Страна Сибирская

В  летописи, составленной архиепископским дьяком Саввой Есиповым в 1636 году, под названием «Сказание о сибирской стране» мы находим следующее красочное ее описание:

«Сия убо страна полунощная; стоит же от России царствующего града Москвы во многих расстояний, яко до трию тысящ поприщ суть. Межи сих же государств российского и сибирские страны земли — облежит Камень, превысочайший зело, яко досязати верхом и холмом до облак небесных... На сем же Камени растяху древне различное, кедри, листвичие и прочая, в них же жительство имеют зверие различнии, овии подобнии на снедение человеком, овии на украшение и на одеяние ризное... Многия же и сладкопеснивыя птицы, паче же много различныя травныя цветы. Из сего же Камени реки многия истекоша, овии поидоша к российскому царству, овии же в сибирскую землю... и бысть реки пространны и прекрасны зело, в них же воды сладчайшня и рыбы различ-

[09]

ныя множество... И на исходищах же сих дебрь плодовита на жатву и скотопитательная места пространна зело» (№ 19, Приложение стр. 2—4) 1

Далека была эта «страна полунощная»! Почти три тысячи верст отделяли ее от царствующего града Москвы. Но эту страну давно знали русские и давно начали пробираться туда. «Можно назвать детски наивным то представление, что Сибирь открыли Строгановы», — пишет С. Ф. Платонов (№ 31, стр. 72).

Еще за четыреста лет до Ермака новгородцы начали осваивать Север. Они ходили за Камень, то есть за Уральские горы, на великую реку Обь. Правда, угрюмы были земли по нижнему и среднему течению реки Оби. Не похожа была Югра, или Югорская земля, на места со «сладкопеснивыми птицами, многоразличными травными цветами», где «дебрь плодовита на жатву». Не это манило новгородцев.

Еще в глубокой древности на Руси был известен рассказ «О человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных» (№ 37, стр. 3—6). В нем передавалось много чудес о сибирских «человецех, самоедь зовомых». «Сии ж людие не великии возрастом (то есть ростом. — В, С.) плосковиды, носы малы, но резвы велми и стрелцы скоры и горазди». Говорилось, что «линкая самоедь» — летом живут в море, на земле им жить нельзя — тело трескается. Есть «самоедь» — у ней рты вверху на темени, еду крошеную кладут под шапку «и как почнут ясти, и они плечима движуть вверх и вниз». В другом описании мы читаем о самоеди «в пошлину (наполовину — В. С.) аки человеци, но без голов; рты у них меж плечима, а очи в грудех... А не говорят. А стрельба ж у них такова: трубка железна в руне, а в другой руце стрелка железна, да стрелку ту вкладывает в трубку да бьет молотком в трубку ту».

Передавали, наконец, о существовании в Сибири людей, живущих в подземных городах. Их никто не видел, только слышали шум их подземной работы.

Путь к этим «человецем» был страшен. В летописной записи, относящейся ко времени первого знакомства русских с Уралом, говорится:

«Суть горы заидуче в луку моря, им же высота ако до небеса».

Правда, местные жители сообщали, что в этих горах-

______

1. Здесь и всюду дальше в круглых скобках ссылки на литературные источники, список которых дан в конце книги.

[10]

есть проход, но он «непроходим пропастьми, снегом и лесом». Зато у этих «человецех незнаемых» была масса драгоценных мехов: «платье носят соболие... а товар их соболи». Наконец, в верховьях реки Оби, в стране, именуемой Балд, даже «ядят мясо соболи; а иного у них звери никоторого нет, опроче соболиа. А носят платие соболие и рукавицы и ноговицы, а иного платиа у них нет, ни товару никоторого». Говорили, что соболи «черны велми и великы; шерсть жива соболи по земли ся волочит».

Вот в эти — пусть угрюмые и страшные, но богатые — земли, где жители носят собольи рукавицы, и стремились, начиная с XI столетия, храбрые нозогородские ушкуйники.

Из кратких летописных записей мы видим, как предприимчивые новгородцы, освоив север старой Руси, начинали подбираться к Уральским горам.

В 1032 году новгородцы под начальством Улеба ходили к Железным воротам, видимо к какому-то из, проходов через Уральские горы.

В 1079 году погиб на Северном Урале новгородский князь Глеб Святославович (№ 20, стр. 3). Это еще не были походы в Югру, за Камень, а лишь первые попытки проникновения за Урал, поиск путей в Сибирскую землю.

В летописях не сказано, когда и каким путем прошли новгородцы в Югорскую землю, какие вели там битвы. Известно, однако, что во второй половине XII столетия новгородцы уже ходят в Югру за данью.

В 1167 году в Югру за сбором дани отправился Даньслав Лазутиниц с дружиной. В 1187 году в Югре снова появляются сборщики (№ 20, стр. 14 и 19).

В 1193 году новгородцы предприняли большой поход в Югорскую землю, окончившийся для них печально. Под начальством воеводы Ядрея (Андрея) туда отправился большой отряд. Обираемая Югра возмутилась. Свыше ста новгородцев было убито. Оставшиеся восемьдесят человек прорвались с боем, восемь месяцев шли они назад и еле добрели до родного города, отощав от холода, голода и лишений. Почти целый год не было в Новгороде никаких известий об этом отряде, летописец замечает: «печяловахуся в Новгороде князь (Ярослав Мудрый — В. С.), и владыка, и весь Новгород» (№ 20, стр. 21—22).

После этого печального происшествия долго нет никаких известий о походах в Югру. Но это совсем не значило, что новгородцы отказались от них. Несомненно, походы в

[11]

Югру продолжались, но они не сопровождались какими-либо выдающимися событиями, и потому летописцы умалчивали о них, как о привычных делах.

Новгородцы издавна считали Югорскую землю своей. Об этом говорят договорные грамоты «Господина Великого Новгорода» как с русскими князьями, так и с польским королем Казимиром IV. И в договорной грамоте 1265 года с великим тверским князем Ярославом Ярославичем, и в ряде других договорных грамот вплоть до 1471 года новгородцы упоминают Югру в числе новгородских волостей (№ 29, стр. 440—443).

В XIV столетии снова мелькают в летописях известия о походах новгородцев за данью в Югру. Один поход состоялся в 1323 году, второй в 1329 году. В 1357 году вместе со всей своей дружиной в Югорской земле гибнет Самсон Колыванов. Видимо, чтобы отомстить за. эту неудачу, в 1364 году в Югру направляется большой отряд под командой двух воевод: Александра Абакуновича и Степана Ляпы. Поход закончился удачно. В летописи за этот год мы находим сообщение о возвращении из Югры боярских детей и другой молодежи, которые страху нагнали на всю землю, так как одна часть отряда «воеваша по Оби реке до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша». Перехватить победителей, возвращавшихся с большой добычей, хотели двиняне, но и тут повезло новгородцам — они наголову разбили двинян (№ 21, стр. 64—65).

В XV столетии упоминается только один поход новгородцев в Югорскую землю. В 1446 году два новгородских воеводы — Василий Шенкурский и Михайло Яковлев собрали громадный отряд, почти целую рать в три тысячи человек, и направились в Югру (№ 21, стр. 124). Для чего был собран отряд, чем кончился этот грандиозный поход, осталось неизвестным. Поход 1446 года — последний новгородский поход в Югру.

Во второй половине XV столетия инициатива проникновения в Сибирскую землю переходит к московскому князю.

Своими походами в Югру новгородцы добились очень малого. Считая Югорскую землю своей, они, однако, не завоевали там прочной власти. Во всех других новгородских волостях были правители, присланные из Новгорода. Ни в одном из источников за двести с лишним лет нет упоминания о каких бы то ни было «мужах новгородских» на

[12]

Югре. Все сведения, как мы видим, говорят лишь о походах за данью.

Дань была не установлена, не определена, и сборщики захватывали все, что могли. По существу, это был ничем но прикрытый грабеж, сопровождавшийся кровавыми расправами с местным населением. Югричи — ханты (остяки) и мансы (вогулы) не оставались в долгу и не раз уничтожали новгородские отряды. Таким образом, называя Югорскую землю своей волостью, новгородцы указывали этим только на свое право предпринимать туда походы для сбора дани.

В 1478 году Господин Великий Новгород окончательно пал. «Вечью колоколу во отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а господарство нам свое держати», — заявил Иван III, и Новгород со всеми своими волостями стал вотчиной московских князей.

Однако еще до формального присоединения новгородских земель, Москвой был организован поход в Югру для вытеснения оттуда новгородцев. Иван III не посылал за Урал своих воевод. Он использовал частную инициативу.

Архангелогородский летописец сообщает:

«Лета 6973 велел князь великий Иван Васильевич Василью Скрябе Устюжанину Югорьскую землю воевати, а шли с ним хотячие люди...» (№ 30, стр. 252).

В мае 1460 года Скряба из Устюга Великого вместе с охочими людьми направился за Камень. Поход был удачный. «Они же шедше, да Югорскую землю воевали, и полону много вывели, и землю за великого князя привели». Любопытно, что, кроме обычного полону, приведены были в Москву пленными два князя югорских — Калпак и Течик.

Иван III их «пожаловал Югорским княжением и отпустил их в Югру, а на них дань возложил и на всю землю Югорскую, а Скрябу пожаловал». Видимо, уже тогда Москва решила присоединить Югру к своим владениям.

Но остяки отнюдь не были тронуты великокняжеской милостью. Они не собирались считать себя даныциками Москвы. Да и Москве пока что было не до них.

Шла еще борьба за Новгород. Только в 1480 году было окончательно свергнуто татарское иго. Вот тогда Иван ИГ снова вспомнил о Югре. 9 мая 1483 года, по велению великого князя, московские воеводы князь Федор Курбский-Черный и Иван Салтык-Травин с большим отрядом устюжан, вологжан, вычегжан, сысолечей и пермяков пошли на Югру.

Первое сражение произошло с вогулами. При устье реки

[13]

Пелыма вогулы были наголову разбиты. Русские потеряли в сражении семь человек, а «вогуличь, — по словам летописи, — паде много» (№ 30, стр. 253).

От устья реки Пелыма русская рать спустилась вниз по течению Тавды до Иртыша, миновала места, где ныне рас-положена Тюмень, и пошла вниз по течению Иртыша до впадения его в Обь. Так была достигнута Югорская земля, «...воевали идучи, добра и полону взяли много» (№ 30, стр. 254).

Придя в Югру, воеводы захватили в плен несколько югорских князей, в том числе главного князя Югорской земли Молдана. Потери русских были незначительны, но многие умерли от неизвестной болезни.

Поход продолжался пять месяцев, и в сентябре 1483 года победители с большой добычей и пленными возвратились домой.

На жителей северо-западной Азии этот поход произвел громадное впечатление. Не только многие югорские и вогульские князья, даже один татарский князь поспешили изъявить свою покорность Москве

В 1484 году прибыло в Москву посольство от кондинских князей и всей земли Югорской с богатыми дарами. Оно било челом об освобождении главного югорского князя Молдана. Верный своей политике, Иван III отпустил Молдана и других захваченных в плен князей. Однако все они были приведены в подданство великому князю Московскому и обязались платить дань.

И на этот раз отпущенные югорские князья быстро забыли о своем подданстве московскому великому князю. Решёно было снова напомнить им об этом. В 1499 году устраивается грандиозный поход за Урал. Воеводами были назначены князья Семен Курбский и Петр Ушатый и Василий Гаврилов (Заболоцкий-Бражник).

Войска собрались на Печоре и здесь «осеновали» (провели осень). По первопутку двинулись к Уралу. От Печоры до Камня шли две недели. «Щелью» — так образно назван один из лучших перевалов, открывающий путь с Печоры на Обь к «Ляпину городку», — участники похода перевалили через Уральские горы. Отбиваясь от нападений «каменных» (живущих в горах) самоедов, спустились в долину Оби. Ратные люди ехали на собаках, а воеводы — на оленях.

Перебравшись через Урал, войско разделилось на две части. Одна, большая, под командой Курбского и Ушатого

[14]

направилась на север, к низовьям Оби, вторая под командой Гаврилова — вверх по течению. Они опустошили страну — взяли более сорока поселений, захватили в плен около пятидесяти туземных князьков. Затем обе рати соединились «и пришли к Москве на велик день (пасха 1500 года — В, С.) к государю, все дал бог здорово» (№ 4. стр. 248).

Вскоре после этого похода Московский князь к многочисленным своим титулам присоединил наименование Югорского, а с разделением Югры на две области — Кондинского и Обдорского. Но одно дело титул, вычурно написанный золотом и киноварью на пергаменте, другое — настоящее владение. Московская политика по отношению к Югре если и была шагом вперед по сравнению с новгородской, все же шаг этот очень незначителен. И это несмотря на то, что москвичи пытались установить более ясные взаимоотношения с Югрой, заставить остяков и вогулов признать себя подданными. Эти попытки долгое время попытками и оставались. Так же как и Новгород, Москва не вводила своего управления на Югре и интересовалась ею лишь от случая к случаю. Местные князья оставались вполне самостоятельными, и верность этих новых подданных Москве обеспечивалась только их клятвой, даваемой перед отпуском из плена. Присоединяя Югорскую землю к своим владениям, правительство Ивана III по существу ограничилось теми же военными походами.

После похода 1499—1500 годов сведения о попытках русских проникнуть за Камень отсутствуют целых восемьдесят лет. Не сохранилось и известий о сношениях Московского князя с Югрой в последующие 40—45 лет. Однако после падения в 1522 году Казанского ханства освободился Волжско-Камский путь за Камень. На берега Камы хлынула волна поселенцев, и русские почти вплотную подошли к Уралу.

В середине XVI столетия между Камой и Уралом поселились богатые сольвычегодские промышленники и смелые предприниматели Строгановы. Они поднимались все выше и выше по Каме. Правительство предоставило им льготы: освободило поселенцев на некоторый срок от государственных податей, предоставило Строгановым право вести суд над населением. Так образовался свободный рынок на перепутье между Европой и Азией, возникло своеобразное «частновладельческое государство», почти независимое от центра и всецело подвластное «именитым людям» Строгановым.

[15]

Строгановы занимались не только добычей соли, — не последнее место в их хозяйственной деятельности занимала пушнина, которой была так богата Сибирь.

В 1574 году Строгановы официально испросили у правительства разрешение «беспенно» посылать войска «на сибирского салтана», собирая для этого охочих и своих людей. Был выдуман и предлог: воевать Строгановы будут не для своих прибытков, а чтобы «сибирским людям обиды своя мстити». Иван IV внял просьбе и государевой грамотой пожаловал Строгановых, чтобы им в Сибирской стране за Югорским камнем «на Тахчеях и на Тоболе реке... на Иртыше, и на Оби, и на иных реках, где пригодится... крепости им поделати... и около крепостей... и у рыбных ловель и у пашен... дворы ставити...» (№ 19, стр. 60—61).

Строгановы не сразу использовали свое право. Лишь в 1581 году начался знаменитый поход Ермака. В поход с Ермаком пошли казаки и крепостные люди Строгановых. Строгановы хорошо снабдили рать «из своих пожитков». Дали ружья, свинец, порох, несколько небольших пушек, «одеяние ратное» — шлемы, кольчуги, брони, — продовольствие, все средства передвижения. Для экспедиции были подготовлены проводники и даже «толмачи бусурманского языка».

Поход Ермака, не имел целью завоевание Сибирского царства, могущество которого в то время было в представлении русских преувеличено. Скорее всего этот поход был предпринят с грабительскими целями — взять ясак и вернуться с добычей.

Однако Сибирское царство, где ханом в то время был Кучум, неожиданно распалось от первого удара небольшой кучки храбрых казаков, вооруженных невиданным для сибирских туземцев огнестрельным оружием. После первых неудач подвластные татарам остяки и вогулы покинули Кучума и принесли победителям ясак. Им было безразлично, кому платить дань — сибирскому ли хану, или пришлым завоевателям. Вскоре стали отпадать от Кучума и татарские вассалы — мурзы и баи, правители полузависимых татарских княжеств. После поражения под Чувашевым Кучум бросил свою столицу Кашлык и убежал в Барабинскую степь. Казаки заняли покинутый жителями город.

Так совершенно неожиданно экспедиция, снаряженная Строгановыми, закончилась полным разгромом Сибирского царства, и из случайного военного набега поход Ермака

[16]

превратился в предприятие огромного государственного значения.

И Ермаку, и Строгановым была ясна невозможность удержать завоеванные земли своими силами. Заняв Кашлык, Ермак поклонился Сибирским царством Ивану IV, прося у него помощи и поддержки. Царь милостиво принял поклонные земли «под свою высокую государеву руку», и «Новая Сибирская земля» была включена в Русское государство.

Первые шаги по закреплению новой земли были неудачны. Попавший в засаду, Ермак погиб. От цинги вымер почти весь отряд Волховского, посланный на помощь Ермаку. Стало ясно, что для удержания сибирских завоеваний нужны более широкие действия.

Прежде всего следовало закрепить путь, связывающим Сибирь с Московской Русью. Во всех наиболее важных местах начали строить остроги — крепости: «для береженья». Они должны были стать опорными пунктами для дальнейшего движения на восток. Результат такой политики сказался очень быстро: через 20—25 лет русские прочно утвердились в Западной Сибири. Захвачена была, правда с большими трудностями и потерями, и баснословная Мангазея (местность по Тазовской губе и реке Таз) с ее громадными пушными богатствами, которая давно уже была открыта смелыми поморами, промышлявшими там драгоценные меха.

[17]

Цитируется по изд.: Самойлов В.А. Семен Дежнев и его время. М., 1945, с. 9-17.