Снова в Тибет

Третье путешествие по Центральной Азии 1879—1880 гг.

Позабыв все невзгоды и трудности, которые приходилось перенести и переживать в предыдущих двух путешествиях по Центральной Азии, Николаю Михайловичу хотелось вновь устремиться в малоизвестные суровые края Тибетского нагорья. И этот день настал. 2 февраля 1879 года в сопровождении Ф. Эклона и В. Роборовского - Н. М. Пржевальский покинул Петербург.

Исходным пунктом третьего путешествия по Центральной Азии был избран пограничный пункт Зайсан, где хранилось экспедиционное оборудование после прекращения второго путешествия. Сюда экспедиция прибыла 9 марта. На окончательное приготовление к путешествию затрачено три недели. Особое внимание уделено запасам продовольствия, одежды и вооружения. На этот раз состав экспедиции состоял из 13 человек: двух офицеров, препаратора, переводчика и восьми казаков.

С восходом солнца 3 апреля караван вышел в путь. Началось путешествие...

«Итак, мне опять пришлось идти в глубь азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебною для цивилизационной жизни. Но кочевник свободно обитает в этих местах и не страшится пустыни; наоборот — она его кормилица и защитница».

Путь в Тибет Н. М. Пржевальский наметил мимо озера Улунгур, через город Булун-Тохой и вверх по реке Урунгу, а отсюда прямо в город Бар-Куль и Хами. Боль-

[46]

В.И. Роборовский – спутник Н.М. Пржевальского по трем экспедициям.

[47]

шая часть этого края между Тянь-Шанем и Алтаем совершенно не была исследована.

Пространство между Монгольским Алтаем и Восточным Тянь-Шанем имеет общее название — Джунгария. Пржевальский один из первых дал подробное описание природы этой пустынной страны.

«Бедна растительность пустыни,— писал Пржевальский, — еще беднее животный мир. Даже весною, пройдя здесь целый десяток верст, только кое-где встретишь маленькую ящерицу, окрашенную как раз под цвет почвы, или непоседливого чекана; иногда быстро пролетит со своим обычным криком небольшое стадо больдуруков, или плавно пронесется коршун, высматривающий добычу; мертво, тихо кругом днем и ночью. Только частые бури завывают на безграничных равнинах и еще более дополняют безотрадную картину здешних местностей...»

Обойдя восточную оконечность Тянь-Шаня, экспедиция Н. М. Пржевальского вступила в оазис Хами, являющийся редким контрастом пройденных пустынных мест Джунгарии. Здесь видны были с любовью обработанные поля с посевами пшеницы, ячменя, отличные плантации знаменитых хамийских арбузов и дынь. Город Хами в то время имел важное стратегическое и экономическое значение во всем западном Китае. Через него проходил главный торговый путь из юго-восточного Китая в Восточный Туркестан и обратно.

Еще за несколько дней до прихода экспедиции в Хами к Н. М. Пржевальскому прибыл доверенный офицер с приглашением от губернатора посетить высокого сановника, называвшегося Чин-Цаем.

Прием был радушным и теплым. Сам губернатор прибыл на бивуак экспедиции, который был разбит в полутора километрах от города, и пригласил Николая Михайловича, Ф. Эклона и В. Роборовского на обед в загородную дачу. На парадный обед были приглашены высшие местные офицеры и чиновники. Во время церемонии офицеры младших чинов прислуживали и подавали кушанья. Обед состоял из шестидесяти блюд в китайском вкусе. Среди них Николай Михайлович называет такие тонкости китайской кухни, как морская капуста, трепанги, гнезда ласточки саланганы, плавники акулы, креветы

[48]

Н.М. Пржевальский в экспедиционной одежде, в которой он завещал похоронить его.

[49]

и т. д. Обед закончился игрой в хуа-цюань (чет-нечет), распространенной во всем Китае.

После пятидневного отдыха и подготовки каравана к дальнейшему походу экспедиция выступила из оазиса Хами через Хамийскую песчано-галечную пустыню на юг к городу Сачжоу, который расположен вблизи величественного хребта Гумбольдта, входящего в горную систему Нань-Шань.

Невообразимо был труден путь по Хамийской пустыне в летние жаркие дни, где оголенная почва нагревалась до +62,5 градуса. Вот блестящая характеристика, данная Н. М. Пржевальским этому краю:

«На третьем и четвертом переходах от Хами пустыня явилась нам во всей своей ужасающей дикости. Местность здесь представляет слегка волнистую равнину, по которой там и сям разбросаны лёссовые обрывы в форме стен, иногда столбов или башен; почва же покрыта галькою и гравием. Растительности нет вовсе. Животных также нет никаких; даже ни ящериц, ни насекомых. По дороге беспрестанно валяются кости лошадей, мулов и верблюдов. Над раскаленною днем почвою висит мутная, словно дымом наполненная, атмосфера; ветерок не колышет воздуха и не дает прохлады. Только часто пробегают горячие вихри и далеко уносят крутящиеся столбы соленой пыли. Впереди и по сторонам путника играет обманчивый мираж. Если же этого явления не видно, то и тогда сильно нагретый нижний слой воздуха волнуется и дрожит, беспрестанно изменяя очертания отдельных предметов».

Но вот местность немного изменилась, глаза примечают отдельные кустики саксаула, тамариска и даже тростника, а вдали видна зелень травы и садов — это оазис Сачжоу, один из живописных уголков всей Центральной Азии. Здесь много яблок, груш, всяких овощей, великолепные поля, орошаемые водами реки Дан-Хэ, берущей начало из озера Кара-Нур в Нань-Шане.

Много пришлось пережить неприятностей в Сачжоу Н. М. Пржевальскому и его спутникам. Местные чиновники запугивали то разбойниками — тангутами, то трудностями перехода через горы, то ссылались на отсутствие разрешения на посещение Тибета. Все это сводилось к тому, чтобы не пустить экспедицию в Лxaccy.

[50]

С великим трудом закупив немного продовольствия, экспедиция 3 июля покинула Сачжоу и направилась в восточный Цайдам. Через несколько дней перехода, к великому удивлению путешественников, им путь преградил величественный хребет с вечными снеговыми вершинами. На карте его не было. Так был открыт еще один исполин северного Тибета.

Пользуясь правом первооткрывателя, Н. М. Пржевальский назвал его хребтом Гумбольдта. Он тянется с северо-запада на юго-восток и как бы соединяет горную цепь Алтын-Тага с великим Нань-Шанем.

Южнее хребта Гумбольдта Пржевальский открыл еще один хребет, имеющий направление с юго-запада на северо-восток. Ему было дано название хребта Ритера.

Невероятные усилия требовалось приложить, чтобы пройти и исследовать скалистые высочайшие горы Нань-Шаня, доходящие до 6000 метров абсолютной высоты. Но тот, кто посвятил себя делу науки, не боится трудностей. Таким и был Николай Михайлович Пржевальский в суровом Тибете. Его трудный переход от Нань-Шаня до хребта Тан-Ла преобразил карту этой страны. На Пржевальского произвело незабываемое впечатление Тибетское плато, особенно его животный мир. «Мы вступили словно в иной мир,— пишет Николай Михайлович, — в котором прежде всего поражало обилие крупных зверей, мало или почти вовсе не страшившихся человека. Невдалеке от нашего стойбища паслись табуны хуланов, лежали и в одиночку расхаживали дикие яки, в грандиозной позе стояли самцы оронго; словно резиновые мячики, скакали маленькие антилопы — ады».

Конечной целью экспедиции в Тибете являлось посещение столицы буддизма Лхассы, куда из Индии стремились пробраться в то время англичане. Ни один европеец не посещал этого города. Пржевальский хотел первым увидеть его и рассказать о нем народам Европы. Однако и Пржевальскому не удалось увидеть глазами эту столицу.

Изучив в подробности природу восточного Цайдама, Н. М. Пржевальский пересек высочайшую горную страну Куэнь-Лунь и спустился к истокам голубой реки Ян-цзы-Цзянь. Николай Михайлович с глубоким знанием дела охарактеризовал природу и животный мир этого края,

[51]

собрал ценные сведения о климате и жизни кочевых тибетцев-еграев. Нанес на карту этот совершенно неисследованный район западного Тибета.

До Лхассы оставалось уже недалеко. Самым трудным препятствием впереди стоял грандиозный хребет Тан-Ла, высота которого достигает 5500—6300 метров. Но и это препятствие было пройдено. 19 ноября 1879 года экспедиция поднялась на гребень перевала.

«На перевале мы сделали залп из берданок и трижды прокричали «ура»,— писал Н. М. Пржевальский. — Звуки эти впервые разбудили здесь эхо пустынных гор. Действительно, нам можно было радоваться своему успеху! Семь с лишком месяцев минуло с тех пор, как мы вышли из Зайсана, и за все это время не имели сряду нескольких отрадных дней. Против нас постоянно были — то безводная пустыня с ее невыносимыми жарами, то гигантские горы, то морозы и бури, то, наконец, вражда людская. Мы удачно побороли все это».

Однако Лхассу Пржевальскому посетить так и не удалось. Дело в том, что еще задолго до прихода экспедиции в Тибет разнесся слух, что Н. М. Пржевальский якобы идет в Лхассу, чтобы похитить первосвященника буддистов Далай-Ламу. Этому слуху все охотно поверили, что и возбудило весь народ Лхассы до крайности. В столице Далай-Ламы стар и мал кричали: «Русские идут сюда затем, чтобы уничтожить нашу веру; мы их ни за что не пустим; пусть они сначала перебьют всех нас, а затем войдут в наш город». Еще летом всюду были расставлены на проходах и перевалах военные пикеты. Стояло солидное количество солдат и у горы Бумза, куда дошел со своим караваном И. М. Пржевальский...

Две недели простояла экспедиция Пржевальского у горы Бумза в ожидании посольства от Далай-Ламы и вот, наконец, 30 ноября приехали чиновники и объявили, что в Напчу (деревня, находившаяся недалеко от г. Бумза) прибыл из Лхассы посланник, но заболел дорогой и видеться с русскими не может. На вопрос Пржевальского, как об этом думает китайский резидент, чиновники заявили, что они знают свое начальство и что до китайцев им дела нет. Тогда Пржевальский в свою очередь заявил, что желает непременно видеться с посланником, и что если в течение трех дней посланник к нему не при-

[52]

едет, то он сам поедет к нему в Напчу. Это заявление испугало чиновников, и они умоляли Пржевальского не двигаться вперед, обещая исполнить все его требования. Действительно через два дня прибыл посланник и остановился в палатке, разбитой для него недалеко от бивуака. Переодевшись в богатую соболью шубу, мехом наружу, он явился к Пржевальскому в сопровождении наместников трех важнейших кумирен и представителей тринадцати аймаков (провинций) владений Далай-Ламы. После обычных приветствий посланник повел длинную речь о том, что русские никогда не бывали в Лхассе, что туда ходят только монголы, тангуты и китайцы и что, наконец, правители на совете твердо решились не пускать русских в Лхассу. Все доводы Пржевальского не привели ни к чему; посланник стоял на своем, причем, как он, так и приближенные складывали на груди руки и самым униженным образом просили путешественников не ходить далее. Они предлагали даже возместить все расходы по путешествию, если только экспедиция вернется назад. Последнее предложение Пржевальский отверг с негодованием, как недостойное русской чести.

Очень тяжело отказываться от заветной мечты, когда она так близка к осуществлению, но делать было нечего. Путь от Напчу в Лхассу возможен только на яках, и богомольцы обыкновенно оставляли верблюдов в Напчу и нанимали яков. Для путешественников это было невозможно потому, что местным жителям запрещалось входить в сношения с ними. Все эти обстоятельства, а главное—фанатизм органов власти ставили неодолимую преграду. Пржевальский объявил посланнику, что согласен вернуться, но потребовал дать ему бумагу, в которой объяснялась бы причина, почему не допускают его в столицу Далай-Ламы.

Попросив дозволения обсудить это предложение, тибетцы вышли из юрты и, усевшись в кружок, стали совещаться. Вернувшись, посланник сказал, что он не может дать такой бумаги, так как на это не уполномочен. Тогда Пржевальский категорически объявил, что пойдет в Лхассу.

Снова началось совещание между уполномоченными, и, наконец, они объявили, что дадут такую бумагу, но должны составить ее совместно и потому им необходимо

[53]

вернуться в Напчу. «Уж если за это отрубят нам головы,— заключили они,— то пусть рубят всем».

На следующий день Тибетская депутация привезла бумагу, и началось ее чтение. Переводили с тибетского языка на монгольский, потом с монгольского через казака Иринчинова—на русский. Мы позволим себе привести этот интересный документ полностью в переводе с подлинного текста, сделанного профессором В. П. Васильевым.

«Так как Тибет — страна религии, то случалось, что в него и прежде, и после приходили поименованные люди из внешних стран. Но те, которые сыздавна не имели права приходить, по единогласному давнишнему решению князей, вельмож и народа, не принимаются, и велено не на живот, а на смерть охранять, о чем испрошено через живущего в Тибете амбаня высочайшее утверждение. Теперь же в местности Пон-Бум-чун, принадлежащей к Цза-Мар в (стране) Напчу в 10-й луне 13-го числа явились с намерением идти в Тибет, Чаган-хан (т. е. рус-ский император), амбань (т. е. генерал) Николай Шибалисики) так была написана фамилия Пржевальского), тусулачи (помощник) Акэлонь, тусулачи Швийковсики (вместо Роборовского) с десятью слугами и солдатами. По известии об этом местного начальства, многие тибетцы отправлены были для расспросов и, когда они (т. е. путешественники) оставались на месте двадцать дней, посланные из Кумирен Сэра, Брайбона и Галдана со многими тибетцами и светскими просили воротиться, и при личном свидании объяснили тщательно вышеуказанные обстоятельства, что в Тибет нельзя приходить— (отвечали), что если вы все дадите письменное скрепленное удостоверение, что нельзя приходить, вернемся, иначе завтра же отправимся в Лхассу; почему мы и просим воротиться, как издревле кто бы ни пришел из не имеющих право приходить.

Наместник брайбунской Лобзан-Дандор. Наместник в сэраском храме великой Яны Гэньдун-Чайраг. Наместник в храме великого победоносца в Гайдане Ринчень-Санбо. Тибетский степной управитель всех светских, Малый-Ханбо Чжигмед-Чойчжор. Цзэчжун (приближенный вельможа), Чжанчун Гэлэг, Цзэчжун Эшей-Дань-цзинь. Шотерун (чин) Дорждже-Да-дул. Шотерун Ванч-

[54]

жали-Норву. Управляющий Напчу Шотерун Намчжел- Дордже. Цзечжун Чжалзан-Нойруб. В год земли и зайца в 11-й луне 3-го числа».

После чтения и перевода документа посланник поставил на нем свою печать и вручил ее Пржевальскому. Тогда был дан приказ снимать бивуак.

«Итак,— с горечью замечает Николай Михайлович, - нам не удалось дойти до Лхассы: людское невежество и варварство поставили тому непреодолимые преграды! Невыносимо тяжело было мириться с подобною мыслью и именно в то время, когда все трудности далекого пути были счастливо поборены, а вероятность достижения цели превратилась уже в уверенность успеха».

В одном из писем русскому послу в Пекине Каяндеру Н. М. Пржевальский сообщал: «Трудно описать, с каким грустным чувством повернул я в обратный путь! Но видно, такова моя судьба! Пусть другой, более счастливый путешественник докончит недоконченное мною в Азии. С моей же стороны сделано все, что возможно было сделать».

Возвратившись в Цайдам, Н. М. Пржевальский взял направление к берегам озера Куку-Hop, а затем к верхним истокам Хуанхэ.

От верховья Желтой реки экспедиция через пустыню Алашань вступила в Гоби и к концу 1880 года прибыла в Кяхту.

Путешествие окончено. Было пройдено за два года около восьми тысяч километров пути. Н. М. Пржевальский охватил исследованием Джунгарию, Восточный Тянь-Шань, Нань-Шань, Тибет, Куку-Hop, страну Амдо (верховья реки Хуанхэ), Алашань и Монголию. Почти весь этот путь был снят на карту, причем астрономические и гипсометрические пункты определялись самим Н. М. Пржевальским; кроме того, в этом путешествии Николай Михайлович собрал много тысяч новых растений, животных, насекомых, пресмыкающихся, птиц, собрал богатейшие данные о климате огромного пространства Центральной Азии.

Такой огромный путь по неизведанным до того времени местам был нелегким. Только сильной натуры человек, как Н. М. Пржевальский, мог преодолеть знойные пустыни Джунгарии и Алашаня, заоблачные высоты Ти-

[55]

бета и топкие болота Цайдама. Не только природа становилась препятствием на пути смельчаков, но и люди. Не раз племена еграев и тангутов нападали на кучку русских людей, затерявшихся в просторах Центральной Азии и не раз приходилось глядеть смерти в лицо, отстаивать не только интересы науки, но и свою жизнь.

Третье путешествие Н. М. Пржевальского было триумфом смелости и выносливости, триумфом разума и колоссальных научных достижений. Весь прогрессивный мир с великим интересом следил за подвигами нашего замечательного соотечественника.

Радушно были встречены Н. М. Пржевальский и его спутники в Петербурге. Всем членам экспедиции пожалованы награды и ордена. Петербургская дума избрала Пржевальского почетным гражданином г. Петербурга; Московский университет присваивает ему звание почетного доктора зоологии, Русское Географическое общество избирает почетным членом. Он избирается также почетным членом С.-Петербургского университета, С.-Петербургского общества естествознания, Венгерского Географического общества.

Результаты своих наблюдений во время третьего путешествия по Центральной Азии Пржевальский излагает в книге «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки».

[56]

Цитируется по изд.: Битюков Г.С. Жизнь и путешествия Н.М. Пржевальского. Фрунзе, 1963, с. 46-56.