Франция в 843-877 годы

Отныне мы в основном будем рассматривать правление Карла Лысого и его преемников в Западно-франкском королевстве на протяжении полутора веков. Каролингская империя являлась лишь воспоминанием. Но поскольку она была воспоминанием, ее присутствие реально ощущалось, владело помыслами короля и его приближенных, в особенности духовных лиц. Любое общество эволюционирует, и люди раннего Средневековья продвигались вперед, оглядываясь непрестанно на события прошлого, как на модель, от которой немыслимо оторваться.

В середине IX века империя развивалась в идеологическом направлении. В этом качестве она сохранялась как могущественная реальность, даже если она более уже не была таковой. Оставались навязчивые идеи об утраченном единстве, о необходимости его восстановления.

Подобное чувство было тем более неотвязным, что на практике-то уже действовали разъединяющие силы.

1. ОБЩИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ ЭПОХЕ КАРЛА ЛЫСОГО

Было ли королевство Карла совсем непрочным? Иными словами, произошло в 843 году рождение Франции или же нет?

Это вопрос серьезный и тем более не анахроничный. Им задавались довольно рано еще средневековые историки. Дело в том, что доля Карла, несмотря на политические потрясения и династические превратности, никогда впоследствии не дробилась на части: ею владело всегда одно лицо, какой бы ни была природа его власти.

Терминология той эпохи оставалась расплывчатой, унаследовав античные определения. Аббат Луи Феррьерский в своей переписке 830— 860 годов заявляет, что, проплыв по Рейну с востока на запад, он вернулся к себе на родину. Заслуживает внимания его конкретное отношение к лингвистическим различиям. Географические названия известного ему мира — Италия, Германия, Галлия. Франки населяли последние две страны. Однако название «Франкия» у него не встречается, в отличие от Нитгарда, который локализует Франкию в границах Луары и Рейна, объединяя таким образом древние Нейстрию и Австразию — остававшиеся в употреблении названия.

Центр притяжения нового королевства располагался ближе к западу, несмотря на усилия Карла Лысого вернуть себе восточные территории, откуда была родом его семья и где покоился его славный дед Карл Великий. В то время опорные точки королевской власти находились в Лане и Орлеане, Реймсе и Париже, но главным образом в Сен-Дени, чье значение, особенно идеологическое, все возрастало. Это были наиболее благоприятные владения короля Карла: здесь размещались его многочисленные дворцы, здесь же были его лучшие епископы и аббаты, его преданные вассалы. Здесь крепла обновленная законная власть Каролингов, даже если область между Мезом и Рейном и имела большее историческое значение. В середине IX века Западная Франкия находилась на стадии становления. Не будучи еще нацией или государством, она по крайней мере существовала как таковая. Длительное правление Карла Лысого позволило этой сущности обрести имя и лицо, если не облечься плотью.

Рассмотрим перипетии правления Карла. В Рождество 875 года он стал императором. Коронация состоялась при участии папы Иоанна VIII, в римском соборе Св. Петра - самом священном месте христианского Запада. Умер же император почти через два года, в возрасте пятидесяти четырех лет.

Чтобы разобраться в клубке событий, ограниченных рамками летописных источников, кратких и скупых на подробности, я остановлюсь на некоторых основных, на мой взгляд, положениях: королевская власть и аристократия, светская и церковная; управление королевством; давление со стороны внешних противников. Разумеется, все эти элементы были перемешаны и влияли друг на друга. К ним можно также прибавить взаимные притяжения и отталкивания между членами каролингской династии, властвующими над другими западными королевствами, а также процесс наследования престола.

Столь важный период, о котором существует достаточно много документов из королевской канцелярии — собственно единственного источника, а также из Церкви, описывался с привлечением весьма значительных аргументов: рождение феодального общества и в то же время усиление королевской администрации, раздробленность и в то же время объединение Западной Франкии, ослабление Церкви и в то же время контроль над королевской властью со стороны епископов, воинственные набеги норманнов и в то же время развитие экономических и особенно культурных связей, расширение влияния папства и в то же время возникновение галликанства.

Что можно добавить к сказанному?

Особенно много документов и фактов не требуется. Следует принимать во внимание географические и культурные особенности, ведущие к хронологическим неувязкам: королевская администрация играла главную роль в Шампани и Пикардии, в то время как в Руэрге она и не показывалась, и графы больше уже не отчисляли в королевскую казну обязательную долю налогов и штрафов. Положение в разных областях было различным, в зависимости от того, имелись там королевские владения или же нет, и вознаграждались ли подданные за их услуги или нет.

Следовательно, различные территории и слои населения развивались неравномерно. В действительности участь подавляющего большинства населения оставалась неизменной: разве для мужика имело какое-то значение, от кого он зависел юридически, на кого он работал и кто пользовался плодами его труда? В общем при наличии нюансов, тенденция состояла в следующем: административная система Каролингов в конце VIII века испытывала большие трудности. Но те, кто ей служил, и те, кто ею пользовался, были не одни и те же. Должностные обязанности исполнялись группами, чаще всего принадлежащими к одному и тому же роду, живущему на этой земле, и распределялись между доверенными лицами. Скандинавская угроза, столкновения между Карлом Лысым и его братьями и племянниками усилили стремление дворян к автономии. Королевская власть и ее функции тоже претерпели изменения. Король все больше должен был — и, несомненно, желал — вступить в сделку со своей аристократией. Большие права и престиж королевского престола уравновешивались и обязанностями перед своими подданными и особенно перед Церковью. Король Карл, невзирая на оскудение государства еще при отце, все же сохранил за собой большие богатства: его многочисленные наследственные имения простирались между Луарой и Мёзом, а также в Бургундии и Септимании. Так что ему было что раздаривать, хотя и в меньших объемах, чем прежде. С другой стороны, уплата пошлин и штрафов еще существовала и находилась в ведении короля, хотя из-за его уступок существенно сократилась. Наконец, в королевском распоряжении были доходы епископств и особенно аббатств, таких, как Корби, Сен-Медар в Суассоне, Сен-Мартен в Туре, Сен-Кантен и прежде всего Сен-Дени, где сам Карл состоял светским аббатом. И он широко пользовался богатствами Церкви, продолжая здесь старую традицию, прерванную лишь правлением Людовика Благочестивого. Он изымал церковные богатства с тем, чтобы щедро наградить преданных ему людей или чтобы удовлетворить притязания норманнов. В эпоху его правления выросло число светских аббатов: это было главным желанием членов королевской семьи - особенно младших и побочных детей, а также дворянства.

2. ВОЗВЫШЕНИЕ АРИСТОКРАТИИ

Итак, был король, дворяне, среди которых следует различать аристократию светскую и духовную, хотя и не противопоставляя их друг другу, тем более что епископы и аббаты тоже имели светские интересы и образ действий, представляя свой род в лоне Церкви.

Король, дворяне... О них все больше и больше упоминают исторические тексты, и в цитировании их имен иногда сложно разобраться. В пользу дворянства король поступается своими собственными интересами, и в политической расстановке сил дворяне приобретают все большее значение и вес.

Передача и сохранение за собой постов и имений — вот вокруг чего ведется вся игра: узнать, кто именно поддерживает короля, кто имеет поддержку в своем клане, получить графские привилегии, с доходами, имениями, властными полномочиями — все эти земли, льготы, в обмен на которые король может заручиться верностью влиятельных особ, становящихся его вассалами. По меньшей мере до конца IX века как в умах, так и на практике явственно сохранялась разница между графскими почестями и вассальными привилегиями. Одни — вознаграждение за исполнение общественного долга, другие — компенсация за личную активность, В реальности же смятение усиливалось. Ведь то, что однажды попало в руки главы рода, уже так и оставалось в одних руках: ему все труднее было с этим расставаться. Унаследование полученных имений, присвоение полномочий членами одной семьи — в таком русле происходило развитие, начиная со второй трети IX века, охватывая три-четыре поколения, распространяясь на различные провинции и социальные слои.

Правление Карла Лысого стало предвестником этих процессов. В связи с этим следует обратиться к двум немаловажным документам, несчетное число раз комментируемым в историографии, датируемым — один началом, а второй — концом этого правления.

Осенью 843 года Карл еще не полностью вступил во владение своей долей наследства, полученной по Верденскому договору. Он сражался на западе с княжеством непокорных бретонцев. До того, как зима рассеяла сражающихся, все князья — а именно из северной Луары — собрались на переговоры на вилле Кулен, поблизости от Мана. Они обсуждают, оценивают, взвешивают общие интересы. Лучше всего умели заставить слушать себя церковные лица, и прежде всего епископы, могущие надлежащим способом придать любому человеческому соглашению гарантии вечности. В итоге от имени всего собрания был составлен текст, который отправили на подпись королю. Стабильность, спокойствие — вот главные понятия, встречающиеся уже во введении к договору, связывающему короля и аристократов воедино. Король, «священный орден духовенства» и «светская знать» заявляли о том, что они выступают вместе, сообща, как одно сердце, один голос. Не следует думать, что дело касается просто стилистического клише, скрывающего истинное соотношение сил. Все сознавали, что общие дела могут идти успешно только при условии, что каждый получит ему причитающееся: Церковь — почет и богатства, как в благодатные времена императора Людовика; Карл — «достоинство королевской власти, преданность и послушание подданных»; епископы и великосветские вельможи призывались помочь королю «советом и поддержкой», весьма многообещающая формулировка!

Со своей стороны Карл отказывался от ошибок молодости и изъявлял готовность не лишать беспричинно кого бы то пи было почестей, обещая «сохранить за каждым, независимо от рода и звания, его законные права». Все будут следить за тем, чтобы король в империи родственных и дружеских связей не совершил какого-нибудь неверного шага, недостойного его сана.

Как обычно, этот «договор» стремился восстановить старые порядки. Ничего нового здесь не происходило. Договор освящал нерасторжимость связей между королевской властью и аристократией. В нем указывалось, что король не имеет права лишить графа его титула из чистого каприза. Долгу службы и послушанию подданных должно было соответствовать и уважение их собственных прав. Решения, принятые в Кулене, свидетельствуют об этом: король — это одновременно и сеньор, вассалом которого является граф. Незыблемость сана и должностей, их наследование, возможно, были уже заложены в основе такого порядка.

В таких взаимных обязательствах, в соблюдении чести и справедливости епископы были одновременно судьями и подсудимыми: стоя наравне с графами и даже выше их по своему положению, они в большинстве своем, похоже, являлись королевскими вассалами, даже если некоторые из них и испытывали сомнения, когда присягали на верность кому-то иному, кроме одного Господа Бога. Именно церковные лица в Кулене сформулировали и зафиксировали в договоре от[1]ношения между королем и аристократией. Именно они активнее других требовали гарантий и защиты против посягательств светских властей на их права — причем начиная с самого короля, который постоянно изымал средства у аббатств и епископств для вознаграждения своих подданных. На протяжении всего правления Карла епископы и аббаты постоянно будут требовать — и иногда получать обратно, узурпированные церковные богатства. Переписка аббата Лупа Феррьерсткого содержит многочисленные сетования па этот счет; чтобы подкупить графа Одульфа, Карл Лысый в 842 году отобрал у аббатства Феррьер владения в Сен-Жосс. В 845 году аббат писал королю: «Уступая уговорам тех, кто пе страшится обогащаться, отбирая у Бога, вы спешите удовлетворить пожелания мирян».

Лупу пришлось ждать еще шесть или семь лет, чтобы получить назад свои владения. Другие могущественные друзья стоили королю еще дороже, и собратья Лупа наверняка никогда уже больше не вернули себе свои владения. В целом отношения между королем и дворянством определялись так: услуга за услугу. А разве когда-нибудь бывает иначе?

Формулировки договора в Кулене должны пониматься буквально. Они уточняют случаи, в которых король не имеет права лишать аристократию почестей.

Взамен этого признается безусловным право короля назначать на должность и снимать с нее, и он пользовался этим правом на протяжении всего своего правления, особенно в первой его половине: в Нанте, Мане, Анжере, Отене графские титулы множество раз меняли своих владельцев. Когда дворянское семейство выполняет перед королем все свои обязательства, то во имя чего же лишать его привилегий, особенно если дворянские графства расположены далеко или находятся в невыгодном и опасном соседстве? Право назначать на должность епископов принадлежало исключительно Карлу, хотя, естественно, здесь проявлялась игра влияний и различных сил, а также периодическое и все более усиливающееся вмешательство пап. «Missi», особые уполномоченные — главное учреждение предшествующих властителей существовали в отдельных провинциях еще и в 860-е годы. Но это была местная знать, занимающаяся теперь своими обязанностями только в своей области. Далекие от того, чтобы контролировать графов, они лишь дублировали их деятельность. Теряющая гибкость, держащаяся на посредничестве — так эволюционировала общественная система в правление Каролингов. Между королем и народом формировались институты власти, все более тесно связывая группы и отдельные кланы посредством королевской службы и земельной собственности. Вместе с тем этот процесс в эпоху правления Карла не завершился, ибо тот оставался великим властелином и крупным князем, которому, несмотря ни на что, оставалось преданным все его королевство.

14 июня 877 года в Кьерзи, Карл, отправляясь в Италию, в последний раз собрал своих дворян. Оставим на миг все то, что имело политическое, династическое и дипломатическое значение, чтобы уяснить себе, к какому же соглашению пришли король и знать на период отсутствия монарха. Нужно было решить вопрос и о вакантных должностях на королевской службе. Что касается епископств и аббатств, то назначенное архиепископом лицо становилось временно исполняющим обязанности и действовало в сотрудничестве с графом, до того как король пожалует новый титул. Также и епископ мог участвовать во временном управлении графством, в союзе с местным должностным лицом.

Наиболее примечательно то, что в этом установленном порядке особое значение придавалось сыновьям королевских служащих. За ними признавалось естественное — если не юридическое — право быть преемниками своих отцов по службе и наследованию имений. Точно так же обстояло дело и с детьми королевских вассалов. В обоих случаях король официальным назначением подтверждал это наследование. Подобные меры носили характер исключительности и временности. В то же время они демонстрировали постепенное укоренение передачи должностей и богатств по наследству, усиливая путаницу в сфере государственных почестей и частных льгот. Наконец, право вмешательства графов в дела епископской администрации тоже пе осталось без последствий. Все же контроль над епископствами важный элемент правления Каролингов — ускользал из-под власти суверена. Крупные аббатства, обладающие земельными богатствами, их воины, их духовное влияние, ради которого их и содержали, — все находилось в подчинении местным властям: ими же назначались графы и аббаты. К 860 году аббатства Сен-Мартен в Туре и Мармутье, Сент-Обен и Ссн-Лезен в Анжере, Сен-Симфорьен в Отёне, Сен-Илэр в Пуатье находились во владении знатных династий и даже передавались по наследству. Королю оставалось лишь узаконить эту практику, ибо в ней он первый же подал пример. И он не стал вмешиваться в процесс наследования, чтобы не усугубить кризиса власти.

3. ЭПОХА КРИЗИСА

Кризисов на Западе в Каролингскую эпоху было предостаточно. Некоторые из них шли королю на пользу, большинство же — в ущерб. Единство королевства, которое так стремился поддерживать Карл и воинственными набегами, и подкупом, под влиянием центробежных сил начинало рассыпаться. Сложности обнаружились в самом начале правления. В Аквитании Пипин II, племянник короля, при поддержке Бернара Септиманского, отказался признать верховную власть за Карлом. В 844 году Бернар был схвачен и обезглавлен, однако Пипин, чьи сторонники разбили королевскую армию возле Ангулема, где Гуго из Сен-Кангена, побочный сын Карла Великого, и Нитгард встретили смерть и где томился в заточении Луп Феррьерский, — именно там Пипин в 845 году утвердил свою власть над Аквитанией. Однако, видя неспособность Пипина защитить их от норманнов, аквитанцы перешли на сторону Карла, коронованного в Орлеане 6 июня 848 года. То, что аквитанцы, то есть несколько десятков знатных дворян, епископов и аббатов присягнули ему на верность, сомнению не подлежит. Был ли Карл только королем Аквитании? Так называемая «Хроника аббатства Сен-Бертен», находящаяся тогда у епископа Труа Пруденция, едва ли более определенна в этом вопросе. Главное заключалось в том, что Карл все же был коронован. Будучи королем уже давно, он никогда не был им на деле. То, что Карл был помазан Венилоном, или Ганелоном, архиепископом Санса, чья кафедра в то время была самой престижной в Галлии; то, что церемония происходила в Орлеане, на границе Франкии и Аквитании, в центре наследственных земель Карла, — все эго показывает, что сама коронация в политическом и идеологическом смысле выходила за рамки одной только Аквитании. В доказательство тому напомним о коронации Карла, старшего сына короля, в 855 году, на этот раз ставшего властителем од[1]ной Аквитании. К этому времени даже если Пипин II до самой своей смерти в 864 году не переставал нарушать спокойствие, главенство Карла Лысого на юге Луары больше не ставилось под сомнение.

Иначе строились отношения с бретонцами. Их властители признавали зависимость от предшественников Карла Лысого. Но система власти Каролингов, не выходя за пределы восточных границ, практически не распространялась на Бретань. Графские обязанности — там, где они существовали, — исполнялись местными магнатами. Дополнительные сложности заключались в том, что бретонские епископы зависели от архиепископа Тура — города, весьма отдаленного как в географическом, так и в политическом отношении. Франки никогда по-настоящему не жили в Бретани и желали только одного: чтобы бретонцы там и оставались.

Соперничество различных провинций внутри страны долгое время оставалось опасным. Кроме того, в середине правления Людовика Благочестивого вождь Номиноэ заставил признать свое верховенство над некоторыми народностями. Чтобы привлечь его на свою сторону, император около 830 года назначил его графом Ванна, а Бретань стала, хотя и фиктивно, его владением. Однако Номиноэ на этом пе успокоился. Вовремя заключив сою з с группой Ламбера Нантского, который считал себя обобранным Карлом, он пересек границу, которая, если верить Пруденцию и Лупу Феррьерскому, издавна разделяла земли франков и бретонцев, то есть Вилел и Куснон. После набега на Ман Номиноэ, назвавшийся «герцогом Бретани», наносит сильный удар по войскам Карла в Баллоне, возле Редона, в ноябре 845 года, — и Карл попадает к нему в плен. Потом последовало чередование войн и перемирий между королем и бретонским князем, который в целях формирования автономного и подчиняющегося только ему духовенства, по примеру Каролингов, отстранил от должности четырех из семи своих епископов и попытался сделать Доль архиепископской резиденцией. Тогда под руководством архиепископов Ландрамна Турского, Венилона Санского, Павла Руанского, Гинкмара Реймсского на заседание синода в июле 850 года собрались двадцать два епископа Франкии и обратились к Номиноэ с суровым предостережением, отождествив защиту Церкви с защитой королевства Карла, которому они оказывали активную поддержку, в отличие от некоторых светских изменников, как, например, Ламбера. После смерти Номиноэ в следующем году, его сын Эрисноэ, одержав еще одну победу над Карлом в Бесле, где погиб, в частности, граф-аббат Турский Вивьен, — получил от короля в обмен на клятву в верности подтверждение своего бретонского господства, а также графства Рец, Нант и Ренн. Он вошел в систему и даже в семью Каролингов, таже как его дочь обручилась с будущим Людовиком Заикой, получившим по такому случаю титул короля Нейстрии. Но он был убит в 857 году своим кузеном Соломоном, который наследовал его престол, что привело к нестабильности в районах Мана и нижней Луары. Соломон получил от Карла часть Анжу, Котантен и Авраншен. Его княжество достигло тогда значительных размеров, он именовал сам себя «князем всей Бретани и большой части Галлии». Вплоть до конца правления Карла бретонцы оставались непримиримыми. Князья их были настроены очень воинственно, Соломон купался в роскоши. Хотя бретонцы были открыты франкскому миру и имели крепкую опору в своих монастырских традициях — это особенно касается аббатства в Редоне, основанного в 832 году Конвуайоном.

На востоке владений Карла династические переплетения вселяли надежду на более заманчивые перспективы. С 843 по 855 год трое Каролингов, преемники Карла Великого и Людовика Благочестивого, поддерживали довольно тесные отношения, хотя дело не обходилось без потрясений и давления со стороны местной аристократии, особенно епископов. Но отношения сохранялись, словно поверх политических и территориальных разделений идеологическое и даже биологическое наследие франков оставалось неделимым. Этот принцип, названный в текстах «братством», «согласием», нашел воплощение во встречах грех королей в Юце в октябре 844 года, в Мерсене в феврале 847 года и в мае 851 года — там прославлялось согласие королей-братьев и их подданных на благо общего франкского единства. Ни слова не было об «империи» или «императоре», чей титул носил Лотарь.

К концу лета 855 года старый император почувствовал приближение смерти и начал приводить в порядок свои дела, будучи правителем разумным и предусмотрительным. Бог не обделил его сыновьями, и он отдал Людовику, старшему, королевство Италию с императорским титулом в придачу, — императором Людовик стал с 850 года; среднему, Лотарю, достались лучшие франкские владения: от Фризии до Юра, с центром в Ахене, и к тому же Лотарингия; Карл же, эпилептический ребенок, который в будущем, как полагали, вряд ли произведет на свет потомство, — получил Прованс, которым на деле управлял Жирар, граф Лионский и Вьеннский. После раздела император, под бременем тягот и лет, удалился умирать в Прюмский монастырь, — смерть наступила в первый же осенний день. Теперь вместо трех правящих Каролингов стало пять королей с таким же количеством королевств, и даже больше. На этом окончился и период братства: братья, дяди, племянники соединялись и разлучались в неустойчивых группировках. Наиболее грозный кризис разразился в 858 году, когда на Карла Лысого восстал Людовик Немецкий; также и в 856 году, вследствие воцарения юного Людовика Заики в Нейстрии, из-за разных мотивов династического соперничества и королевского управления графствами в этих землях запротестовала многочисленная партия аристократов. В 858 году она уже восстала от[1]крыто. Ее возглавили Роберт Сильный, граф Тура и Анжера, владелец влиятельных аббатств и прославленный военачальник, — и Венилон, архиепископ Санский. С ними выступили графы Эд Орлеанский и Адалард Парижский. Естественно, Пипин Аквитанский воспользовался случаем, чтобы подлить масла в огонь.

Это восстание, как с огорчением повествуют церковные тексты, сопровождалось разбоем и грабежами, как будто не хватало норманнских набегов. Именно этот момент, когда Карл был втянут в борьбу с последними, и выбрал Людовик Немецкий для вторжения в королевство своего брата в августе 858 года по призыву мятежников. Вскоре он захватил Шалон-сюр-Марн, затем Санс, наконец, Аттиньи — традиционную резиденцию Западно-франкских королей. Венилон предатель Ганелон в эпосе — проложил ему дорогу. Он был единственным епископом, примкнувшим к Людовику.

Зато светская знать в основном присягнула на верность старшему сыну династии, оставшемуся от первого брака императора Людовика Благочестивого и чуждому клану королевы Юдифи. Чтобы заручиться поддержкой, пусть временной, Людовик прибегнул к привычному способу: он начал раздаривать, как сообщает «Хроника аббатства Сен-Бертен», графства, монастыри, королевские земли и владения. Карл Лысый укрылся в Осеруа, в семье своей матери, Вельф. Тем временем свершилось главное: Людовик созвал в Реймсе ассамблею, которая должна была закрепить законность его власти. Франкские епископы под руководством Гипкмара Реймсского отказались в ней участвовать. Они заявили, что их господином, кроме Господа Бога, остается только Карл. Они анализировали политическую ситуацию на удивление трезво и рассудительно. «Те, кто сегодня тебе улыбается, — пишут они Людовику, — получив от тебя желаемое, будут улыбаться другим, когда ты окажешься на смертном одре, чтобы получить от них то, что раньше получали от тебя; но может случиться и так, что они предадут тебя еще при твоей жизни». Из этого ясно видно, что епископат являлся наиболее прочным костяком каролингского государства, вернее, того, что еще оставалось от него. Не будучи прямо заинтересованными в семейных связях или земельной собственности соперников, епископы имели право говорить открыто и призывать к миру и единству. И без их признания и благословения Людовик ничего пе мог добиться. Более чем когда бы то ни было Карл мог опереться именно на них, на Гинкмара, первого среди еписконов после измены Венилона. Уже в начале 859 года Карл сумел обратить в бегство своего старшего брага. Каким был его следующий шаг? Одарить преданных ему людей имениями и аббатствами. Роберт Сильный вновь приобрел и даже увеличил свои владения между Сеной и Луарой.

4. АПОГЕЙ ПРАВЛЕНИЯ

На исходе этого затяжного кризиса основы королевской власти и государственного устройства обнажились еще более явственно. Прежде всего, франкский епископат, под руководством выдающегося Гинкмара Реймсского, деяния которого определили развитие всей третьей четверти века, все более усиливал свое влияние на общество; епископы пе только определяли ориентиры управления и давали им оценку, но и выполняли за короля некоторые его обязанности, в частности, когда снова возник вопрос о достижении согласия между каролингскими князьями в 860— 861 годах. И в дальнейшем можно увидеть, что каждый кризис сопровождался усилением значения епископата.

Вместе с тем, поскольку епископы пеклись об общественном благе, они придавали королевской власти священный смысл. И это свойство оставалось преобладающим и усиленно защищалось самим Карлом.

Король подавлял разгорающиеся мятежи, включая разногласия внутри собственной семьи со своим сыном Карломаном. И так как право было на его стороне, то он не гнушался применением грубой силы: Бернар Септиманский и его сын Гийом, Пипин Аквитанский, Гозбер Манский были уничтожены. Когда же место правосудия занимает личная прихоть, то есть когда дворяне замечают, что король выходит за рамки законности, то Карл уже никогда не сможет добиться своего. Пример? В 867 году, повествует «Хроника аббатства Сен-Бертен», некий Акфрид, возглавлявший аббатство Сен-Илэр в Пуатье и расточавший королю щедрые подарки, получил графство Бурж в обход его настоящего владельца Жерара. Король, будучи гарантом общественного права, поступил в этом случае незаконно. Действуя таким образом, он выказал неуважение к присяге, данной в Кьерзи в марте 858 года, когда он обязался «уважать и защищать каждого согласно лицу и званию, охранять его честь и безопасность, как должно королю, верному своим собственным подданным». Жерар не был доставлен в известность, поэтому он не преминул напомнить, что «служит королю верой и правдой». И право оказалось не на стороне короля. Графство определенно сохранялось за Жераром, и Акфрид не сумел захватить его. Хуже было бы, если бы подданные доброго графа Жерара на следующий же год схватили бы узурпатора и обезглавили его. Только в 872 году Карл Лысый сумел распорядиться Берри в пользу очень могущественного лица, своего шурина Бозона, уже владевшего северным Провансом и начавшего с тех пор свое стремительное восхождение вверх по иерархической лестнице. Но в 872 году Жерар, возможно, уже умер.

Король западных франков жаждал прибрать к рукам Прованс начиная со смерти императора Лотаря.

Его стремлением было захватить любой становящийся доступным кусочек Франкского королевства. С 861 года, когда были окончательно ликвидированы последствия мятежа 858 года, король посягнул на королевство своего племянника Карла Провансальского. Однако Карла вынудило отступить сопротивление влиятельного в этих краях графа Жирара Вьеннского, поддерживаемого архиепископом Гинкмаром Реймсским, который сурово осудил удар по христианскому братству, тем более что аббатство Сен-Реми в Провансе, принадлежавшее Реймсской церкви, могло быть в этом случае конфисковано Жираром. Также и в 863 году, после смерти Карла Провансальского, Карл ничего не смог добиться. Лучшую часть наследства районы Лиона, Вьенна, Гренобля, Узе — получил Лотарь II, которому сохранил верность Жирар, будучи преданным и в 843 году его отцу.

Лотарь оказался удачливее других. Однако и он прошел через перипетии борьбы со своими дядьями. Вечный вопрос передачи королевств, возникающий с самого начала правления Каролингов, встал в эти годы и перед Лотарем. Однако в отличие от королей — родственников и предшественников, у него не было избытка законных наследников, скорее их недостаток. То, что называют разводом Лотаря — очень сложное и запутанное дело, определило собой важный этап в развитии западно-франкского королевства, и прежде всего его территориальные изменения. Это был этапный момент в изменении правил игры на христианском Западе, где король западных франков в третьей четверти века обладал неоспоримым преимуществом.

О чем же шла речь? Лотарь II, как мы помним, получил после смерти отца лучшую часть центрального королевства, а именно северную, где находились могущественные аббатства — такие, как Прюм и Лобб; богатые епископства — Мец, Кёльн и Трир; наконец, сокровищница каролингского духа — Ахен, с его императорским дворцом и церковью. В 863 году он увеличил свои владения за счет юга. И все же этот юный, энергичный король, окруженный преданными ему людьми из числа светской знати и духовенства, имел существенный недостаток: у пего не было законного наследника. Конечно, сын у него был, — однако мать его была незаконной супругой — сожительница Вальдрада. Настоящая же супруга. Тейтберга, была бесплодной. К несчастью, Лотарь в течение десяти лет пытался устроить так, чтобы законной королевой стала Вальдрада. Замысел был прост. Пипин Короткий, Карл Великий, Людовик Благочестивый, будучи в сходной ситуации, весьма преуспели: таковы были их влияние и престиж и таковы были нравы той эпохи, когда Церковь играла не столь заметную роль. Кроме того, разве родоначальник династии сам не являлся внебрачным сыном? Но уже в следующем поколении контроль Церкви над гражданским обществом усилился: мы еще вернемся в будущем к этому вопросу.

В 860 году Лотарь не мог обосновать законность своего личного хотения. Естественно, лотарингские епископы сделали все возможное: было установлено, что Тейтберга без ведома Лотаря вступила в кровосмесительную связь. Такое пятно аннулировало ее брак с королем. В 862 году Лотарь женится на Вальдраде и делает ее королевой. Их маленький сын Гуго становится наследником королевства и носит титул короля. На этом вопрос мог, должен быть закрыт. Семейные проблемы, в конце концов, оставались делом личным, и брак в IX веке и еще долго впоследствии среди князей, благословенных Церковью, не являлся таинством. Наконец, кровосмесительная связь Тейтберги со своим братом Юбертом, недостойным запятнанным аббатом из Сен-Морис в Агоне, в Вале, была очень даже правдоподобной. Тейтберга была не первой королевой, отправившейся искупать свой грех, мнимый или действительный, в монастырь. Однако маневр не удался, ибо он выходил за рамки простого семейного дела. Гинкмар Реймсский одним из первых вознегодовал и в 861 году занял позицию осуждения того, что он заклеймил словом «развод», тогда как его лотарингские коллеги констатировали всего лишь недействительность брака. Гинкмар вступился за канонические принципы, которые на деле были весьма туманными.

Говоря о Боге и Церкви, он в действительности защищал интересы своего хозяина, короля Карла, которому было небезразлично наследие Лотаря: Никаких законных наследников в его королевстве! Имелась также и семья Тейтберги — род, очень влиятельный в Италии, Бургундии и Лотарингии: старший брат королевы был аббатом в Горце, второй брат — Бозон, граф в Италии, третий — сомнительный граф-аббат Юберт, превративший свои монастыри в Юра в бордели, к чему совершенно лояльно относился Карл Лысый, который отдал Юберту даже аббатство Сен-Мартен в Туре - жемчужину франкской короны. Все перечисленные персоны, конечно же, восстали против Лотаря, при поддержке его брата императора Людовика II и при пристальном интересе к этому делу его дяди Людовика Немецкого. С обеих сторон в судьи призывался папа Николай I. И этот новый шаг был чреват последствиями. Прелат, потребовав от Лотаря отказаться от Вальдрады и взять обратно в жены Тейтбергу, использовал этот случай для усиления дальнейшего вмешательства в королевские дела и для укрепления своей власти над епископами. Однако короли и епископы не были расположены терпеть подобный диктат. Николай умер в 867 году, а Лотарь в течение двух лет оставался между двумя женщинами. Удача оказалась на стороне Карла, активно поддерживаемого своими епископами, в первых рядах которых были Гинкмар Реймсский и некоторое время хитроумный Адон Вьеннский. В свои сорок пять лет Карл был самым энергичным из западных королей и самым предприимчивым. Все больше проявлялись в нем качества его прославленного деда и тезки, а также качества всего его рода, который по мужской линии восходил к Арнулю, святому епископу Меца. Именно в этот город, колыбель династии, и устремился Карл. Казалось, что Лотарингия призывает его к себе. Верные епископы — Франкон Льежский, Арнуль Тульский, Адвенций Мецкий — торопят его овладеть наследством Лотаря, его великолепным королевством, полным материальных и, главное, духовных благ. Только он один, по своему происхождению и прежде всего из своей личной способности управлять государством, достоен править Лотарингией. Его коронация состоялась 9 сентября в соборе Сент-Этьен, после того как Карл, приветствуемый дворянами, произнес торжественное обещание исполнять свои обязанности и заставлять уважать свои права.

Коронация 869 года и все речи, произнесенные на ней, были очень важными с идеологической точки зрения. Я вернусь к ним немного позже. Политическое, даже физическое внедрение короля западных франков в Лотарингию сделалось главным элементом западной системы. Именно здесь проходила тогда граница, пусть зыбкая, между Франкией и Германией. В августе 870 года Карл Лысый и Людовик Немецкий в Мерсенском дворце скрепили исчезновение Лотарингии, по-дружески поделив ее между собой, И если Карл должен был отказаться от Меца и Ахена, то он получал Льеж, Верден, Туль, Безансон. и еще в придачу Лион, Вьенн и весь правый берег Роны — территории, которые выпрашивал себе Лотарь М в 863 году. Император Людовик II и его ставленник папа Адриан могли активно протестовать против такого насилия, лишавшего брата владений в пользу дядей; ничего не осталось из той доли, которой по Верденскому договору владел император Лотарь, старший брат, если бы не восточный Прованс и Италия, где Людовик II уже устал отражать набеги мусульман. Маркиз Жирар во Вьенне мог вполне отвергнуть соглашение, заключенное без его участия и согласия. 24 декабря Карл при поддержке епископов Реми Лионского и Адона Вьеннского вошел в этот город и отдал графства Жирара Бозону, сыну Бивена из Горца, вдовца, за которого он выдал сестру Ришильду в Ахене в начале года. Бозон и его клан были в зените своего могущества. Они далеко пойдут.

Действительно, без сомнения, этот год — 870-й — был даже важнее 843-го. Наследие Карла Великого после различных перемен в жизни наследников было разделено на две существенные части, и это разделение увеличится в последующие десятилетия: здесь — Франкия, там Германия. Оба эти образования были еще слабы, включали в себя другие королевства, некоторые из которых вскоре выйдут из-под власти Каролингов, разделившись, в свою очередь, на более или менее жизнеспособные княжества. И все же восточные и западные франки отдалялись друг от друга, идея превосходства единой империи были мертва, хотя ее и пытались еще неоднократно воплотить в жизнь: сам Карл пытался сделать это в течение пяти лет. Мерсенское разделение надолго закрепило границы западных территорий. И сегодня Карл Лысый действительно может называться первым королем Франции начиная с 870 года.

5. ОШИБКА ИМПЕРАТОРА

Конечно же, Карл Лысый хотел расширить границы своего государства. Однако его приближенные в то время стремились его удержать от этого, и в большинстве своем за ним пе последовали. Те, кто был с ним в Орлеане в 848 году, в Меце в 869 году, во Вьенне в 870 году, — в Италию не пойдут. Им там нечего было делать, а тем более — самому Карлу.

Император Людовик II умер летом 875 года, не оставив после себя сыновей. Карл, самый деятельный из оставшихся в живых двух Каролингов; в течение многих лет являлся папским кандидатом на императорский престол; ведь именно папы освящают теперь титул императора — при условии, что претендент овладеет Итальянским королевством. Едва скончался Людовик II, как папа Иоанн VIII провозгласил Карла императором. Последний немедленно отправляется в Италию. Он разбивает Карломана, старшего сына Людовика Немецкого, посланного задержать его продвижение в Италию, и 17 декабря вступает в Рим как раз в тот момент, когда его брат был погребен в Аттиньи, во имя восстановления мира и справедливости, поколебленных амбициозными притязаниями Карла. Гинкмар, сетуя, что «наш король нас оставил», и что король никогда не посоветуется с окружающими, а также Бозон смогли успешно исправить пошатнувшееся положение, и Людовик через несколько недель обратился в бегство. Вдали, в соборе Св. Петра в Риме, король западных франков, воскресший Карл Великий, новый император на Рождество был помазан папой.

Через пять недель в Павии некоторая част ь итальянских дворян присягнула ему на верность. Доверив управление итальянским королевством Бозону, получившему должность герцога, Карл вскоре вернулся во Франкию. Он — император Запада; все его поведение, манеры, облачение подтверждают это. Таким он предстал перед своими подданными на генеральной ассамблее в Понтьоне в начале лета 876 года, где были утверждены римские и итальянские акты. И снова император Карл взял па себя ответственность за христианский мир, над которым он властвовал. Власть его была велика, но уже подходила к концу. На булле, которая имела хождение в императорской канцелярии, можно было прочитать: «Обновленная Римская и Франкская империя», — смесь старых формулировок, означающая, что империя расширила свои границы. Однако сами франки еще пока не почувствовали этого. Когда в августе 876 года умер престарелый Людовик, император вошел в Лотарингию, в Ахен — сердце тогдашней империи. В Кёльне он подписывает грамоту о «тридцать седьмом годе (своего) правления во Франкии, седьмом — в Лотарингии, втором — во всей империи и первой годовщине в качестве преемника короля Людовика». Это было слишком. В начале октября Людовик, младший сын Людовика Немецкого, разбивает императорскую армию в Андернахе. Император поспешно отступает. Каким бы императором он ни был, он прежде всего оставался королем Западной Франкии. Германия, Лотарингия были не для него.

Не оставил ли Господь своего избранника, окончательно допустив, чтобы он пошатнулся? Расширение границ накладывало на императора непомерные обязанности. Он чувствовал это, и еще больше его окружение. В начале 877 года папа заклинает его поспешить на защиту Рима от мусульман. Рим, Церковь, апостолы, эпицентр христианского мира — находился в смертельной опасности. Первейший долг императора, сама природа его священной власти обязывали его отразить удар. Карл, ослабевший, подавленный, по преисполнившись чувства долга, отправляется в Италию. К концу лета он в Павии, вместе со скрывавшимся от преследователей папой. Однако вместо врагов Христа он встречается лицом к лицу со своим племянником Карломаном. К осени Карл совершенно обессилел. Все вокруг него разваливалось. Италия, империя все было потеряно. И даже во Франкии начались волнения. Наряд Карла Великого оказался ему не по плечу. Еле-еле нашел он в себе силы для отступления. Но далеко Карл не ушел. В Морьенн, в простой хижине, 6 октября 877 года он испустил последний вздох. Ему было пятьдесят четыре года, из которых тридцать семь лет было отдано деятельному и весьма примечательному правлению. Но и самое примечательное и грандиозное терпит провал. Он покинут своими приближенными, оставлен Богом, как об этом свидетельствовало зловоние от его разложившегося трупа, так что при перевозке его упрятали в бочку, засмолили и обернули ее кожей. Весть о смерти императора, быстро распространившаяся во Франкии, усилила смятение и разожгла настоящий торг за право наследования престола. Из четырех сыновей Карла выжил только Людовик, прозванный Заикой, тридцати одного года, хилый и болезненный.

Однако Карл еще раньше предпринял последние предосторожности. 14 июня на королевской вилле в Кьерзи, как обычно вот уже многие годы, состоялась генеральная ассамблея. Подобные ассамблеи были остовом каролингской системы, демонстрируя расстановку сил вокруг короля и служа единственной законодательной инстанцией правительства. Там собирались и совещались самые влиятельные, рассудительные и просвещенные лица со всех концов империи: епископы, аббаты, графы; они составляли окружение своего короля, к тому же и императора, живую опору Франкского королевства. Какую же помощь оказали они Карлу? С виду решительные, советы давались, похоже, без особого удовольствия и носили по сути осторожный, оборонительный характер. Что же касалось почестей и привилегий, о чем я говорил выше, то сохранение королевской династии было в центре внимания. Решения были также приняты касательно конкретного функционирования административного аппарата. Ключевым положением было следующее: чтобы никто не шелохнулся до возвращения императора из Италии. Но стоило Карлу уехать, как все случилось как раз наоборот.

Генеральная ассамблея в Кьерзи и капитулярий, который за ней последовал, были практически последними в Западно-франкском королевстве. Больше уже никогда аристократия королевства не соберется для того, чтобы обсудить общие интересы Церкви и народа. Вспышка каролингского всемогущества осыпалась в Кьерзи последними догорающими огоньками — по образу и подобию золота и мрамора церкви Сент-Мари в Компьене, освященной несколькими диями раньше, превосходной копии, созданной по желанию Карла с императорской капеллы в Ахене.

Знать не пошла навстречу императору, и это было характерным признаком: Бозон, граф Прованса, Гуго Аббат, граф Нейстрии, Бернар, граф Оверни, другой Бернар, граф Готии, — все воздержались. Несомненно, они не ощущали себя ни солидарными, ни ответственными за судьбу империи, центр которой сместился в Италию, на восток. Они осуждали Карла особенно за то, что тот, поглощенный делами империи в целом, опустошает церковные и светские владения во Франкии, то есть в той доле наследства, которую он получил в 843 году. А кому нужны мечтания о всемирной миссии, когда беда приходит в центральные земли западного королевства? Одержимый своими идеями, Карл, перед тем как отправиться освобождать Италию будто бы от мавританцев, заплатил норманнам выкуп в пять тысяч фунтов серебром, чтобы они покинули долину Сены. И снова он требует денег, к возмущению крупных земельных собственников, которые должны расплачиваться из своего кармана. Вести переговоры вместо того, чтобы воевать... Как тут не порадоваться скандинавским варварам и дьяволу вместе с ними, как тут не осмелеть еще больше?

6. НОРМАННЫ НАПОСЛЕДОК

Пришло время перейти к норманнской агрессии, когда потомки Карла Великого в Западной Франкии расплачивались по счетам, пытаясь определить, что же осталось от самого королевства с исчезновением наиболее знаменитого из этих потомков.

Активная агрессия викингов на Западе отмечает собой все правление Карла Лысого и даже его преемников вплоть до начала X века. Точные формы и особенно реальные последствия этих неистовых вторжений различить сложно. Достоверно то, что они совпали с изменением структуры общества франков и управления им. Агрессия подтолкнула и ускорила эти процессы, обнажила образ действия и степень осознанности ситуации. Центробежные силы, почти с самого начала раскачивающие каролингскую систему, проявлялись все больше. Под воздействием ударов извне рухнули засовы. Действительность поколебала идеологические и политические построения. Возросло стремление к разделению и обособлению.

Сегодня уже больше не верят в то, что набеги норманнов, а еще менее мусульман на юго-востоке разрушили королевство франков. Точно так же не верят на слово и тем, кто рассказывает всякую всячину о поведении варваров. Подобные авторы, разумеется, были духовными лицами, и в большинстве своем монахами. А именно епископальные церкви и особенно монастыри расплачивались больше всех за норманнское нашествие. Сверх того, риторика всегда преувеличивала размеры бедствия, с тем чтобы доказать одновременно и глубину греховности людей, и силу святых, единственно могущих остановить разбойников. На самом деле основной литературный материал, повествующий о катастрофе, содержится в рассказах о чудесах и о перенесении мощей святых. Прибавим к этому, что разорительные грабежи норманнов служили иногда поводом для монастырей в их просьбах о дополнительных привилегиях или земельных владениях к королевским властям. Исчезновение в огне архивов какого-нибудь аббатства таило в себе не только одни неприятности. В действительности разбой был гораздо менее очевидным. В Пикардии, богатой королевскими налоговыми службами, образцовыми монастырями и престижными городами, как отмечает Робер Фоссье, из пятидесяти пяти документов, известных с 835 по 935 год, только два констатируют ущерб, нанесенный норманнами. И даже Гинкмар Реймсский в своем капитальном труде весьма немногословен на этот счет. Итак, помимо упомянутых мною агиографических текстов, лучший из которых — «Перенесение мощей святого Филибера», составленный монахом Эрмантером из Нуармутье около 850 года, — только два автора служат источником обильного и традиционного цитирования: это Пасказ Радберт, аббат в Корби, и его жалоба 860 года, и описание осады Парижа Аббоном из Сен-Жермен-де-Пре в 886 году. В остальном упоминания о норманнах, в основном хроникальные, сухи, кратки и немногочисленны.

Начиная с 830-х годов и в особенности в 840 году приморские области от Фризии до Адура, долины Соммы, Сены, Луары, Гаронны периодически подвергались набегам норманнов. Равнинная страна, по-видимому, не пострадала. Да и что можно было награбить в крестьянских хижинах? Конечно, корм для лошадей, ибо норманны, пришвартовавшись к берегу на своих кораблях, приучались к кавалерийским переходам; провизию для людей, которую они добывали в окрестностях своих лагерей. Но что прежде всего искали варвары, так это драгоценные металлы. И они находили их там, где хранились главные ценности всего королевства: в церквях городов и аббатств. Древность этих церквей, их слава и священные реликвии казались вне досягаемости какого бы то ни было осквернения. Однако начиная с 840 года осквернения все же происходят. Вот что поражало умы людей.

Первым пал Руан в 841 году. Затем настала очередь портового города Кентовика, Нанта, Сента, Бордо в 848 году. На следующий год были сожжены некоторые знаменитые церкви Парижа. Та же участь постигла в 853 году Сен-Мартен в Туре.

Начиная с 856 года норманны наступают все более решительно: снова атака на Париж, затем Шаргр, Эврё, Байё, Бове, Анжер, Тур, Нуайон, Амьен, Мелён, М о, Орлеан, Перигё, Лимож и множество крупных аббатств: Сен-Вандрий, Сен-Валери, Сен-Бертен, Сен-Жермен-де-Пре в 86! году; Сен-Сибар в Ангулеме, Сен-Илэр в Пуатье, Флёри-сюр-Луар в 865-м... Через несколько лет настала очередь Сен-Жери в Камбре, Сен-Васта в Корин, Сен-Рикье. В долине Роны, а вскоре и в альпийских предгорьях участились набеги мусульман. В частности, многочисленным атакам подвергался Арль. Несомненно, грабежи и насилия, разорения, производимые норманнами, были частью тех бедствий, которые обрушились на христианский Запад со смертью Карла Великого. Войны между королями, соперничество между феодалами, мелкие и крупные грабежи — все эти разбойные действия, о которых все больше упоминается в исторических документах, способствовали возникновению атмосферы постоянного насилия. В конце концов норманны нарушили правила игры: 24 июня 843 года в воскресный день на св. Иоанна в Нантском соборе во время богослужения норманнами был убит епископ и духовенство, а также часть прихожан, причем кровь пролилась над алтарем — несмываемое пятно крайнего осквернения, потрясшее всех окружающих. Еще ужаснее было норманнское вторжение в Сен-Жермен-де-Пре на Пасху 858 года — в самое святое воскресение года. Нечестивцы, надругавшиеся над святынями, не остались безнаказанными. На Западе служители Церкви все же были защищены самим своим саном. Пролить кровь епископа — все равно что пролить кровь Христа, совершить святотатство. Между тем были убиты Фротбальд Шартрский (его утопили), Бальтфрид из Байё, Эрменфрид из Бове, Иммон из Нуайона. Христиан брали в плен, продавали их как рабов. Столь внезапные невиданные несчастья были непостижимы для ума, и вывод был один: Бог решил покарать свой народ. Столь ужасная кара, должно быть, вызвана не менее ужасными прегрешениями. Мудрые церковные иерархи вскоре поняли это. Бог оставляет своих чад только тогда, когда они отклоняются от своего пути, падая в грязь, — под грязью же разумелись в основном подрыв существующего порядка и нарушение христианского мира и согласия. Епископы, собравшись в Мо в 845 году, высказались следующим образом: «Так как заповеди Божии не соблюдались, то Бог в виде наказания попустил гонителям христиан, норманнам, дойти до самого Парижа», а Божией каре возможно только подчиниться и смиренно, в молитве и покаянии, ожидать, когда же Небо сменит гнев на милость. И тогда этот бич, эта чума, одновременно пагубная и очищающая, исчезнут.

Однако норманны не уходили. Они снова и снова возвращались, более того, они селились на землях франков. Тогда как духовенство со своими сокровищами старалось держаться как можно дальше от грабителей, было совершенно очевидным, что возглавить аристократию и повести ее в бой должен король. Не поворотливая франкская кавалерия в военном отношении не была готова к сражениям с противником немногочисленным, рассеянным, неуловимым, быстро передвигающимся по воде. Более того, уже длительное время на территории Франкского королевства не происходило войн с внешним противником. Наконец, светские власти, на которых лежала обязанность отражать нападения врага и защищать Церковь и безоружный народ, оставались в бездействии. Эрмантер из Нуармутье, Эмуан из Сен-Жермен-де-Пре с возмущением свидетельствуют: вместо того чтобы сражаться с варварами, феодалы сидят сложа руки, а король вынужден давать выкуп за то, чтобы норманны убрались из королевства. Идея коллективной защиты не приходила в голову властям, гораздо более озабоченным тем, как бы сохранить и увеличить свое состояние, нажитое в середине века. Во время набега 845 года на Париж Карл Лысый созывав! свою армию. Ведь речь шла о защите Сен-Дени — жемчужины королевских аббатств. «Многие пришли на зов, но не все», — многозначительно пишет летописец. Да и те, кто пришел, отказались воевать и обратились в бегство, посоветовав королю заплатить семь тысяч фунтов, как того требовал вождь норманнов Рагнар, с тем чтобы установить хотя бы хрупкий и непрочный мир.

В 852 году на Сене по тем же причинам было уплачено другому вождю Готфриду. В 858 году, когда Карл предпринял штурм лагеря викингов в Осель и сражался, как полагается королю, в первых рядах, — его приближенные внезапно оставили его. За недостатком решительных действий королям постоянно приходилось платить дань. В 877 году Гинкмар писал Людовику Заике, сразу же после его восшествия на престол: «Многие годы эго королевство никто не защищал, а только платил дань и откупался»... Тот же архиепископ Реймсский тридцать лет назад негодовал по поводу того, что епископ Нантский Этард, город которого находился под угрозой, пожелал сменить епархию: «Как можно допустить, чтобы священник, не имея жены и детей, не желал жить среди язычников, вместо того чтобы последовать смелому примеру графа того же города, у которого, сверх того, имелась па попечении семья?» Хороший призыв к сопротивлению. Но когда в 882 году те же язычники приблизились к Реймсу, после того как они разграбили Лаи, Гинкмар, не дожидаясь их, бежал. Правда, захват церковного иерарха был дорогостоящим. В апреле 858 года норманны схватили аббата из Сен-Дени Людовика, архи-канцлера и внука Карла Великого. Они потребовали за него огромный выкуп: 688 фунтов золотом и 3250 фунтов серебром; для сбора денег объединили свои усилия епископы, графы, аббаты и другие богатые персоны.

Неучастие, дезертирство, а иногда кощунственный союз... В 849 году Гийом Септиманский завербовал в ряды своих мятежников мусульманские отряды, которых предоставил в его распоряжение Абд-аль-Рахман.

В 857 году Пипин II Аквитанский входит в Пуатье «на штыках» норманнов. В 862 году Соломон Бретонский мобилизует норманнов против Карла Лысого, с которым он раньше был в союзе против тех же норманнов. Несмотря на дезертирство, кризисы и мятежи аристократов, в частности в 857— 859 годах, Карл, насколько было возможно, давал отпор внешнему противнику, достойно представляя свою королевскую власть.

Начиная с 860 года и в течение последующих пятнадцати лет он развертывает активную деятельность по вытеснению врага из своего королевства. Весной 861 года Карл подкупает датские отряды па Сомме, чтобы они разбили своих же датчан в нижней Сене. В начале 862 года он покоряет отряд норманнов, разграбивших Мо, который он остановил на Марне, на укрепленном мосту Трильбарду. Обращенные в истинную веру, они стали сражаться па стороне Карла.

Самой эффективной защитой стали укрепительный сооружения. Норманны не умели вести осадную войну, и для того чтобы их остановить, достаточно было нескольких заграждений, земляных или каменных. В 862 году в Питре, в месте слияния Эр и Сены, по инициативе короля началось сооружение укрепленного мосга; хотя трудно было предположить, будет ли он когда-нибудь достроен. Подобные сооружения возводились в Пон-де-Се и на острове Сите в Париже. В 864 году на новой генеральной ассамблее в Питре Карл проявил настойчивость: «Чтобы все без промедления встали на защиту страны; чтобы графы в своих крепостях бдили неусыпно; чтобы крепости возводились быстро и активно». Именно королю и общественным властям принадлежала монополия возведения крепостных стен и башен — этих орудий мира и стабильности в обществе. В том же самом капитулярии король распорядился, чтобы «все те. кто в последнее время без королевского разрешения возводил замки, укрепительные сооружения и заграждения, разрушили подобные постройки до первого августа». Было ли это распоряжение исполнено? Король настаивал на уважении к своей власти, однако заграждения, как с его согласия, так и без него, все равно-возводились или восстанавливались в Овер-сюр-Уаз, Шарантоке, Сен-Дени, Компьене. Епископы работали над восстановлением древнеримских стен, давно заброшенных и уже полуразрушенных: Тур, Реймс, Нуайон, Ле-Ман, Орлеан, Лапгр, Ренн, Отён были окружены защитным кольцом. В конце века сами аббатства укреплялись, похоже, с помощью живущего поблизости населения.

Таковыми были Сен-Васт и Сент-Омер.

7. ПЕРВЫЕ БОЛЬШИЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ

Одновременно с попытками возведения оборонительных сооружений король старается организовать более методический отпор врагу. Он принуждает графов мобилизовать все свои силы на исполнение их прямого долга. И действительно, феодалы откликнулись па призывы гораздо более энергично, чем в первые годы нашествия: в 863 году в сражении под Ангулемом погиб граф Тюрпьон, а граф Этьен разделил его участь при защите своего города Клермона. По возможности Карл наказывал за невыполнение своего долга: «Адаларда, которому была доверена защита от норманнов, и его приближенных Гуго и Беранже, которые не принесли никакой пользы своим служением, король лишил почестей и одарил ими других лиц».

Однако такое проявление королевской власти, о котором сообщает «Хроника аббатства Сен-Бертен» в 865 году, было нечастым. И тем не менее оно тоже было возможным. Также по политическим и стратегическим соображениям Карл сумел переместить влиятельного военачальника Роберта Сильного, который после разрыва с королем в 856— 859 годах стал теперь незаменим в борьбе с Людовиком Заикой и его союзниками сначала бретонцами, затем варварами. Так, отправив в 865 году Роберта, бывшего до того графом Тура и Анжера, в Бургупдию, уже в качестве графа Отёна, Осера и Невера, с тем чтобы освободить место в Нейстрии своему сыну Людовику, помирившемуся с отцом, — Карл вспоминает через год о Роберте и отдает под его ответственность Анжу и Турень. Роберт Сильный справляется с обязанностями успешно. В 864 году его ранило на Луаре. В конце 865 года он одерживает — редкий случай — победу над противником. Осенью 866 года Роберт пал смертью храбрых вблизи от священного места — церкви в Бриссарте; вместе с ним погиб и граф Рамнульф из Пуатье.

Своевременная пропаганда наделила их обоих геройскими добродетелями. Д о 883 года дело Роберта, то есть защиту западной части королевства, продолжил Гуго Аббат, германский кузен Карла Лысого и несомненно шурин Роберта, а затем Гозлен, происходивший из влиятельного семейства в Мэн, аббат в Жюмьеж, Сен-Дени и Сен-Жермен-де-Пре, ставший епископом Парижа, сводный брат и преемник архи-канцлера Людовика.

Другие представители знатных династий тоже отличились в битвах с норманнами. На севере — Бодуан, прозванный Железная Рука, который в 862 году женился на Юдифи, дочери короля, и который был владельцем многочисленных графств во Фландрии и аббатом в Сен-Бертен. Вплоть до своей смерти в 879 году он выполнял свой долг, к которому, правда, примешивались и его собственные интересы. На другом конце королевства — герцогство Гасконь. Его правители уже долгое время давали отпор язычникам. В 816 году Санш-Лу, приближенный Людовика Благочестивого, пал в битве с мусульманами. Его сын Санш Санше, прозванный «Митарра», что означает «дикий», был в 840-х годах графом в Фезенеаке. Начиная с 845 года, когда норманны наступали на Гаронне и Адуре и когда граф Сегин из Бордо, носивший, согласно Лупу Феррьерскому, титул герцога Гасконского, был убит, — Санш Санше организовал защиту, то воюя с норманнами, то ведя с ними переговоры. В Южных Пиренеях он дал отпор мусульманам. Настоящий князь местного происхождения, он не нуждался в санкционировании своих действий со стороны короля. В дела на окраинах королевства Карл Лысый давно уже не вмешивался. Санш заменял его, работая также и на себя. Здесь гораздо раньше, чем в других местах, власть стала ничьей; каролингские структуры управления, как светские, так и церковные, быстро развалились, тем более что они никогда по-настоящему там и не прижились. Это нисколько не мешало Саншу проявить себя союзником короля, которому он в 852 году выдал захваченного им Пипина II. Свобода действий у гасконского князя была полной. Его пост, будучи неопределенным в общественном и юридическом отношениях, поддерживался только политической и материальной силой его обладателя. Титул был унаследован его племянником Арно, сыном графа е Перигё, а затем его внуком Гарсией, пе спешившим взять на себя мятежную разрушенную Гасконь.

Бодуан во Фландрии, Роберт и Гуго в Нейстрии и Бургундии, Санш и его потомство в Гаскони — все эти могущественные фигуры, главные представители заинтересованных кланов, выполняли прежде всего военные функции, доверенные им или оставленные им королем. Набеги норманнов, необходимость и способность отбивать их, разумеется, ускорили происходящие процессы, обнаружив при этом, что принцип единства королевства под непосредственной властью династии Каролингов не соответствовал социальной и политической действительности. Однако процесс, как я уже отмечал, продолжал развиваться дальше. В 870-е годы он становится все более различимым для нас, обретя свое воплощение в тех дворянах, которые пришли к власти в крупных территориальных объединениях и стали передавать их по наследству. Был ли Карл организатором или вдохновителем создания таких объединений, такого сосредоточения графств, аббатств, а вскоре и епископств в руках немногих? Достоверно лишь то, что король не стоял в стороне от этих процессов. Мы видим, как он отбирал одно графство у какого-нибудь князька, чтобы передать его другому, как он передавал аббатства от одной группы другой, а иногда даже — что происходило гораздо реже — перемещал какого-нибудь правителя из одной провинции в другую и, пользуясь по необходимости соперничеством знатных родов, усмирял открытые мятежи. На самом деле вся эта игра, конечно же, складывалась из переговоров, сделок, компромиссов, скрытых от нас. В итоге же десяток знатных особ, которые за пределами малой Франции, находящейся под строгим контролем короля, выполняли свои обязанности и копили богатства на значительной части территории королевства, продолжали оставаться в безусловной верности своему королю, который по-прежнему был намного сильнее и могущественнее — не говоря уж об авторитете, — чем каждый из них.

От Берри до Лангедока три основных клана сменяли друг друга, вытесняя и враждуя друг с другом иногда до смерти: клан Бернара Плантвелю, сына Бернара Септиманского, сначала графа Отёнского, контролирующего также Лимузен и Овернь и временно захватившего в 872 году Тулузен у соперничающего клана Раймундов, который войдет в силу немного позже. Третье лицо по имени Бернар Готский жил в Лангедоке и оспаривал Верри у Плантвелю, а также графство Отён, владение Тьерри, их общ его предка, будучи очень алчным, ибо он властвовал во франкской Бургундии. Вот почему на некоторое время его получит Роберт Сильный, перед тем как оно перейдет семье Бозон; сам Бозон был влиятельной персоной в южной Бургундии, от Шалона до Вьенна, в самом конце правления Карла Лысого, к тому же являясь его шурином.

На нижних ступенях иерархической лестницы, под этими знатными маркизами, как чаще всего называют их тексты, и владельцами многочисленных графств, находились Гифред в Сердани, Рампульф в Пуатье, чьи потомки станут очень могущественными в Аквитании, Вульгрен в Ангулеме и Перигё и некоторые другие.

Вплоть до конца правления Карла и даже немного после него такая концентрация постов и должностей в руках нескольких людей, тем более что король находился далеко, — такие объединения графств со своей управленческой структурой и феодальной собственностью оставались все еще разрозненными, неустойчивыми, временными. Поначалу король вмешивался в этот процесс. К тому же сами маркизы, за исключением Гасконского и графов в Сердани и Конфлане, недостаточно еще пустили корни в своих новых владениях.

Большинство из них, почти все, были по происхождению франками. Конечно же, этнические реалии в политической расстановке сил трудно поддаются определению. Однако в Оверни, например, или в Провансе ясно чувствовалось, что местная аристократия, владеющая землей, имеющая и церковные функции, включая епископские, поставляющая свои кадры па должности в различных областях, — имеет очень солидный вес, и маркиз должен был заручиться ее поддержкой, чтобы сохранить свою власть, оставаясь посредником между этой аристократией и королем, к которому он один имел доступ. Тем более что вассальная зависимость и бенефиции, развитые на севере Луары, отсутствовали на юге. Их не было ни в Оверни, ни в Гаскони, ни в Каталонии или Лангедоке. Отношения все более приобретали формы римского нрава. В этих краях не так-то просто было стать подданным другого. Сделки заключались между лицами, юридически равными, полюбовно. На деле единственная повинность была та, которую местные власти выполняли перед самим королем, как бы далеко он ни находился. Эти края хранили свои древние особенности, и новоиспеченным маркизам приходилось с ними считаться. Знатные вельможи, по крайней мере преуспевающие из них, прочно внедрялись в это общество только в последующем поколении, между 880 и 900 годами. Завоевание земель, а затем обживание их, материальные и идеологические основания, — во всех этих процессах значительную роль играла Церковь. Собственность больших аббатств служила первейшей приманкой: Сен-Бертен, Сен-Мартен в Туре, Сен-Симфорьен в Отёне, Сен-Жермен в Осере, Сен-Марсьяль в Лиможе, Сен-Илэр в Пуатье, Сен-Жюльен в Бриуде и некоторые другие являлись решающими козырями в игре маркизов. Именно в этот период начало впервые проявляться подчинение церковных структур светским лицам, и в течение двух последних десятилетий века этот процесс усиливался. Со времени правления Людовика Благочестивого духовенство выступало против подчинения и грабежей, слишком свойственных королю, раз[1]дававшему богатства Церкви преданным ему людям.

В «Хронике аббатства Сен-Бертен» Гинкмар явно радуется по поводу смерти Роберта Сильного и Рамнульфа в 866 году. Если они пали в Бриссарте от руки норманнов, слепого орудия Божественной воли, то только потому, что один осмелился присвоить себе Сен-Мартен в Туре, а другой — Сен-Илэр в Пуатье. Свершившееся должно открыть глаза и остальным узурпаторам, включая королевских, которые вели себя не лучше в Сен-Кантен или Сен-Васт.

8. ИТОГИ НОРМАННСКОЙ АГРЕССИИ

Несомненно, участившиеся нападения норманнов на церкви, разрушение их и обращение в бегство духовенства значительно подорвали материальные и духовные основы множества монастырей. Феодалы, взяв их под свою защиту, восстановив их, с большей легкостью могли затем завладеть ими. Церкви были первой и наиболее привлекательной добычей, поэтому с них взимались деньги, необходимые для того, чтобы откупиться от варваров. Все эти поборы тоже обедняли Церковь, если еще учесть, что они происходили регулярно в течение полувека. Еще в 882 году, как сообщает «Хроника аббатства Сен-Бертен», король Карл Толстый купил добровольный уход норманнов, позаимствовав «несколько тысяч фунтов серебром и золотом из казны Сент-Этьен в Меце и других церквей». Разумеется, такие изъятия церковных богатств делали саму Церковь все более уязвимой.

Относительное разделение королевства в интересах крупной аристократии ослабляло государственную власть, а всеобщее замешательство, грабежи и набеги норманнов — не столько из-за их жестокости, сколько из-за длительности и повторяемости — нанесли ощутимый удар каролингской системе, остававшейся от

Карла Великого. Конкретное воздействие этого удара определить довольно сложно, и историографические дискуссии по этому поводу еще продолжаются. Но даже из-за нескольких мощных ударов западное королевство не было сломлено до конца. К примеру, в эту же эпоху переживает расцвет интеллектуальная и художественная деятельность. Продолжала функционировать экономика. В Сен-Бертен, Сен-Реми в Реймсе около 860 года были установлены последние большие полиптихи — наподобие тех, которые находились в Сен-Жермен-де-Пре сорока годами раньше. Крестьяне были привязаны к земле и редко покидали ее — только в случае опасности. Конечно же, в крупные области стекалось больше всего рабочей силы. Воспользовавшись паникой и неразберихой, зависимые крестьяне могли оставить родные места и найти себе работу не на столь принудительных условиях, тогда как владельцы обезлюдевших земель набирали себе новых крестьян на условиях оброка и более легких повинностей.

Ослабление государственного давления, смягчение эксплуатации крестьян говорили в пользу норманнов и их присутствия. Но подобная тенденция к освобождению, если она действительно и имела место, на самом деле была едва заметной. Как провести границу между передвижениями, вызванными внешней агрессией, и бегством от хозяина, столь же древним, как и само рабство?

Были ли под угрозой коммуникации? Разумеется, как отмечают Луп Феррьерский и другие авторы, на дорогах было опасно. Путешественники рисковали и своей жизнью, и поклажей. Но разве когда-нибудь дороги были безопасными? Путешествие по воде действительно становилось ненадежным и к тому же дорогостоящим. Некоторые порты — Дорштадт, Кентовик — первыми подвергались разграблению и уже не оправлялись после таких ударов. Однако торговля не исчезала. Питрский капитулярий 864 года уделял большое внимание экономическим и финансовым вопросам. Естественно, распоряжения законодательного и нормативного порядка следует толковать осторожно: отражали ли они реальность, когда говорили о существующих рынках и об их торговле? Или же они стремились, напротив, навязать этой реальности чисто теоретические установки, иные по природе? Король, во всяком случае, подтвердил свою прерогативу в финансовой области, назначив девять мастерских, обладающих монополией на чеканку монет. Пытаясь ввести в обращение более легкие серебряные монеты, ставил ли Карл себе целью развивать торговлю, хотел ли он ускорить это развитие? Так или иначе, ценный металл находился в обращении в силу необходимости при выкачивании денег в пользу норманнов. Но эти планы могли иметь целенаправленный характер: пираты, викинги тоже ведь были потребителями и торговцами, покупающими и продающими; невозможно все время заниматься грабежом. Некоторые отряды скандинавов переходили к оседлому образу жизни, в частности в долинах рек. В Байонне, Нанте, нижней Сене они не только грабили, по и занимались торговлей. Норманнская агрессия, став своего рода ударом дубиной по Франкскому королевству, в отдельных сферах, несомненно, была и ударом хлыста, подстегнувшим к активной деятельности. Перемещения культурных сокровищ по территории государства также оказались плодотворными. Так, Овернь и Бургундия, главные места убежища спасающихся от врагов церковников, получили пользу от притока священных реликвий и рукописей, осевших в местных церквях. Наиболее известный,но не единственный пример — долгое путешествие по  стране мощей св. Филибера, покинувших Нуармутье в 836 году и остановившихся в итоге в Турию, после долгого пребывания в Пуату и Белей.

Все это определенно было последствием пребывания викингов. Да и как отличить последствия ущерба, нанесенного внешним врагом, от результатов внутренних раздоров, дележа и беспорядков? «Нормандизм» был хищническим образом действия, свойственным не только норманнским завоевателям. Светская знать королевства была столь же необузданной и столь же безжалостно обрушивалась на бедняков и па церкви, обирая и преследуя их «на норманнский манер», как выражались оскорбленные церковники.

Когда король прислушивался к Богу и советам Церкви, он был в состоянии восстановить мир и порядок. Когда он выполнял возложенную на него миссию, то почет и слава сопутствовали ему: так было с Карлом Лысым между 860 и 873 годами, пока он не пренебрег своим долгом в угоду имперским амбициям и итальянскому миражу. Так было и с Людовиком III, его внуком, победившим варваров в Сокур-ан-Виме в августе 881 года, а в следующем году — и с его юным братом Карломаном. Оба последних умерли слишком рано, в 20 и 17 лет, оставив после себя королевство, которое их предок Карл Великий даже и не узнал бы. Последний известный нам собор западно-франкских королей в Вере, был возглавлен юным Карломаном. Он состоялся в марте 884 года, и принятый на нем капитулярий призвал к борьбе со «злом грабежей и разрушения», «с этим ядом, разлившимся повсюду (...) С этой смертоносной заразой, поражающей тело и душу». «И что удивительного в том, — написано в преамбуле, — что язычники и другие народы вторгаются к нам, расхищают наши богатства, когда каждый из нас сам обирает своего ближайшего соседа?»

Варварство, разрушение, бессилие. Христианский мир в конце IX века был болью тех, кто терзался тревогой и беспокойством, размышляя о его судьбах. Стабильность, духовная и общественная, была подорвана. В 882 году умер Гипкмар, скрываясь от норманнов в Эперпей. Незадолго до смерти он продиктовал Карломану, единственному наследнику Карла Лысого, свое последнее произведение «О королевской власти» («De ordine palatii»). В то время, когда повсюду наступали норманны, когда силы разрушения подтачивали основы королевства, когда дворяне становились королями, — престарелый архиепископ Реймса в последний раз говорил о. единственно ценном: о Царстве Божием и его земных отражениях.

Цитируется по изд.: Тейс Л. Наследие Каролингов IX - X века. 2. Новая история средневековой Франции. М., 1993, с. 36-75.

Рубрика: