Первые свидетельства о государстве Руси (Рыбаков, 1964)

После бурного VI столетия, когда страницы хроник пестрели сведениями о славянских победах, наступил двухвековой период затишья. Орды кочевников отрезали славян от мировых культурных центров, и некому было рассказать о делах славян. Только на рубеже VIII —IX веков, с рождением феодального государства, снова во всех концах Старого Света заговорили о славянах и русах.

Период VI —IX веков можно назвать предфеодальным, так как в это время окончательно дозревали высшие формы родоплеменного общества в виде прочно организованных союзов племен, и постепенно изживали себя основные ячейки родового строя — маленькие разрозненные и замкнутые родовые коллективы, хозяйственная необходимость которых была обусловлена примитивной техникой подсечного земледелия.

Главный успех развития производительных сил славянского общества заключался в постоянном возрастании площадей земли, подготовленных для земледелия. Для того чтобы рухнул родовой строй, нужен был пере ход от громоздкой и чрезвычайно трудоемкой подсечной, «огневой» системы земледелия к вспашке одного и того же фонда старопахотных, культивированных земель по двупольной и трехпольной системе. Необходимо было не только накапливать лесные росчисти, «лядины», но и иметь более совершенный железный и стальной инвентарь — топоры, тесла, лемехи, чересла и др.

VI столетие — время широкого выхода разных славянских племен на просторы степей, морей и бесчисленных римских дорог — было полно таким количеством соблазнов за пределами родной земли, что особых хозяйственных успехов и серьезных сдвигов в ремесле на славянских территориях не видно. Жили в наскоро построенных полуземлянках, особенно не заботясь об укреплении поселков; все было, очевидно, подчинено мыслям о дальних сказочных землях, о сборах в походы.

Хозяйственные достижения наблюдаются в VII — VIII веках. В это время усиленно сглаживался контраст между лесостепным Югом и лесным Севером. И там и здесь совершенствовалась техника обработки железа и стали, что дало ощутимые результаты к IX —X векам. Север и Юг уравнивались и в отношении земледелия. Земледелие становилось повсеместно господствующей отраслью хозяйства. Следствием земледельческого прогресса было то, что на смену большим родовым коллективам в 100 человек приходило хозяйство одной крестьянской семьи, одного «дыма», одного «рала» (плуга).

Кризис первобытнообщинного строя затянулся на несколько столетий; он постепенно охватывал все большее пространство, проникая в северную лесную зону, где к IX веку тоже появляются огромные земледельческие села площадью в несколько гектаров (например, городище Титчиха на Дону в земле воронежских вятичей) с хорошими общими для всего села укреплениями.

На севере вплоть до VIII века сохраняются родовые кладбища членов единой кровной «верви». Таковы нов[1]городские сопки, длинные курганы смоленских кривичей и засыпанные землей «столпы» вятичей.

Процесс выделения отдельных семей, «дымов», сказался в появлении индивидуальных и парных курганов, которые, возникнув кое-где уже в середине I тысячелетия, к концу его покрыли уже почти всю Великую Русскую равнину.

Земледельческие орудия славян. IX-X века

Переход от родовых усыпальниц к курганам, насыпанным над одним или двумя умершими (мужем и женой), был отражением такого крупного исторического явления, как переход от родового коллектива, имевшего общее подсечное хозяйство, к «дыму», ведшему теперь свое парцеллярное хозяйство на старопахотных землях, возделанных трудами предков — «дедов», вынужденных сообща корчевать пни и расчищать лядины.

Распад родовых общин приводил к группировке хозяйственно самостоятельных семей на основе принципа соседства. Рождалась соседская община, способная выдержать тяжесть классовой организации общества.

Уничтожение принудительного родового равенства и замена родовой собственности семейной и личной вели к неравномерному накоплению прибавочного продукта в разных семьях, к росту имущественного неравенства. Ослабление родовых связей и превращение единого трудового коллектива в сумму самостоятельных семей сделали каждый «дым» более беззащитным, более доступным для экономического или внеэкономического принуждения. Хозяйственная устойчивость каждого отдельного крестьянского двора в условиях тогдашнего негарантированного урожая была очень невелика, каждое стихийное бедствие, каждый недород разоряли тысячи семей, обрекая их на голодную смерть или на возврат к забытому охотничьему быту. На место ста[1]рой общественной ячейки — рода — должна была встать какая-то новая структурная форма, придававшая некоторую устойчивость обществу в целом. Этой формой явился феодальный двор с его стадами скота, закромами зерна как для прокорма, так и на семена, с его запасами «тяжкого товара» — продукции усадебных кузнецов, ковавших не только оружие, но и плужные лемехи, чересла, топоры, удила. Феодалы-бояре не были благотворителями разорившегося крестьянства; войной и голодом, применяя все виды насилия, выбирая наиболее слабые участки внутри сельских «миров», они постепенно утверждали свое господство, порабощая слабейшую часть общин, превращая общинников в холопов или закупов.

При всей неприглядности этой картины, надо учесть, что превращение свободного крестьянина в условиях неурожая, падежа скота, пожара и грозящей поэтому смерти в закупа, во временно-зависимого, было в какой-то мере актом добровольного выбора: крестьянин мог бросить свой «дым» и уйти «полевать» — охотиться в лесу, но тогда он отрезал себе путь к возвращению к прежней жизни земледельца, его судьба становилась судьбой изгоя, насильственно выбитого из привычной, проложенной отцами и дедами колеи. Наличие рядом с крестьянскими общинами прочно стоящего феодального двора давало возможность выбора: можно было идти не в лес, а к боярину, к его тиунам и рядовичам, просить у них «купу» — зерна, скотину, «железного товара» для поддержания своего неустойчивого крестьянского хозяйства в тяжелую годину недорода, когда не оправдывались дедовские приметы погоды и не помогали языческие заклинания Рожаницы и Даждьбога.

Боярская усадьба была ячейкой нарождавшегося феодального общества — здесь накапливались людские и материальные резервы и создавались условия для расширения производства.

Путь прогрессивного развития славянского общества неизбежно вел от родовых общин и разрозненных «дымов» к вотчине, с боярским феодальным двором в центре ее. Выделение племенной знати началось задолго до оформления феодальных отношений.

«Миры», состоявшие из нескольких родовых коллективов, в свою очередь, объединялись в племена, или «земли». Чем примитивнее был родовой быт славян, чем больше была замкнутость «миров», тем слабее были внутриплеменные связи. Расширение росчистей, распашек и земледельческих угодий («куда топор и коса ходила»), бортных ухожаев и охотничье-рыболовческих «гонов», «перевесищ» и «езов» неизбежно приводило к соприкосновению «миров», к спорам и распрям по поводу межей и «знамений» и вызывало все больше обращений к власти племенного веча или к суду племенного князя. Процесс выделения отдельных семей из общего хозяйства рода вместе со скотом и инвентарем неизбежно должен был приводить к спорам и сварам внутри рода, так как он ослаблял хозяйство рода и был своеобразным восстанием против прав родовладыки. В этой борьбе «отцов и детей» старейшины родов должны были при[1]менять жестокие санкции вроде изгойства, а стремящиеся к самостоятельности члены рода вынуждены были искать правды где-то вне самого рода. Им трудно было найти эту правду в своем «миру», где вече состояло из тех же родовладык, из «старой чади». Приходилось аппелировать к высшей инстанции — к власти племенного князя, стоявшего над «мирами». Все это усиливало позиции общеплеменных властей и делало их все более и более необходимым элементом общественного устройства.

Общее развитие производительных сил, успехи земледелия, скотоводства и ремесла увеличивали как общую сумму прибавочного продукта, так в особенности долю, получаемую «мирскими» и племенными властями — князьями, волхвами, воеводами. Усилилась роль межобщинного обмена и увеличилось некоторое разделение труда между отдельными «мирами», что, в свою очередь, усиливало внутриплеменные связи.

Так как развитие родового строя никогда не представляло собой идиллической картины, а сопровождалось соперничеством родов и племен, военными столкновениями, захватом пленной «челяди», то роль родовых и племенных дружин постоянно возрастала по мере

обострения противоречий и конфликтов, когда «восставал род на род» или одно племя было «обидимо» соседями.

Изучение процесса возникновения классов неотделимо от вопроса об эволюции родоплеменных дружин, приобретавших все большую и большую независимость от рядовых соплеменников и даже от веча.

Рост производительных сил позволял содержать все большее количество воинов за счет общинных запасов, лучше снабжать их оружием и боевыми конями. Это приводило к нарушению первобытного равенства и к возникновению такого положения внутри «мира», когда возросшая количественно группа воинов — «отроков», испытавшая сладость побед и вольготной жизни, отказывалась по истечении срока своей военно-сторожевой службы вернуться в свои общины и не желала корчевать там пни или пасти общинное стадо.

Илья Муромец, «крестьянский сын», почуяв в себе силу богатырскую, пробыл на работе простого «оратая» всего один день. Отпросившись у родичей («простите меня со рожденого со места»), он отправился откапывать зарытые под камнем доспехи и поехал в город служить князю в качестве дружинника.

Слово «отрок» приобретало новый смысл —член постоянной дружины, группирующейся вокруг князя.

Изгои, лишенные доли в общинном хозяйстве, были, вероятно, желанными гостями во дворах племенных князьков и попадали здесь в состав «отроков». Таким образом, поступательное движение низовых элементов родового общества шло рука об руку с усилением дружинно-княжеского элемента в системе славянских племен.

Подтверждением тех новшеств, которые происходили накануне образования Киевской Руси, является археологический комплекс у с. Хотомель на Волыни. Там, посреди обширного селища VIII —IX веков, возвышается небольшое городище с поставленными по кругу «хоромами» внутри его укреплений. Здесь нет еще богатого боярского дома, все постройки скромны и однородны, но они уже несколько выделились из ряда обычных построек. На этом городище найдено много предметов вооружения и богатых серебряных украшений. От такого дружинного поселка, занявшего срединное положение в общине и обладающего возможностями господства над ней, оставался один шаг до феодального замка, до укрепленного боярского двора, уже осуществлявшего это господство.

Многогранный и сложный процесс распада родовых связей не ослаблял, а укреплял взаимоотношения между «мирами» и делал все более прочной и реальной власть племенных князей. Создавались возможности для объединения отдельных племен в союзы, достигавшие иногда значительных размеров и силы.

Появилась многоступенчатая структура родоплеменного общества эпохи его кризиса: родовые общины объединились вокруг погостов в «миры» (может быть, «верви»); совокупность нескольких «миров» представляла собой племя, а племена все чаще объединялись во временные или постоянные союзы. Временные союзы неуловимы для нас, Так как они заключались на короткий срок, иногда для одного совместного похода, а устойчивые постоянные союзы, просуществовавшие десятки и сотни лет, нашли отражение в летописной терминологии, в географической номенклатуре и в археологических особенностях отдельных славянских земель VI—X веков.

Культурная общность внутри устойчивых племенных союзов ощущалась иногда довольно долго после вхождения такого союза в состав Русского государства и прослеживается по курганным материалам XII — XIII веков и по еще более поздним данным диалектологии.

Летописцу Нестору были известны 14 крупных восточнославянских областей, из которых сложилось Русское государство. Около Киева издавна жили Поляне. Их соседями на востоке были Северяне, жившие по рекам Десне, Сейму, Суле и Северскому Донцу, сохранившему в своем названии память о Северянах. Вниз по Днепру, южнее Полян, жили Уличи, переселившиеся в середине X века в междуречье Днестра и Буга. На западе соседями Полян были Древляне, часто враждовавшие с киевскими князьями. Еще далее на запад лежали земли Волынян и Дулебов. Крайними восточнославянскими племенами были Тиверцы на Днестре (древнем Тирасе) и на Дунае и Белые Хорваты в Закарпатье.

Севернее Полян и Древлян были земли Дреговичей (в болотистом левобережье Припяти), а на восток от них, по р. Сожу — Радимичей. На Оке и Москве-реке жили Вятичи, граничившие уже с неславянскими мерянско-мордовскими племенами Средней Оки. Северные области, граничившие с литовско-латышскими и чудскими племенами, летописец называет землями Кривичей (верховья Волги, Днепра и Двины), Полочан и Словен (вокруг озера Ильмень).

Летописец Нестор стремился собрать сведения о разных этапах развития Русского государства. Сказав о возникновении племенного княжения Полян, которое можно относить примерно к VI веку, он отметил, что наряду с приднепровскими Полянами «свои княжения» возникли и у других славян — у восточных соседей Полян, у Северян, у лесных Древлян, у Дреговичей болотистого Полесья, у Полочан на Западной Двине и даже далеко на севере, на краю славянского мира, у Словен, живших вокруг Ильменя.

Эти «княжения», или, точнее, союзы племен, следует относить к VI—VIII векам.

Следующим (после VI века) важным этапом Нестор правильно считал IX века; к этому столетию относится и крещение славян, и распространение славянской письменности, изобретенной в 860-е годы Кириллом и Мефодием.

Продолжая рассказ о Полянах, летописец отмечает, что «Полян теперь называют Русью» и что Поляне[1]Русь есть составная часть всего славянства, для которого создавалась грамота.

К величайшему сожалению, тот раздел «Повести временных лет» Нестора, который рассказывает о событиях IX века до появления варягов, оказался сильно сокращенным и переделанным. Многие части были просто выброшены, а на место рассказа о Полянах и Киеве чужой рукой была вставлена новгородская легенда

о мнимом «призвании» князей-варягов в Новгород. Особенно пострадал текст Нестора о том, «како Русская земля стала есть», т. е. как сформировалась дерава Русь.

Тем драгоценнее для нас уцелевший отрывок текста Нестора, в котором автор очерчивает географические пределы первоначального государства Руси: «Се бо токмо словенеск язык в Руси (т. е. «вот только эти славянские народы входят в состав Руси».— Б. Р.): Поляне, Древляне, Новгородцы (?), Полочане и Север...»

Оказывается, Нестор на протяжении нескольких страниц своего замечательного труда следил за судьбами одной и той же группы восточнославянских племен — той группы, которая прежде других племен объединилась под главенством Полян-Руси. Сначала он сказал о том, что каждый из этих «языков» имел «свое княжение», а потом объединил их всех в одно целое как составные части Руси.

Что же представляло собою государство Русь в то время (судя по хронологическому порядку в летописи — в VIII —IX веках), когда вокруг Киевской земли и древнего народа рос стали объединяться и другие славянские области?

В состав Руси входили значительная часть лесостепной зоны с ее древней земледельческой культурой, земли славянских племен Полесья, очевидно, покоренных силой, так как в летописи часто говорится о вражде Полян и Древлян, и далекие форпосты на севере на важных магистральных путях — на Двине и, может быть, на Волхове.

Земли Руси почти со всех сторон окружали славянские племена, еще не вошедшие в состав новорожденного государства: Волыняне, Хорваты и Бужане на западе, Уличи и Тиверцы на юго-западе, Радимичи и Кривичи на севере, Вятичи на северо-востоке.

Область Полян-Руси от Киева до рек Роси и Тисмени и сопредельная область Северян по Десне, Сейму и Северскому Донцу надолго удержали наименование «Русской земли», которая даже противопоставлялась иногда другим славянским землям.

Лишь со временем понятие «Русская земля» было распространено на все территории восточного славянства.

* * *

К IX столетию ясно обозначилось сложение в ряде областей слоя русского боярства, или «рыцарства», как писали восточные авторы.

Письменные и археологические источники говорят не только о существовании такого дружинного слоя, но и о значительной дифференциации его, о наличии простых воинов и богатой знати, владевшей таким количеством золота и серебра, что иностранным купцам казалось, будто в землях Руси где-то есть серебряный рудник, Большой интерес представляют свидетельства восточных авторов IX —X веков, писавших в Багдаде, Хорезме, Балхе,— там, где бывали русские купеческие караваны, начиная с IX века. Большинство этих свидетельств восходит к источникам середины IX века, к эпохе киевских князей Дира и Аскольда.

В 1892 г. русский ученый А. Г. Туманский, разыскивая астрономические сочинения хана Улугбека, случай[1]но натолкнулся в Бухаре на ценнейшую древнюю географию — «Книгу пределов мира». Рукопись была написана в 983 г., когда на Руси княжил Владимир I, но безымянный персидский автор опирался на старых арабских и среднеазиатских географов VIII —IX веков (Ал Балхи, Ал Хорезми и др.) ; его сведения о Восточной Европе можно отнести к первой половине IX века, т. е. примерно к тому же времени, что и свидетельство Нестора о первоначальной доваряжской Руси.

У автора «Книги пределов мира», как и у Нестора, «Русская земля» рассматривается отдельно от земли славян, но это следует понимать не как противопоставление славян русам, а лишь в географическом смысле применительно к той сравнительно недолгой эпохе, когда Русь в качестве государства уже существовала, но всех восточных славян еще не объединила.

Вот главная часть текста «Книги пределов мира», говорящая о Руси:

Рассуждение о стране Рус и ее городах

К востоку от этой страны лежат горы Печенегов.

К югу от нее — река Рута (название искажено; возможно, имеется в виду р. Рось? — Б. Р.),

К западу — славяне,

К северу — необитаемые страны Севера.

Это обширная страна: ее жители обладают дурным характером — непокорны, держатся вызывающе, любят спорить, воинственны. Они воюют со всеми неверными, которые живут вокруг их страны, и одерживают победы.

Их царя зовут рус-хакан (этот высокий восточный титул применялся русскими князьями до середины XI века — Б. Р.).

Эта страна чрезвычайно богато одарена природой всем, что не[1]обходимо для жизни.

Одна часть населения — воины, рыцарство.

Они (русы) уважают своих волхвов.

Они ежегодно платят правительству десятую часть от своей добычи и торговых доходов.

Они хоронят своих мертвых со всем их имуществом, платьями и украшениями. В могилу покойникам они ставят пищу и питье.

«Куяба» (Киев) — русский город, ближайший к странам ислама.

Этот город, расположенный в приятной местности, является резиденцией царя.

Там выделываются разнообразные меха и ценные мечи.

«Слаба» (Переяславль) — хороший город, из которого в мирное время ездят торговать в землю Болгар (очевидно, имеется в виду земля причерноморских Черных Болгар.— Б. Р.).

«Уртаб» (?) — город, где убивают иностранцев, если они попадают туда. Там изготавливаются ценные клинки и мечи, которые можно согнуть пополам и они снова распрямляются сами.

Безымянный персидский автор как бы наполнил интересным содержанием сухой географический обзор Руси, уцелевший от рассказа Нестора. Богатая природа, красивые города, развитое оружейное дело, торговые связи — все это дополняется описанием воинственных русских «рыцарей», подчиняющих соседей и никому не покоряющихся, кроме своего царя-хакана, живущего в Киеве и собирающего десятину.

Языческие погребальные обряды и уважение, оказываемое жрецам, вводят нас в религиозный мир русов.

Возможно, что к этому же ритуальному разделу относится упоминание о загадочном городе, в котором убивают иноземцев; быть может, был в земле русов такой священный город, куда не допускали чужаков,— например, город Родень на Роси, город грозного славянского бога Рода-Перуна?

Другие восточные авторы дополняют сведения о русах. Богатый и знатный рус предстает как воин, повелевающий слугами и рабами; он одет в парчевый кафтан с золотыми пуговицами и высокую соболью шапку, носит золотые обручи (гривны), подтверждающие его богатство и знатность. Знатный воин отлично вооружен: у него есть боевой топор, нож, лук, доспехи, а у пояса висит меч, подаренный ему, еще мальчику, отцом как символ воинственного наследства. Богатый и знатный рус — владелец корабля, хозяин партии пленных рабов и рабынь и ценной пушнины; его доходы исчисляются десятками тысяч серебряных арабских диргемов (от каждых 10 тысяч диргемов рус делает своей жене подарок — серебряную цепь); признаком богатства является многоженство. Запасы меда у некоторых богатых славян доходят до 100 бочек. Десятую часть своих военно-торговых прибылей он уплачивает царю Руси (Персидский Аноним).

Русскую знать современники упрекают в воинственности, в заносчивости, неподатливости (Персидский Аноним). В далеких походах на юг русские дружинники то обнаруживают чувство товарищества и готовы погибнуть все за одного, то начинают завидовать друг другу, и родной брат готов ограбить или убить брата из-за добычи (Ибн-Русте).

В своей родной стране, где много «замков и крепостей», русы гостеприимны по отношению к чужеземцам и охраняют их от опасностей.

Представителей русской знати пышно хоронят: сжигают вместе с женами и рабами на погребальном костре или опускают в обширную могилу — дом со всем оружием и утварью. Некоторые русы были христианами уже в середине IX века.

Один из среднеазиатских авторов, писавший о Руси по материалам середины IX века, отметил, что это — страна, изобильная всякими благами, и обобщил разрозненные сведения о русской знати фразой: «Одна часть на[1]селения у них (у русов) — рыцарство».

Во главе этой рыцарской державы, «воюющей со всеми неверными и одерживающей победы над живущими вокруг», стоит «хакан-рус», верховный глава всей воинственной русской знати, «обширных городов и многих обитаемых стран». Восточный титул хакана бытовал на Руси с 839 г. Обычно он применялся к наиболее могущественным повелителям многоплеменных держав вроде Аварского, Хазарского, Тюркского каганатов.

У славян существовала многоступенчатая лестница наименований знатных лиц (частично знакомая и восточным авторам): известен титул жупана (араб, супа[1]неч); выше жупана по положению стоит князь (кнадз), а князья, как следует из договора с греками 911 г., делились на просто князей и князей великих. Всю эту иерархию увенчивал глава Русской державы, живший в Киеве и принявший высокий титул хакана, удержанный киевскими князьями вплоть до XI века.

«Царь Руси» жил в обширном дворце вместе с 400 преданных ему дружинников. Каждому воину прислуживали две женщины, что увеличивало население дворцового комплекса еще на 800 человек.

В распоряжении царя имелась конница; в его арсенале было много доспехов. Русские войска, по подсчетам современников, иногда достигали 100 тысяч воинов (500 кораблей по 200 человек на каждом).

Царю помогал в государственных делах его наместник. Большую власть имели волхвы, пользовавшиеся правом ритуальных убийств мужчин и женщин. Упоминаются пышные языческие храмы и идолы с головами, отлитыми из золота. Царь получал десятую часть всех торговых доходов и военной добычи своих бояр и мужей. Производились ежегодные объезды славянской страны для сбора дани, которая взималась будто бы одеждой (может быть ценными мехами?)— по одной одежде с каждого сына или дочери в год. В областях славянского Царства находились наместники царя, управлявшие этими областями.

Царь Руси производил суд; спорящие стороны являлись на разбирательство, и иногда по приговору царя Назначался судебный поединок, на который приходили все родичи тяжущихся и с оружием в руках наблюдали за боем. Царь славян, живший в городе «Джарвабе» (?), применял смертную казнь по отношению к разбойникам или же ссылал преступников «в отдаленные области под надзор правителей».

Столицей Руси был город Куяба — Киев, но упоминаются и другие русские и славянские города. Напомним, что русов и славян в текстах восточных авторов нельзя рассматривать как две разные этнические группы. «Русы суть племя из славян»,— утверждал в середине IX века Ибн-Хордадбех. Часть славян была подчинена русам, «служила им». Это надо понимать в смысле установления политического господства Руси над другими славянскими племенами, что и отражено русской летописью и византийскими источниками.

К X веку имя Руси окончательно уже приобрело политический, государственный оттенок: «Подобно этому «Рус», «Хазар», «Серир» — название государства, а не города и не народа» (Ибн-Хаукаль).

Приведенный выше очерк истории славяно-русского общества эпохи становления феодального государства, сделанный на основе сведений нескольких восточных авторов (Ибн-Хордадбех, Ибн-Русте, Ибн-Фадлан, Масуди, Персидский Аноним и др.), полностью подтверждается археологическими материалами IX —X веков и сведениями о Руси арабских географов.

Важными историческими памятниками являются многочисленные курганы, разбросанные в разных концах славянской земли. Как уже говорилось, смена родовых усыпальниц индивидуальными погребениями знаменовала собой (может быть, даже с некоторым опозданием) распад родовых общин и выделение отдельных семей.

Наличие дружинных и боярских курганов IX —X веков в окрестностях Киева, Чернигова, Смоленска и других древних городов подтверждает все написанное иноземцами о русской знати того времени.

* * *

Кризис первобытнообщинного строя, усилившийся в лесостепной полосе в первые века н. э., принял особенно резкие формы в VI веке, когда началось образование крупных племенных союзов и борьба с Византией. За VI — IX века произошли на очень широкой территории распад родовых связей и выделение дружин, обусловленные развитием славянского хозяйства.

К началу IX века в центре восточнославянских племен сложилось государство Русь, объединившее почти половину племен вокруг Киева и ведшее борьбу с кочевниками, с Византией и с варягами.

Русское государство сложилось задолго до прихода варягов без всякого внешнего воздействия. Одновременно с ним возникли и другие славянские государства.

Появление варяжских отрядов в русских землях было несравненно менее значительным эпизодом, чем появление в степях печенегов, с которыми молодому Русскому государству пришлось вести тяжелую и упорную войну.

Возникновение крупнейшего в Европе феодального государства — Руси — сразу обратило на него внимание всех современников и сделало его известным во всех концах тогдашнего мира.

Цитируется по изд.: Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. М., 1964, с. 16-32.