Греция (Овчинников, 1990)

В задымленной чаше

Лететь в Европу не то что на Дальний Восток, Самолет на Афины взлетает в семь утра. Ноябрьская Москва окутана холодной промозглой мглой. Но всего три с половиной часа полета — и какой разительный контраст! Выхожу на залитый солнцем асфальт. Пограничники и таможенники в летних рубашках с короткими рукавами. А главное — часы на здании аэропорта показывают московское время. Нет ни бессонной ночи, ни мучительной перестройки к новому часовому поясу. Но на этом, пожалуй, приятные сюрпризы кончаются. И начинаются, во всяком случае, менее приятные. На каждом шагу убеждаешься, что Греция — не Англия и даже не Сингапур. То и дело чувствуешь сходство с российской безалаберностью, с нашим неуважением к закону и порядку. Улицам далеко до безукоризненной чистоты, тут и там неубранный мусор. Автомашины ставят как попало, из-за чего по тротуарам невозможно пройти. Да и водители ведут себя скорее по-московски, нежели по-лондонски. Словом, Греция — не Западная Европа, а нечто более близкое к нам. Проще говоря — это Балканы.

Второе разочарование — ожидал увидеть залитый солнцем приморский город, утопающий в зелени. В действительности же аллей, скверов и парков здесь оказалось слишком мало, зато чадящих автомашин — слишком много. Расположенная в котловине греческая столица предельно задымлена. Ее относят к самым экологически неблагоприятным городам Европы. В Афинах вместе с прилегающим Пиреем сосредоточена половина населения страны (четыре миллиона человек из восьми) и почти две трети автомобилей. И хотя по четным дням в город могут заезжать только машины с четными номерами, а по нечетным — только с нечетными, сплошной транспортный поток не редеет ни на минуту.

Одно из немногих в Афинах высотных зданий — отель «Президент», где я поселился, стоит на склоне холма. И чтобы преодолеть подъем, проезжающие мимо водители дружно прибавляют газ. В результате даже на 12-м этаже постоянно чувствуешь смрад и слышишь рев моторов. Выйдя утром на балкон, увидел, что Афины стоят как бы в чаше, которая лишь с одной стороны открыта к морю, где блестит водная гладь, угадываются причалы Пирея. А дальше снова высятся горы — это уже полуостров Пелопоннес.

Своей однотонностью Афины напомнили мне ячеистую плату от компьютера. Буровато-серые стены, плоские крыши, укрытые тентами балконы и почти полное отсутствие зелени. Над естественной чашей, в которой раскинулся город, высятся два холма. На одном из них, который изначально играл роль Кремля, стоит знаменитый Парфенон. Во время работы в Англии мне однажды довелось проплыть на нашем круизном теплоходе от Лондона до Одессы. Мы заходили тогда в Пирей и ездили на экскурсию в Афины с осмотром Парфенона. Честно говоря, особенно сильного впечатления он на меня не произвел. То ли оттого, что архитектура ВДНХ выработала у моего поколения некую аллергию к античной классике, то ли оттого, что на самые ценные элементы этого памятника — скульптуры Фидия — я достаточно насмотрелся в Британском музее.

Любоваться Афинами лучше всего с окрестных гор, поросших соснами и кипарисами. Там тихо, поют птицы. На серебристых оливковых деревьях чернеют маслины. Зреют алые ягоды на кустах жимолости. После восхождения на вершину с наслаждением напился и ополоснул разгоряченное лицо у источника, оформленного в виде мраморной бараньей головы. В зелени прячется старинная церковь. Рядом в пещерах — отшельничьи склепы. Ныне они пустуют, но перед иконами теплятся лампады. Греция — православная страна, и это вызывает родственные чувства, как-то согревает душу. Народ здесь очень религиозный. Когда автобус проезжает мимо церкви, водитель и пассажиры начинают креститься. Даже молодежь, совершающая утром спортивные пробежки, непременно останавливается перед каждым храмом, чтобы осенить себя крестным знамением.

В монастыре Кесариани случайно стал свидетелем древнего православного обряда перезахоронения. Спустя три года после смерти покойника извлекают из могилы, кости его очищают от тлена и уже в другом гробу хоронят снова. Отсюда известная строка «Плача Ярославны»: «Кто же омоет твои мощи». Во время прогулок по центру Афин побывал в старинной церкви русской православной общины, построенной в византийском стиле. Когда-то рядом размещалось российское посольство. Там и сейчас жилой дом наших дипломатов. Растет перед церковью старинный платан и финиковая пальма, опавшие листы почти скрывают два мраморных надгробья. На одном из них прочел надпись:

«Ефим Павлович Демидов, князь Сан-Донато. Бывший российский посланник в Греции, родился 6 августа 1868 года, скончался 29 марта 1943 года. Упокой, Господи, душу его». А рядом могила его жены: «София Илларионовна Демидова, княгиня Сан-Донато, урожденная графиня Воронцова-Дашкова. Родилась 22 августа 1870 года, скончалась 16 апреля 1953 года. И дела их идут вслед за ними». Демидов, князь Сан-Донато, был прямым потомком уральского заводчика Демидова. Разбогатев, он решил во что бы то ни стало получить дворянский титул. И ради этого приобрел итальянское княжество Сан-Донато. Ну а женитьба его потомка на графине Воронцовой-Дашковой говорит о том, что он был принят в высшем свете.

С дочерью бывшего российского посла в Греции меня неожиданно свела судьба в Гааге. На приеме в советском посольстве я познакомился с княгиней Демидовой-Сан-Донато, автором нескольких книг о китайском фарфоре. У нас нашлось много общих интересов. Княгиня пригласила меня домой и показала знаменитые демидовские рубины — огромные кабошоны, вправленные в медь. Хозяйка опустила шторы, погасила свет, открыла шкатулку, и я увидел, что камни светятся, как светофоры. Демидовские рубины обладают удивительной способностью аккумулировать свет и потом отдавать его.

На полпуги к небу

Чтобы увидеть чудо природы, именуемое Метеора, нужно проехать от Афин 350 километров и пересечь почти всю Грецию с юго-востока на северо-запад. Путь лежит через равнину Тессели — житницу страны. Красно-бурым ковром расстилаются убранные и перепаханные на зиму поля. За очередным перевалом вдруг открывается заснеженный ландшафт. Но это, конечно, не снег. Это белеют коробочки хлопчатника.

Дорожный указатель как бы отсылает к учебнику античной истории. Фермопилы. В наши дни море тут несколько отступило, но в древности между горами и кромкой прибоя оставался лишь узкий проход. Ныне над этим местом возвышается статуя царя Леонидаса с копьем в руке. Враги предъявили ему ультиматум: «Хочешь остаться жив — сложи оружие!» Леонидас ответил со спартанской лаконичностью: «Приди. Возьми». И остановил превосходящие силы противника.

Снова поля, оливковые рощи, равнины, чередующиеся с горами. И вдруг будто в сказке попадаешь в какой-то совершенно иной, волшебный мир.

Метеора — это уникальное геологическое образование. Около тысячи каменных столбов высотой 200–300 метров вздымаются своими кручами над окружающей равниной Тессели. Они напоминают развалины гигантского сказочного дворца. Причем к этому чуду природы здесь добавлены не менее чудесные творения человеческих рук. На плоских вершинах многих каменных столбов уже шесть веков существуют православные монастыри. Они построены на крохотных труднодоступных площадках каким-то непостижимым способом. А ниже их на отвесных скалах темнеют ряды пещер — скиты отшельников.

Говорят, будто поблизости когда-то было горное озеро. После землетрясения его воды вырвались на соседнюю равнину и промыли на своем пути глубокие ущелья. Я видел нечто подобное, когда осматривал американский каньон Колорадо или лессовое плато в излучине китайской реки Хуанхэ. Но Метеору каньоном не назовешь, ибо ущелья здесь как бы слились воедино, а от былого плоскогорья остались лишь крохотные изолированные островки. Пожалуй, единственным близким для нас сравнением можно назвать Красноярские столбы на Енисее.

«Я был глубоко взволнован, увидев на фоне вечернего неба эту группу каменных столбов. Самый высокий из них как перст указывал на мерцавшую в небе звезду. Ощущение отрешенности, вызванное этим зрелищем, было столь сильным, что рождало чувство необъяснимого душевного подъема. Контур холмов был поражающе необычен. Казалось, что их начертала на бумаге рука наполовину бессознательного человека, который позволял своему перу круто перемещаться вверх и вниз, в то время как его мысли находились где-то далеко». Так полтора века назад описал Метеору англичанин Ричард Миллз, побывавший в Греции одновременно с мятежным поэтом Джорджем Байроном.

Действительно, каждая святая обитель здесь как бы плавает в волнах голубоватого воздуха. Утопающие в зелени красные черепичные крыши и белые стены монастырей над серыми скалами в поразительной гармонии с окружающей природой. Здесь царит гулкая тишина, лишь изредка прерываемая перезвоном колоколов. Она усиливает ощущение отрешенности от мирской суеты, как бы устраняет барьеры, разделяющие природу и человеческую душу. Монаху здесь кажется, что он уже оторвался от грешной земли и находится на полпути к небу. Кстати, слово «метеора» по-гречески означает «парить над землёй».

Основателем Метеоры считается святой Афанасий, поселившийся шесть веков назад на самом высоком из каменных столбов. Остается загадкой, как он впервые туда взобрался. Ведь для этого надо преодолеть вертикальный подъем в 250 метров, равный по высоте восьмидесятиэтажному дому. Остается либо предположить, что Афанасий был первоклассным скалолазом, либо поверить преданию о том, что он вознесся туда на крыльях орла. «Монах Афанасий с помощью Святого Духа поднялся на вершину скалы, которая по праву получила имя Большой Метеорон, ибо была выше всех других. Там он нашел святое место для успокоения души, подлинный рай на земле», — писал греческий патриарх Митрофан Третий.

Афанасий родился в 1302 году в знатной семье, получил хорошее образование. Много скитался, скрывался от турок, был монахом на горе Атос, а затем пришел в долину Тессели, где увидел удивительные скалы. На макушке самой высокой из них, площадью всего около полгектара, Афанасий основал монастырь Большой Метеорон. В 1382 году была освящена заложенная им церковь Преображения, сохранившаяся до наших дней. До 1923 года подъем на святую обитель был сложной и рискованной операцией. Добраться туда можно было лишь с помощью нескольких веревочных лестниц или в сетке, похожей на большую авоську. А уж скиты самого Афанасия и других отшельников были еще недоступнее.

Вслед за Большим Метеороном на соседних каменных столбах в конце XIV века возникло еще два десятка православных монастырей. Они получили общее название Литополис, то есть «город на скалах». Это было трудное для христиан время. С востока надвигалась турецкая угроза. Монастырям требовалась поддержка мирских властей. Они нашли ее в лице правителя сербского княжества Трикала. Это был Симеон Урик, породнившийся с древним византийским родом Палеолог. Он постригся в монахи и стал преемником основателя Метеоры. Благодаря его помощи церковь Преображения в 1484 году была расписана фресками, которыми люди могут любоваться поныне.

Крест — азиатский символ?

В Литополисе — «городе на скалах» — жили тысячи православных монахов-аскетов. Большую часть времени они проводили в своих скитах и лишь по воскресеньям собирались на богослужения. Наедине с природой они учились быть мудрыми в мыслях и скромными в желаниях.

Это место, как бы вознесенное над миром, оказалось идеальным для монашеской обители. Метеора была духовным оазисом, она действовала как магнит, отовсюду привлекая в этот каменный лес христианских паломников. Они приходили сюда, чтобы молитвами и созерцанием стать ближе к Богу.

Монастырь Варлаам был основан монахом, который поселился тут в 1350 году и оборудовал себе скит на высоте более трехсот метров над долиной. Первые аскеты взбирались на скалу с помощью веревочных лестниц и врезанных в камень бревен с блоками. Пока монахи крутили скрипучий ворот, какие использовались на парусных судах для подъема якорей, посетитель в сетке полчаса раскачивался над пропастью.

Самое красивое здание монастыря Варлаам — его главная часовня. По преданию, ее построили в 1542 году всего за 22 дня, однако материалы для нее пришлось заготовлять 22 года. Такой срок весьма правдоподобен не только для средневековья, но и для наших дней. Я видел, каких трудов стоит поднимать на макушки каменных столбов мешки с цементом, даже имея лебедку с электромотором и металлические тросы. Часовня монастыря Варлаам, гласит надпись у иконостаса, была расписана «в 7052 году от сотворения мира» (то есть в 1544 году). На одной из фресок изображен известный отшельник святой Сысой, скорбящий над открытым гробом Александра Великого. Сюжет подчеркивает тщетность мирской суеты. Все в человеческой жизни — слава, власть, богатство — не имеет значения после смерти.

Основанные в XIV веке обители на скалах особенно процветали в XV и XVI веках. Именно тогда в Метеоре появились фрески. Стиль этих росписей сложился под влиянием известного иконописца Феофана с острова Крит. В 1527 году он расписал здесь церковь в монастыре Святого Николая. Потомственный иконописец, он воплощал силу религиозного чувства в соответствии с канонами своего времени. Как принято в византийском искусстве, он изображал природу в стилизованной манере, как бы отстраняя свою композицию от земной жизни. Однако его фреска «Адам, дающий имена животным» создает целую галерею мифических тварей, написанных с определенной долей юмора.

Даже беглое знакомство со старинными фресками, которые мне удалось посмотреть в монастырях Большой Метеорон, Варлаама и Святого Николая, дает богатую пищу для размышлений. Во-первых, человеку, увидевшему каменный лес Метеоры, уже не кажутся гиперболически стилизованными очертания горных круч на старинных византийских иконах. Они столь же реалистичны, как пейзажи китайских художников в жанре «гохуа». Чтобы убедиться в этом, достаточно увидеть горы в провинции Гуанси.

Во-вторых, возникает большой соблазн предположить, что Феофан с Крита, чьими фресками славится Метеора, был потомком Феофана Грека, который вместе с Андреем Рублевым в конце XIV века расписывал соборы Московского Кремля. Ведь мастеров в старину было принято именовать по месту их происхождения. И потомок живописца, которого на Руси звали Феофан Грек, на родине должен был бы зваться Феофан с Крита.

Меня также поразило, что персонажи византийских икон часто изображены в той же «позе созерцания», что и буддийские святые. Соединение большого и безымянного пальцев руки на Востоке считается жестом медитации. Случайно ли, что наши старообрядцы крестились щепотью, сохраняя именно это положение руки?

Да и сам крест, который на Западе считают символом христианства, судя по всему, имеет азиатское происхождение. Я убедился в этом в Тибете. Равносторонний крест — то есть четыре луча, расходящихся из одной точки, — с давних пор служит в Шамбале (то есть в Тибете) и в Беловодье (то есть на Алтае), в местах, послуживших прародиной индоевропейской расы, символом высшего разума, объединяющего человека со всей Вселенной. Именно равносторонний крест был изображен на знаменах Атиллы во время нашествия гуннов на Европу. У них его христиане, по всей вероятности, и заимствовали. Ведь они поначалу кресту не поклонялись. Ибо к мученической смерти Иисуса он не имеет отношения. Людей в то время распинали не на крестах, а на Т-образных балках, о чем свидетельствуют картины добросовестных художников.

Так что разговоры о бремени белого человека нести крест в другие части света, дабы приобщить туземцев к благам цивилизации, были лишь прикрытием для оправдания колониальных захватов. У Европы нет основания кичиться некой исключительной миссией — особенно перед Азией. Исторические корни разных культур и цивилизаций тесно переплетены.

Овчинников В.В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1990.