Царицыно в 1812 году

...сего числа по приказанию Вашего превосходительства послан при рассвете при прапорщике Амонтове и уряднике Петре Попове разъезд из 20-ти казаков.

...урядник наехал в селе Царицыне на фуражиров гвардейской артиллерии в числе 10-ти человек при капрале, атаковал их. На месте положил 3-х и в плен взял 2-х рядовых, остальные скрылись в лесу.

А казаков ранено 2, из которых один тяжело.

...близ Москвы по Серпуховской дороге в деревне Чертанове находится обоз под прикрытием кавалерии и пехоты и выставлены от них ведеты, вероятно, должны быть в сей деревне хлебопеки...

Из рапорта есаула Герцова от 10 сентября 1812 // Архив Генштаба. Отечественная война 1812. Спб., 1911. С. 49.

После Бородинского сражения события вблизи Москвы развивались стремительно и носили характер неотвратимый и предопределенный.

2 сентября по старому стилю в 4 часа пополудни в Москву вошли французские войска. Впереди ехал любимец французской армии и Наполеона маршал Франции, король Неаполитанский Иоахим Мюрат.

Он ехал, одетый в блестящие одежды, в шляпе, шитой золотом и украшенной перьями. Будучи начальником авангарда французской армии, он часто отпускал русских пленных, и уважение к нему распространилось и в русской армии, особенно среди казаков.

В него не стреляли, стараясь при случае взять живым.

По характеристике, данной ему генерал-лейтенантом Михайловским-Данилевским, Мюрат был беззаботно смелым и лихим кавалеристом.

Он самолично участвовал в разведывательных рейдах вправо и влево от основного направления движения армии и в сутки покрывал расстояние в два-три раза больше, чем рядовой кавалерист.

В то время, когда его подчиненный — генерал Себастьяни — расправлялся с последними защитниками Кремля, Мюрат уже выбрал себе дом для ночлега на Швивой горе. Дом Баташева был настолько обширен, что вместил и всю его свиту.

К вечеру начавшийся пожар в Москве стал угрожать и дому Баташева, однако по распоряжению Мюрата пожар на Швивой горе был довольно быстро погашен войсками.

В тушении пожаров приняла участие и дворня Баташева, которая отстояла от пожара дом своего господина...

Утром 3 сентября Наполеон, переночевавший в Дорогомилове, торжественно въехал в Москву.

От Дорогомиловского моста он ехал в сером сюртуке по узкому Арбату на маленькой арабской лошадке, за ним — многочисленная свита и три русских пленных, а впереди — два эскадрона конной гвардии.

Наполеон распорядился, чтобы Москва была занята гвардейскими войсками Мюрата и Мортье, строжайше запретив отлучаться с бивуаков солдатам других частей, которые были расположены за городской чертою.

А Мюрат весь этот день провел в Вязовке, крупном подмосковном селе на Рязанской дороге (сейчас это 1-й и 2-й Вязовские переулки).

Здесь проходила временная граница между авангардом Мюрата и арьергардными частями Милорадовича, через которую, согласно заключенному между ними перемирию на время эвакуации из Москвы, беспрепятственно проходили обозы с имуществом.

Интересный разговор произошел здесь между французским генералом Себастьяни и Милорадовичем. Генерал Себастьяни, указав на войска и повозки, шедшие мимо него, сказал Милорадовичу:

— Сознайтесь, что мы — предобрые люди: все это могло быть наше.

— Ошибаетесь,— ответил Милорадович, — вы не взяли бы этого иначе, как перешагнув через мой труп, а сто тысяч человек, которые стоят позади меня, отомстили бы за мою смерть...

— Уступите мне вашу позицию,— сказал Милорадовичу, подъехавший к ним Мюрат.

— Ваше величество... — начал было Милорадович, но Мюрат прервал его:

— Я здесь — не король, а просто генерал.

Милорадович поклонился.

— Итак, господин генерал,— сказал он ему,— извольте взять ее, я Вас встречу. Полагая, что Вы меня атакуете, я приготовился к прекрасному кавалерийскому делу. У Вас превосходная конница. Пусть сегодня решится, чья лучше: Ваша или моя? Местоположение для кавалерийского сражения выгодно. Только советую Вам не атаковать с левой стороны (он показал в сторону Москвы-реки): там болота.

Затем Милорадович повел Мюрата и показал ему топкие места. Удивленный этой откровенностью, Мюрат не завязывал дела...

К вечеру 3 сентября Милорадович отступил к Панкам, откуда накануне армия отступила к Боровскому перевозу...

И вторую ночь в Москве с 3 на 4 сентября Мюрат провел еще спокойно в Баташевском доме. Утром 4 сентября он снова беззаботно отправился к своим войскам, стоявшим за городом.

Увидев Милорадовича, Мюрат послал известить его о своем намерении атаковать через четверть часа. Они снова съехались на передовой.

— К чему проливать кровь? — сказал Мюрат —  Русская армия отступает. Арьергард Ваш должен сообразовываться с ее движениями; отойдите без боя.

— Не могу,— ответил Милорадович,— и, если Вам угодно поехать со мною, Вы удостоверитесь лично в причине моего отказа.

Они поехали через русскую цепь. Увидев себя среди русских, Мюрат почувствовал некоторое беспокойство и оглянулся на свою свиту.

— Не опасайтесь ничего,— заметив его движение, сказал Милорадович.— Вы здесь в безопасности.

Он послал за стоящими в отдалении адъютантами и ординарцами Мюрата, приглашая их приехать за нашу цепь. Затем он показал Мюрату свои позиции и по его просьбе уступил ему находившуюся впереди деревню, которую сам не имел надобности удерживать.

Среди жителей села Сабурово бытовала легенда: говорили, что в этом селе русский генерал Михаил Андреевич Милорадович по случаю заключенного перемирия на время оставления Москвы, а может быть, и предстоящего мира, на что так надеялись французы, давал обед командующему авангардом наполеоновской армии, королю Неаполитанскому — Мюрату.

Легенда эта не лишена основания, так как из истории Отечественной войны 1812 года, составленной по официальным документам, запискам и мемуарам участников войны и очевидцев, собранным писателем генерал-лейтенантом Михайловским-Данилевским, известно, что назначенный командовать русским арьергардом генерал Милорадович и король Неаполитанский Мюрат симпатизировали друг другу, часто встречались и вели между собою джентльменскую войну. Даже командовавший двум казачьими полками, отступавшими на Бронницы, полковник Ефремов получил лично от Мюрата часы в обмен на свою бурку. Возможно, что хитрый Милорадович, устраивая этот обед, надеялся усыпить бдительность Мюрата, а тем временем выполнить приказ Кутузова: как можно дольше пробыть на Рязанской дороге и покинуть ее не ранее 6 сентября, причем отступать только влево...

Возвратившись в Москву, Мюрат не нашел уже своей квартиры. Дом Баташева все же сгорел.

В ночь с 4 на 5 сентября Мюрат вынужден был искать себе новое помещение и устроился в обширном доме графа Разумовского на Гороховом поле (возле Курского вокзала).

А в ночь с 5 на 6 сентября хлынул сильный дождь, благодаря которому пожар Москвы стал медленно угасать, сильно пахло гарью.

Утром 6 сентября дождь еще усилился. Дороги стали непроезжими — это и помогло Кутузову обмануть французскую разведку и скрытно совершить Тарутинский марш-маневр.

В полдень 6 сентября, когда дождь значительно уменьшил силу московского пожара, Наполеон возвратился из Петровского дворца в Кремль. Снова заработали его штаб и канцелярия. Посыпались приказы.

...Прошедший дождь привел в действие царские водяные мельницы в селах Борисово и Царицыно. Тогда-то в Москве и началась выпечка французских полуфунтовых булок, тех самых, которые после этой войны продолжали выпекаться в Москве еще полтораста лет.

В числе уцелевших зданий после пожара среди общего разрушения был и Воспитательный дом. Проезжая мимо него по набережной, Наполеон обратил на него внимание.

— Что это?— спросил он.

Ему доложили, что это Воспитательный дом, состоящий под покровительством государыни императрицы Марии Федоровны, к которому поставлен охранный караул, что это здание сохранилось от пожара главным образом благодаря распорядительности и усердию его начальника Тутолмина и что туда помещено три тысячи раненых французских солдат. По приезде в Кремль Наполеон вспомнил о Тутолмине и приказал своему секретарю Лелорию доставить его в Кремль. Наполеон хотел воспользоваться свиданием с Тутолминым, чтобы при его посредничестве вступить в переписку с императором Александром.

Статский советник Тутолмин был представлен Наполеону и тотчас поблагодарил его за несколько сот несчастных детей, спасенных во время пожара, и стал давать Наполеону обстоятельные ответы, представив ведомость о числе воспитанников. Наполеон быстро пробежал ее глазами и заметил, что все взрослые девицы увезены в Казань, а они могли бы взять на себя роль сестер милосердия. А затем поинтересовался, зная, что раненые французские солдаты находятся в Воспитательном доме: — Откуда придут съестные запасы на зиму?

И Тутолмин ответил, что обычно съестные запасы приходили из подмосковных сел: Коломенского, Борисова, Сабурова, Царицына, Булатникова и из прилегающих деревень. — Царицыно? — переспросил Наполеон.

Тутолмин пояснил, что это селение традиционно принадлежит русским императрицам и используется ими в интересах благотворительности.

Тогда Наполеон распорядился выслать в Царицыно охрану. ...А в это время, именно 6 сентября по старому стилю, Кутузов со своею армией был уже в Подольске.

Авангард Мюрата еще три дня по инерции продолжал движение по дороге на Рязань и только 9 сентября, захватив Бронницы, узнал, что впереди его только два казачьих полка, а армия Кутузова исчезла...

...9 сентября дежурный генерал штаба Кутузова — генерал-лейтенант Коновницын — получил донесение от командовавшего арьергардом Милорадовича следующего содержания:

Крестьянин села Борисово Григорий Юхованов, явясь ко мне, показал, что неприятель в числе 3000 человек кавалерии и 1000 инфантерии после трехдневного пребывания в Борисове отошел вчера 8 верст до села Остров, имения графини Орловой, где и переправился через Москву-реку, не доходя Боровского перевоза за 10 верст.

Это была гвардия Мюрата, которую он лично повел берегом Москвы-реки, так как кавалерии нужна была проточная питьевая вода. Переночевав в богатом Угрешском монастыре, 9 сентября Мюрат в Бронницах соединил свою гвардию с частями авангарда, которым командовал генерал Себастьяни. А тем временем курьер Мюрата с донесением об исчезновении русской армии, сутки скакал в Москву и сутки возвращался обратно.

Не дождавшись приказа Наполеона, Мюрат на следующий день 10 сентября своим передовым отрядом перерезал Каширскую дорогу по южному берегу реки Пахры, о чем Милорадович  тотчас доложил Коновницыну в рапорте от 10 сентября 1812 года, № 543:

По последним известиям с Каширской дороги неприятель в малом числе расположился на том берегу реки против села Ям, а наши расположены против него через реку. На следующий день, видимо, получив приказ Наполеона, Мюрат начал движение в сторону Подольска.

Милорадович сообщал Коновницыну в рапорте от 11 сентября: ...полковник Балабин сейчас доносил, что неприятель против села Ям переправился через реку Пахру и следует на Подольск в немалом числе кавалерии, артиллерии и пехоты. Прошло еще двое суток, и наконец 13 сентября Мюрат соединился с польским кавалерийским корпусом Понятовского, пришедшим в Подольск по Серпуховской дороге.

Маршруты движения этих двух корпусов наполеоновской армии образовали своеобразный равнобедренный треугольник, вершина которого была в селе Царицыно. Между вершиной и основанием — именно там, в центре медианы треугольника, совпадавшей с Каширской дорогой, — расположились партизаны, отряды московского ополчения и казачий полк, которым командовал полковник Харитонов. В помощь Харитонову был послан майор Лесовский, который получил специальный приказ из штаба Кутузова:

Командируйте с партией из 250 казаков. Предмет Вашей командировки есть действовать партизаном и наносить всякий вред неприятелю, стараясь сколько можно сближаться по обстоятельствам. Первое Ваше направление быть имеет на Каширскую дорогу, по которой имеете действовать сколько можно ближе к Москве. Отобранным от неприятеля оружием вооружать крестьян, от чего Ваш отряд весьма усилиться может. Мужиков ободрять подвигами, которые оказали их товарищи в других местах.

Этот приказ был выполнен, о чем свидетельствует «Записка о происшествиях во время нашествия врагов в подмосковной Графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской вотчины: в селе Острове с прочими селами и деревнями, состоящими по Подольской округе», написанная управляющим ее вотчиною Петром Чернобаевым.

Этот интересный дневник событий того времени требует отдельной публикации. Процитируем лишь небольшой отрывок от 5 сентября: Чтобы не достался в руки французов господский конный завод, казаки взяли оный под свое прикрытие. Сперва отправили в Хатунскую волость, оттуда на Битюг, а по изгнании врагов, весь завод оный в целости был возвращен. В этой же записке перечислены населенные пункты, в которых происходили столкновения между вооруженными крестьянами и небольшими отрядами французов: деревня Слобода, Зябликово, село Капотня, сельцо Мисайлово, село Беседы, село Ащерино, сельцо Апаринки и Гремячево.

...Узнав об исчезновении русской армии, Наполеон выразил Мюрату неудовольствие и отправил на разведку сборный корпус под начальством Бессьера, приказав ему идти по старой Калужской дороге до села Десна, что и было выполнено. 13 сентября Бессьер занял село Десну и местопребывание русской армии было открыто. Итак, целую неделю Наполеон не знал, где же находится русская армия. Кутузов, принявший решение о сдаче Москвы, спас армию и, завершив Тарутинский маневр, занял очень выгодное стратегическое положение.

...Интересные воспоминания из семейной хроники о пребывании французов в Царицыне в 1812 году опубликовал Анатолий Евгеньевич Егоров в журнале «Русская старина» за 1882 год. Его прадед и дед, грузины по национальности, были управляющими в Царицыне. Один из них,

...стоя однажды у дверей оранжереи... увидел внезапно появившихся неприятельских солдат, из которых один тут же, на глазах, принялся за грабеж... Не выдержал старик, закипела в нем южная кровь; он подбежал к этому грабителю и, размахнувшись, свистнул ему в ухо! Неизвестно, какие были бы последствия его опрометчивого поступка, если бы на его счастие в ту самую минуту не оказался взвод французской кавалерии с полковником во главе. Заметив драку, полковник остановил лошадь и, узнав от своих соотечественников, в чем дело... велел вести себя в дом, где и поселился со своим штабом. Полковник этот жил долго в Царицыне в доме деда... беседовал с ним, запретил солдатам грабить и вообще оставил о себе самую приятную память. Он объяснялся со своими хозяевами через переводчика-поляка... рассказывал про свою семью и, вспоминая о детях, со слезами на глазах говорил, что ему, видно, не суждено более увидеть их. По рассказам, это был человек весьма мягкого нрава, сердечный и меланхолический.

Не исключено, что это был тот самый француз, который возвратившись во Францию, составил дневник московского похода, в котором упоминал о Царицыне. И кто знает: не его ли внук в 1972 году, когда отмечалось 160-летие Отечественной войны 1812 года, посетил Царицыно?

Цитируется по изд.: Сергеев И. Царицыно. Люди, события, факты. М., 1995, с. 102-108.