Сиракузами был заключен мир, но которому карфагеняне должны были оплатить военные расходы Гелона, выплатить контрибуцию в две тысячи талантов серебра и построить два храма, в которых должен был храниться текст договора. На такие сравнительно умеренные условия договора толкнула сиракузского тирана трезвая оценка реальной обстановки.

Международное положение в Сицилии и Южной Италии было в это время сложным. Эллины далеко не всегда выступали единим фронтом. На горизонте маячила этрусская угроза. Допустить создание единого антисиракуаского фронта пуний-

[45]

цев, этрусков и части греков Гелои, разумеется, не мог и предпочел довольно легким миром оторвать от возможной коалиции карфагенян. Удалось ли ему это? Пиндар в своей I Пифийской оде, воспевающей победу преемника Гелона Гиерона над этрусками при Киме, называет врагом греков также и финикийца (I Pyth. 72). Что надо в этом видеть? Риторический оборот, воспоминание о недавней борьбе или отражение действительного события? На этот вопрос ответить нелегко, тем более что нигде больше участие финикийцев, т. е. карфагенян, в битве при Киме не упоминается, в том числе и в надписи самого Гиерона. Вполне возможно, что тогда карфагеняне все же предприняли еще одну попытку сломить мощь Сиракуз, но после Гимеры уже не имели достаточно сил, чтобы играть если не первую, то хотя бы равноправную роль в коалиции с этрусками.

Приблизительно в это же время разыгрываются события и на крайнем западе Средиземноморья. Там тартессии, вступив в союз с фокейцами, предприняли попытку вытеснить финикийцев с Пиренейского полуострова и напали на Гадес. Видимо, опасность была столь грозной, что гадитане обратились за помощью к карфагенянам. Последние использовали это обращение как повод к вмешательству на юге Испании. И хотя гадитанам, по-видимому, удалось отбить нападение тартессиев, карфагеняне не желали уходить из Испании. Они взяли штурмом родственный им Гадес, не желавший в новых условиях принять карфагенян, и включили его в состав своей державы. Через какое-то время после этого карфагеняне подчинили себе и другие финикийские города Южной Испании. Можно полагать, что Тартессийская держава не выдержала своего поражении под Гадесом и развалилась. Ее остатки попали под контроль Карфагена.

Одновременно нунийцы установили блокаду пролива у Геракловых Столпов и, может быть, подчинили Лике в Северо-Западной Африке. Именно к концу VI —началу V века до н. э. археология отмечает проникновение на юг Испании и северо- запад Африки карфагенских изделий, в частности керамики, которые частично или полностью вытесняют преобладавшие до этого произведения финикийских городов испанского юга. Характерно, что именно около 500 года до п. э. финикийцы покидают Могадор у атлантического побережья Африки, который до этого служил важной торговой базой испанских финикийцев.

Такое усиление Карфагена на западе Средиземноморья и при выходе в Атлантический океан не могло не обеспокоить фокейцев, особенно Массалию, н это- время выдвинувшуюся на первый план среди фокейских городов. В битве при Артеми-

[46]

сии, произошедшей вскоре после 485 года до н. э., карфагенский флот был разбит. В результате, как нам представляется, было приостановлено распространение сферы карфагенской власти на Юго-Восточную Испанию. Но юг страны и выход в океан остались в руках карфагенян (см. [99. с. 29—341).

После всех этих событий в 70-е годы V века до н. э. складывается основное ядро Карфагенской державы [106, с. 76). Под властью Карфагена оказываются почти все финикийские города Западного Средиземноморья. Возможно, только Утика еще не входила в державу, если принять предложенное ранее толкование границы карфагенского государства по Прекрасному мысу, расположенному восточнее Утики. Кроме того, Карфаген установил спою власть над значительными районами Сардинии и Южной Испании и, может быть, над какой-то частью Западной Сицилии. На этом большом острове после поражения при Гимере пунийцы долго не пытались продвигаться вперед, сосредоточив усилия па Африке и Сардинии.

И там, и там их дела сначала шли далеко не блестяще. Хотя Сардиния договором 509 г. до н. э. признавалась карфагенским владением, реально пунийцы всем островом не владели. Недаром карфагеняне еще много лет боролись с сардами. Еще до битвы при Гимере сын Магона Гасдрубал потерпел поражение н Сардинии и нал в битве (lust. XIX, 1.6). Его брат Гамилькар, ставший его преемником, не смог завершить дело брата, ибо вскоре во главе войска двинулся и Сицилию, где и погиб у Гимеры. Возможно, что гибель Гасдрубала возродила надежды некоторых эллинов, как, например, Аристагора, который в начале восстания ионийцев против персов советовал восставшим, вместо того чтобы бороться с персидским царем, покинуть Ми лет и переселиться на Сардинию (Her. V, 124). После Гимеры пунийцы возобновили наступление н Сардинии и в целом действовали успешно, хотя до конца остров так и не покорили (Diod. V, 15). Под властью Карфагена оказалось побережье, а также южная и западная часть внутренних районов острова. От территории свободных сардов карфагенские владения отделялись системой крепостей, напоминающей римский нал, с башнями, стенами и другими многочисленными преградами [417, с. 137].

В Африке война, которую, вероятно, в конце VI или в начале V века до н. э. вели пунийцы, также оборачивалась сначала неудачно (Inst. XIX, 1, 3), так что они были вынуждены даже снова платить дань ливийцам (lust. XIX, 1, 4). Однако после 180 года до н. э. они возобновили наступление на ливийцев. Юстин (XIX, 2, 1—4) приписывает успехи внукам Магона — Гимилькону, Гисгону и Ганнону (сыновьям павшего в Сицилии

[47]

Гамилькара) и Ганнибалу, Гасдрубалу и Сафону (сыновьям его брата Гасдрубала). По словам историка, эти полководцы, r то время правящие карфагенянами, воевали с маврами, сражались с нумидийцами и, разбив афров. заставили их отказаться от дани, которую те получали от карфагенян. Представляется виол не справедливым мнение исследователей, связывающих именно с этими событиями, которые, видимо, надо датировать около 475—450 годов до н. э., создание африканских владений Карфагена [106, с. 86; 319, с. 85; 313, т. I, с. 463; 398, с. 225- 227]. В первой половине V века до н. э. власть этого города распространяется на всю западную часть Северной Африки вплоть до Геракловых Столпов.

Возможно, именно в это время пунийцы выводят на эти территории свои новые многочисленные колонии, которые были и опорными пунктами, помогающими удерживать в повиновении подчиненных, и рынками, через которые карфагеняне торговали с теми же народами [520, с. 55, 57—59]. Недаром Псевдо-Скилак (112) называет многие из карфагенских поселений на африканском побережье именно «рынками» (…). Цепь таких поселений связывала Карфаген с районом Геракловых Столпов, что создавало для пунических мореходов возможность спокойного каботажного плавания вдоль североафриканского берега.

Вероятно, в V веке до н. э. карфагеняне подчинили Утику, старейшую колонию Тира в Африке и. по-видимому, единственную, которая до сих пор сохраняла независимость от Карфагена [207, с. 63; 515, стб. 1877]. Нам совершенно неизвестны обстоятельства подчинения Утики Карфагену. Можно только говорить, как это уже было отмечено в науке, что в I римско-карфагенском договоре этот город еще не упомянут, в то время как он появляется во II договоре, I) последнем Утика названа как равноправная с самим Карфагеном. Поэтому вполне правомерно мнение, что Утика вошла н состав Карфагенской державы как формально равноправная со столицей, что, разумеется, не мешало се фактическому подчинению [106, с. 97].

Вероятно, именно в связи с этим надо решать «проблему V века». Эта проблема состоит в том, что, основываясь на результатах раскопок, прежде всего в Утике, была выдвинута точка зрения, согласно которой V век до н. э. был временем регресса Карфагенской державы, которая после поражения при Гимере не шла на контакты с греческим миром, стала проводить политику строгой экономии и обеднела, будучи отрезанной от внешнего мира и готовя свои ресурсы для будущей схватки с эллинами [212, с. 25-29; 212а. с. 144-146; 204, с. 18; 498, с, 551].

[48]

Основным доказательством является факт, что могилы V века намного беднее предыдущих и в этих могилах практически не встречаются греческие изделия. Иногда это положение распространяют на Западное Средиземноморье вообще, утверждая, что в V веке до н. э. оно было отрезано от Греции [212а, с. 144].

Последнее необходимо сразу же опровергнуть. Например, для Эмпориона (Северо-Восточная Испания) именно V в. до н. э. был веком наиболее интенсивных связей с Афинами [166, г. 75]. Да и по отношению к Карфагенской державе в целом эта точка зрения представляется сомнительной. В сицилийских финикийских городах, прежде всего в Мотии, которая тщательно раскапывается, в изобилии встречаются эллинские изделия V н. до н. э. (361, с. 327; 320, с. 161; 321, с. 152; 417, с. 32]. Не наблюдается никакого перерыва в греческом импорте в Эбесе и на подчиненных Карфагену территориях Южной Испании и Северо-Западной Африки [300, с. 436—437; 123, с. 184—186; 514, с. 12—16]. Наконец, вблизи самого Карфагена, в Керкуане, в V веке до н. э. продолжаются торговые контакты с греками, о чем свидетельствуют находки греческой керамики, не уступающие сицилийским [406, с. 499—500].

Как все это объяснить? По нашему мнению, эти обстоятельства надо связать с торговой экспансией Карфагена и подчинением ему Утики. В I римско-карфагенском договоре (а его, по-видимому, можно рассматривать как образец всех подобных договоров, в том числе и с греческими городами) контрагентам Карфагена разрешается свободно торговать в Сицилии — и перед нами результат разрешения: обилие греческих изделий в сицилийско-финикийских городах. Возможно, Эбес служил карфагенянам подобным «окном в мир» на западе Средиземноморья [99, с. 62]. Именно через него, вероятно, проникали греческие изделия н карфагенскую Испанию, как через тот же Эбес пуническая керамика — в греческий Эм пори он и далее и местные поселения северо-востока Пиренейского полуострова 1389. с. 244 -249]. Что касается Керкуана, то он, непосредственно, видимо, подчиняясь Карфагену, пользовался и его торговыми привилегиями. Этот город, основанный карфагенянами во второй четверти VI века до н. э. [406, с. 518], был сразу же подчинен Карфагену и не мог быть его соперником.

Иное дело - Утика, как и Гадес в Испании, — старые города, уже задолго до возвышения Карфагена бывшие значительными торговыми центрами: они могли выступить конкурентами Карфагена. И последний, признав, возможно из-за почтенной древности этих городов, их официальное равноправие, на деле стремился как мог принизить их значение. В Испании карфагеняне, взяв штурмом Гадес, по-видимому, заставили

[49]

его отказаться от всяких владений на материке и постарались перехватить его торговлю с атлантическим побережьем Африки и Европы (см. ниже). Полностью выполнить им эту задачу не удалось, но псе же с V в. до н. э. отмечается сужение сферы гадитанской торговли, особенно в южном направлении, самым ярким свидетельством чего является тот факт, что около 5(Х) г. до н. а. финикийцы оставили Могадор [206, с. 92. 951. Решение «утикийской проблемы» могло быть еще более радикальным, учитывая близость этого города к столице. На него было распространено действие торговых запретов, признаваемых иностранными контрагентами Карфагена. Это, как кажется, и привело к резкому обеднению могил Утики. Таким образом, представляется, что «проблема V века» была не общепунической, тем более — не общезанадносредиземноморской, а локальной, вызванной конкретными обстоятельствами Утики.

Подтверждение этой мысли мы находим в дальнейшем поведении Утики. Недаром Аппиан (Lib. 75), рассказывая о событиях 149 года до н. э., говорит о «старинной ненависти» утикийцев к карфагенянам, что резко контрастирует с тем дружелюбным приемом, какой они оказали колонистам, при бывшим для основания Карфагена. Такая ненависть вполне могла возникнуть в результате притеснений карфагенян. Не раз поэтому во время серьезных испытаний, выпавших на долю Карфагена, Утика проявляла колебания, порой даже открыто присоединялась к его врагам. Так было во время экспедиции Агафокла в конце IV в. до н. э. (I)iod. XX, 54, 2), в период восстания наемников и ливийцев в III в. до н. э. (Polyb. I, 82, 9 — 10), в начале III Пунической войны в середине II века до н. э. (Polyb. XXXVI, 3, 1; Арр. Lib. 75).

Карфаген в V веке до н. э. не только не утратил свои позиции, но, наоборот, приобрел новые. Даже в Сицилии, несмотря на поражение при Гимере, он сумел полностью сохранить свои владения. В Испании же, Сардинии и особенно Африке он при обретает новые. В это время к уже созданной н предыдущем столетии морской державе присоединяются континентальные владения. Мощь и богатство Карфагена в V в. до п. э. подтверждается письменной традицией. В 415 году до н. э., когда Сиракуз достигла весть о готовящейся против них экспедиции афинян, в сиракузском народном собрании выступил видный политический деятель города Гермократ и, если верить Фукидиду (VI, 34), предложил, в частности, обратиться к карфагенянам с просьбой о помощи против афинян, ссылаясь на то, что Карфаген имеет в изобилии золото и серебро, столь необходимые 50 для войны. Позже Диодор (XII, 84) вложил в уста афинского

[50]

стратега Никия слова о величайшем войске, какое имел в то время Карфаген.

Итак, ни археология, ни письменная традиция не дают оснований считать V век до н. э. для Карфагена веком регресса и обеднения.

Завоевание материковых владений имело большое значение для Карфагена. Впервые под его властью оказались огромные земельные владения, в том числе с плодороднейшей почвой. Если раньше Карфаген был чисто морским городом, не имевшим или почти не имевшим плодородной территории (даже за свою землю он должен был платить дань), то теперь он ее приобретает. При этом наиболее плодородную часть он присоединяет непосредственно к своей территории, в результате чего образуется карфагенская хора т. е. сельская округа Карфагена (см. ниже). У некоторых других финикийских городов вблизи столицы, как, например, Хадрумета, также появляется хора. На плодородных землях своей округи многие представители пунической знати приобретают владения.

Видимо, это создание африканских континентальных владений подразумевал Дион Хризостом (Or. XXV), говоря, что Ганнон превратил карфагенян из тирийцев в ливийцев [313. т. I. с. 422, прим. 1; 398, т. I, с. 504]. Этого Ганнона можно сопоставить с одним из внуков Магона, упомянутых Юстином. Возможно, именно Ганнон играл первенствующую роль среди своих братьев, осуществляющих коллективное господство над Карфагеном в первой половине V в. до н. э. Вероятно, он же возглавил и экспедицию, отправленную из Карфагена вдоль западных берегов Африканского континента.

До наших дней сохранился в греческом переводе перипл, приписываемый Ганиону (GGM, I, Hannoni periplus). Он вызвал и науке обширную дискуссию, в том числе и об его подлинности. И нее же, несмотря на высказываемые норой сомнения, его, как мы увидим далее, в главе о пунической словесности, в целом можно считать подлинным. Другой дискуссионный вопрос — о дате плавания Ганнона. Археологические данные показывают, что в самом конце VI и особенно в V веке до н. э. в Северо- Западной Африке появляются первые следы карфагенского присутствия, в том числе вазы «с уступами» и сосуды с двумя ручками, встречающиеся в это же время в Карфагене. Раскопки о районе Тингиса ясно показывают, что в первой половине V века до н. э. гадитанское влияние сменяется карфагенским. Трудно не связать это с деятельностью Ганнона. Общая историческая обстановка также свидетельствует о первой половине V века до н. э.

Как мы видели, на рубеже веков или в самом начале

[51]

V столетия карфагеняне укрепляются у Геракловых Столпов, подчинив себе гадитан. Это обстоятельство могло быть использовано для наступления на экономические позиции Гадеса как в Африке, так и в Европе. Оставление Могадора, о чем уже говорилось, явно свидетельствует о регрессе Гадеса, Наконец, обратимся к свидетельству Плиния (V, 8). Он называет Ганнона «вождем карфагенян» (Carthaginiensium dux). Это надо сопоставить со словами Юстина, упоминающего Ганнона среди внуков Магона, правивших карфагенянами, которых он позже называет «императорами». Все это заставляет нас вместе с другими учеными признать, что экспедиция состоялась не раньше 480 и не позже 450 г. до н. э. [237, с. 218; 216, с. 322; 319, с. 95] 11.

Спорны и пределы плавания Ганнона. Сам мореплаватель в споем отчете после довольно четкого описания начального этана пути рассказывает о дальнейшем путешествии нарочито неясно, указывая только, что он достиг горы, называемой Колесницей Богов, и залива Южный Рог (16, 17). Идентификация этих мест с теми или иными пунктами африканского побережья вызвала обширную дискуссию. Колесницу Богов отождествляли и с Зеленым Мысом, и с горой Какулима в Гвинее, и с вулканом Камерун [321, с. 169]. Как бы то ни было, все эти пункты находятся южнее устья Сенегала, достигнутого еще ранее массалиотским моряком Эвтименом. По-видимому, этим и объясняется ясность первой части перипла: так как путь до устья Сенегала был уже известен, скрывать его не было необходимости в отличие от дальнейшего пути.

Плавание Ганнона преследовало политические цели: укрепиться на океанском побережье материка, Для этого, видимо, ему было поручено основать города по ту сторону Геракловых Столбов (1). Имели, видимо, значение и экономические цели: карфагеняне стремились вытеснить гадитан, укрепиться па их торговых путях и, может быть, взять под свой контроль источники сырья или пути к ним (ср. [319, с. 951). Хотя гадитане и не были полностью вытеснены с африканского побережья.

_______________

11. Некоторые исследователи датируют плавание Ганнона второй половиной VI века до н. а. [96, с. 113-114] или даже вообще VII —VI века до н. э. [106, с. 92]. Основные доводы этих исследователей: соображение, что карфагеняне не могли предпринять экспедицию после битвы при Гимере, и археологические данные. Первый довод не может быть решающим, поскольку, как мы видели, после Гимнры Карфаген не утратил своей мощи и даже предпринял экспансию в Африку, Что искастсп археологических данных, то к v. следовании последних двадцати лет показали, что находимые в Северо-Западной Африке финикийские изделия (керамика и украшения) производились на юге Испании, а не в Карфагене [360. с. 118 и повсюду; 449. 17—24; 450, с. 105-130. 163-168; 501. с. 358; 52 514, с. 15-23).

[52]

карфагеняне в V веке до н. э. явно утверждаются на северо- западе Африки. Именно в это время в западной части современного Марокко, до того тесно связанной с Южной Испанией, испано-финикийские изделия сменяются карфагенскими, что особенно хорошо видно в керамике [200, с. 92, 95; 384, с. 130, 138; 450, с. 109 — 181). Геродот (IV, 190) уже рассказывает о карфагенской торговле за Столпами Геракла.

По словам Плиния (II, 169), в то же самое время, что и Гнннон, был отправлен в путь и Гимилькон, совершивший плавание по океану в северном направлении. Об этой экспедиции говорит и Авиен в своей поэме «Морские берега» (114 — 129, .182—389, 410—415). Целью Гимилькона были Эстримниды (A v. or. шаг. 114—116), откуда можно было получить олово. Вопрос о местонахождении Эстримнид спорен, тем более что и древности это название могло прилагаться к разным местностям. Название, упомянутое в поэме Авиена, надо, видимо, отождествить с современной Бретанью, хотя иногда полагают, что Гимилькон добрался до южных берегов Англии и Ирландии |9б, с. 127). Целью этой экспедиции, как и плавания Ганнона, было, вероятно, утверждение на торговых путях и рынках Гадеса, но на этот раз в северном направлении. Однако этой цели карфагеняне явно не достигли, так как гадитане еще долго, вплоть до римской экспансии, оставались почти монополистами в северной торговле, тщательно скрывая от конкурентов пути к таинственным и богатым Эстримнидам.

По-видимому, в середине V века до н. э. в Карфагене была свергнута власть Магонидов. Юстин (XIX, 2, 5) после перечисления внуков Магона пишет о создании специального совета (см. ниже), вследствие того что эта «семья полководцев стала тяжела для свободы». Возможно, что поводом к этому послужило запоздалое воспоминание о поражении при Гимере, и под предлогом наказания за это сын павшего там Гамилькара Гисгон был изгнан и вынужден удалиться в Селинунт 12. Тот факт, что н связи с этим упоминается только один внук Магона, можно объяснить либо тем, что само упоминание связано с фигурой отца Гисгона Гамилькара, либо тем, что из шестерых внуков в живых к тому времени оставался один Гисгон 13.

После создания континентальной империи Карфаген смог возобновить и наступление в Сицилии. Поводом послужило обращение элимской Эгесты, которая, терпя неудачи в борьбе

___________

12. В связи с этим можно вспомнить, что н 480 г. до н. э. Селинунт выступал ми стороне Гамилькара.

13. Существует точка зрения, что Магопнды были свергнуты только в начале IV и. до н. в. (например, (207, с. 411, 125—126)). Однако это мнение противоречит данным Юстина и Диодора.

[53]

с греческим Селинунтом, согласилась на подчинение Карфагену в обмен на военную помощь (Diod. XIII, 43). После некоторых колебаний пунийцы в 410 г. до н. э. приняли предложение эгестийцев.

Крупнейшим и важнейшим городом греческой Сицилии были Сиракузы. В 415—413 гг. до и. э. они выдержали трудную осаду со стороны афинян, а затем полностью уничтожили афинскую армию. Однако это потребовало огромного напряжении сил. В результате в городе обострилась внутренняя борьба между аристократической группировкой во главе с Гермократом и демократами, возглавляемыми Диоклом. К тому же Сиракузы ввязались и во внешние войны: они послали эскадру в Эгейское море, где вместе со спартанцами продолжали военные действия против Афин, а н самой Сицилии воевали с халкидскими городами, т. е. колониями, некогда выведенными сюда халкидянами с острова Эвбея. Таким положением и решили воспользоваться карфагеняне.

Готовясь к новой схватке с сицилийскими греками, карфагенская олигархия сплотила свои ряды. Из изгнания вернулся сын Гисгона и внук Гамилькара Ганнибал, который, по-видимому, был изгнан вместе с отцом. Он занял высший государственный пост и был поставлен во главе армии. Так Магониды снова вернулись к управлению государством, но теперь едва ли уже правили столь самовластно, как раньше. Назначая Ганнибала командующим в войне с греками, пунические власти рассчитывали не только на его военные способности, но и на ненависть к грекам и стремление отомстить за деда, павшего под Гимерой. Собрав войско, состоящее из карфагенских граждан, принудительно набранных ливийцев и иберийских и испанских наемников и насчитывающее, по Тимею, 100 тысяч человек, а по Эфору — 200 тысячи пехотинцев и четыре тысячи всадников, Ганнибал в 409 году до н. э. высадился в Мотии (Diod. XIII. 43 — 44, 54). И начался новый тур войн в Сицилии, продолжавшийся с перерывами более полутора веков.

После высадки карфагенской армии элимы подчинились Карфагену. Именно и это время прекращается чеканка элимской монеты [520, с. 77). Приняв в число своих подданных элимов, пунийцы двинулись сначала на Селинунт, а после захвата этого города — на Гимеру. Греческие жители этих городов оказали карфагенянам героическое сопротивление, но оно в конце концов было сломлено, и оба города разрушены, а их жители или убиты, или обращены в рабов. Другие греки, и прежде всего сиракузяне; во главе которых в это время встал Диокл, уставшие, по-видимому, от долгой войны с афинянами и изнурительной гражданской смуты, о которой уже говорилось,

[54]

оказали селинунтянам и гимерцам слишком слабую помощь, которая не могла решить дела [93, с. 35]. После этого Ганнибал увел свою армию вновь в Африку (Diod. XIII, 54—62).

В греческой части Сицилии в это время борьба между двумя сиракузскими политическими группировками достигла апогея. Гермократ, командовавший сиракузской эскадрой в Эгейском море, был смещен с этого поста его политическими противниками, но решил силой вернуться в Сиракузы. С набранным отрядом он высадился в Сицилии, но, стремясь сначала приобрести определенный политический капитал, вторгся в карфагенскую зону, вновь занял разрушенные пунийцами Селинунт и Гимеру и поднял знамя борьбы эллинов против карфагенских «варваров» (Diod. XIII, 63, 75). В конце концов Гермокраг погиб при попытке захватить сами Сиракузы, но все это свидетельствовало о том. что положение на острове было далеко от стабильности.

Готовясь к новой схватке с сицилийскими греками, которая была бы, но их мнению, решающей, карфагеняне предприняли дипломатическую акцию, которая в других условиях могла иметь важные последствия: они заключили союз с Афинами |57, с. 122 — 125]. Но надежды карфагенского правительства не оправдались, так как мощь Афин уже клонилась к упадку, и вскоре они потерпели окончательное поражение в Пелопоннесской войне. Выли предприняты и значительные военные приготовления, создана новая армия, численностью превосходящая первую, и во главе ее были поставлены тот же Ганнибал и его родственник Гимилькон.

В 406 году до н. э. карфагенская армия высадилась в Сицилии. Несмотря на отдельные неудачи и даже смерть одного из полководцев, карфагеняне в целом вели эту кампанию весьма удачно. Все попытки сиракузян спасти греческие города южного побережья острова провалились; это не смогли сделать ни республиканские правители Сиракуз, ни пришедший им на смену тиран Дионисий. В конце концов карфагенская армия осадила Сиракузы, и только начавшаяся в пуническом лагере эпидемия спасла город. Гимилькон был вынужден согласиться на заключение в 405 году до н. э. мира. По условиям мирного договора, за карфагенянами кроме старых финикийских колоний закреплялись общины сиканов и греческие города Селинунт, Акрагант и Гимера, а Гела и Камарина должны были платить дань карфагенянам (Diod. -XIII, 80-91; 108—111; 114). Значение этого мира для Карфагена было огромным: признавались и в международном плане юридически закреплялись «континентальные» владения карфагенян в Сицилии. Элимы и сиканы, как ранее ливийцы, превратились в карфагенских подданных.

[55]

Правда, успех этот был непрочен, борьба продолжалась и граница между пунической и эллинской Сицилией всегда оставалась пульсирующей, передвигаясь то к востоку, то к западу.

Инициатором новой войны между Карфагеном и Сиракузами на этот раз выступил сиракузский тиран Дионисий. Он тщательно подготовился к войне, в 398 г. до н. э. вторгся на территорию карфагенских владений и осадил Мотию. Теперь финикийцам пришло время проявлять героизм. Но как раньше сопротивление Селинунта и Гимеры, так и теперь упорство Мотии оказалось напрасным: Дионисий взял город и полностью его разрушил. Для уцелевших жителей Мотии карфагеняне несколько позже основали новое поселение — Лилибей (Diod. XXII, 10). Эта война шла с переменным успехом. Все попытки сиракузского тирана изгнать финикийцев из Сицилии не удались, и одно время даже сами Сиракузы были осаждены карфагенянами. Но в целом перевес все же оказался на стороне греков. По условиям мира 392 г. до н. э., карфагеняне потеряли значительную часть предыдущих завоеваний, сохранив только западную часть острова (Diod. XIV, 45 — 46; 48 — 53; 70 — 76; 90; 95-96) (93, с. 82].

Положение, сложившееся в Сицилии, делало неизбежным новую войну, в которой карфагенянам удалось найти союзников среди греческих городов Италии, обеспокоенных чрезмерным, с их точки зрения, усилением Дионисия. Правда, эффективной координации действий союзникам добиться не удалось, и это позволило сиракузянам одерживать победы и над теми, и над другими. В одном таком сражении при Макале пал карфагенский командующий Магон, но его сменил сын, который сумел взять реванш. В целом эта война завершилась в пользу Карфагена, чьи владения теперь распространились до реки Галик, так что под их властью оказались греческие города Селипунт и Термы, а также западная часть акрагантской области (Diod. XV, 15 -17; Polyaen. V, 8, 1-2; 10, 5; VI, 16, 1). Река Галик надолго превратилась в границу карфагенской «провинции», которая охватывала приблизительно треть всей Сицилии.

Наконец, в 368 году до н. э. началась последняя война Карфагена с Дионисием. Инициатором ее снова был тиран, упорно стремившийся очистить Сицилию от финикийцев. Определенный отпечаток на ход военных действий, особенно в начале войны, наложила внутренняя борьба в Карфагене, о которой будет сказано несколько позже: знатный карфагенянин Суниат из-за ненависти к командующему пунической армией Ганнону сообщил н письме Дионисию о прибытии карфагенского войска и медлительности его командира (lust. XX. 5, 12 —13). Этим воспользовался Дионисий, который овладел рядом городов, в том

[56]

числе Селинунтом, и осадил Лилибей. Однако первыми успехами военное счастье Дионисия и ограничилось. Вскоре карфагеняне одержали победу над сиракузским флотом у Эрикса. А вслед за этим тиран умер, и его наследник Дионисий-младший поспешил заключить мир, восстановивший существовавшее до войны положение (Diod. XV, 73; XVI, 5; lust. XX, Г», 10-14; Polyaen. V, 9; Pint. Dion. 6; 14)  14.

Пока шли все эти войны в Сицилии, внутреннее положение Карфагена было далеко не стабильно. Покоренное население ненавидело карфагенян. Полиэн (V, 10. 1; 3) рассказывает о войне Гимилькона с ливийцами. Ливийцы захватили какой-то город и даже подошли к самим стенам Карфагена, заняв его предместья. Лишь с помощью хитрости, если верить Полиэну, карфагенскому полководцу удалось подавить это восстание. Автор не датировал события. Однако, как мы увидим ниже, после поражения в 396 году до н. э. Гимилькон покончил самоубийством, так что восстание ливийцев, о котором идет речь, должно было иметь место до этого времени. Скорее всего это могло произойти между 405 и 398 годами до н. э., когда вернувшийся из Сицилии Гимилькон занимал первенствующее положение в Карфагене (ср. 375, стб. 1641, 1643).

В 396 году до н. э. внутреннее положение в Карфагенской державе резко обострилось. Разгром пунической армии и постыдный мир не могли не вызнать соответствующие отклики. Видимо, вновь развернулась борьба внутри правящей группировки. Все источники единогласны в том. что по возвращении из Сицилии Гимилькон должен был покончить с собой (l)iod. XIV, 76, 4; lust. XIX, 3, 12; Oros. IV, 6, 15). В Карфагене распространилось мнение, что несчастья преследуют пунийцев из-за разрушения храма Коры и Деметры в Сицилии, и, чтобы воздействовать на религиозные чувства, в Карфагене Гнал введен культ этих богинь. Об этом акте мы еще будем говорить в других главах, а пока отметим, что храмы в Сицилии были разрушены воинами Гимилькона (или Ганнибала), так что установление нового культя было явно направлено против Магонидов. После этого мы уже не встречаем Магонидов во главе Карфагенской державы: второе возвышение Магонидов оказалось недолговечным.

Поражение 396 года до н. э. имело и более грозные последствия: новое восстание в Африке. Подчиненные ливийцы увидели в карфагенском поражении удобный случай вернуть себе свободу. К ним присоединились и рабы. Выло создано огромное

____________

14.  О карфагено-сиракузских войнах этого времени в советской литературе см.. [93. с. 3-4—30, 42—43. 47—49, 73—78, 81-83].

[57]

войско из 200 тысяч человек, которое нанесло карфагенской армии несколько поражений и захватило город Тунет вблизи самого Карфагена. Пунийцы потеряли свои африканские владения и были заперты в городе. Это вызвало волнения среди граждан. Во многом именно с целью их успокоить и был введен культ Коры и Деметры. Карфагенское правительство приняло энергичные меры: оно доставило продовольствие из Сардинии, снарядило новые корабли и, не решаясь, по-видимому, вступить в открытое сражение с повстанцами, сумело лишить их продуктов. У восставших не было единого командования, они действовали разрозненно. Некоторых предводителей карфагенские правители сумели подкупить. И восстание было подавлено (Diod. XIV, 77).

Новое восстание вспыхнуло в 379 году до н. э., когда Карфаген был ослаблен необычно жестокой эпидемией, унесшей большое число граждан. Этим воспользовались не только ливийцы, но и жители Сардинии. Таким образом, Карфаген лишился почти всех источников продовольствия, что, видимо, еще больше обострило положение. В самом городе разразилась гражданская война: начались беспорядки, вооруженные схватки между гражданами. Перед нами несомненный социальный конфликт внутри карфагенского гражданского коллектива, хотя мы, к сожалению, не знаем ни подробностей событий, ни требований, ни целей тех или иных групп. Диодор говорит только, что граждане, «сражаясь друг против друга, как против врагов, одних убили, а других ранили». Правительство прибегло к испытанному средству: были принесены жертвы богам, чем, видимо, было успокоено общественное мнение. Другие подробности внутренних волнении неизвестны, но мы знаем, что только после успокоения в самом Карфагене правительство смогло сравнительно быстро подавить восстание и ливийцев, и сардинцев (Diod. XV, 24).

Карфагенскую олигархию по-прежнему раздирало личное соперничество. Магониды больше к власти не возвращались. Но на устранении этой фамилии раздоры не прекратились. Когда на первый план начал выходить Ганнон, против него выступил некий Суниат (может быть, правильнее Суийатон), которого Юстин (XX, 5, 12) называет «самым могущественным в это время из пунийцев». По-видимому, до возвышения Ганнона именно он занимал первое место в карфагенском правительстве. Не добившись, однако, успеха в соперничестве с Ганноном, он пошел на прямое предательство, вступив в сношения с Дионисием и выдав ому военные планы. За это предательство он был осужден. И после этого, вероятно, именно Ганнон становится самым влиятельным человеком в Карфагене.

[58]

Мы видим, таким образом, что карфагенское общество разрывали острые социальные и политические конфликты. Рабы выступали против рабовладельцев, ливийцы и сардинцы — против карфагенских поработителей, а отдельные группы граждан — друг против друга (хотя у нас нет данных, можно предположить, что это какие-то группы «плебса» выступили против олигархии), пунические аристократы соперничали друг с другом. Целый клубок противоречий раздирал Карфаген. Однако пока аристократии удавалось прочно удерживать власть в своих руках. Этому способствовала активная внешняя политика карфагенского правительства.

По-видимому, вскоре после всех этих событий карфагеняне начали новое наступление в Испании. Если на рубеже VI —V  веков до н. э. или в начале V века до н. э. под их властью оказалась юго-западная часть страны, то теперь они распространяют свое господство и на юго-восточную. Об этом свидетельствуют археологические данные, показавшие резкое уменьшение греческой керамики в этом районе и увеличение пунического импорта (128, с. 72—74, 80—81; 513, с. 119]. Нам неизвестны события, связанные с подчинением Юго-Восточной Испании, но, видимо, это едва ли могло пройти мирно. Во всяком случае, археология показывает, что некоторые иберийские поселении этой зоны были разрушены именно в середине IV века до н. э. (283, с. 45]. Захват этого района или по крайней мере установление над ним прочного карфагенского контроля были признаны II римско-карфагенским договором, заключенным в 348 году до н. э. (Polyb. Ill, 24, 1; Liv. VII, 27, 2; Diod. XVI, 69, 1)  15.

Этот договор свидетельствует о дальнейшем территориальном расширении Карфагенской державы по сравнению с концом VI века до н. э. Кроме территории, признанных карфагенскими в нервом договоре, г. е. в Ливии «по ту сторону Прекрасного Мыса», в Сардинии и карфагенской части Сицилии, теперь запретными для римской торговли и колонизации объявляются районы Тартесса и Мастии, т. е. юга и юго-востока Пиренейского полуострова (в Сицилии по-прежнему римская торговля разрешается); среди карфагенских подданных, хотя формально и равноправных с карфагенянами, появляются утикницы и «тирийцы», под которыми, вероятно, надо подразумевать тирских колонистов на юге Испании [99, с. 34—36, 37].

Договор 348 года до н. э. обращает на себя внимание еще и тем, что в нем запрещается всякая римская торговля в Африке (Ливии) и Сардинии, в то время как в 509 году до н. э. эта торговля здесь еще разрешалась, хотя и на определенных

_________

15. Диодор датирует договор 344 г. до н.э.

[59]

условиях [519, т. I, с. 348—349]. Это с несомненностью говорит об укреплении карфагенской власти над местными племенами. В Африке такое усиление связано с именем того же Ганнона, который закончил войну с Дионисием и получил, видимо за африканские победы, прозвище Великого (Trog. prol. XX).

Позже Ганном вновь появляется в Сицилии. В греческой части острова положение снова осложнилось. Власть Дионисия-младшего оказалась непрочной. Тирана сверг его родственник Дион, который сам, в свою очередь, нал жертвой заговора. Наступила полоса постоянных смут и смены тиранов. В этих условиях претендентом на пост правителя вновь выступил Дионисий. Его соперник Гикет пошел на союз с карфагенянами (Diod. XVI, 67, 1; Pint. Tim. 7). Карфагеняне отправили на помощь Гикету армию во главе с Ганионом. Ганнон захватил Энтеллу, населенную кампанскими наемниками Дионисия старшего, и двинулся на Сиракузы. Город был охвачен гражданской войной: часть его оказалась под властью Гикета, часть Дионисия. Карфагеняне вмешались в эту войну на стороне первого и захватили порт. Казалось, что еще немного и власть полностью окажется в руках Гикета и стоящих за ним карфагенян. Однако на помощь сиракузянам из их метрополии Коринфа было отправлено войско во главе с Тимолеонтом. Ганнон, вероятно, не сумел помешать высадке Тимолеонта в Сицилии и поэтому был отозван в Африку. Его преемник Магон вступил в войну с Тимолеонтом, однако потерпел поражение и очистил сиракузскую гавань (Diod. XVI, 07—09; 73; Plul. Tim. 9-13, 16-21).

Такой оборот дел в Сицилии вызвал, очевидно, напряжение в Карфагене. Этим решил воспользоваться Ганнон и, отомстив тем, кто его отстранил, снова захватить власть. Под предлогом свадьбы дочери он задумал собрать в своем доме всех сенаторов, и уничтожить их. Одновременно под тем же предлогом он решил устроить для всего народа пир, чтобы, видимо, затем сообщить собравшимся о совершенном перевороте. Однако карфагенские правители, как рассказывает Юстин, разгадали хитрость. Увидев крушение своих замыслов, Ганнон удалился из города и, вооружив 20 тысяч рабов 16, захватил какую-то крепость. Он призвал ливийцев (афров) и царя мавров выступить против карфагенского правительства. Мы не знаем последствий этого акта. Известно лишь, что мятеж не удался, Ганнон был схвачен и после жестоких мучений убит вместе

___________

16. С. Гзелль полагает, что столько рабой не могло быть даже у такого богатого человека, как Ганнон, так что, видимо, к нему примкнули и другие рабы 60 [313, т. П. с. 247, прим. 21.

[60]

со всеми родственниками (lust. XXI, 4, 1—8). Только один сын Ганнона, Гисгон, уже известный военными талантами, избежал смерти, но был изгнан из Карфагена (Diod. XVI, 81).

Однако очень скоро поворот дел н Сицилии заставил карфагенян обратиться к Гисгону. Магон, командовавший пуническими силами, как уже говорилось, покинул Сиракузы. Вскоре Тимолеонт захватил Энтеллу и подошел к Лилибею, и карфагенское правительство послало в Сицилию новую армию во главе с Гасдрубалом и Гамилькаром. Однако эта армия потерпела сокрушительное поражение на реке Кримисс, причем в сражении, но словам Плутарха, пало семь тысяч наемников и три тысячи карфагенских граждан. В этих условиях правительству пришлось обратиться к сыну Ганнона. Он не только был возвращен из изгнания, но и назначен командующим с неограниченными полномочиями. Гисгон вступил в союз с Гикетом и тираном Катаны Мамерком, и союзники разбили отдельные отряды армии Тимолеонта. Это, видимо, позволило карфагенянам вступить в переговоры с греками и добиться сравнительно выгодных условий мира. В 339 г. до н. э. был заключен мир с Тимолеонтом. по которому Карфаген отказывался от союза с сицилийскими тиранами, но зато сохранял свои старые владения к западу от реки Галик (Diod. XVI, 73; 78 82; Pint. Tim. 25-30; Polyaen. V, 11).

После этих событий семья Ганнонидов надолго остается одной из ведущих в Карфагене [498, с. 552]. Так, сын Гисгона Гамилькар в конце IV века до н. э. командует войсками в Сицилии (Diod. XIX, 106, 2; XX, 15-16; 29 - 30; 33; Inst. XXII, 3, 6), причем Диодор (XX, 33, 2) называет его «царем»; следовательно, он занимал высшую государственную должность. Это не означает, что Ганнониды обладали неограниченной властью, как это было с Магонидами во время их первого возвышения. Судя по всему, власть прочно удерживала правящая олигархия, среди которой видную роль играли Ганнониды [313, т. II, с. 249].

Новые испытании для Карфагенской республики наступили в конце IV в. до н. э., когда власть в Сиракузах захватил Агафокл. Еще до этого на острове вспыхивали схватки между пунийцами и греками. Когда же Агафокл стал сиракузским тираном (позже он даже провозгласил себя царем), началась большая война. Командующий карфагенскими силами Гамилькар (но не сын Гисгона) вступил в переговоры с Агафоклом и заключил с ним мир, сочтенный карфагенским правительством невыгодным. Распространились слухи, что Гамилькар вступил в тайное соглашение с сиракузским тираном, чтобы по его примеру и, может быть, с его помощью также стать

[61]

тираном. За это он был отозван в Африку и тайно осужден (Diod. XIX, Л—5; 71-72; lust. XXII. 2, 6-9; 3, 2-7).

В Сицилию была послана новая армия под командованием Гамилькара сына Гисгона. Гамилькар наголову разгромил войска Лгафокла и двинулся на Сиракузы. Ему удалось заключить союзе некоторыми греческими городами, выступившими против Агафокла. Под стенами Сиракуз в 309 г. до н. э. произошла битва, в которой, однако, пунийцы потерпели поражение и сам командующий попал в плен и погиб. Но еще до этого Агафокл решился на смелый шаг: потерпев поражение в Сицилии, он задумал перенести войну в Африку.

Впервые в 310 году до н. э. греческая армия переправилась на африканскую землю. Сиракузяне захватили Тунет. Карфагенское правительство набрало новую армию и, боясь повторения предыдущих событий и попыток командующих захватить власть, тем более что войска располагались непосредственно вблизи самого города, поставило во главе армии двух командующих, враждебных друг другу — Бомилькара и Ганнона. Эта армия потерпела поражение, и Ганнон погиб. При известии об этой катастрофе восстали нумидийцы, и Агафокл задумал соединиться с восставшими. Однако карфагеняне сумели привлечь па свою сторону одно из нумидийских племен, а восстание остальных подавить прежде, чем греки сумели им воспользоваться. Тогда Агафокл обратился за помощью к Офеллу, правящему в это время Киреной. Армия Офелла с трудом, пересекла пустыню и соединилась с войсками Дгафокла. Сира- кузский тиран, боясь конкурента, убил киренского правителя, а его воинов переманил к себе. В Карфагене сложилось очень напряженное положение. Этим решил воспользоваться Бомилькар, который попытался в 308 году до н. э. совершить государственный переворот. В самом Карфагене развернулись уличные бои. Сначала карфагеняне полагали, что в город ворвались греки. Но, когда было выяснено, что происходит на самом деле, карфагенская молодежь решительно выступила против мятежника. Положение было, однако, столь сложным, что правительство пообещало амнистию участникам мятежа и только так сумело его подавить. Сам же Бомилькар был предан жестокой казни.

Агафокл не сумел воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Он, правда, подчинил себе значительную часть городов Карфагенской державы, в частности взял Утику, но самим Карфагеном овладеть не смог. В 307 году до н. э. Агафокл вернулся в Сиракузы, оставив во главе экспедиционных войск в Африке своего сына Архагата. Тот разделил свои войска на три части, 62 стремясь покорить как можно больше карфагенских земель.

[62]

Пунийцы тоже разделили свою армию. Полководцы Архагата потерпели поражение, и карфагеняне перешли в наступление. Греки собрались в Ту ноте, который был осажден карфагенянами. Агафокл вернулся в Африку, но сделать уже ничего не мог, кроме как увести своих воинов в Сицилию. Архагат пытался воспрепятствовать этому решению, что вызвало беспорядки в греческом лагере. И это окончательно решило дело. Был заключен мир, но которому карфагеняне сохраняли свои владения в Сицилии, п Агафокл должен был заплатить довольно значительную контрибуцию (Diod. XIX, 102—104; 106—110; XX, 4-20; 29-34; 38-44; 54-55; 57-69; 79; lust. XXII. 7, 1-11; 8, 1—15).

Под конец жизни Агафокл пытался повторять африканское предприятие, но неудачно (Diod. XXI, 18). В Сицилии же продолжались военные действия, которые шли с переменным успехом, пока па острове не появился эпирский царь Пирр. В это время он вел войну с Римом в Италии, одержав две впечатляющие победы, но не добившись решающего успеха. Сицилийские греки призвали его на помощь против пунийцев. Наличие общего врага заставило карфагенян и римлян вступить в союз, заключив новый договор между собой (Polyb. Ill, 25, 1 — 5). Это был IV карфагено-римский договор. О первых двух уже говорилось. Третий был заключен в 306 г. до н. э. и устанавливал неприкосновенность для обеих сторон соответствующих сфер влияния — Сардинии и Италии (lav. IX, 43, 26; Serv. ad Леи. IV, 628). Теперь впервые был заключен договор о военном союзе. Реальных плодов, впрочем, этот договор, как кажется, не дал, так как союзники не доверяли друг другу.. И первоначально пунийцам пришлось плохо. Появление в Сицилии Пирра резко изменило соотношение сил в пользу греков. В конце концов карфагеняне потеряли почти весь остров и с трудом удерживали Лилибей. Они уже готовы были заключить с Пирром мир, и лишь чрезмерная гордыня эпирского царя помешала этому. Однако, почувствовав себя господином Сицилии, Пирр стал вести себя с греками как со своими подданными, преследовать своих реальных и выдуманных противников и не скрывал намерений стать владыкой Сицилии. Это восстановило против него сицилийских греков и лишило его их поддержки. В результате Пирр был вынужден вернуться в Италию (Diod. XXII, 10, 13; lust. XXIII, 3, 1-10; Pint. Pvrr. 22-24: App. Samn. 12).

Уход Пирра развязал руки карфагенянам. Они не только вернули свои прежние владения, но и начали готовиться к новому натиску на эллинов. Последние объединились вокруг Сиракуз, во главе которых встал Гиерон II, провозглашенный

[63]

царем. На севере острова Мессану удерживали так называемые мамертинцы, бывшие наемники Лгафокла; Карфаген оказал помощь мамертинцам против Гиерона. Одновременно он попытался вмешаться в италийские дела, оказав помощь Таренту и нарушив тем самым договор 306 г. до и. э. (Liv. per. XIV). К этому времени почти вся Сицилия, кроме восточного побережья. находившегося иод властью Гиерона, и Мессаиы, захваченной мамертинцамн, оказалась под властью Карфагена. И снова, казалось, пробил час, когда весь этот огромный и богатый остров перейдет под неограниченную власть пунийцев. Но в дело вмешались римляне. В 264 году до н. э. началась I Пуническая война 17.

I Пуническая война разворачивалась в основном на территории Сицилии. Здесь уже в начале войны карфагеняне потерпели ряд поражений, а в 260 году до н. з. в морской битве у Липарских островов был разгромлен их флот. Это позволило римлянам в 256 году до н. з. повторить опыт Агафокла и высадиться в Африке. Но как тогда, так и теперь попытки врагов Карфагена не достигла цели. Хотя первоначально в Африке пунийцы вновь потерпели несколько поражений, чем воспользовались ливийцы, восстав против своих господ, в конце концов карфагеняне подавили восстание и разгромили римский экспедиционный корпус. Война снова вернулась на сицилийскую землю и велась с переменным успехом, но все же с преимуществом римлян. К концу войны карфагенские силы возглавил Гамилькар Барка. Талантливый полководец, он, однако, не сумел переломить ход событий. Новый разгром карфагенского флота заставил его пойти на переговоры с римлянами. По условиям мирного договора, заключенного в 241 году до н. э., Карфаген потерял Сицилию и острова возле нее и был обязан заплатить контрибуцию.

Три века карфагеняне вели упорную борьбу за Сицилию. Не раз они готовы были торжествовать победу, но так и не сумели вытеснить греков. Ни гибель Мотии, ни африканская экспедиция Лгафокла не принудили пунийцев покинуть этот остров. На этот раз их окончательно вытесняют из Сицилии. Такой исход войны обострил социальные и политические противоречия н самом Карфагене и породил острый внутренний кризис.

____________

17. Пунические войны много раз были предметом исследований историков, в том числе и советских (например, [50; 53; 62|). Мы уже не говорим о довольно подробных разделах в общих работах и учебниках но истории древнего мира, истории Рима а даже истории военного искусства. Поэтому мы ограничимся очень кратким изложением военных событии, дабы не терять общую нить повествовании, несколько больше говоря о внутренних делах Карфагена.

[64]

Самым ярким проявлением этого кризиса явилось мощное восстание, известное под названием Ливийской войны (Polyb. I, (Hi -68; Diod. XXV, 2-6; Nep. Ham. 2; App. Sic. 2). Инициаторами восстания были наемники, возмущенные неуплатой причитающихся им денег. К ним примкнули рабы, ливийцы и нумидийцы. В ходе восстании судьба Карфагена не раз повисала на волоске. Хотя наши источники рассказывают в основном о войне в Африке, восстание не ограничилось африканскими владениями Карфагена. Оно распространилось на Сардинию (Polyb. I, 79) и, по-видимому, на Испанию. Все это явилось тяжким испытанием для карфагенян. Лишь с большим трудом и ценой огромных усилий и невероятных жестокостей вновь вставшему во главе армии Гамилькару удалось подавить восстание в Африке и отправиться затем в Испанию, где он продолжал, вероятно, кампанию «умиротворения» карфагенских владений 18. С Сардинией же пришлось распрощаться и уступить ее Риму, угрожавшему в противном случае войной.

Еще одним аспектом кризиса явилось возрастание роли карфагенского гражданства. К сожалению, об этом мы знаем мало. И все же некоторые, довольно скудные упоминания древних авторов позволяют говорить о росте значения народа. Народное собрание существовало в Карфагене всегда, но в обычное время его полномочия были, как кажется, и большой степени формальны, и вся власть сосредоточивалась в руках правящей олигархии (см. ниже). Но теперь роль народа значительно возрастает. Если в конце IV в. до и. э. полководцев назначал сенат (Diod. XX, 10), то Гамилькара во главе армии поставил народ (Diod. XXV, 8). Когда враги попытались привлечь Гамилькара к суду как виновника бедствий родины, поддержка народного лидера Гасдрубала, за которого полководец выдал замуж свою дочь, позволила ему избежать суда (App. Hisp. 4). Самого Гасдрубала Аппиан (там же) называет «в высшей степени заискивающим перед народом», что уже само по себе показывает, сколь велика была роль последнего. Полибий (VI, 51, 6) отмечает, что между двумя Пуническими войнами власть все больше переходила к народу. Недаром именно Гасдрубал сыграл значительную роль в самой подготовке похода Гамилькара в Испанию (App. Hisp. 5).

Га скол произошел и среди олигархии. Выделяются две враждующие группировки, одну из которых возглавлял Гамилькар, а другую — его непримиримый противник Ганнон. Последний имел прозвище «Великий» (App. Hisp. 4). Нам

__________

18. См. подробнее о ходе Ливийской войны [Г>0, с. 41—49); о ее социальном смысле [31. с. 211-227; 62, с. 42 -44); о событиях в Испании (99. с. 38).

[65]

неизвестны его деяния, давшие основания для такого прозвища. Может быть, это — фамильное прозвание, идущее от Ганнона Великого, деятельность которого приходится на IV век до н. а., подобно тому как позже в Риме аналогичное прозвище Помпея перешло по наследству его детям. Тогда в Ганноне, противнике Гамилькара и его преемников, надо видеть представителя знатной фамилии Ганнонидов (ср. [498, с. 552)). Все, что мы знаем о Гашише, показывает, что он всегда был соперником Гамилькара и при том каждый раз это соперничество кончалось для него неудачей. Достаточно привести один пример: когда во время Ливийской войны армии был предоставлен выбор между Ганноном и Гамилькаром, она предпочла последнего (Polyb. I, 82, 12). Различными были внешнеполитические установки двух «партий»: партия Ганнона стоила за осторожную и мирную политику, исключавшую всякий возможный конфликт с Римом, баркидская — за активную, целью которой было взять после соответствующей подготовки реванш у римлян. Так как те же цели преследовали и широкие круги карфагенского гражданства, заинтересованные в притоке богатств из подчиненных земель и в монополии морской торговли, то естествен союз между Каркидами и карфагенской демократией.

Как уже отмечалось, опираясь па последнюю, Гамилькар предпринял попытку отвоевать Испанию. Он не только преуспел в этом, но и сумел расширить сферу карфагенского господства на Пиренейском полуострове. После его гибели во главе армии, опять же по воле народа (Diod. XXV, 12), встал Гасдрубал, который расширил завоеванную территорию и за крепил ее договором с Римом. При заключении этого договора Гасдрубал пошел на важную уступку, согласившись не переходить с армией реку Ибер. По-видимому, ему в этот момент было важно обеспечить свой испанский тыл перед лицом внутренних событий в Карфагене.

Фабий Пиктор, на которого ссылается Полибий (1П, 8, 2), приписывает Гасдрубалу стремление после успехов в Испании по прибытии в Африку совершить государственный переворот и установить свою единоличную власть. Фабий был свидетелем описываемых событии [41, с. 120), и нет оснований сомневаться в его сообщении. Подтверждением такого замысла могут быть монеты, выпускаемые, по-видимому, Гасдрубалом, на которых изображен он сам, увенчанный диадемой [204, с. 211). ВКарфагене Гасдрубал пользовался активной поддержкой народа и даже части правительства, для чего он усиленно использовал прямой подкуп (Polyb, 111, 17, 10; Liv. XXI, 15, 2; Nop. Ham. 5, 1; App. Hisp. 5). И все-таки обстановка в Кар- 66 фасоне, видимо, сложилась не столь благоприятно, как это

[66]

представлялось Гасдрубалу в Испании. Под давлением «первых мужей в управлении государством», как пишет Полибий (III, К. 3), он вынужден был отказаться от своих замыслов и вернуться в Испанию.

В 221 году до н. э. Гасдрубал был убит, и испанское войско провозгласило полководцем Ганнибала сына Гамилькара, а карфагенский народ единогласно утвердил выбор армии (lav. XXI, 3, 1; App. Hisp. 8; App. Hannib. 3; Nop. Hannib. 1). Это еще раз свидетельствует о силе Баркидов в Карфагене. Даже в сенате, кроме Ганнона, практически не осталось их противников (Liv. XXI, 11). Эта единодушная поддержка позволила Ганнибалу спровоцировать в подходящий момент новую войну с Римом.

II Пуническая война в отличие от первой развертывалась на нескольких фронтах: в Италии, в Испании и Сицилии. Одно время казалось, что против Рима удастся поднять и Македонию, но вступивший в союз с Ганнибалом македонский царь Филипп V усилиями римской дипломатии был втянут в войну на Балканском полуострове. Карфагеняне одержали в этой войне ряд побед. Особенно блеснул полководческий гений Ганнибала, одного из крупнейших полководцев древности. Некоторые его битвы, особенно сражение при Каинах (216 г. до н. а,), до сих пор изучаются историей военного искусства как образец тактического окружении. Однако все эти победы оказались бесполезными [50, гл. III]. В конце концов Ганнибал был «заперт» в Южной Италии и лишен оперативного простора. В Испании после долгих лет борьбы, шедшей с переменным успехом, римляне после прибытия Публия Корнелия Сципиона добились решающих успехов. В 206 году до н. э. им сдался Гадес, и финикийцы, жившие в Испании, перешли под власть Рима. В Сицилии, где карфагеняне надеялись вести войну руками сиракузян, римляне осадили Сиракузы. Инженерную часть обороны города взял на себя знаменитый греческий ученый, уроженец Сиракуз Архимед. Он изобрел разнообразные машины, помогающие осажденным. Но все было напрасно. Несмотря на героизм осажденных и инженерный талант Архимеда, римляне взяли Сиракузы. В 204 г. до н. э. римская армия по главе с Сципионом высадилась в Африке. После ряда поражений карфагенское правительство вызвало из Италии Ганнибала, но он потерпел поражение при Заме, и сопротивление стало бессмысленным.

В 201 году до н, э. был заключен мир. Но его условиям, карфагеняне должны были заплатить огромную контрибуцию, выдать весь свой военный флот, лишиться всех своих внеафрм- каиских владений, а в самой Африке признать независимость Нумидии и вернуть нумидийскому царю владения его предков. Последняя статья своим нарочито неопределенным характером

[67]

оставила римлянам постоянную возможность вмешиваться в африканские дела, тем более что условиями того же договора карфагенянам вообще запрещалось вести какую-либо войну без разрешения Рима. II Пуническая война, таким образом, не только лишила Карфаген положении великой держаны, но и значительно ограничила его суверенитет.

Последние 55 лет существовании Карфагенской республики были довольно своеобразным периодом ее истории. В экономическом отношении Карфаген скоро возродился. Во II в. до н. а. ом остается не только важнейшим торговым центром, по и значительным производителем зерна и масла (50, с. 321—322, 329]. Недаром столь испугался Катон, увидев в 253 г. до и. э. многолюдный и богатый город (App. Lib. 69; Plut. Cato Maior. 26). Политически же Карфаген фактически находился иод протекторатом Рима, причем последний занимал по отношению к нему, как правило, враждебную позицию, всячески покровительствуя нумидийскому царю Масиниссе, постепенно захватывающему земли карфагенян. В этих условиях в Карфагене не могла не возобновиться политическая борьба. Уже вскоре после окончания второй войны с Римом, в 195 г. до н. а., Ганнибал, встав во главе государства, попытался провести реформы, которые ликвидировали бы всевластие олигархии и стали основой для подготовки к новой войне (lav. XXXIII, 46 — 47). Однако, объединившись, римляне и карфагенские олигархи заставили Ганнибала бежать на Восток, не довершив начатого дела (Liv. XXXIfl, 47). К середине века внутриполитическая жизнь Карфагена определялась борьбой трех «партий»: проримской, пронумидийской и демократической, стремящейся к восстановлению карфагенского могущества (App. Lab. 69). Победа последней дала римлянам повод к началу новой войны.

В 149 году до н. э. началась III Пуническая война. Карфагеняне оказали римлянам героическое сопротивление. Однако силы были неравны. D 146 г. до и. л., после трехлетней осады римские солдаты ворвались н Карфаген. Развернулись ожесточенные уличные бои. Сражения разгорались на улицах и мостках, переброшенных через улицы, у стен домов и на их крышах. Последний оплот защитников города — храм Эшмуна римляне взять не смогли, его подожгли сами осажденные, предпочитавшие смерть в огне рабству. Большая часть карфагенян погибла, 500 тысяч выживших были обращены в рабство. Сам Карфаген был разрушен до основания, и это место было вспахано и засеяно солью в знак вечного проклятии (App. Lib. 74-135; Polyb. XXXVlIf, 2; XXXIX, 5, 1). Территория Карфагенской республики была превращена в римскую вк провинцию Африку, центром которой стала Утика.

[68]

Истории пунического Карфагена завершилась. Но н течение более пяти с половиной столетий он оказывал огромное влияние на ход событий в Западном Средиземноморье. За это время была создана интересная цивилизация, возникшая как ответвление финикийской, но приобретшая своеобразные черты и ныне обычно называемая пунической. Она пережила гибель Карфагена и еще долго существовала в Африке. И все же в конце концов «нивелирующий рубанок римского владычества» [5, г. 146] прошелся и по ней, оставив от этой цивилизации не так уж много. Однако то, что сохранилось, заслуживает внимательного изучения.

[69]

Цитируется по изд.: Циркин Ю.Б. Карфаген и его культура. М., 1986, с. 29-69.