Скандинавия во второй половине XVIII века
Новый экономический подъем. Мануфактуры
Начало промышленного переворота в Англии повлекло за собой усиленный спрос на предметы скандинавского экспорта Экономическому развитию Скандинавии благоприятствовали и такие события, как крупные колониальные и революционные войны второй половины XVIII века. Соблюдая во всех этих конфликтах нейтралитет, скандинавские государства обеспечили крупные прибыли своей торговой и судовладельческой буржуазии.
Обороты датских компаний, Вест-Индской и Азиатской, приносили теперь баснословные прибыли -до 40-50% на вложенный капитал. Копенгаген твердо занял центральное место в снабжении Северной Европы и Прибалтики сахаром, шелком, чаем. Датско-норвежский торговый флот занялся теперь фрахтом даже в Средиземном море. В годы североамериканской войны за независимость стоимость датского ввоза и вывоза в пределах Европы более чем удвоилась. За 1750-1807 годы тоннаж норвежского торгового флота удвоился и далеко превзошел датский, а число судов выросло с 600 до 1514.
Шведские экспортеры, напротив, во второй половине века утратили свою былую монополию или преобладание в экспорте железа, смолы, дегтя. Британский кокс и уральское железо сократили выручку шведских железопромышленников (брукспатронов). Тем не менее внешняя торговля и судоходство в целом развивались успешно. 20 богатейших торговых семей Стокгольма, живших в портовом районе города - Шепсбру, получили у современников прозвище «дворянство Шепсбру».
Вторая половина века примечательна также дальнейшим распространением мануфактурной промышленности в обеих ее формах - централизованной и рассеянной. В Швеции расцвет крупных мануфактурных предприятий пришелся на 50-60-е годы XVIII века (Стокгольм, Норчёпинг). В дальнейшем с ними успешно конкурировали сельские кустарные промыслы, эксплуатируемые скупщиками и раздатчиками сырья.
Промышленное развитие Норвегии шло в тех же формах, в том же направлении, но в меньших масштабах. Норвежские мануфактуристы, как и вся норвежская промышленность, особенно страдали от недостатка денег, влиятельные позиции в стране занимал иностранный капитал, однако с половины XVIII века его доля стала падать. Одновременно внедрялись улучшения в технику рыбного лова - новые виды сетей, ·более крупные и прочные. Источником обогащения норвежских горожан был также экспорт леса.
Более успешно стала развиваться после 1750 г. и датская мануфактурная промышленность, в первую очередь текстильная (Копенгаген), в которой с конца XVIII века уже применялись, пока эпизодически, машины, заимствованные у англичан. Хозяйственным успехам скандинавских стран помогала новая экономическая политика их правительств после 1760 г. Во-первых, постепенно слабела изживавшая себя меркантилистская регламентация промыслов и торговли. Во-вторых, начаты были буржуазные реформы в важнейшей сфере экономики того времени - сельском хозяйстве.
Образование классов буржуазного общества
Сословная структура общества, присущая феодализму, в течение XVIII столетия все более разлагалась и на рубеже XVIII-XIX веков уже сосуществовала классовой структурой буржуазного общества - стирались фактические и юридические различия между сословиями рос удельный вес новых внесословных социальных групп.
К концу XVIII века ослабли имущественные и социальные позиции дворянства. Удельный вес его в общей массе населения Скандинавии не достигал 1 % и был значительно ниже, чем на континенте. Внутри дворянского сословия рос удельный вес предпринимателей (в Швеции) и чиновников (особенно в Дании). Все увеличивающаяся часть пахотной земли и высокооплачиваемых должностей переходила в руки податных сословий. Свое положение господствующего класса дворянство сохраняло с трудом. Наиболее крепкие политические позиции были у шведской знати, однако и ей к 1800 г. принадлежала лишь меньшая часть высоких гражданских должностей. В Норвегии же дворянство к концу столетия практически перестало существовать.
Новый, наиболее состоятельный класс национальной буржуазии пополняли представители не только бюргерского сословия, но и лица свободных профессий, чиновники, шкиперы, горнопромышленники (особенно в Швеции) и лесопромышленники (Норвегия). В Швеции эти внесословные группы состоятельных и образованных лиц уже были весьма заметны и получили особое наименование «персон с положением», что соответствует русским разночинцам. На рубеже XVIII- XIX веков буржуазия уже экономически господствовала в Норвегии, а в Швеции и Дании успешно теснила дворянство.
Для второй половины XVIII века особенно характерен рост предпролетариата и пролетариата, прежде всего сельского. В ходе распродажи и мобилизации земель, а также аграрных реформ конца XVIII века число датско-норвежских хусменов и шведско-финляндских торпарей быстро росло. Еще ниже их стояли кабальные батраки с огородом или просто избой (ср. англ. коттеров). Наряду с этими полупролетарскими слоями во всех скандинавских странах рос и собственно пролетариат - рабочие рудников, горных заводов и мануфактур. В конце столетия их было уже десятки тысяч в каждой из скандинавских стран.
Дальше всего разложение феодально-сословного общества к началу XIX века зашло в Норвегии: значительное большинство крестьян здесь успели стать собственниками своей земли. Пролетарские и полупролетарские слои превосходили их по своей численности. В Швеции крестьянство овладело примерно половиной земли, а полупролетариат и пролетариат, включая промышленный, достиг одной трети населения. В Дании, где феодальные отношения были сравнительно прочными, основная часть земли оставалась в руках помещиков, но крестьянство уже стало лично свободным, а число хусменов равнялось числу зажиточных крестьян.
Ограниченные возможности ведения сельского хозяйства в Норвегии, в некоторых областях Швеции, не говоря уже об Исландии, заставляли местных крестьян быть одновременно рыбаками, лесорубами, горняками, охотниками, курить смолу, варить селитру, ткать на дому и т. п. С ростом рыночных и раннекапиталистических отношений в XVIII веке таких крестьян-промысловиков становилось все больше. Целые районы в Швеции, например, специализировались на том или ином кустарном производстве из дерева, металла, шерсти и льна.
«Младшие колпаки» и окончание «Эры свобод»
Просвещенный абсолютизм в Швеции. В условиях благоприятной экономической конъюнктуры середины века внутреннее положение Швеции упрочилось. Аграрная политика правящей группировки «шляп» носила ярко выраженный буржуазный характер: они облегчили дробление наделов и наем батраков крестьянами, положили начало борьбе с чересполосицей (межевые реформы 1757 и 1762 гг.). Правительство «шляп» щедро субсидировало промышленников. Республиканские тенденции «эры свобод» еще более усилились: в 1756 г. было решено пользоваться штемпелем с королевской подписью в случае нежелания короля подписать документ.
Однако «шляпы» дали втянуть себя в новую европейскую войну - Семилетнюю. Примкнув к антипрусской коалиции, они рассчитывали на возврат лучшей части Померании, утраченной в 1720 году. Померанская война 1757-1762 годов составная часть Семилетней – лишь подтвердила статус-кво и вновь ухудшила состояние шведских финансов. Растущая инфляция толкнула правительство «шляп» на недопустимые в глазах крестьян и горожан мероприятия: были запрещены выкуп коронной земли крестьянами и (до 1760 года) домашнее винокурение.
Следствием этих неудач было возрождение в начале 60-х годов антиправительственной оппозиции на сессиях риксдага: хорошо для того времени организованной партии «колпаков», или «младших колпаков» (в отличие от старших - 30-40-х годов). Она требовала экономии государственных средств, миролюбивой внешней политики, большей свободы предпринимательства, ограничения привилегий знати и крупной буржуазии.
На риксдаге 1765 г. «колпаки» пришли к власти отчасти благодаря русской поддержке. Они сократили государственные расходы и субсидии крупным промышленникам, подняли международный курс шведских денег, урезали монополию Стокгольма на ведение внешней торговли, вернули крестьянам право выкупа коронных земель, расширили гласность политической жизни (постановление о свободе печати 1766 г.), еще более стеснили королевское вмешательство в государственные дела.
В конце 60-х годов недовольные правительством «колпаков» высшие чиновники открыто саботировали его распоряжения, а король Адольф Фредрик в 1769 г. даже временно отрекся от престола. Политика дефляции оказалась слишком поспешной и крутой и привела к застою в делах - отсюда недовольство буржуазии; радикальные, демократические тенденции «младших колпаков» отпугивали дворянство.
В 1769 году к власти вернулось правительство «шляп»; оно, однако, постоянно испытывало нажим буржуазно-демократической, уже явно антидворянской оппозиции. Главное требование оппозиции сводилось теперь к уравнению прав сословий занимать высшие должности. На рубеже 60-70-х годов борьба классов и партий в Швеции крайне обострилась. На риксдаге 1772 г. «колпаки» получили большинство в трех податных сословиях. В королевскую присягу стараниями разночинцев-«колпаков» были внесены пункты, вводившие, по сути дела, равенство сословий при назначении на должность.
Между тем французская дипломатия втайне поддерживала самодержавные замыслы молодого честолюбивого короля Густава III (1771-1792), нуждаясь в более сильной Швеции для своей антирусской политики. Не дожидаясь упрочения нового правительства, используя противоречия между дворянами и разночинцами в партии самих «колпаков», король Густав III в августе 1772 г. совершил бескровный военный переворот. Офицерство поддержало его, опасаясь нового сокращения военных расходов «колпаками».
Члены риксрода, т. е. правительство «колпаков», были арестованы. Сессия риксдага послушно приняла новую конституцию («форму правления») 1772 г. Конституция усилила власть короля, который отныне управлял единолично. Государственный совет (риксрод) и чиновники несли ответственность перед ним, а не перед риксдагом. Король руководил внешней политикой и только начать новую войну не смел без согласия риксдага. Последний созывался по усмотрению того же короля. Инициативу и вето в законодательных вопросах делили между собой король и риксдаг, но король мог самолично издавать постановления экономического и административного порядка. Налоги вотировались риксдагом, но без указания срока их действия. Сословный парламентаризм, таким образом, уступил место сильной полусамодержавной королевской власти, как только он стал грозить господствующему положению дворянства. Реакционный внутриполитический характер переворота 1772 г. несомненен.
Первые мероприятия Густава III прямо диктовались интересами дворянства, и притом высшего, феодально-помещичьего. Были вновь запрещены выкуп коронной земли крестьянами и домашнее винокурение; односторонне поощрялось продвижение дворян по службе, особенно в армии; восстановлено было старинное трех[1]классное деление депутатов рыцарской палаты. Вместе с тем в области чисто экономической, а также в сфере гражданских прав реформы, начатые «младшими колпаками», были подхвачены и развиты. Так была разрешена свободная торговля хлебом (1775). Поощрялось размежевание пашен и лугов, и каждый землевладелец получил право при некоторых условиях требовать выделения из общины. Урезались городские и цеховые привилегии. После улучшения экономической конъюнктуры была успешно проведена девальвация бумажных денег (1776-1777), и Швеция перешла к серебряному стандарту.
Густав III правил, таким образом, в духе просвещенного абсолютизма. Риксдаг он созывал как можно реже - в 1778 г., а затем лишь в 1786 г. В последнем случае, однако, король столкнулся с оппозицией, с одной стороны, рядовых дворян, тяготившихся своим политическим бесправием, и с другой - крестьян, а также части духовенства и бюргерства по вопросам экономического порядка. Вслед за тем антиконституционное единоличное решение Густава о военном нападении на Россию (1788; см. ниже) подтолкнуло дворянскую оппозицию к решительным действиям. Офицеры-дворяне шведской армии в Финляндии организовали «Аньяльский союз», названный по финскому местечку Аньяла (август 1788 г.), и письменно потребовали от короля прекратить противозаконную войну, вступить в мирные переговоры с Екатериной II и возвратиться к конституционному правлению. Увлекаемые группой энергичных финнов-сепаратистов, офицеры вступили в мирные контакты с русским правительством.
Заговор аньяльцев не получил серьезной поддержки ни в Швеции, ни в Петербурге, и осенью 1788 г. их союз распался. Вожди либо укрылись в России (Спренгтпортен, Егерхорн), либо были арестованы и один из них - полковник Хестеску - казнен. На риксдаге 1789 г. отчасти повторилась ситуация 1680 г. Имея прочную поддержку трех податных сословий против оппозиционного в своем большинстве дворянства, Густав III добился принятия важного добавления к конституции - «Акта единения и безопасности»; власть короля была еще больше расширена (риксдаг оста[1]вил за собой лишь право вотировать налоги), а привилегии дворянства сильно урезаны. За дворянами остались, собственно, две привилегии - монопольное владение не облагаемыми податью имениями вместе с прилегающими к ним крестьянскими усадьбами и монопольное замещение нескольких высших должностей. Крестьяне вернули себе право выкупа коронных земель и избавились от различных ограничений в праве собственности на землю и в праве на наем батраков.
По классовой сущности самодержавие Густава III было сугубо дворянским. Однако аристократия не простила ему своего политического унижения 1789 г. Наряду со старой аристократической оппозицией окрепла и новая - в лице обуржуазившихся мелкопоместных дворян, поклонников французской конституции 1791 г. Густав III пал жертвой заговора, объединившего на время обе группировки: в марте 1792 г., на маскараде в столичной опере, «деспот» был окружен заговорщиками и смертельно ранен.
Цитируется по изд.: Кан А.С. История скандинавских стран (Дания, Норвегия, Швеция). М., 1980, с. 90-96.