Бразилия: колонизация «Земли попугаев»

Так называемое «обнаружение» Бразилии не вызвало и сотой доли того воодушевления, с которым была встречена весть о прибытии Васко да Гамы в Индию. Бразилия представала как страна с непонятным потенциалом освоения и неизвестными географическими очертаниями. Некоторое время считалось, что это всего лишь большой остров. В описаниях страны, особенно исходивших от итальянских авторов, преобладали экзотические черты: индейцы и разноцветные попугаи разных видов и размеров, отчего она и получила название «Земля попугаев». Португальский король Мануэл предпочел другое название — «Земля Истинного (позже — Святого) креста». Название «Бразилия» встречается, начиная с 1503 г. Оно связывалось с главным богатством новооткрытой страны — красным деревом пау бразил. Его древесина насыщенного красного цвета служила для извлечения красителя; сама по себе она отличалась большой прочностью и использовалась для изготовления мебели и кораблей.

Любопытно также напомнить о существовании мифических «островов Бразил» в представлениях средневековой Европы. На географической карте 1367 г. показаны три таких острова, рассеянных между Азорами и побережьем Ирландии и лежащих на широте Бретани (Франция).

Первые попытки колонизации бразильского побережья основывались на системе факторий, уже опробованной португальцами на африканском побережье. Бразилия была «отдана в аренду» купеческому объединению из Лиссабона, руководил которым так называемый «новый христианин» * по имени Фернан Лоронья или Норонья: он получил монополию на торговлю с Бразилией, а взамен обязался посылать по шесть кораблей в год, чтобы исследовать побережье на расстоянии трехсот лиг (около двух тысяч ки­

______

* «Новый (или «новообращенный») христианин» — еврей, крещенный насильственно или принявший крещение во избежание религиозных преследований.

[33]

лометров) и построить там факторию. Это купеческое объединение снарядило несколько экспедиций в Бразилию, но, по всей видимости, когда в 1505 г. срок аренды истек, португальский король решил взять освоение новых земель в свои руки.

В первые десятилетия существования колонии, с 1500 по 1535 г., основной хозяйственной деятельностью была заготовка красного дерева пау бразил, которое выменивали у индейцев. Среди тупинамба было принято выполнять определенные работы сообща — в частности, рубить деревья. Таким образом, заготовка красного дерева оказалась схожей с традиционными занятиями индейцев и могла достаточно легко вписаться в их повседневную жизнь. Индейцы выставляли на обмен красное дерево и, в меньшей степени, маниоковую муку; взамен они получали ткани, ножи и другие металлические изделия.

Поначалу Бразилия «шла в одной связке» с Индией — либо как остановка на уже знакомом пути в Азию*, либо как возможный маршрут следования в Индию, который искали преимущественно испанцы. Известно, что, открыв Америку в 1492 г., Колумб, который достиг Антильских островов, считал, что он добрался до Китайского моря. Владение новой землей было оспорено Португалией, после чего серия переговоров привела к заключению Тордесильясского договора (1494). Мир был поделен на два полушария, разграниченных воображаемой линией, которая проходила на 370 лиг западнее островов Зеленого мыса. Земли, открытые к западу от этой линии, принадлежали Испании, к востоку — Португалии.

Разделение сфер влияния вызвало противоречия, поскольку невозможно было с точностью установить, где именно проходила демаркационная линия, Только в конце XVII века голландцы выработали точную технику измерения долготы. К примеру, чьими являлись устье Амазонки на севере или устье Рио-де-Ла-Платы** на юге (обе реки рассматривались в качестве возможного западного пути в Индию) — испанскими или португальскими? Обе страны снаряжали экспедиции по исследованию южной части бразильского побере-

_____

* Речь идет о маршруте вдоль африканского континента: в определенный момент плавания экспедиция, отклоняющаяся от побережья, чтобы воспользоваться благоприятными ветрами и течениями, оказывается недалеко от Бразилии.

** Строго говоря, Рио-де-Да-Плата — обширный эстуарий рек Парана и Уругвай — сама по себе не является рекой: таковой ее сочли мореплаватели XVI в. (в том числе Хуан Диас Солис и Себастьян Кабот). Соответственно, термин «устье Рио-де-Ла-Платы» отсылает к представлениям авторов XVI в.

[34]

жья, пока, наконец, Фернан Магеллан, португалец на службе Испании, не пересек пролив, носящий ныне его имя, и не вышел в Тихий океан, добравшись до Филиппинских островов (1521). Это замечательное открытие в области мореплавания стало одновременно и разочарованием для испанцев. Западный путь в Индию был найден, но он оказался слишком долгим и сложным, чтобы стать экономически выгодным. Испанцы сосредоточили свое внимание на золоте и серебре, которые вскоре были обнаружены в их американских владениях.

Наибольшую угрозу португальскому господству в Бразилии представляли вовсе не испанцы, а французы. Франция не признала договоров по разделу мира и поддерживала принцип «uti possidetis», согласно которому владел землей тот, кто ее осваивал и физически на ней находился. Французы включились в торговлю красным деревом, а также стали заниматься пиратством, так как бразильское побережье было слишком обширным, чтобы португальские береговые патрули могли полностью взять его под охрану. Позже французам удалось основать свои колонии в заливе Гуанабара (1555— 1560) и в Мараньяне (1612— 1615).

Политические соображения побудили португальскую монархию признать необходимость колонизации новых земель. Переходом от прежнего периода к новому стала экспедиция Мартима Афонсу де Соуза (1530— 1533). Задачей ее было патрулирование побережья, передача земли в ненаследственное пользование колонистам, которые прибыли с Мартимом Афонсу де Соуза в Бразилию (так было основано поселение Сан-Висенти в 1532 г.), и исследование территории с целью ее дальнейшей колонизации.

Есть сведения о том, что Мартим Афонсу еще находился в Бразилии, когда король Жуан III решился на создание там наследственных капитанств. Бразилия была разбита на пятнадцать областей путем проведения параллельных экватору линий; распределению подлежали территории от побережья до границы, установленной Тордесильясским договором. Каждая область передавалась в управление так называемому капитану-донатарию. Капитаны представляли собой пеструю по социальному составу группу: там были и мелкие дворяне, и чиновники, и купцы; общим для них было наличие связи с королевским двором.

Среди капитанов-донатариев были: опытный мореплаватель Мартим Афонсу; Дуарте Коэлью, прославившийся военными подвигами в Индии, но оставшийся без средств к существованию (его

[35]

пребывание в Бразилии будет отмечено успехами в освоении Пернамбуку); секретарь королевской казны и крупный негоциант Жоржи Фигейреду Коррейя, который вошел в долю с Мемом де Са и Лукашем Жиралдешем из семейства флорентийских банкиров и купцов по имени Джиральди; Перу де Кампу Тоуринью, который продал свои земли в Португалии и отправился в Бразилию с шестьюстами колонистами (не сумев ужиться с ними, он был выдан инквизиции и вернулся в Португалию). До 1532 г. Фернан де Норонья получил от короля первое бразильское капитанство — остров Сан-Жоржи, который ныне носит его имя. Среди капитанов-донатариев не было ни одного представителя крупной аристократии, потому что торговля с Индией, с атлантическими островами, да и в самой Португалии была в то время гораздо более привлекательной.

Донатарии получали от короля пожалование в виде капитанства, которым они владели, но не являлись собственниками земли. Они не могли продать свое капитанство или разделить его на несколько частей — лишь у короля было право изменять границы капитанств или вовсе их упразднять. Право владения давало капитанам обширные полномочия как в сфере хозяйствования и сбора налогов, так и в административной области. Право устраивать сахарные заводы-энженью, водяные мельницы или использовать солончаки облагалось выплатами. Часть королевских податей, связанных с заготовкой красного дерева, добычей драгоценных металлов и получением побочных продуктов рыболовства* также попадала в руки капитанов-донатариев. В области административного управления у них была монополия на судопроизводство и право основывать поселения, раздавать наделы земли для обработки (так называемые сесмарии), рекрутировать колонистов для несения военной службы и командовать местным ополчением.

Право раздавать сесмарии привело к образованию обширных латифундий. Сесмария понималась в Бразилии как надел ранее не обрабатывавшейся земли, право собственности на которую передавалось владельцу-сесмейру с обязательством возделывать ее в течение пяти лет и платить подати королю (впрочем, оно редко выполнялось). За королем закреплялась монополия на специи и

____

* Вероятно, имеется в виду добыча амбры — ароматического вещества животного происхождения. Авторы XVII в. отмечали значительный размах добычи амбры на северо-востоке Бразилии; этот промысел даже отдавали на откуп, в том числе иностранцам.

[36]

лекарственные вещества; ему также шла часть податей. Среди королевских прерогатив было и отправление правосудия в том случае, если речь шла о смерти или увечьях, причиненных представителю благородного сословия. Помимо этого, король мог назначать чиновников для сбора податей в казну.

Введя систему капитанств, королевская власть использовала ряд практик, унаследованных от средневекового европейского общества. Речь, в частности, идет о праве донатария взимать плату за разрешение устроить сахарный завод-энженью — аналогом здесь является баналитет как форма зависимости крестьян от феодалов. При этом по существу, в своем исходном виде, капитанства представляли собой переходную и пока еще неустоявшуюся форму колонизации с целью встроить Бразилию в систему европейских торговых связей.

За исключением Сан-Висенти и Пернамбуку, другие капитанства в той или иной степени потерпели крах — из-за недостатка средств для освоения, внутренних раздоров, отсутствия опыта, набегов индейцев. Не случайно в наиболее успешных капитанствах производство сахара сочеталось с менее агрессивной политикой по отношению к индейцам. С течением времени корона выкупала капитанства; они сохранились в качестве единиц административного деления, но характер их изменился, так как они стали принадлежать не частным лицам, а государству. С 1752 по 1754 г. маркиз де Помбал практически полностью завершил процесс перехода капитанств из частно-правовой в публично-правовую сферу.

* * *

Решение короля Жуана III учредить капитанства пришлось на период, в который произошли некоторые значительные изменения, связанные как с самой португальской короной, так и с ее международной деятельностью. В первую очередь появились признаки кризиса в торговле с Индией. Помимо этого, Португалия потерпела несколько поражений в Марокко, хотя мечта о африканской империи еще не была изжита. В тот же год, когда в Бразилию был отправлен первый генерал-губернатор Томе де Соуза (1549), во Фландрии из-за убыточности закрылось торговое представительство Португалии. Наконец, по контрасту с Бразилией испанцы добились все возрастающих успехов в добыче драгоценных металлов в своих американских владениях. В 1545 г. они от

[37]

крыли огромное месторождение серебра в Потоси (современная Боливия. — Примеч. пер,). Все эти факторы могли повлиять на политику португальской короны в Бразилии; не стоит забывать и то, что крах капитанств выявил проблемы неустойчивого и шаткого управления португальской Америкой.

Учреждение генерал-губернаторства стало важным шагом вперед в области административной организации колонии. Томе де Соуза — дворянин, уже обладавший опытом пребывания в Африке и Индии, прибыл в Байю* в сопровождении более тысячи человек (среди них было 400 высланных из Португалии преступников) и привез с собой обширные письменные инструкции. В них содержалось предписание обеспечить португальское владение новыми землями, колонизовать их и организовать сбор податей в казну. Для выполнения этих целей были созданы новые должности, самыми важными из которых были генеральный судья, которому надлежало отправлять правосудие, капитан-майор, отвечавший за патрулирование побережья и интендант финансов, ответственный за контроль и увеличение собираемых налогов.

Заметим, что в XVI веке Бразилия не приносила королевской казне значительных богатств. Наоборот, согласно расчетам бразильского историка Виторину Магальяеша Годинью, в 1558 г. налоги и сборы из Бразилии составляли всего лишь 2,5% от всех доходов короны, в то время как торговля с Индией представляла 26%.

С генерал-губернатором прибыли первые иезуиты (Мануэл да Нобрега с пятью спутниками), задачей которых было обращение индейцев в христианство и введение дисциплины среди малочисленного духовенства колонии, которое пользовалось к тому же дурной славой. В дальнейшем (1551) было создано епископство Сан-Салвадора, подчиненное архиепископу Лиссабона. Административная и церковная организация шли тем самым рука об руку. Введение генерал-губернаторства закрепляло статус административного центра колонии. В соответствии с полученными инструкциями, Томе де Соуза предпринял обширное строительство в г. Сан-Салвадор, столице Бразилии до 1763 г.

____

* Байя — сокращенное название Бухты всех Святых (Баия-де-Тодуш-уш-Сантуш) на северо-востоке Бразилии. Она получила свое название в честь католического праздника, в день которого была открыта (1 ноября 1501 г.). Первоначально относившийся к собственно бухте топоним затем перешел на окрестную местность, став названием капитанства, затем провинции, затем штата. С 1549 по 1763 г. столица Баии г. Салвадор являлся административным центром Бразилии.

[38]

Учреждение генерал-губернаторства представляло собой попытку административной централизации, однако генерал-губернатор не обладал всеми возможными полномочиями и даже в первые годы существования этой должности не мог осуществлять всеохватную деятельность. Связь между капитанствами оставалась достаточной неустойчивой, что ставило пределы деятельности губернаторов. Переписка иезуитов* дает ясное представление об этой обособленности. Так, в 1552 г. отец Франсишку Пиреш в письме из Баии к братьям по ордену, находящимся в Коимбре, сетует на то, что может рассказать лишь о местных событиях, ведь «порой проходит год, а мы ничего не знаем друг о друге из-за того, что непогода и малое количество кораблей затрудняют сношения на побережье; порой же мы чаще видим корабли из Португалии, чем из [соседних] капитанств». Годом позже Мануэл да Нобрега, направленный в сертаны Сан-Висенти**, утверждал практически то же самое: «В это капитанство легче добраться весточке из Лиссабона, чем из Баии».

* * *

Первые три десятилетия, прошедшие со времен открытия Бразилии, были отмечены стремлением гарантировать принадлежность новых земель Португалии. После 1530-х гг. колонизация страны начала приобретать более отчетливые формы. Как и в случае со всей Латинской Америкой, Бразилия станет колонией, основным предназначением которой будет поставка на европейские рынки продовольствия или драгоценных металлов и камней. Политика португальской метрополии станет заключаться в поощрении импорта из колонии (его будут составлять всего несколько видов товаров, вывозимых в больших объемах), и в организации

___

* Особенностью ордена иезуитов была налаженная система переписки членов ордена с вышестоящими иерархами. Составление ежегодных отчетов о деятельности миссий в том или ином регионе и описание повседневной работы по обращению местного населения в христианство даже вменялись иезуитам в обязанность.

** Сертаны — в широком смысле засушливые внутренние районы Бразилии, отдаленные от побережья. В дальнейшем это название стало относиться в большей степени к северо-востоку страны, хотя в широком смысле может применяться и к другим регионам (например, к Сан-Висенти — капитанству на юго-востоке страны). Говоря о сертанах Сан-Висенти, автор имеет в виду основание поселения, ставшего дальнейшем городом Сан-Паулу. Особенностью его является отсутствие прямого выхода к морю, в отличие от других крупных городов того времени.

[39]

производства этих товаров на основе крупной земельной собственности. Подобная политика была направлена на то, чтобы сосредоточить в метрополии вывозимые богатства в руках крупных негоциантов, королевского двора и приближенных к престолу. Но поскольку Португалия не могла контролировать те торговые потоки в Европе, которыми заправляли испанцы, голландцы и англичане, указанная политика в результате стала оказывать влияние на экономику не только одной Португалии, но и Европы в целом.

Выбор, сделанный в пользу крупной земельной собственности, оказался созвучным убеждению в преимуществах крупного производства. Помимо этого, мелкий автономный производитель стал бы производить продукцию для собственного потребления, отправляя на рынок лишь незначительные излишки, что противоречило бы задачам торгового оборота.

Наряду с особенностями торговли с Бразилией и с установившимся в ней режимом крупной земельной собственности, отметим третий важный элемент — принудительный труд. В этом отношении ситуация на остальной территории Латинской Америки была сходной, хотя и с некоторыми отличиями. В испанской Америке преобладали различные формы принудительного труда, в то время как в Бразилии господствовало рабство.

Почему же именно эпоха, пышно названная «зарей Нового времени», оказалась отмечена столь отвратительными для нас трудовыми отношениями, которые, к тому же, казалось бы, почти что отжили свой век? Комплексный ответ на этот вопрос заключается в том, что в то время было не так-то много работников, которые могли бы эмигрировать в колонию как полузависимые лица или лица наемного труда, да и сам по себе наемный труд не подходил для целей колонизации. Земель было много, но одно дело было пожаловать сесмарию, а другое — возделывать ее, и в этих условиях в крупных поместьях было бы сложно удержать наемных работников. Они стали бы перемещаться из района в район в поисках лучшей доли, создавая тем самым проблемы с рабочей силой в торговле, ориентированной на экспорт.

Если введение рабского труда можно в общих чертах объяснить этими соображениями, то почему же тогда выбор пал на негров, а не на индейцев? Основной причиной было то, что международная торговля африканскими невольниками сама по себе являлась весьма прибыльной. В дальнейшем она приобретет большой размах в Бразилии колониального периода. Португальцы, голландцы

[40]

И бразильцы (речь здесь идет о последних годах существования колониального режима, когда уже можно было говорить о складывающейся бразильской нации) оспаривали друг у друга контроль над этой деятельностью. Работорговля, таким образом, представляла собой потенциальный источник накопления богатств, а не просто способ обеспечения рабочей силой крупного плантационного хозяйства, ориентированного на экспорт. Важно отметить также факт перехода от рабства индейцев к рабству негров, и переход этот отличался в различных регионах и в различные периоды. Переход был сравнительно быстрым в главной и самой доходной сфере производства на экспорт — в экономике, вращавшейся вокруг сахара. Высокая прибыльность экспорта сахара компенсировала затраты на покупку африканского раба, чья стоимость была намного выше, чем невольника-индейца. В периферийных регионах страны переход от рабства индейцев к рабству негров затянулся (к примеру, в Сан-Паулу африканские рабы стали регулярно и в значительных количествах ввозиться лишь в начале XVIII века, когда были открыты месторождения золота).

Помимо прибыльности торговли африканскими невольниками, обращение в рабство индейцев было сопряжено с трудностями, особенно имея в виду задачи колонизации. Традиционный уклад жизни индейцев был несовместим с интенсивным регулярным трудом, да еще из-под палки, как того требовали от них европейцы. Индейцы вовсе не были бездельниками и лентяями. Они трудились лишь для того, чтобы обеспечить себя пропитанием, что было нетрудно при обилии рыбы, дичи и фруктов. Большую часть своей энергии и силы воображения они тратили на ритуалы, праздники и на войны. Понятия постоянного длительного труда или то, что мы сейчас назвали бы производительностью, были для них чужды.

Можно выделить два основных способа, которые использовали португальцы для обращения индейцев в рабство. Один из них осуществлялся колонистами, был основан на голом расчете и заключался в порабощении без лишних церемоний. Второй практиковался религиозными орденами, в основном иезуитами, и отвечал их представлениям о целях и задачах миссионерской деятельности. Данный вид закрепощения заключался в том, что посредством обучения из индейцев предполагалось сделать «добрых христиан», объединив их в небольшие поселения или деревни. Быть «добрым христианином» означало также усвоить евро-

[41]

пейскую привычку к труду. Таким образом, из жителей поселения создавалась группа работников, которых можно было использовать в разных сферах деятельности, в зависимости от потребностей колонии.

Обе отмеченные тенденции не были равнозначными. Заслугой религиозных орденов была попытка защитить индейцев от порабощения со стороны колонистов, что приводило к многочисленным трениям между иезуитами и колонистами. Однако иезуиты не уважали индейскую культуру; они подчас даже сомневались, а являются ли индейцы людьми*. Мануэл да Нобрега, к примеру, говорил, что «индейцы являются псами, когда убивают и пожирают друг друга, и свиньями — в своих пороках и в способах обращаться друг с другом».

Индейцы сопротивлялись порабощению по-разному: воевали, подавались в бега, отказывались от принудительного труда. По сравнению с африканскими невольниками, коренному населению Бразилии сопротивляться было проще. Рабы попадали в огромную незнакомую страну, куда их привезли насильно; индейцы же были у себя дома.

Вторым обстоятельством, отодвинувшим обращение индейцев в рабство на второй план, оказалась демографическая катастрофа. Индейцы стали жертвами европейских болезней — кори, оспы, гриппа — к которым у них не было естественного иммунитета. На период 1562— 1563 годов пришлось две волны наиболее губительных эпидемий, унесших жизни более 60 тысяч индейцев, не считая тех, кто жил во внутренних областях страны. Вымирание коренного населения, которое частично было занято в производстве продуктов питания, привело к ужасающему голоду на северо-востоке Бразилии и к потере рабочей силы.

Не случайно с 1570-х годов поощряется ввоз африканских невольников, а королевская власть начинает принимать различные за-

_______

* Дискуссия о том, являются ли индейцы людьми и, соответственно, распространяются ли на них заветы христианства, велась, прежде всего, среди испанских теологов и юристов. Для португальской же богословской и юридической мысли подобные теоретические споры были менее характерны. Иезуиты в Бразилии не сколько раз меняли свою позицию, исходя из результатов повседневной практики. Поначалу они с энтузиазмом описывали готовность индейцев принять крещение затем наступило разочарование. Однако уже в 1558 г. М. да Нобрега составил программный документ — «Диалог об обращении язычников», в котором утверждалось наличие у индейцев бессмертной души и потенциальных способностей к восприятию христианства.

[42]

коны, чтобы попытаться запретить уничтожение индейцев и их безудержное порабощение. В законах, однако, содержались оговорки, что позволяло с легкостью обойти запреты. Индейцев обращали в рабство в результате так называемых «справедливых войн» (т. е. войн, которые считались оборонительными); в качестве наказания за ритуальную антропофагию; за выкуп (речь шла о том, что португальцы выкупали захваченных в плен в ходе межплеменных стычек; в обычных условиях их ждали бы смерть и ритуальное съедение, а так победители получали за них выкуп).

Только в 1758 г. королевская власть провозгласила окончательное освобождение индейцев. В основном же от порабощения индейцев отказались намного раньше, так как оно было связано с перечисленными выше сложностями, и к тому же ему существовала альтернатива.

Исследуя африканское побережье в XV веке, португальцы начали торговлю невольниками. Ее облегчало то обстоятельство, что племена, с которыми они столкнулись, уже знали о ценности рабов в качестве объектов продажи. В последние десятилетия XVI века значение имела не только работорговля, прибыльность которой была показана выше. Колонизаторы узнали о навыках и способностях негров, особенно о возможности выгодно использовать их на плантациях сахарного тростника на островах Атлантического океана. Многие невольники происходили из племен, где были привычными обработка металла и скотоводство. Тем самым их производительность труда была намного выше, чем у индейцев. Согласно существующим расчетам, в первой половине XVII века, когда экономика, основанная на производстве сахара, находилась в расцвете, приобретение чернокожего раба окупалось за период от 13 до 19 месяцев. Даже впоследствии, когда цены на невольников резко возросли, африканский невольник окупался за 30 месяцев работы.

Интенсивность ввоза африканцев с «Черного континента» в Бразилию была неодинаковой. Подсчеты общего количества ввезенных рабов также весьма различаются. Считается, что за период с 1555 по 1855 г. через бразильские порты было ввезено около четырех миллионов невольников, по преимуществу молодых мужчин.

Регион происхождения невольников зависел от особенностей организации торговли, от местных африканских условий и, в меньшей степени, от предпочтений бразильских плантаторов. В XVI веке

[43]

большинство рабов происходили из Гвинеи (Биссау и Кашеу*), а также с Золотого берега и из четырех портов на побережье королевства Дагомея (современный Бенин). С XVII века стало возрастать значение областей африканского побережья, находившихся южнее — Конго и Анголы. Важными портами здесь являлись Луанда, Бенгела и Кабинда. В XVIII веке больше всего ввозили ангольцев; вероятно, они составляли 70% от общего количества ввезенных в Бразилию в этом столетии рабов.

Традиционно африканские народы делят на две обширные этнические группы: «суданцев», преобладающих в западной Африке, в египетском Судане и на северном побережье Гвинейского залива, и «банту» экваториальной и тропической Африки, части побережья Гвинейского залива, Конго, Анголы и Мозамбика. Это общее деление не должно заслонять собой того обстоятельства, что невольники, привезенные в Бразилию, происходили из многих племен и царств с собственной культурой — например, йоруба, жеже, тапа, хауса среди «суданцев» и анголы, бенгелы, монжоло, мозамбики среди «банту».

В Бразилии крупными центрами ввоза рабов были Салвадор и, позднее, Рио-де-Жанейро; в каждом из них процесс был организован по-своему, и они нещадно конкурировали между собой. Работорговцы из Баии использовали в Африке ценную «валюту» — табак, который выращивали в окрестностях Салвадора. Они традиционно были связаны в основном с Золотым берегом, Гвинеей и заливом Бенина (в последнем случае речь идет о второй половине 1770-х гг., когда торговля с Золотым берегом пришла в упадок). Рио-де-Жанейро обычно получал невольников из Анголы. В связи с открытием золотых рудников, развитием производства сахара и значительным развитием Рио-де-Жанейро как города с начала XIX века общее число ввезенных через его порт рабов превысило их ввоз в Байю.

Было бы ошибкой полагать, что если индейцы сопротивлялись порабощению, то африканцы безропотно с ним согласились. Одиночные или массовые побеги, нападения на рабовладельцев, повседневное сопротивление — все это с самого начала присутствовало в отношениях между рабовладельцами и чернокожими рабами. В Бразилии колониального времени насчитывались сотни так

_____

* Оба этих населенных пункта находятся на территории современной Гвинеи-Бисау.

[44]

называемых киломбу — поселений беглых рабов, в которых воспроизводились формы социального устройства, принятые на родине беглецов. Самым значительным киломбу был Палмареш*.

Он представлял собой сеть поселений, частично расположенных на территории современного штата Алагоас на северо-востоке страны. Этот киломбу возник в начале XVII века и почти столетие отражал нападения как португальцев, так и голландцев, пока не был захвачен в 1695 г.

О киломбу Палмареш мало что известно. В основном информация исходит из нескольких португальских источников, сообщающих о пленении и повешении предводителя восставших, Зумби, в последний период существования киломбу. С течением времени Зумби превратился в символ сопротивления африканских рабов.

В настоящее время его образ присутствует во всех движениях за права чернокожего населения. Недавние археологические раскопки на месте существования поселений, входивших в киломбу Палмареш, указывают на неоднородный социальный состав его обитателей. Среди них были не только бывшие негры-рабы, но и белые, подвергавшиеся преследованиям со стороны центральной власти за религиозные убеждения или за совершенные преступления.

Оказывая сопротивление в разных формах, африканские (или афро-бразильские) невольники не могли поколебать систему принудительного труда, по крайней мере, до последних десятилетий XIX века. До этого времени им приходилось так или иначе к ней приспосабливаться. Среди факторов, затруднявших возможность коллективных восстаний, напомним то обстоятельство, что в отличие от индейцев, африканцы оказывались вырванными из привычной среды, их самоуправно отделяли от соплеменников и посылали жить и работать на незнакомой территории.

С другой стороны, ни церковь, ни королевская власть не противились порабощению африканцев. Религиозные ордена, например, бенедиктинцы, сами были крупными рабовладельцами. Для оправдания рабства приводились различные аргументы. Говорилось, что оно уже существовало в Африке до европейцев, и речь шла лишь о том, чтобы перевезти пленников в христианский мир, где их приобщат к цивилизации и обеспечат спасение души через постиже-

_____

* В отечественной историографии принято также наименование «Республика Палмарес». См., например: Очерки истории Бразилии. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1962. С. 44 — 47; История Латинской Америки. Доколумбова эпоха — 70-е годы XIX века. М.: Наука, 1991. С. 108—109.

[45]

ние истинной религии. Кроме того, в расовом отношении негров считали существами низшего порядка. В течение XIX века этот предрассудок усилился благодаря «научным теориям»: величина и форма черепа, размер головного мозга и т. д. «демонстрировали», что негроидная раса обладала низким интеллектом, была эмоционально неустойчивой и ее биологический тип предназначался для подчинения.

Напомним также о том, как трактовалось положение негров в законодательстве. В этом отношении контраст с индейцами очевиден. У них были законы о защите от обращения в рабство, хотя и мало применявшиеся на практике и содержавшие множество оговорок. Чернокожий невольник же не обладал никакими правами хотя бы потому, что в юридическом отношении считался вещью.

В демографическом плане, несмотря на расхождение приводимых цифр, существуют данные о том, что уровень смертности среди африканских рабов, особенно детей и тех, кто лишь недавно был привезен в Бразилию, превышал смертность среди рабского населения в США. Наблюдатели начала XIX века высчитали, что убыль рабов составляла от 5 до 8% в год. Современные данные показывают, что длительность жизни раба мужского пола, родившегося в 1872 г., составляла около 20 лет при общей длительности жизни всего населения в среднем 27,4 года. В свою очередь, продолжительность жизни раба, родившегося в США около 1850 г., составляла 35,5 лет.

Несмотря на эти кричащие цифры, нельзя сказать, что чернокожих рабов постигла такая же огромная демографическая катастрофа, как та, что выкосила индейцев. По всей видимости, африканцы из Конго, с севера Анголы и из Дагомеи (на территории современного Бенина) были менее подвержены инфекционным болезням, таким, как оспа. В любом случае, даже когда негры физически истощались раньше времени, у плантаторов всегда была возможность пополнить запас рабочей силы за счет ввоза новых невольников. Система рабского труда в Бразилии оказалась полностью зависима от ввоза. За редкими исключениями не предпринималось попыток увеличить воспроизводство уже ввезенных рабов. Уровень рождаемости среди рабынь был низким. Кроме того, тратиться на содержание ребенка в течение 10 или 12 лет считалось рискованным вложением средств из-за высокой смертности, связанной с условиями содержания рабов.

[46]

Способы, которыми в течение нескольких веков португальская монархия пыталась получить наибольшую прибыль от своих колоний, связаны с господствовавшими в то время принципами меркантилизма в экономической политике. В рамках этих представлений колонии должны были способствовать самодостаточности метрополии. Тем самым в условиях международной конкуренции между колониальными державами владения каждой из них превращались в зону ее исключительного влияния. Для этого необходимо было установить нормы и практики, которые оградили бы извлечение прибыли из той или иной колонии от иностранных конкурентов. Так складывалась колониальная система, основным вектором которой была «исключительность прав метрополии» или, иными словами, право колонии вести внешнюю торговлю исключительно с метрополией.

Речь шла о том, чтобы максимально запретить перевозку товаров из колонии на иностранных кораблях и особенно — прямую продажу этих товаров другим европейским странам, а также, наоборот, препятствовать ввозу в колонию товаров (особенно тех, которые не производились на ее территории) на иностранных кораблях. Проще говоря, предпринимались попытки сбить цену на закупаемые в колонии товары как можно ниже, чтобы с наибольшей выгодой перепродать их в метрополии. Пытались также максимально нажиться и на свободной от конкурентов продаже товаров, ввозимых в колонию. «Исключительные права метрополии» могли принимать форму аренды, прямого извлечения прибыли государством, создания привилегированных торговых компаний, которые способствовали обогащению определенных групп купцов из метрополии и т. п.

В случае Португалии меркантилистские принципы последовательно не применялись. Удивительно, но наиболее последовательно меркантилистская политика стала проводиться в жизнь только с середины XVIII века, при маркизе Помбале, когда в остальных странах Западной Европы ее постулаты уже стали подвергаться сомнению. Королевская власть сама создала бреши в меркантилистских принципах, в основном потому, что не могла в полной мере претворить их в жизнь. Речь идет не только о контрабанде (она была просто-напросто нарушением правил игры), но, в первую очередь, о положении Португалии среди остальных европейских стран. Португальцы в свое время находились в авангарде морской экспансии, однако у них не было возможности монополизировать торговлю со своими колониями. Уже в XVI столетии крупные торговые цент-

[47]

ры находились отныне не в Португалии, а в Голландии. Голландцы были важными торговыми партнерами Португалии, покупая португальские соль и вино и бразильский сахар в обмен на сбыт своих промышленных товаров, сыров, меди и тканей. Голландия также включилась в международную работорговлю.

В дальнейшем, на протяжении XVII века, португальской монархии придется вступить в неравноправные отношения с одной из новых восходящих колониальных держав — Англией. Получалось, что исключительный характер прерогатив португальской метрополии варьировался в зависимости от обстоятельств, колеблясь между относительной свободой и централизованной системой управления, дополненной предоставлением особых уступок. Эти последние, по существу, являлись участием других стран в прибылях от эксплуатации португальских колоний.

Не вдаваясь в детали, рассмотрим лишь несколько примеров. Период с 1530 по 1571 г. был эпохой относительной свободы торговли. В 1571 г. король Себастьян издал закон о торговле с Бразилией исключительно на португальских кораблях. Эта мера совпала с началом бурного развития производства сахара. В период Иберийской унии (1580— 1640), когда испанские монархи занимали также и португальский престол, стали возрастать ограничения для других стран по участию в торговле с Бразилией: это было направлено в первую очередь против Голландии, которая в то время воевала с Испанией. Несмотря на подобную ситуацию, есть данные о прямой регулярной торговле между Бразилией и немецким Гамбургом, относящиеся примерно к 1590 г.

После окончания Иберийской унии и провозглашения королем Португалии Жуана IV наступила краткая фаза «свободной торговли», когда регламентирование было необременительным, а контроль за импортом в Бразилию отсутствовал. Но в 1649 г., с введением системы флотов, был предпринят переход на новый вид централизованной и управляемой торговли. На основе капитала, полученного в основном от «новых христиан», была создана Генеральная компания по торговле с Бразилией. Она должна была содержать флот из 36 кораблей, которые два раза в год конвоировали бы торговые корабли, прибывающие в Бразилию или возвращающиеся обратно. В обмен на это компания получала монополию на ввоз в колонию вина, муки, оливкового масла и трески, а также право устанавливать цены на данные товары. С 1694 г. компания была преобразована в орган правительства.

[48]

Между тем учреждение Генеральной компании не помешало Португалии предоставить уступки Голландии и особенно Англии. Португальская монархия искала политической поддержки Англии в обмен на торговые преференции. Хорошим примером этого является договор, навязанный Кромвелем в 1654 г., по которому англичанам гарантировалось право торговать с Бразилией теми товарами, которые не являлись монополией Генеральной компании.

От системы флотов отказались лишь в 1765 г., когда Помбал решил стимулировать торговлю и сдерживать возраставшую роль англичан. Это выразилось в создании новых торговых компаний («Компания Гран-Пара и Мараньяна», «Компания Пернамбуку и Параибы»*), что стало последним проявлением меркантилистской политики в Бразилии.

* * *

Двумя основными институтами, которые по своей природе были предназначены для упорядочения колонизации Бразилии, являлись государство и католическая церковь. Они были тесно связаны друг с другом, так как католицизм являлся государственной религией. В принципе, между обоими институтами существовало и разделение обязанностей. Государство взяло на себя обеспечение португальского владычества над колонией, организацию управления на местах, проведение в жизнь политики заселения новых земель, а также решение таких базовых проблем колонизации, как, например, обеспечение рабочей силой; государство определяло, какого рода отношения должны связывать колонию и метрополию. Эти задачи предполагали признание власти государства со стороны переселявшихся в Бразилию колонистов — признание, полученное силой, убеждением или и тем и другим вместе.

В этом отношении роль церкви становилась особенно важной. Поскольку церковь удерживала в своих руках контроль над образованием, «надзор над душами» являлся чрезвычайно эффективным инструментом для проведения мысли о послушании в целом и о послушании государству в частности. Функции церкви этим не ограничивались. Она сопровождала жизнь и смерть человека, регламентировала такие важнейшие стороны человеческого су­

____

* Гран-Пара, Мараньян, Пернамбуку, Параиба — провинции, примыкавшие к северному и северо-восточному побережью Бразилии.

[49]

ществования, как рождение, вступление в брак, смерть. Вступление в общину верующих, следование правилам достойной жизни, безгрешный уход из «юдоли слез» (т.е. земной жизни) зависели от совершения обрядов и таинств, монополией на которые владела церковь: крещения, миропомазания, таинства брака, исповеди, соборования на пороге смерти и, наконец, похорон на кладбище, которое по-португальски выразительно обозначается как «святое поле» (сашро santo).

Как известно, в истории Западной Европы и западного мира в целом взаимоотношения церкви и государства весьма различались от страны к стране, а в самой стране изменялись от эпохи к эпохе. В случае Португалии произошло подчинение церкви королю посредством так называемого королевского патроната. Он заключался в значительных уступках со стороны римско-католической церкви в обмен на обеспечение португальской монархией присутствия церкви, гарантию ее прав и организацию новых приходов на всех открытых землях. Португальский король обладал правом сбора церковной десятины, т.е. десятой части прибыли от любой деятельности, а также правом создания новых диоцезов и назначения епископов.

Многие обязанности королевской власти по отношению к церкви вели — по крайней мере, в теории — к большему подчинению этой последней, как, например, в случае с обязанностью государства выплачивать содержание духовенству, а также строить церкви и заботиться об их сохранности. Для наблюдения за выполнением всех этих задач португальское правительство учредило своеобразный «департамент по делам религии» под названием «Собрание по делам веры и религиозных орденов» («Mesa da Consciencia е Ordens»).

Контроль государства над церковью был частично ограничен из-за того, что орден иезуитов вплоть до эпохи правления маркиза Помбала (1750—1777) оставался весьма влиятельным при дворе. В Бразилии же этот контроль подвергся ограничениям иного рода.

С одной стороны, было очень сложно надзирать за деятельностью клира, остававшегося в миру, поскольку члены его были рассеяны по всей колонии; с другой стороны, религиозные ордена добились значительной автономии. Подобная автономия францисканцев, мерседариев, бенедиктинцев, кармелитов и особенно иезуитов сложилась под влиянием разных обстоятельств. Члены ордена подчинялись собственному уставу и проводили определенную политику

[50]

по важнейшим вопросам колонизации, как, например, по вопросу обращения индейцев. Кроме того, по мере превращения в крупных земельных собственников и сельскохозяйственных производителей ордена стали сами обеспечивать себя и больше не зависели в этом отношении от королевской власти.

Члены клира, остававшиеся в миру, пытались — каждый по-своему и в меру возможностей — избежать давления государства и собственной церкви. С 1789 г. они участвовали практически во всех восстаниях; это продолжалось и после получения Бразилией независимости вплоть до середины XIX в. Впрочем, было бы ошибкой приписать всему духовенству подобный бунтарский дух; он был ярко выражен у отдельных его представителей, но оставался исключением из правил. В повседневной же деятельности церковь молчаливо (а порой и с большой помпой) старалась исполнить свою миссию по обращению в христианство индейцев и негров и внушить населению необходимость повиноваться как собственным установлениям, так и предписаниям государства.

* * *

Португальское государство в эпоху колонизации Бразилии представляло собой абсолютную монархию. В теории, монарх, согласно божественному праву, сосредотачивает в своих руках всю власть. Ему принадлежит все королевство, т.е. земля, подданные и их имущество; все это является его наследственной собственностью (patrimonio). Вот почему речь идет об патримониальном абсолютистском государстве. Это не означает, что король не должен принимать во внимание интересы различных социальных слоев — дворянства, купцов, духовенства, простого народа, — или что он правит в одиночку. Последнее обстоятельство показывает, насколько предпочтительным является обозначение португальской монархии как «корона», а не как «король». Если окончательное слово остается за королем, при принятии решения большое значение имеет мнение избранного им чиновничества, которое образует правящий класс. Даже принцип неразличения государственного и частного был ограничен (особенно в сфере налогообложения) рядом мер, направленных на установление границ действий короля. Появилась новая идея «общего блага», которая оправдывала ограничение королевской власти, когда та навязывала займы или отчуждала частную собственность в свою пользу.

[51]

Установление колониальной администрации во многом дублировало полномочия короны и ослабляло ее власть. Конечно, основополагающие решения принимались в метрополии. Однако у глав колониальной администрации была своя сфера полномочий, и им зачастую приходилось действовать на свой страх и риск в новых, непредвиденных ситуациях, лавируя между насущными требованиями колонизаторов и инструкциями из далекого Лиссабона.

[52]

Цитируется по изд.: Фаусту Б. Краткая история Бразилии. М., 2013, с. 33-52.