Якутия в XVI – XVII веках (Бахрушин, Токарев, 1953)

Проникновение русских в Восточную Сибирь и, в частности, в Якутию шло двумя путями: древним северным, так называемым «чрескаменным» путем, корни которого теряются в далеком прошлом, и более южным Камским путем, связанным со средней Обью.

«Чрескаменный» путь, сложившийся в новогородское время, связывал бассейн Печоры трудными горными перевалами чрез северный Урал с низовьями Оби. Этим путем ходили на lOqjy еще воеводы Ивана III. Он же служил торной дорогой, которой пользовались поморские промышленники в поисках охотничьих угодий. Уже в XVI веке они стали спускаться в утлых судах в устье Оби и добирались до восточных берегов Обской губы, на реку Таз, где обитали «человецы незнаемые» — молгонзеи, давшие название этой области.

В Мангазее промышленные люди построили городки и обложили в свою пользу массы кочевавших в окрестных тундрах и лесах звероловов. В конце столетия освоили путь с реки Таза «режмами» в Турухан, приток Енисея, у устья которого вскоре возникло Туруханское зимовье. По следам предприимчивых поморов, московское правительство направило в 1600 и 1601 годы две экспедиции, которые должны были закрепить вновь открытые земли с их богатейшими звериными угодьями за Русским государством. С построением на Тазу небольшого Мангазейского или Тазовского города создана была военная база для дальнейшего продвижения на восток.

Закинутая в «зельную тундру», далекая «заочная государева вотчина» — Мангазея стала, таким образом, посредствующим пунктом между нижней Обью и нижним Енисеем, естественным средоточием русского промышленного люда, стремившегося в богатую пушниной восточно-сибирскую тайгу, исход-

[10]

ным пунктом промышленного продвижения за соболем и экспедиций царских служилых людей в «новые немирные землицы».

Ежегодно к концу лета, с прибытием «с Руси» каравана морских судов, небольшая крепостца, заключавшая в своих стенах гарнизон в сотню служилых людей, считая присылавшихся из Тобольска и Березова «годовальщиков», оживала. Преодолев «немерные погоды» Обской губы, торговые и промышленные люди располагались станом под деревянными укреплениями в пустовавших избах и гостином дворе, в ожидании, когда с открытием весенней навигации смогут перевалить на Турухан и оттуда выплыть на промыслы в Нижнюю и Подкаменную Тунгуски. Навстречу им шли промышленники, возвращавшиеся с енисейских промыслов и рассчитывавшие поспеть к отходу очередного каравана кочей, чтобы вернуться па родину. В Туруханском зимовье, где происходила встреча пришлых с Руси промышленников с ехавшими на Русь, возникала оживленная «ярмарка».

«Златокипящая государева вотчина» Мангазея, служившая как бы дверью к еще не опустошенным соболиным местам на востоке, привлекала ежегодно много сотен предприимчивых промышленников, которых в эти далекие края гнала нужда или жажда наживы. Однако вследствие хищнических приемов охоты очень скоро в ближайших к Туруханскому зимовью районах пушной зверь был в значительной степени истреблен.

Когда около Мангазейского города и Туруханского зимовья «вверх по Енисею реке; и снизу Тунгуски реки соболи и бобры испромышлялись», промышленные люди «учали ходить вверх по Тунгуске реке далече», туда, где еще «соболи добрые и зверья много», а из Нижней Тунгуски перебрались и на «великую реку» Лену.

С Нижней Тунгуски на Лену вели две дороги. Первая шла по притоку Нижней Тунгуски Титее, с верховьев которой волоком (весною в два дня, летом—в пять) добирались до речки Чурки, притока Вилюя. Из Чурки выходили в Вилюй, из Вилюя в Лену. Вторая дорога шла к верховьям Нижней Тунгуски. В 6 днях плаванья от устья реки Непы начинался так называемый «Чечуйский» или «Тунгусский» волок. Волок выходил на Лену близ устья реки Чечуя. Путь Чечуйским волоком был удобнее вилюйского, так как входившая в систему последнего речка Чурка была «малая, а не судовая; только-де большая вода живет весною от снегов» 1.

______

1. С. Бахрушин. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. М., 1927, стр. 127—128.

[11]

Первое известие о Лене было получено в Мангазее в 1621 г., когда с Нижней Тунгуски были доставлены шесть «иноземцев» буляшей, которые сообщили, что живут по реке Оленьей, впадающей «в Лин, большую реку»; по этой реке Лин живет многочисленный народ, с которыми они, булящи, ведут торговлю. Из их рассказов было очевидно, что этот народ стоит на значительно более высокой ступени развития, чем тунгусы и тазовская «самоядь»: «избы де у них, как у русских людей, и лошади есть, а про то оне не ведают, пашенные ль они люди или не пашенные, а платье носят таковое ж, как русские люди»; известно было им и производство железа; они покупали у буляшей соболей на железо. Таково первое известие, полученное русскими о якутах, так как не подлежит сомнению, что именно об этом уароде шла речь в показаниях пленных буляшей.

Мангазейские воеводы Д. С. Погожий и И. Ф. Тонеев поспешили переслать в Тобольск полученные важные сведения с предложением организовать экспедицию на реку Лин. «И только б, — писали они, — в Мангазейском городе служилые люди, которые приезжают из Тобольска и з Березова 1, были государевым жалованием пожалованы, человек 30, годы по 2 и по 3, И до тех бы до буляшских орд, где они живут на Оленье реке и вниз по Оленье до больших людей, которые живут на большой на Лине реке, дойти и под государеву под высокую руку привести мочно, и с теми де служилыми людьми торговых и промышленных людей пошло б много».

План этот был одобрен тобольским воеводой Матвеем Годуновым, который даже послах в указанных целях в Мангазею пятидесятника Гришу Семенова и 10 тобольских служилых людей 2.

К этим же годам относятся и первые поездки промышленных людей из Туруханского зимовья на Лену. В 1624 г. на Нижней Тунгуске стояло уже Пендинское зимовье, откуда собирали ясак с буляшей Оленьей реки. Основание этого зимовья, по-видимому, не без основания приписывалось промышленнику Пенде, который с партией в 40 человек приехал из Туруханского зимовья на Нижнюю Тунгуску. На устье Кочемы он построил Нижне-Пендинское зимовье, где перезимовал; оно существовало еще в XVIII веке. В 100 км. от этого зимо-

__________

1.  Дело идет о «годовальщиках», ежегодно присылавшихся для пополнения мангазейского гарнизона.

2. Архив Акад..наук СССР, ф. 21, OIL 4, № 21, лл. 11»—120; ЦГАДА, Сиб. прик., кн. № 6, л. 454 об. — 457 об.

[12]

вья близ устья реки Середней Кочомы в XVIII веке указывается другое его зимовье — Верхне-Пендинское. Только на третий год достиг будто бы Ленда Чечуйского волока, соединявшего верхнее течение Нижней Тунгуски с Леной близ устья Чечуя, и на четвертый год поплыл по Лене, по которой дошел до места,, где в будущем возник Якутск; отсюда он повернул вверх по Лене до реки Куленги, отсюда перешел на Ангару и уже через Енисейск вернулся в Туруханское зимовье. Достоверность предания подтверждается названием двух зимовьев, хотя не все подробности поездки Ленды могут быть проверены.

Углубляясь все дальше к востоку, к верховью Нижней Тунгуски и «новые землицы», еще совсем не обследованные, в дикую тайгу, русские промышленники встречали сильное сопротивление со стороны звероловов-тунгусов, которые, разумеется, не хотели допускать соперников в свои стародавные соболиные угодья «и вверх Тунгуски реки ходити не велят... а называют землю и реки своими». Тунгусы убивали промышленных людей на промыслах, отнимали у них добычу, приступали к укрепленным промышленным зимовьям и, не будучи в состоянии их взять, осаждали засевших в них людей и не пускали на промыслы. Тунгусы ходили большими родовыми группами, «в скопе, человек по 60 и по 70 и по 100», и русские, промышлявшие небольшими партиями «человек по два и по три и по четыре и по пяти», должны были уступить: «и они де промышленные люди многие с тех дальних промыслов поворочались назад», «и многие де промышленные люди от тех иноземцев убойства и грабежу с промысла на Русь разбрелись».

В 1627 г. поэтому, группа промышленных людей Гришка Иванов Жаворонов с товарищи подала в Мангазее воеводам челобитную на имя царя Михаила с просьбой послать на Нижнюю Тунгуску ратных людей «для обороны на тех иноземцев», «чтоб им промыслов своих не отстати, а в государеве бы соболиной десятой пошлине порухи не было». Челобитная была воеводами переслана в Москву, где к ней отнеслись с большим вниманием. В Казанском Приказе, ведавшим в то время Сибирью, были допрошены приехавшие из Мангазеи промышленные люди, «которые сысканы на Москве», и те подтвердили все, что было сказано в челобитной и, со своей стороны, представили проект военной экспедиции на Нижнюю Тунгуску. Они рекомендовали послать 60 русских служилых людей и с ними 40 человек кодских остяков князя Михаила Алачева, который в качестве вассала московского государя был

[13]

обязан нести военную службу. Экспедиционный корпус должен был идти из Тобольска дощаниками в Енисейск, перезимовать там, а весною сделать «иные суды, с парусы и бечевы, каючки, в каких судах ходят промышленные люди, по шести и по семя человек на судне, а с хлебными запасы»; плотников для постройки этих судов следовало прислать тоже из Тобольска. Из Енисейска экспедиционный корпус должен был двинуться вниз по Енисею до Туруханского зимовья, где взять трех толмачей и, не заходя в Мангазейский город, «ис Туруханского зимовья, из Енисея реки в Нижнюю Тунгуску реку вверх по Тунгуске итти все лето, где промышленные люди, и над иноземцы, идучи промышлять». Ввиду отдаленности районов соболиной охоты, предполагалось, что весь поход вверх по Тунгуске потребует не менее двух лет, и что служилые люди только на третье лето смогут вернуться в Туруханское с тем, чтобы поспеть оттуда в Мангазейский город на Петров день ко времени отпуска кочей морем, Обскою губою, на Русь. Последний путь был обычным для промышленников, ездивших на енисейские промыслы с Руси, но осведомители Казанского дворца не решались его рекомендовать для начальных этапов похода, предпочитая, чтобы ратные люди из Тобольска шли через Енисейский острог, а не морем через Мангазею во избежание опасности морского пути — «морем бы не разбило»— и задержки.

На основании полученных сведений, из Москвы было тотчас послано распоряжение в Тобольск о снаряжении экспедиции после производства дополнительного опроса промышленных и служилых людей, бывших в Мангазее. Сами тобольские воеводы должны были решить, какой путь предпочтителен: через Енисейск или через Мангазею. Одновременно соответствующая инструкция была внесена и в наказ вновь назначенным в Мангазею вдеводам.

Очевидно, в Тобольске опрошенные «знатцы» рекомендовали путь на Мангазею Обскою губою, вероятно, потому, что этот путь был самый скорый и им велись всегда сношения между Тобольском и Мангазеей, и им ходили издавна поморы на промыслы. Во исполнение данного распоряжения из Тобольска уже летом 1627 года был отправлен в Мангазею отряд служилых людей, под начальством сына боярского Михаила Байкашина «для посылки в Н. Тунгуску реку для оберегания торговых и промышленных людей, где их иноземцы учали побивать».

Снаряженный в Тобольске экспедиционный корпус был по тому времени очень значителен. Под начальством Байкашина

[14]

шли 50 тобольских и березовских служилых людей и 30 кодских остяков, кроме того, в Мангазее к ним должны были присоединиться 10 человек из мангазейского гарнизона.

Экспедиция была задумана в широких размерах. Но произошло то, чего опасались промышленные люди, дававшие показания в Москве. Экспедиция потерпела кораблекрушение на Обской губе. Байкашин и 13 человек из его отряда вернулись «с морского разбою» в Тобольск, а остальные на трех кочах добрались до Мангазеи. потопив свои хлебные запасы.

Эта неудача не остановила тобольскую администрацию. На следующий 1628 год вместо захворавшего Мих. Байкашина начальником экспедиции был назначен Самсон Навацкий, который вместе с тринадцатью участниками экспедиции Бай-кашина, находившимися в Тобольске, должен был на этот раз, не полагаясь па опасный «морской ход», ехать через Енисейск в Туруханское, где и соединиться с ожидавшими его остатками корпуса Байкашина. Задачей похода оставалась прежняя: «в Нижней Тунгуске реке промышленных людей от иноземцев оберегати и тех иноземцев приводити под государеву царскую высокую руку и смиряти всяким ратным обычаем, смотря по тамошнему делу».

Поставленный во главе экспедиции сын боярский Самсон Навацкий проделал довольно необычную карьеру. Поляк «Лисовского полку», он был в 1621 г. сослан с женой и пятью «пахолками» (слугами) в Томск. Правительство, Михаила Федоровича, благоразумно удаляй из центра государства бывших участников интервенции,, охотно использовало их в далекой колонии, где их зачисляли на службу с денежным и хлебным жалованьем. В Томск Навацкий, однако, не попал, т. к. тобольский воевода поопасался отправить em в стоявший на самой границе город «для того, — писал он, — что в Томском городе и так в твоей государевой службе иноземцев много, а Томский, государь, город стоит на степи, и орды, государь, сидячие и кочевные, прилегли к Томскому городу блиско, а колмацкие, государь, люди кочуют около Томского городу неподалеку», и оставил Навацкого и его спутников в Тобольске 1.

1 августа 1628 г. экспедиционный корпус благополучно прибыл в Енисейск, но здесь был встречен крайне враждебно местной администрацией, которая в прибывших увидела со-перников в грабеже неясачных иноземцев и опасалась буйства со стороны малодисциплииированного отряда Навацкого. Енисейский воевода Василий Аргамаков не только отка-

_________

1.  ЦГАДАТ Портфель Миллера № 541, л. 149 об. и 400—401 об.

[15]

зался снабдить их судами для плавания по Енисею и дал им только одно «суднишко и то худо», но и разослал па-мяти к промышленным людям, «которые на Енисее и в Пити на рыбных ловлях», предупреждая, что на Турухан едут тобольские служилые люди, и советуя «от них жить бережно и судов своих уберечи, чтоб не поимали, потому что суда им даны худы, и вам бы от них суды свои укротить». Навацкий, однако, с грехом пополам справился со своей задачей, взяв «пометные», т. ё. брошенные, худые судяшки и добрался благополучно до Туруханского зимовья, где нашел русских служилых людей и остяков, назначенных идти под его начальством в Нижнюю Тунгуску. В числе прочих тут присоединился к нему Антон Добрынский, которому суждено было сыграть большую роль в открытии пути на Лену. Подобно самому Навацкому, его занесла в далекую сибирскую окраину ссылка в группе поляков, литвы и немцев, присланных в Тобольск в 1620 году 1.

На Нижней Тунгуске уже стояли на устьях рек Непы и Титеи ясачные зимовья мангазейских служилых людей, но жившие здесь тунгусы платили ясак далеко не все и не регулярно. Навацкий, двигаясь вверх по Нижней Тунгуске, стал захватывать новых аманатов. От шамагирского тунгуса он узнал про реку Лену, протекающую «от их шамагирские земли неподалеку», на которой расположены «многие немирные землицы», и кроме тунгусских племен (киндакирей и вараканов), кочующих чумами, «по Лене же реке живут юртами якутцкие люди». По этим известиям Навацкий отпустил в эти новые землицы отряд в 30 человек под начальством Антона Добрынского и березовского казака Мартына Васильева. Эта кучка отважных служилых людей перешла на приток Нижней Тунгуски Чону, а с верховьев Чоны на Вилюй и далее на Лену, претерпевая величайшие трудности и лишения. За недостатком продовольствия Навацкий не дал им запасу «ни по одному пуду, ни... государева жалованья ни по одной денге», так что подымались они на государеву службу за собственный счет, покупая пуд муки по 5 рублей и больше в долг и «на себя кабалы давали торговым и промышленным людям вдвое и втрое и должилися великими долги». Шли пешком, «зимою на себе таскали нарты и на тех службах нужу я стужу и голод терпели и души свои сквернили». На Вилюе и на Лене они собрали ясак с тунгусов санягирей, нанагирей, с долганов и с какой-то «холопьей орды»; на Лене набрели на «конную якут-

_______

1. ЦГАДА. Портфель Миллера № 541. л. 116, 377.

[16]

скую орду», с которой взяли 2 сорока соболей. На территории Якутской орды они поставили укрепленный острожек. «А выше де тое якутцкие орды на великой реке Лене» была объясачена «шамагирсцая кочевная землица», т. е. несколько родов шамагирских тунгусов. Продвижение на Лену проходило не без сопротивления со стороны местного населения. Служилые люди «с теми твоими государевыми изменники бились, не щадя голов своих», как писали они в челобитной на имя царя, «и по многих, государь, разных боях мы, холопи твои, от тех иноземцев побиты и поранены, и кровь проливали, а иные головы свои положили».

9 ноября 1630 г. ночью острожек, построенный Добрынским и Мартыном Васильевым, подвергся нападению якутов. Многочисленные «якутцкие орды конные люди» князцы («тай-ши», как их называет Добрынский) Нарыкан, Буруха, Кореней, Бойдон, Ногуй с их улусами приступали к острожку «жестокими приступами». Они были прекрасно вооружены: стреляли из луков и были одеты в куяки. Служилые люди сидели в осаде в течение полугода до начала мая 1631 г., «голод и всякую многую нужду терпели», но в конце концов отбили осаждавших, которые ушли из-под осторожна, пометав своих убитых.

Мы не можем точно установить, до каких мест на Лене доходили эти смелые люди. В одном случае упоминается даже Алдан.

С Лены Добрынский вернулся на Туру хан только с 15 человеками, потеряв, следовательно, половину своего отряда. В Туруханском он застал мангазейского воеводу Андрея Федоровича Палицина, которому и вручил собранный ясак (5 сороков 30 соболей) и подал «доездную грамоту», т. е. отчет о походе. Так открыты были «дальние от века неслыханные земли», открыты «кровавою службишкою» рядовых служилых людей.

Человек образованный и начитанный для своего времени, Палицин сразу оценил значение открытия, произведенного А. Добрынским и Мартыном Васильевым; он лично допросил шамагирского аманата, привезенного Навацким и, сопоставив полученные известия с данными, почерпнутыми им из средневековой географической литературы, пришел <к убеждению, что найден «проход великого Александра».

Так же внимательно отнеслись к открытию пути на Лену я Тобольске, куда Ант. Добрынский с товарищами прибыл в июне 1632 г. Мартын Васильев с шестью товарищами были отпущены в Москву, где он представил доклад ей необходимости организовать новую экспедицию во вновь открытые земли.

[17]

Все участники экспедиции были вознаграждены, получили но 4 руб. и по сукну доброму. Доклад Мартына Васильева был одобрен, и из Москвы послали в Тобольск распоряжение отправить через Мангазею отрад в составе 20 березовских и 20 мангазейских служилых людей, выдав им на 3 года вперед хлебное и денежное жалованье; одновременно из Москвы было прислано 40 панцыре# «для бою с иноземцы, которые будут государю непослушны», и для подарков князцам и для мены на пушнину 100 тысяч одекуя, 3 пуда меди зеленой в котлах и 1 пуд олова. Суда и судовую снасть предписывалось взять в Туруханском зимовье, «а будет готовых судов нет», то сделать новые в Мангазее. Царский указ об экспедиции был получен в Тобольске уже в декабре 1632 г. Но и Мартын Васильев и Антон Добрынский были отстранены от участия в ней, так как к этому времени выяснилось, что они и их товарищи не только собирали на Лене государев ясак, но и с выгодой для себя обменивали собственные товары на пушнину. За эти незаконные действия они не были, впрочем, подвергнуты взысканию, но указом, j полученным 9 февраля 1633 г., «на Лену их отпускать не велено» 1.

В то время как в Тобольске снаряжалась новая экспедиция, Мангазея была уже охвачена необычайным волнением. Промышленные люди ринулись толпами во вновь открытые земли. Таинственная Лена давно, при первом упоминании о ней, своими сказочными богатствами привлекала внимание помор-

_______

1.  Сведения об экспедиции М. Байкашина и Самсона Навацкого почерпнуты из дел Сибирского Приказа, хран. в ЦГАДА, ст. № 12, л 497—499; J* 16 (роспись на л. 216, ср. ст. № 26, л л. 151, 230), № 67, л- 652. Арх. Акад. наук СССР, портф. Миллера, ф. 21, оп. 4, № 22, л л. 116—118, 139—141 (№ 45). лл. 141 об.—142 об. (№ 46); об экспедиции А. Добрыйского и М. Васильева — ИГ АДА Сиб. Прик. ст. № 67, № 31, л. 291 и № 37, л. 443; Арх. Акад. наук СССР, ф. № 21, лл. 151—152 об. (№ 59).

Сведения об экспедиции Самсона Навацкого были у Миллера (История Сибири, т. III гл. V, парагр. 54, перев. под ред. А. И. Андреева и С. В. Бахрушина, рукопись), но очень неполные: «Не имеется, однако, известий о том, что сделано Навацким, — пишет он, — и кажется, что поход вовсе не состоялся». С Навацкий вернулся из экспедиции в 1630 г. через Турухаиское зимовье и Мангазею, где принял участие в распре между мангазейскими воеводами. В Тобольск он прибыл 1 октября 1630 г. и немедленно сообщил тобольским воеводам об открытиях, произведенных на реке Лене (Сиб. Прик., ст. № 67, л. 552). Очень неполны и потому неточны сведения Миллера о походе Мартына Васильева, которого он считает начальником отряда мангазейских служилых людей (там же, параграф 55—56). В последующей литературе в основу всех известий об открытии путей на Лену клались известия Миллера. Подлинные неопубликованные дела Сибирского Приказа, использованные в тексте, позволяют, таким образом, дать более полные и точные сведения о походах Навацкого и Мартына Васильева.

[18]

ских искателей приключений, и еще в 1621 г. мангазейскне воеводы писали в Тобольск, что если бы снаряжена была туда экспедиция служилых людей, то «с теми бы служилыми людьми торговых и промышленных людей для торгов и промыслов пошло много» 1. Уже в 1628—1629 и 1630 гг. упоминаются промышленные люди, которые с Нижней Тунгуски перешли на Лену. Они ходили довольно далеко вверх по Лене, промышляя «по Лене реке по обе стороны по речкам»; в 1632 г. мы находим многих промышленных людей, сидящих в 10 днях пути не доходя до устья Куты 2. В 1633— 1634 годы промышленные люди Ив. Коткин с товарищами, пришедши из Мангазеи, зимовали уже на Амге. И в дальнейшем промышленные люди, которым промыслы на Нижней Тунгуске «не удались», передвигались на Вилюй, где очень скоро возникли промышленные зимовья, вроде, например, Квашнина зимовья. Сидя в них, торговые и промышленные люди промышляли соболя и «оторговывали» туземцев.

В 1635 г. на Вилюе упоминается 30-человек промышленников. О размерах соболиных промыслов свидетельствует количество десятинной мягкой рухляди, поступившей в Мангазею с Лены. В 1635—1636 г. в Мангазейском уезде было собрано десятинной мягкой рухляди «ленского промыслу» 30 сороков соболей и 25 сороков пупков собольих, что позволяет говорить о добыче приблизительно в 12.000 соболиных шкурок. В 1637—38 г. было собрано на Лене и на Вилюе 29 сор. 5 соболей, 19 сор. 11 пупков, 5 хвостов, которые оценены в 1818 р. 70 к., в 1638 — 39 г.—23 сор. 10 соболей, 2 пластины собольих, 35 пупков, 8 хвостов, оцененные в 1142 р. 14 алт. 1 д.

От промышленников не отставали служилые люди. В 1630 г., по челобитью служилых людей, из Мангазеи были отпущены Петр Юрлов с товарищи для ясачного сбору на Лену, с приказом «проведывати новых землиц». Они вернулись в сентябре 1632 г. и привезли с Лены «с новых людей с якутов и с иных иноземцев» 18 сороков 13 соболей, оцененных в Мангазее в громадную сумму 1045 р., а в Москве еще выше — в 1760 р. 20 алт. 3.

В дальнейшем из Мангазеи на Вилюй ясачные сборщики ходили более или менее регулярно. На речке Туканке, притоке Вилюя, возникло ясачное зимовье, в котором в 1634—35 г. зимовали посланные из Мангазей ясачные сборщики. В 1632 г.

_________

1. ААН, ф. 21, on. 4, №21, л. 119 (№ 30).

2. ААН, ф. 21, № 69, л. 176 об., № 51, л. 147.

3. ЦГАДА, Сиб. Прик., ст. № 46, лл. 133, 135—136.

[19]

мангазейские воеводы отпустили служившего в мангазейском гарнизоне «черкашенина» (украинца) Степана Корытова и Надежу Сидорова с 20 служилыми людьми на Лену, но в мае 1633 г. на Чоне реке, на пороге, коч, в котором они плыли, разбился, и порох и хлебные запасы подмокли. На пороге они простояли три дня; наконец, как сообщали мангазейские воеводы, «с порогу судно бог пособил снять», его кое-как починили и «за пороги бог перенес» 1. Затем они по Вилюю спустились в Лену и вниз по Лене в Жиганы. Здесь Надежа Сидоров стал собирать ясак с местных тунгусов, а Степан Корытов пошел вверх по Лене и у устья Алдана за боем взял в аманаты долганского князца Дыгинчу и его сына. Поднявшись вверх по Алдану и по Амге, он собирал ясак н с якутских (повидимому, бетунских) князцев Камыка, Ичея и На- рыкана и с Магасова улуса 2.

После Корытова ясак на Вилюе и Лене собирал посланный из Мангазеи «черкашенин» Остафий Кол, которому на смену в 1635 г. был отправлен Петр Переславец с 10 служилыми людьми, а его в следующем 1636 году сменил опять Степан Корытов. Посланному в апреле 1637 года «черкаше- нину» Сидору Степанову в Мангазее была дана наказная память, показывающая, как широко мыслила мангазейская администрация поставить обследование бассейна Лены. В памяти изложена была своеобразная анкета, ответы на которую должны были осветить все стороны быта приленского населения. Предписывалось «проведывати подлино, иноземцов ра- спрашивати накрепко, что по Вилюю реке и по иным сторонним ближним и дальним речкам вверх и вниз и по озерам какие иноземцы живут, и сидячие люди или кочевые, и, будет сидячие, и которыми обычьи живут, въ юртах ли или переезжая живут, и какой у них бой, огняной или лучной, и с кем бьютца и в которые государьства они, иноземцы, ясак с себя платят и каким зверем, собольми или лисицы или бобры или куницы или иным каким вверем платят, в чем промышляют и сыти бывают, и скот, лошади и коровы и овцы и верблюды и иной какой скот у них есть ли, и пашенные места и хлеб какой пашут ли, или иные какие угодные места блиско их, реки и речки и озера, и в них рыбные ловли, и соляные ключи по тем местам прилегли ль—то все ему. Сидору, с товарищи проведати, распрося подлинно, отписати в Ман- газейской город к воеводе к Б. И. Пушкину) да к диаку к

________

1. ААН, ф. 21, оп. 4, № 49, л. 133, № 58, л. 147.

2. ААН, ф. 22, № 67, лл. 171—174.

[20]

П. Спиридонову вскоре, чтоб про то про все было ведомо, а из Мангазеи о том учнут писати к государю к Москве». Корытову поручалось также поставить на Вилюе острог.

Во вновь обследованных местах мангазейские служилые люди ставили острожки и зимовья. Вокруг ясачных зимовий вырастали промышленные зимовья, в которых сидели торговые и промышленные люди, перехватывавшие ясачных людей и скупавшие у них пушнину, которую они несли в ясак.

В общем итоге к 1639 г. усилиями мангазейских служилых людей и тобольских и березовских годовальщиков совместно с русскими промышленниками не только был открыт путь по Вилюю в Лену, но и обследованы Алдан с Амгой. В Мангазею регулярно поступал с вновь открытых земель ясак, в частности, с якутов: в 1634—35 г.—2 сорока 10 соболей и 25 лоскутов собольих, в 1635—36 г.—2 сорока 25 соболей, в 4636—37 г. — 1 сор. 34 соболей 1.

Между тем, как шло постепенное освоение приленского края мангазейскими служилыми людьми, из Тобольска двинулась уже давно намечавшаяся военная экспедиция в те же края.

Поставленный вместо Мартына Васильева во главе экспедиции торопчанин сын боярский Воин Шахов имел не менее бурное прошлое, чем его предшественники в деле открытия якутской земли Добрынскоб. Привлеченный за «татебное дело» к суду Разбойного приказа, он в 1622 г. был посажен в тюрьму, а когда к следующему году царь его «пожаловал» и велел, «выняв дать на поруку», то по нем поруки не нашлось, потому что он был человек «бесплеменный». Не видя другого исхода, Шахов в 1626 г. бил челом, чтобы его послали на службу в Сибирские города и поверстали государевым жалованием наравне с детьми боярскими, «кому он в версту» 2. В Тобольске, где всегда сильно нуждались в пополнении служилых кадров, Воин Шахов занял почетное положение, и когда Мартын Васильев был отстранен от начальствования над ленской экспедицией, он был назначен на его место.

Экспедиция под начальством Шахова, посланная «на захребетные реки Чону и на Вилюй и на Лену», прибыла в составе 38 человек в Мангазею морем в сентябре 1633 г. Перезимовав в Мангазейском городе, Шахов со своим отрядом перебрался в Туруханское зимовье. По пути «на енисейском волоку» его ждали 6 каюков (каждый по 7 саж. длиною) со

______

1. ЦГАЦА, Сиб. Прях., ст. №№ 328,911.

2. См. ЦГАДА, Сиб, Прнк., ст. № 7, лл. 173—174.

[21]

всем необходимым снаряжением. В Мангазее же к отряду Шахова были присоединены «вож» (проводник) Насонко Еремеев и толмач Ивашко якут (очевидно, новокрещен из якутов) 1. Задержавшись «за судовыми и всякими снастьми» на Турухане на 10 дней, экспедиция выехала на зимовья «на завтрее Петрова дни», т. е. 30 июня с/ст. и дошла до Батенева зимовья на Нижней Тунгуске «о воздвиженья дни», т. е. 1-го октября; здесь перезимовали и в течение зимы до весенней полой воды переволокли через волок запасы и < судовые снасти. Весною выстроили на Чурке два коча в 8 саж. длиной и пошли Чуркою на низ; через неделю дошли до Вилюя, Вилюем плыли трое суток до устья реки Чоны и от Чоны 10 суток до речки Туканки и до зимовья мангазейских ясачных сборщиков. Из Туканского зимовья Воин Шахов в мае (1635 г.) отпустил вверх по Вилюю березовского казака Саву Кокоулина с товарищами, всего 5 человек, и человек с 30 промышленных людей, а сам пошел вниз по Вилюю до Рыбной Курьи, н стоял тут две недели и делал карбасы для рассылки служимых людей. Из Рыбной Курьи он отпустил к устью Вилюя на Лену тобольского стрельца Богд. Булдакова с товарищами — 18 человек. Затем и сам он двинулся с остальными людьми вниз по Вилюю и, остановившись у Красного Яра «в пяти днищах понизового ходу» от Лены, ходил к лежавшим в одном дне пути оттуда озером и захватил в аманаты одного мургатского тунгуса. Под этого аманата Шахов получил ясак с тунгусов-мургатов. С тех же мургатов и с нанагиров взял ясак и Сава Кокоулин, после чего соединился весною 1636 г. с Шаховым в зимовье у Красного Яра. Другой отряд, под начальством Богд. Булдакова, не дойдя двух дней до устья Вилюя, поставил зимовье «в наволоке»; из этого зимовья служилые люди ходили «прояснивать новых земель» и на Лене «сошли» человек 30 долганов (видимо, расселение долганских тунгусов начиналось тогда от самого устья Вилюя), захватили в аманаты их предводителя, который оказался сыном долганского князца Дыгынчи, и взяли под него 4 ½  сороков соболей. В 1636 г. Воин Шахов сам пришел к устью Вилюя, но в его отсутствие тунгусы-шологоны сожгли его зимовье против Красного; Яра. Оставив в «наволочном зимовье» 14 человек, он вернулся на пепелище и поставил на том же ме-

_______

1.  Очевидно, уже в первые годы появления русских на Леве имели место отдельные факты крещения якутов. Позже число «новокрещеных» постепенно возрастало. Они составили своеобразный промежуточный слой населения Якутии и содействовали сближению якутского и русского народов.

[22]

сте новое «Вакутское» зимовье. В следующем году Шахова постигла новая, еще более тяжелая неудача. 1-го августа 1637 г. из Вакутского зимовья бежали два аманата. Оставив в зимовье четырех человек, Воин Шахов с остальными служилыми людьми пошел вверх по Вилюю в поисках других аманатов, ходил недели две, с бою взял у них двух добрых аманатов; а затем раздобыл еще одного мургатского аманата. Всю зиму он простоял в промышленном Квашнине зимовье, собирая ясак с мургатов под этих аманатов. Но пока Бонн Шахов воевал с мургатами, в Вакутском зимовье произошло большое несчастье. 4 августа, на третий день после побега аманатов, пришли «безвестно» ночью мургаты, убили трех человек — казака, казачьего наемника и толмача, застигнув их под зимовьем на рыбной ловле. Оставшиеся в живых четыре человека, «убоясь от тех мургатов убийства», ушли в Нижне-Вилюйское зимовье, захватив соболиную казну, порох, свинец н прочие более ценные запасы. Весною и Воин Шахов пришел в то же Нижне-Вилюйское зимовье. Зимою 1637 — 1638 г. собирали здесь ясак с долганов князца Дыгынчи в с одного рода тунгусов-кумкагиров.

Нижне-Вилюйское зимовье находилось в районе, населенном довольно густо якутами. Некоторые племена их были тоже объясаченыю Покорились два рода пеших (т. е. занимавшихся рыболовством) якутов — Кокуйский род князца Керюка и Осекуйский род князца Арейка, жившие «подле Лены реки на Вилюйской стороне ниже вилюйского устья в трех днищах» и насчитывавшие около 60 человек. Пришел в зимовье к служилым людям, «боясь от них вперед на' себя посылки», князец «конных якутов» Улук и принес 6 соболей; от него узнали, что «конных якутов» у него человек со сто. Из зимовья послали за ясаком к тем конным якутам отряд в 9 человек, которые шли с нартамн три дня и призвали князца Тагусского рода Адырчея и князца Миника, которые дали 10 соболей и бурую лисицу и обязались платить впредь ясак, но без аманатов. «А аманаты де было из тех якутов в ту пору поймать и с теми аманаты сойти назад до своего зимовья никоторыми мерами им малым людьми не мошно, потому что те якутские князцы сказывали в своих юртах всех конных своих якутов с 300 человек». Сам Воин Шахов со служилыми и промышленными людьми пытался идти водою к конным якутам князцев Улука и Миника, но «за большими водами» не дошел и возвратился в Нижне-Вилюйское зимовье.

В общем итоге к декабрю 1639 года Воин Шахов на Вилюе и на прилегающих к его устью местах на Лене объяса-

[23]

чил якутские племена конных якутов-тагусов (князец Идых- тек и 50 чел.), пеших якутов, род Осекуйский (князец Арчн- кан и 18 человек), пеших же якутов, род Кирикский (18 чел.), пеших якутов-антулой (6 человек), род Кокуйских «пеших якутов» (князец Карюк? и 17 человек), Кирикиского рода пеших якутов-онтулов (6 человек), род Кокуйских «пеших якутов» в составе 18 человек, всего более 125 человек якутов, не считая князцов; один род тунгусов Долган (князец Дыгынча и 20 человек) и ряд других тунгусских родов: Кункочурский, Мунганский или Мунгатский, Фумляцкий, Калтакульский и Пуягирский, всего 137 человек.

Роспись племен и родов, составленная Бонном Шаховым, не утратила и сейчас своего значения. Этот первый, более или менее точный (хотя далеко не полный) этнографический обзор Вилюйского края позволяет определять наличие в приленских; местах, примыкающих к Вилюю, уже в это время якутского населения.

Свои открытия Шахов и его товарищи производили в очень тяжелых условиях. Экспедиция, намечавшаяся на 2 года, затянулась уже на 6 лет. Запасы вышли: не только не осталось выданного вперед государева жалованья, но «у ево де Воиновых и служилых людей никаких же хлебных запасов ничево не осталось», как заявил один из участников похода, «живет де он (Шахов) и служилые люди в тех зимовьях... до государева указу с великою нужею, и кормят де аманатов он, Воин, н служилые люди за своею сторожею по днем, займуя муку по невелику у кого добудут у промышленных людей, дорогою ценою, из Великих ростов, чтоб те аманаты з голоду не померли, а сами де он, Воин Шахов, и служилые люди кормятся рыбою и борщем и терпят де большую нужу, голод». Израсходованы были и запасы пороха и свинца «для стрельбы для тамошних же иноземцев, бес которые стрельбы, быть нельзя», н государева казна на подарки ясачными людям, без которых трудно было добиваться уплаты ясака.

К 1639 г. из отряда Шахова в 38 человек уцелело всего 15. Все они и сам Шахов с нетерпением дожидались перемены, «что. по государеву указу из Тобольска к нему, Воину, отпишут, и часу де того, что их велят перемените». Уже поговаривали о том, чтобы вернуться самовольно в Тобольск, сдав аманатов в! Енисейске местным властям 1.

Такою тяжелой ценою достигались успехи по обследованию неведомой Якутии. Однако, драматические эпизоды, со-

______

1.  Об экспедиции Воина Шахова — Сиб. Прик., ст. № 52, сс. 211—250; № 56, сс. 388—409; ст. 105, лл. 2Д 25—26.

[24]

провождавшие проникновение смелых землепроходцев к устью Вилюя, не должны заслонять в наших глазах более скромной повседневной деятельности мангазейских служилых людей. Район, в котором действовал Воин Шахов, в значительной степени был уже не только обследован, но и в какой-то мере освоен его предшественниками. Из года в год из Мангазеи посылались на захребетные реки Вилюй и Лену ясачные сборщики, которые поставили в некоторых местах свои острожки и зимовья. В момент прибытия Воина Шахова на Вилюй там уже находились, как мы видели, Степан Корытов и Надежа Сидоров, которые сумели не только спуститься до устья Вилюя, но и обследовать Лену в одном направлении до Жиган, а в другом—до Алдана и даже подняться по Алдану и Амге и объясачили того же Дыгинчу с долганами и бетунских якутов, и с успехом собирали десятую пошлину с русских промышленников. Под охраной мангазейских стрельцов, из Мангазеи на Вилюй и на Лену уже шли значительные партии промышленников, основывавших на Вилюе свои промышленные зимовья.

Параллелизм в деятельности Воина Шахова и мангазейских ясачных сборщиков, свидетельствовавший о неосведомленности тобольских властей о действительном положении на Вилюе я о характерной для тяжеловесной московской администрации XVII века неорганизованности предприятий, не мог не привести к отрицательным последствиям, в первую очередь к двое кратному взысканию ясака с одних и тех же плательщиков. Так Дыгинча с его родом платили одновременно ясак и мангазейским сборщикам и Шахову, не говоря о том, что сверх того они с двух сторон подвергались обычным вымогательствам. Неизбежны были и столкновения между конкурировавшими друг с другом из-за добычи служилыми людьми. Когда Воин Шахов пришел на Вилюй, то Остафий Колов заявил ему, чтоб он ехал на Лену и на иные реки н сел по Вилюю «не блиско» от зимовья мангазейских сборщиков, «чтоб тех родов князцов которые у них сидят в аманатах н... государев ясак хотят платить им, Остафью с товарищи в Мангазейский город, от них не отвел и тем... государеву ясаку Мангазейского города збору порухи не учинил». Но Шахов его не послушал и даже бил батогами Остафья и некоторых из его товарищей 1. С своей стороны и Воин Шахов жаловался, что мангазейские служилые люди не пропускают вверх по Вилюю его товарищей, посланных для сбора десятой пошлины и шедших с ними на промыслы

_____

1. ЦГАДА. Сиб. Прик.. ст. № 911.

[25]

промышленных людей, и обвиняли Остафья Колова во всевозможных злоупотреблениях. Служилые люди Воина Шахова не стеснялись разрешать спор открытым насилием. Так, двое из них перехватили трех промышленных людей, которые шли платить десятую пошлину к мангазейскому сборщику Конст. Чукомину, «завели» их в избу и взяли с них десятую пошлину «сильно».

Мангазейские воеводы не без известного основания жаловались в Москву, со слов вернувшихся с Вилюя служилых людей, что «Воин Шахов на Лену-реку... не ходил, а сел на реке, на Вилюе, где мангазейские служилые люди сидят, и в ыных местех около их зимовей и твою государеву ясачную соболиную казну и с торговых и с промышленных людей десятую мягкую, рухлядь собирал, что было довелось збирать на тебя, государя, им, мангазейским служилым людем, в Мангазейской город, а не сам он, Воин, приискал по реке по Вилюю новые места и иноземцев подал под твою государеву высокую руку» 1.

От этих распрей страдали в первую очередь ясачные люди, которых одинаково грабили и обирали и мангазейские служилые люди и полчане Воина Шахова. Мургаты, с которых «с одного роду на год в другие» был взят ясак, приходили в зимовье к Шахову с просьбою, чтобы «государь их пожаловал, велел аманатов держать в одном зимовье и свой государев ясак имать на них на один год не вдвое» 2.

______

1. ЦГАДА, Сиб. Прик., ст. № 911.

2. ЦГАДА, Сиб. Прик., ст. № 911.

[26]

Цитируется по изд.: Якутия в XVII веке. (Очерки). Под ред. Бахрушина С.А., Токарева С.А. Якутск, 1953, с. 10-26.