Распад Киевского государства (Греков, 1939)

Киевское государство, подобно другим варварским государствам, было недолговечно. Огромная территория с разнообразным по экономическим, этническим и культурным признакам населением, объединенная властью Киева, как мы уже видели, рано стала обнаруживать тенденцию к распаду на части. Но пока соотношение сил Киева и подчиненных ему частей явно склонялось в пользу Киева, пока в сильной власти Киевского князя была заинтересована местная знать, Киев всегда торжествовал над этими центробежными стремлениями. Даже в начале XII века, несмотря на то, что на Любечском съезде (1097 г.) был узаконен новый политический «рой, еще живы были централистические стремления. Киева: Владимиру Мономаху и отчасти его сыну Мстиславу (1125—1132) удалось на некоторое время реставрировать и поддержать старый политический порядок.

Но мы не должны забывать, что распад Киевского государства есть прежде всего результат роста отдельных его составных частей, каждая из которых стала проводить свою собственную политику» преследуя свои собственные цели. Киев не только не располагал необходимыми средствами для содействия дальнейшему росту отдельных земель, но своими требованиями с мест людей и денег несомненно задерживал этот рост.

Неизбежное при этих условиях обособление частей Киевского государства лишало Киевского князя даней-податей, издавна поступавших в Киев со всех включенных в состав государства племен и народов, т. е. в то самое время, когда Киеву для борьбы с сепаратистскими тенденциями отдельных его летели необходимы были материальные средству, он систематически их лишался. Но этого мало. Параллельно происходили события международного характера, в своем итоге нанесшие серьезный удар экономическому положению Киева.

    В XI в. в Европе началось движение, окончившееся тем, что торговые пути в Западную Европу из Византии и Малой Азии значительно укоротились и пошли мимо Днепра.

    В 1082 г. византийский император Алексей Комнен дал грамоту Венеции, оказавшей императору военную помощь в сицилийской войне. Этой грамотой Венеция была поставлена в торговых своих сношениях с Византией в более выгодные условия, чем собственные подданные императора. Свободная от всяких пошлин торговля, отвод для венецианских купцов особых кварталов в Константинополе и особых морских пристаней способствовали превращению Венеции в мировую торговую державу. Киевская торговля, транзитная по преимуществу, стала отодвигаться на второй план. 1

    Крестовые походы сильно содействовали также успеху торговли итальянских, южнофранцузских и рейнских городов, получивших в свои руки средиземноморские пути, до тех пор находившиеся в руках арабов и византийцев. Восточные товары стали перевозиться в Европу итальянцами по Средиземному морю, а по Рейну эти товары достигали центральной Европы, Рейнские города образовали охвативший своими конторами всю Балтику торговый союз, на крайнем северо-восточном участке которого оказался Новгород, один из русских городов, для которого передвижка мировых торговых путей была более полезна, чем вредна.

    Города по среднему Поднепровью с перемещением торговых путей стали глохнуть. Ярче всего это обстоятельство сказалось на большом торговом городе Киеве. Лишенный старого своего политического значения, он в то же время терял и свое значение экономическое.

    К середине XII в. (а особенно ко второй его половине) процесс укрепления и обособления новых политических центров, с одной стороны, и ослабления Киева, — с другой, пошел настолько далеко, что Киев окончательно, навсегда не только перестал быть стольным городом большого, хотя и непрочного государства, но оказался далеко не первым среди новых политических образований.

    Этот процесс образования отдельных феодальных княжений, в конечном счете приведший к распаду Киевского государства, протекал далеко не мирно.

    Уже в конце XI или начале XII века наш летописец, оглядываясь назад и подводя итоги пройденному Русью историческому пути, счел необходимым подчеркнуть разницу между своим настоящим и прошедшим. Он совершенно явно отдает предпочтение прошлому. В старые времена (он разумеет период роста и расцвета Киевского государства) князья и их мужи расширяли границы Русской земли, но сами вели скромный образ жизни. Обращаясь к своему времени, летописец подчеркивает прежде всего заметную перемену в отношениях господствующих классов к зависимому от них населению, он указывает на их ненасытную алчность, и, обращаясь к богачам, говорит: «За наше несытство навел бог на ны поганые; а и скоты наша и селе наша и имения за теми суть, а мы своих злых дел не останем».

    Здесь уместно напомнить и более поздние оценки этого прошлого. Автор «Слова о полку Игоревен оплакивая бедственное состояние феодально-раздробленной Руси, обращается к славному прошлому, вспоминает прежнюю годину и прежних князей. Почему нельзя было навсегда удержать в Киеве «старого Владимира?» 2 Автор другого поэтического произведения, «Слова о погибели земли Русской», вдохновляется тем же историческим сюжетом прошлого.

   Действительно, уже в конце XI века появилось в общественных и политических отношениях много таких явлений, которые не могли не обратить на себя внимания.

   Прежде всего бросались в глаза перемены политические: с одной стороны, пошатнулась власть Киева и киевского князя, с другой стороны, окрепли в своих позициях владетели отдельных земель, еще недавно входившие в состав Киевского государства. Все крепче связывая свои интересы с обособляющимися от власти киевского князя территориями, местная знать (князья и бояре) стараются расширять свои земельные владения и увеличивать их доходность. Перемены в формах эксплоатации зависимого населения делаются вполне понятными. Понятным делается при этих условиях и усиление политического значения знати на местах. А если мы учтем факт роста городов и, как его следствие, пробуждение деятельности вечевых собраний особенно главных городов, вечевые решения которых были обязательны для всей зависимой от них территории, если мы не забудем, что эти города являлись также и местом жительства землевладельческой знати, становившейся в известные отношения к городской народной массе, то нам станет совершенно ясной основная линия того процесса, который протекал в конце XI и в течение всего XII века в Киевской Руси и который по-своему, но достаточно четко отметил и Летописец. Он имел полное основание указывать на значительную разницу между своим настоящим и еще сравнительно недавним, прошлым.

    Борьба русского народа за свою независимость в этот период становится особенно острой, так как перемены, происходившие в Киевском государстве и прежде всего ослабление его военной мощи, в связи с обособлением земель, еще недавно признававших власть киевского князя, будило надежды у соседних народов, готовых расширить свои владения за счет русской земли.

    Половцы, отодвинутые было за Дон во время Мономаха, снова начинают надвигаться на южные пределы Руси, и с 60-х годов XII века этот напор степных кочевников достигает снова огромной силы.

    Историческая жизнь древней Руси не удержалась на первоначальной территориальной базе, сдвинулась к северу и северо-востоку, северо-западу и западу, постепенно теряя прежнюю ориентировку на юг, стала группироваться уже вокруг нескольких новых центров, имевших уже не общерусское, как Киев, а местное значение.

    Каждая из обособившихся земель обращается в целую политическую систему, со своей собственной иерархией землевладельцев (князей и бояр), находящихся в сложных взаимных отношениях. Эти разрозненные ячейки, все больше замыкаясь в тесном пространстве своих узких интересов по сравнению с недавним большим размахом международной политической жизни Киевского государства, заметно мельчали. Однако внутренняя жизнь этих политически разрозненных миров текла интенсивно и подготовила базу для образования новых государств в восточной Европе и самого крупного из них — Московского.

   Мы уже отмечали в истории Киевского государства в XI веке обостряющуюся борьбу двух систем: старой, выражающейся в стремлении удержать господство Киева над огромной территорией с русским и частично нерусским населением, и новой, отрицающей право Киева распоряжаться силами всего юсударства и выдвигающей новый принцип суверенного существования каждой волости — княжества.

    Мы видели, как протекала эта борьба при первых Яросла-вичах.

    Мономах с сыном могли только задержать дальнейшее углубление начавшегося распада «лоскутного» государства, но не прекратили его совсем.

   Естественнее всего было бы ожидать, что Мстислав передаст Киев своему сыну таким же порядком, как он и сам получил его от своего отца Мономаха. Но вышло не так.

    В Лаврентьевской летописи под 1132 г. по этому поводу написано: «Преставися Мстислав сын Володимерь месяца априля в 14 день, и седе по нем брат его Ярополк княжа Кыеве: людье бо кыяне послаша по нь». Вопрос о преемстве киевского стола решили сами «людье-кыяне», т. е. городское киевское вече. В цветущее время Киевского государства ничего подобного не было.

   Дети Мстислава Владимировича оказались в распоряжении дяди Ярополка. Он попытался было обеспечить племянников и рассадить их по более выгодным городам, но встретил решительный протест своих собственных братьев. Особую энергию проявил брат Ярополка Юрий по прозвищу Долгорукий, владевший тогда Ростово-Суздальской землей, но не перестававший мечтать о Киеве.

    Один из племянников Ярополка, Изяслав Мстиславич, считавший себя обиженным дядьями (Ярополком и Юрием) вошел в соглашение с князьями черниговскими, знаменитыми Ольгови-чами, потомками одного из «триумвиров» Святослава Ярославича. Это был союз, для Киева не предвещавший ничего хорошего, так как Ольговичи были самыми энергичными и принципиальными сторонниками нового политического порядка, столь определенно выраженного в постановлении Любечского съезда («каждо да держит свою вотчину»). Ольговичи и сейчас заявили Ярополку, что они желают владеть тем, чем владел их отец («что ны отец держал... того же и мы хочем»). Если же Ярополк будет этому противться и настаивать на праве распоряжаться всей русской землей, то они снимают с себя ответственность за последствия «...то вы виновати, то на нас буди кровь». Протестовал против действий Ярополка и Новгород: вече новгородское судило Всеволода Мстиславича за то, что он послушал распоряжения Ярополка и бросил было Новгород для Переяславля. Вече изгнало Всеволода и пригласило к себе Ольговича Святослава. Новгородцы были заинтересованы в прекращении войны и послали своего посадника в Киев «мирить кыян с церниговцы».

    Ольговичи черниговские в союзе с Изяславом и его братом Святополком Мстиславичами и половцами выступили против Ярополка. Борьба .закончилась торжеством Ольговичей. Они утвердились в Черниговщине, а в 1139 г. после смерти Ярополка Всеволод Ольгович даже занял и Киев, прогнав оттуда попытавшегося было там утвердиться Вячеслава, родного брата умершего Ярополка.

    В итоге этой борьбы укрепила свою независимость от Киева не только Черниговская земля, но и Галицкая и Полоцкая и Ростово-Суздальская, Ольговичи выросли в большую силу, т. е. новый порядок стал явно торжествовать.

    Энергичный политик, прекрасно умевший использовать с выгодой для себя очень трудные и запутанные положения и побеждать одних своих врагов при помощи других, Всеволод Ольгович (1139—1146) достиг очень больших успехов. Он, оставаясь князем черниговским, владел и значительной частью бывшего Киевского государства. Однако характер его властвования в Киеве говорит о том, что он смотрел на Киев, как на свою добычу, и немудрено, что киевская городская масса относилась к нему враждебно. Не имея возможности восстать (против своего угнетателя, она смогла лишь воспользоваться его смертью, чтобы расправиться с ненавистными ставленниками Всеволода. Очень характерно враждебные ему киевские массы мотивировали свое отрицательное отношение к Ольговичам вообще: «...не хочем быти (у Ольговичей) аки в задничик Киевляне, уже испытавшие свою силу и значение в вопросе выбора себе князя, были недовольны тем, что Всеволод и его брат Игорь, которого пытался навязать им Всеволод в качестве своего преемника, обращаются с Киевом как с наследственной собственностью (это и есть «задница»)

    Двенадцать дней, последовавших за смертью Всеволода, весьма показательны. Всеволод заранее уже подготовлял почву для поса-жения на Киевский стол своего брата Игоря. Опираясь на свои силы,, умело привлекши на свою сторону верхи киевского общества, он однако не учел выросшего значения киевских купцов, ремесленников и городской народной массы. Выступление этих последних аннулировало волю Всеволода Ольговича.

    Городская народная масса собрала вече и решительно отвергла постановление предыдущих собраний аристократических сторонников Игоря. Это вече привлекло к ответу ставленников Всеволода и прежде всего самого кн. Игоря. Игорь боится этого веча, боится также и игнорировать «приглашение» на вече. Он идет на собрание с дружиной, становится с нею в засаду, а не вече посылает более нейтральную фигуру, своего брата Святослава. Святославу пришлось выслушать народные жалобы на насилия предыдущего княжения и обещать от имени своего брата Игоря устранить злоупотребления ставленников Всеволода Ольговича. На этом условии вече согласилось признать своим князем Игоря. Но совершенно очевидно, что вопрос этот был решен далеко не единодушно, так как сейчас же вслед за этим решением киевские городские низы начали расправу с княжеской администрацией и, повидимому, вошли в соглашение с другим князем, для них более приемлемым, именно с внуком Владимира Мономахэ, Изяславом Мстиславичем, князем Переяславским.

    Изяслав Мстиславич с войском двинулся на Киев, разбил выступившего против него Игоря и вступил в Киев «с, великою славою и честью». Игорь был низложен и арестован. Изяслав не препятствовал проявлению народного гнева («взяша имения много в домах и в монастырях»).

    Ольговичи пытались создать коалицию из своих сторонников против Изяслава. Святослав Ольгович, брат низложенного Игоря, в свою очередь вошел в соглашение с Юрием Долгоруким, князем Ростово-Суздальской земли.

   Началась упорная борьба, в которой принимали участие не только русские, но и венгры, поляки, черные клобуки, берендеи, половцы.

    В ходе борьбы этой мы можем еще раз ясно- видеть выросшую роль городов. Изяслав был уверен, что киевские горожане, а поскольку решение веча главного города было обязательно и для пригородов с деревнями, то и смерды пойдут за ним против Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого. Но ему пришлось скоро убедиться, что это не совсем так. Горожане Киева и Владимира-на-Клязьме смотрели на эту борьбу своими собственными глазами, и Изяслав в ответ на предложение киевлянам выступать вместе, с ним против Юрия и Святослава, услышал от Киевского веча решительный отказ.

    В течение этой борьбы Юрий три раза завладевал Киевом и только в последний раз (1156 г.) остался там навсегда, т. е. до смерти, последовавшей 15 мая 1158 года.

    Лишь только умер Юрий, вспыхнуло в Киеве народное движение. «Много зла створися в то день, пишет летописец: разграбиша двор его (Юрия) красный и другый двор его за Днепром разграбиша, его же зваше сам раем, и Васильков двор сына его разграбиша в городе; избивахуть суждальци по городом и селом, а товар их грабяче». Это движение не было неожиданным. Юрий силой завладел Киевом, а киевляне давно уже заявляли, что им «с Гюргем не ужити».

Чем же собственно владел Юрий на юге в Киевщине? Этот вопрос далеко не праздный. Юрий владел только небольшим пространством по р. Горыни, Турово-Пинской землей, впрочем очень скоро тоже обособившейся, собственно Киевом с окрестностями и преддверием к Киеву — Переяславлем. На большее Юрий претендовать уже не мог, так как остальные земли были уже независимы и имели достаточно сил, чтобы отстоять свою независимость. Юрий, прибыв в Киев, порассаживал своих старших четырех сыновей не очень далеко от себя: Андрея — в Вышгороде, Бориса — в Турове, Глеба  в Переяславле и Василька—в Поросьи.

    Земли — волости вне границ Киевщины уже жили своей собственной жизнью, не считаясь с Киевским князем.

Княжение Юрия Владимировича с полным правом может быть названо тем историческим моментом,  когда  раздробление  Руси вполне определилось. Причем Киевская земля в системе феодально-раздробленной Руси заняла мало заметное место. Киевщине не пришлось даже сложиться в особое политическое целое и выработать себе  внутреннюю  организацию  под управлением  своей местной династии. Князья, осевшие в своих уделах, ревниво смотрели за тем, чтобы никому из них не досталчсь Киевщина в самостоятельное княжение. После смерти Юрия на Киевском «столе» сидели последовательно   Изяслав   Давидович   Черниговский,   отпрыск   рода Черниговских Святославичей (1158—1160), затем Ростислав Мсти-славич Смоленский (1160—1168), Мстислав Изяславич Волынский (1168—1169), но все они, владея Киевом, не рвут своих связей со своими княжениями, где они чувствуют себя прочно, в своих вотчинах.

    Мстислав Изяславич из Волыни добывает себе Киев. Но Волынь остается его опорным пунктом и убежищем в тяжелые моменты его жизни и его постоянным владением. Если до недавнего времени Киев стремился держать в своих руках Волынь и действительно ее держал, то теперь, как мы видим, отношения между Киевом и Волынью обернулись.

    Мстислав был человек энергичный и предприимчивый, любитель книг и талантливый неустрашимый полководец. Ему удалось организовать грандиозный поход на половцев, в котором приняло участие 13 названных летописью по именам князей, — владетелей княжений, и «инии мнози». В походе принимали участие и черные клобуки (каракалпаки), давно уже связавшие свою историческую судьбу с Русью. Победа над половцами была полная. 3 Но и этому князю не удалось отстоять Киева от силы, выросшей за это время в междуречье Волги и Оки.

Поводом к войне между Андреем Владимирским и Мстиславом невским послужил Новгород. Владимирский князь, заинтересованный в своем владении Новгородом, не мог мириться с тем, что Мстислав предпринял весьма определенные шаги к тому, чтобы Новгород удержать в своих руках: Мстислав Изяславич посадил своего сына Романа в Новгороде в то время, как Андрей Юрьевич Боголюбский имел там в качестве князя своего ставленника. К тому же Роман стал вести агрессивную политику по отнощению к союзникам Андрея. Андрей решил нанести одновременно удар и Новгороду и Киеву. Новгородцы сумели себя защитить и 25 февраля 1170 г. праздновали свою победу над суздальско-владимирской ратью, а 8 марта 1169 года Киев пал под ударами тои же направляющей руки.

   Князь Андрей (1157—1174), сын Юрия Долгорукого, с 1154г. уже князя Киевского, сидевший около отца в старинном княжеском замке Вышгороде, отказался даже жить на юге и предпочел ему Ростово-Суздальскую землю. Он тайно от отца ушел из Вышгорода во Владимир-на-Клязьме (в нескольких километрах от Владимира в Боголюбове он построил себе новый замок, от которого и получил прозвище Боголюбского). В 1169 г. Андрей Боголюбский организовал против Киева большой поход. 8 марта 1169 г. Киев был взят и предан разграблению.

Во время этого разгрома «матери городов русских» погибли не только материальные ценности: наша наука лишилась богатого письменного наследства. Вторично Киев подвергся разрушению приблизительно тридцать лет спустя, в 1203 году.4 Батыев погром в этом отношении закончил начатое феодальными войнами дело. Этим в значительной степени объясняется скудность письменных источников этого богатого содержанием периода нашей истории. О походе андреевых войск на Киев С. М. Соловьев писал: «Андрей не сам привел войска свои к Киеву, не пришел в стольный город отцов и дедов и после отдал его, опустошенный, младшему брату, а сам остался на севере, в прежнем месте своего пребывания, во Владимире-на-Клязьме. Этот поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, от которого история принимала новый ход, с которого начинается на Руси новый порядок вещей»,5 подготовленный, однако, как мы видели, всем предшествующим ходом событий.

    С. М. Соловьев и здесь совершенно правильно констатировал факт, объяснив лишь его со своей «родовой» точки зрения: до сих пор, по его мнению, Русью владел большой княжеский род при наличии «общности интересов всех князей». Сейчас Андрей Боголюбский, по мнению С. М. Соловьева, создал себе (во Владимире) независимое, могущественное положение.

   Мы уже видели, что не княжеский «род» владел государством Киевским, что князья, несмотря на свое родство, давно уже стали стремиться каждый к созданию для себя «независимого» положения и что многие из них успели достигнуть своей цели до Андрея Боголюбского. Андрей — не исключение, а один из наиболее ярких примеров вновь создавшегося положения вещей. Если Андрей чем-либо и отличался от других ему подобных князей, то лишь своей силой, с которой другие князья вынуждены были считаться

    Это особое положение владимирского князя было следствием условий,   сложившихся благоприятно для роста княжеской власти именно на северо-востоке. Сильная княжеская власть в этот период   «всеобщей   путаницы»,   несомненно,   способствовала  процессу образования национального государства.   Но  прежде  чем этот процесс успел достигнуть сколько-нибудь заметных результатов,  Русь стала жертвой  нашествия татарских ханов, власть) которых над Русью надолго задержала дальнейшее развитие русского народа.

Примечания

1. М. Д. Приселков. Византия и Русь в XI в. (рукопись).

2. Вернее всего будет разуметь здесь Владимира Мономаха, а не Владимира Святославича.

3. Весной 1168 г. Мстислав созвал князей и побуждал их: «пожальтеси о Русской земли...  оже (половци)  несуть  хрестьяны на всяко лето в вежи свои, а с нами  роту  взимаюче,  всегда переступаюче; а уже у нас и Греческий путь изотымають, и Соляный и Залозный» (Ипат. лет., под 1170 г.).

4. «Взят бысть Киев Рюриком и Ольговичи и всею Половецкою землею, и сотворися  велико зло в Рустей земли, якого же зла не было от крещения над Киевом. Напасти были и взятия, не якоже ныне зло се стася: нe токмо одино Подолье взяша и пожгоша, ино Гору взяша и митро-полью святую Софью  разграбиша, и Десятинную святую Богородицю разграбиша, и монастыри все и иконы одраша, а иные поимаша,  и кресты честные, и сосуды священные, и книги и порты блаженных первых князьи еже бяху повешали в церквах святых на память собе...» Лавр, летопись, под 1203 г.

5. С. М. Соловьев. История России с древн. времен, изд. «Общ, Польза», т. I, стр. 490.

Цитируется по изд.:  Греков Б.Д. Киевская Русь. Издание третье, переработанное и дополненное. М., Л., 1939.