Корейский полуостров: китайская колонизация во II – III веках

С разгромом Чосона подчинявшиеся ему территории были включены в состав вновь созданных в северной Корее и южной Маньчжурии четырех ханьских округов (кор. хансагун). Из них самым жизнеспособным и долговечным оказался Лолан (кор. Наннан), основанный на месте бывшего центрального района Чосона Вэй Маня. Административным и культурным ядром Лолана была Чосонская префектура (кор. Чосон-xêW).

Центр ее оставался там же, где ранее находилась столица Чосона крепость Вангомсон, т. е. в районе нынешнего Пхеньяна. Отсюда можно понять, что, будучи китайской колонией, Лолан, тем не менее, сохранял определенную преемственность по отношению к режиму Вэй Маня и, шире, древнечосонской политической традиции. Подчеркивание такой преемственности было остро необходимо для китайской администрации Лолана.

Будучи меньшинством в этнически чуждом районе и не всегда имея возможность рассчитывать на быструю помощь из Китая, администрация Лолана во многом зависела от готовности местной протокорейской знати к подчинению и сотрудничеству. А для того чтобы сделать такое сотрудничество более приемлемым с социально-психологической точки зрения, необходимо было подчеркнуть, что в какой-то мере политическая традиция Чосона продолжается новыми властями.

Примирительная политика китайской администрации была в значительной мере успешной. Находки археологов показывают, что многие представители протокорейской знати приезжали жить в центральный город Лолана (нынешний Пхеньян); иногда их даже хоронили там.

Получаемые от лоланских властей почетные титулы и «престижные товары» повышали их авторитет в глазах соплеменников. Во многих случаях долго сотрудничавшие с лоланскими властями местные знатные кланы в значительной степени китаизировались в культурном отношении. В то же время и китайские переселенцы, жившие в Лолане из поколения в поколение, часто перенимали местные традиции и обычаи. Высокий уровень межкультурного взаимодействия и взаимо влияния позволил китайской колонии просуществовать на чужой земле весьма долго, вплоть до 313 года, когда ее покорило государство Когурё. В периоды смут и мятежей в метрополии (скажем, в конце II — середине III веков) Лолан практически автономизировался и управлялся местной китайской элитой.

Лолан, как китайская колония, был прежде всего торгово-дипломатическим (и в меньшей степени военным) форпостом Китая в землях «север-восточных варваров». В дипломатическом плане, лоланские правители имели возможность «жаловать» знать протокорейских и протояпонских племен китайскими званиями, титулами и «престижными товарами». Особенно ценились местной знатью китайские печати и зеркала.

В обмен требовалось формально признать «вассалитет» по отношению к Китаю и поднести «дань местными продуктами» (лошади, железо, рыба, соль, древесина и т. д.). Конечно, формальные «вассальные» отношения не давали Лолану возможности всерьез контролировать ситуацию за пределами его непосредственных владений — к югу от реки Ханган и к северу от реки Амноккан. Однако часто власти Лолана прибегали в отношении своих «внешних вассалов» к политике «разделяй и властвуй».

Поощряя обильными дарами более прокитайски настроенных вождей, лоланские администраторы натравливали их на менее послушных и более независимых. Подобная политика не могла не замедлить процесс оформления сильных протогосударственных центров и объединения вокруг них более слабых вождеств в южнокорейских землях. Однако, замедляющая политическая роль лоланского влияния в значительной степени компенсировалась громадным значением торговли с Лоланом для процесса концентрации материальных ресурсов в руках вождей и племенной знати. Вожди, имеющие доступ к роскошным и соблазнительным китайским товарам, воспринимались теперь как носители «высшей», «передовой» культуры, став тем самым обладателями особого типа престижа и авторитета. Такая культурная стратификация не могла не ускорить общий процесс социального расслоения в среде протокорейских племен. Ко II-III векам, когда этот процесс достиг достаточно высокой ступени, в среде южнокорейских племен усилилось стремление объединить свои силы и дать отпор китайцам. В 246 г. правитель округа Дайфан, созданного лоланскими властями в 206 г. из южнололанских земель (с центром к северу от совр. Сеула), выступил в карательный поход против племен юго-западной Кореи. Поход окончился поражением китайцев и гибелью самого правителя. Хотя последовавшие за этой неудачей карательные акции китайцев и были более успешными, сопротивление 246 г. значительно повысило авторитет его организатора — вождества Пэкче. Вскоре окрепшее Пэкче стало одним из Трех государств древней Кореи.

Материальная культура Лолана стояла на одном уровне с культурой Ханьской империи в целом. Раскопки административного центра Лолана (в основном южная часть современного Пхеньяна) производились японскими археологами в 1934-1935 годах. Они дали представление о том, как жила верхушка китайских поселенцев и окитаившаяся протокорейская знать. В административном центре были мощеные улицы и система подземной канализации. Подобные удобства были характерны лишь для городской жизни наиболее развитых регионов Евразии того времени (эллинистическое Средиземноморье, Индия). Добротные деревянные и кирпичные дома крылись черепицей. Именно через Лолан техника изготовления черепицы и черепичной кладки проникла в южную Корею. Погребения мало чем отличаются от современных им ханьских. В более ранних используется деревянный гроб (иногда вместе с внешним деревянным склепом), в более поздних — кирпичная погребальная камера. Техника изготовления и использования кирпича также пришла в Корею через Лолан.

Среди изделий, обнаруженных в гробницах, выделяются лакированная утварь сычуаньского типа, наборные пояса из золотых блях, декоративные яшмовые подвески, металлические курильницы в форме фантастических гор, и, конечно, печати и знаменитые ханьские бронзовые зеркала с благопожелательными иероглифическими надписями. Искусством изготовления всех этих изделий впоследствии через посредство Лолана овладели и корейские ремесленники. Нельзя не отметить, что китайская колония, призванная укреплять престиж имперского Китая на северо-восточных рубежах и «держать в узде» «варваров», сыграла в то же время весьма важную роль в стимулировании технологического развития древнекорейского общества. И конечно же, самым важным вкладом Лолана в развитие корейской культуры было распространение китайской иероглифической письменности (и, возможно, начатков конфуцианских представлений) среди знати протокорейских племен. Впоследствии именно классическому китайскому языку было суждено стать языком древнекорейской «высокой» культуры, сделав ее органической частью общерегиональной культуры Дальнего Востока.

Цитируется по изд.: Тихонов В.М., Кан Мангиль. История Кореи в двух томах. Том 1. С древнейших времен до 1904 г. М., 2011, с. 75-77.