Индия после Маурьев и перед Гуптами (Кей, 2011)

Распад империи, прилив идей

В период между смертью Ашоки (231 г. до н. э.) и приходом к власти Гупты (320 г. н. э.) Индия вновь погружается во тьму. «Мало достоверных сведений», — жалуется специалист по этой эпохе [1]. Наш взгляд в прошлое, сфокусированный на династии Маурьев, теряет четкость среди множества книг с противоречивыми данными и нечеткой датировкой. Материалы весьма разнообразны — и монеты с именами каких-то всеми позабытых царей, и археологические находки, и надписи, дающие сведения о различных гильдиях и религиозных течениях, и тексты — индийские. греко-римские и китайские — самого разного содержания. свидетельствующие об оживленной торговле. Но даже всей суммы этих источников недостаточно. А если говорить о землях бывшей империи Маурьев. то сведений о них в самом деле мало. Какие соблюдались в них законы. кто были их правители и когда они правили — все остается предметом споров. Пураны в этом вопросе оказались поразительно ненадежны, а великое разнообразие источников только вносит путаницу. Период политических смут затянулся, источники отражают эти смуты, поставляя сведения отрывочные и путаные. Фактически все 500 лет между династиями Маурьев и Гуптов — это темные века Индии [2].

По мере того как Рим распространял свою цивилизацию на три континента, прилежно документируя этот процесс. Паталипутра для него становилась все более незначительной все более терялась в тени. Во всей Индии не было царя или династии такого калибра, как Ашока с его амбициями править целым субконтинентом. Записи, утверждающие иное, обычно — лишь громкие фразы, к которым нужно относиться критически. Идеалы повелителя и империи оставались все те же—утопический Рамрадж (закон повелителя Рамы) продолжал выдерживать испытания на прочность, как и идея о «господине одного зонтика», провозглашенная династией Нанда. и о повелителе мира чакравартине (буквально «вращающем колесо»), о котором говорит буддистское учение. Но в действительности по всей стране толклась целая толпа зонтиков, а согласия ни по праву наследования, ни по вопросам всемирной власти не было.

По мнению националистов более поздних эпох, хуже всего в этой путанице было то, что изрядный вклад в нее вносили династии неиндийского происхождения. В некоторых трудах по истории этого периода темные века названы также Эпохой вторжений. Индийские границы переходили орды из Бактрии, Парфии и диких туркменских степей. Они заполонили территорию нынешнего Пакистана и глубоко проникли в долину Ганга и центральную Индию. Для людей правоверных даже это не могло быть хуже, чем ожидавшаяся Кали-юга. Власть брахманов и ведические моральные ценности все больше оттеснялись учением буддистов и их соперников. Древний дух метафизических исканий способствовал неестественному и популистскому эгалитаризму. Предпочтения царского двора часто менялись. Из-за пренебрежения ритуалами политическая легитимность тоже была весьма условной. Наступал бесславный век в истории Индии.

Даже политика утратила славный патриотический лоск на целую половину тысячелетия, которое началось с рождением Христа. Если посмотреть более внимательно, то оказывается, что «темные века» непрерывно освещались неярким, но ровным светом культурной интеграции, особенно на территории Индостана. Там, да и в других краях, этот лоск с успехом затмевали нововведения в искусстве, науке и торговле. В самом деле, если судить об этой эпохе с точки зрения искусства и литературы, то определение «классический» скорее подходит ко всеми отвергаемым столетиям правления невыдающихся, часто даже неиндийских царей, чем к хорошо изученным десятилетиям правления великих Маурьев.

Маурьи. к примеру, немного сделали для художественного наследия Индии. Даже вспомнив колонны и капители в стиле Ахеменидов, приходится признать, что многочисленные ступы и вихары, построенные во времена Ашоки. представляли собой довольно скромные сооружения из дерева и кирпичей. Гораздо позже на их месте выросли другие, где в качестве выразительного средства использовался камень. Последние два столетия до н. э. и первые два н. э. представляют величественные скульптурные рельефы на ступах Бхаруча, Санчи и Амаравати. Судя по многочисленным сценам публичных богослужений и по надписям, они были построены на средства купцов и других частных лиц и не воплощали ни величия царской власти. ни великолепия двора. Приписать их ко времени правления какой-то конкретной династии невозможно. Скорее они напоминали обо всем торговом сословии, гордом своими доходами и заботящемся о том. чтобы в беспокойное время религиозные центры оставались зоной безопасности и не теряли покровительства властей.

Для этих же целей храмы вырубались в скалах. Иногда их называют просто «пещерными храмами». Первые из них появились в I веке до н. э. Большинство расположено в западной Индии, в глубь страны от Бомбея, где складки и разломы по краю Деканского плоскогорья образуют длинные извилистые скальные стены. Несомненно, здесь уже были естественные пещеры, которые, с готовностью подставляя свои причудливые формы резцу скульптора, вдохновляли на создание подземелий еще более сложных очертаний. Здесь располагались целые монастыри с помещениями для молитв, обширные залы с колоннами, ступы с изящными навершиями, украшенные сложной резьбой фасады, просторные камеры для медитаций. Все эти помещения соединяли галереи и лестницы, и все вырезалось в толще камня.

Искусство создавать такие чудеса возникло из традиции трудиться в тяжелых условиях Индии. Похожее искусство появилось на севере страны, где под покровительством буддизма образовались две скульптурные школы более скромного масштаба. Одна из них, позаимствовавшая эстетические принципы греко-римского мира, изображает традиционных индийских персонажей, украшенных классическими, как Аполлон Бельведерский, херувимами и листьями аканфа. Эти фигуры и мотивы, вылепленные из алебастра или вырезанные из аспидного сланца, отчасти связаны с Таксилой и районом северо-западного пограничья. поэтому школа получила название гандхарской. Вторая школа совершенно не похожа. Она воплощает чувственную красоту тела, главным образом женских чар. и использует телесного цвета розовый песчаник с белыми вкраплениями. Творе ния этой школы сосредоточены вокруг города Матхура, что находится на любимом туристами пути из Дели в Агру. В городском музее хранится прекрасная коллекция работ как гандхарской. так и матхурской школы, но немногие туда заглядывают, чтобы посмотреть на нее.

Что касается литературы, во II веке до н. э. Патанджали — санскритский грамматик, написавший комментарии к работе Панини — собрал воедино основные тексты, касавшиеся йоги. Следом появились другие ценнейшие сборники текстов о разных областях человеческой жизни: «Ману-смрити» («Законы Ману») по вопросам права.

«Камасутра» Ватсьяны. «Артхашастра» Каутильи. Все они приняли окончательный вид ко II веку н. э. В то же время буддистского писателя по имени Ашвагхоша из Магадхи можно по праву назвать первым индийским драматургом. Он был современником и протеже царя Канишки. который считается в некоторой степени эквивалентом Ашоки для того времени. Впоследствии великое искусство санскритской драмы более уверенно поднял Бхаса. множество пьес которого датируется III веком. Его работы дошли до нас благодаря Калидасе — санскритскому Шекспиру. — который был почти современником Бхасы, хотя его и относят к периоду культурного расцвета правления династии Гуптов, то есть к периоду после 320 года. «Темные» века на рубеже тысячелетия вдруг оказались «золотым веком правления Гуптов».

Это время оказалось одним из периодов торжества просвещения, и. как ни странно. Эпоха вторжений стала для Индии периодом экспансии. На каждое пришествие неиндийцев из Средней Азии имеются свидетельства вторжения индийцев в Юго-Восточную Азию и даже в Среднюю Азию. Эллинизированным царствам верхнего Инда можно противопоставить индианизированные царства нижнего Меконга. Римским торговым базам на побережье Индийского океана — индийские торговые базы на Малайском полуострове. Как археологические раскопки в северной Индии явно указывают на вторжение греческих воинов и искателей приключений, так и в Суматре и Синьцзяне появились умиротворенные Будды и строгие ступы. Первая индийская драма, написанная Ашвагхошей, была обнаружена не где-нибудь в архивах Магадхи. но в груде рукописей в городе турфан. расположенном в оазисе между пустыней Гоби и Такла-Маканом, на Великом шелковом пути. На каждую греческую или согдий-скую надпись, нанесенную на индийские скалы, найдется другая, на брахми или кхароштхи. сделанная на утесах Афганистана или стелах вьетнамского побережья.

Иначе говоря, семена индийской культуры рассеивались по мере вторжения пришельцев. Оба процесса с некоторыми перерывами продолжались следующие два тысячелетия. Одной из характерных черт индийской истории можно считать парадоксальную политическую уязвимость на фоне культурной и торговой активности. Период между славной династией Маурьев и золотой династией Гуптов, который многие выпускают из вида, заслуживает нашего внимания хотя бы затем, чтобы мы могли исследовать этот парадокс.

В династической путанице

О наследниках Ашоки в III—II веках до н. э. неизвестно практически ничего, кроме того, что большую часть своего наследства они растеряли. Их было по меньшей мере шестеро, и последующие полвека они правили в основном в Паталипутре. Один из них. Дасаратха. был. вероятно, внуком Ашоки и прямым наследником. В единственной записи, наверняка относящейся к последним Маурьям. он отдавал адживикам несколько пещер. Другой — Брихадратха — был, по общему мнению, последним в роду. По косвенным сведениям, его убил собственный главнокомандующий. Трудно представить, чтобы кто-нибудь из этих царей пытался укрепить власть в Декане или Ориссе, и есть все основания предположить, что очень скоро от их государства отложились и другие провинции в Афганистане, Гандхаре, Кашмире, Пенджабе и, возможно, Малве. Причиной скорого распада послужил экономический кризис, вызванный обесцениванием денег, нежеланием следовать законам Дхармы и уязвимостью порядка. установленного Ашокой, перед ошибками его преемников.

О природе империи можно судить по тому, насколько быстро она готова развалиться. К примеру, изобилие надписей. сделанных Ашокой в Майсуре (Карнатака) и Хайдарабаде (Андхра-Прадеш), может говорить вовсе не о силе царской власти в Декане. Скорее, империю можно рас-сматривать как систему коридоров власти, соединяющих хлебные закрома, рудники (многие из надписей в южных районах находятся в зоне золотодобычи), области коммерческого и военного значения. За всей этой тщательно спланированной сетью узлов и каналов лежат дикие земли: горы, леса и пустыни, где население не получает избыточного дохода, который можно было бы обложить налогами. Здесь Маурьи проводили политику сдерживания, если население возмущалось, или не обращали внимания, если оно вело себя мирно. Тут, вероятно, появились и первые жертвы политики сдерживания. Интересно, что при той обстоятельности, с которой прописана финансовая и юридическая система Маурьев. нам почти ничего неизвестно о санкциях, которые в ней применялись. Читая о дорогах, домах для отдыха и тенистых деревьях, так и ждешь упоминания о гарнизонах, крепостях и дозорах, но их нет. Власть Маурьев, теоретически такая прочная, на практике могла ограничиваться пределами Магадхи, быть невеликой и непрочной.

Последний Маурья был сжит со света своим военачальником около 180 года до н. э. Убийцу звали Пушьямитра, он был брахманом родом из Удджайна. где его семейство служило в чиновниках. Летописи уверяют, что он дважды приносил в жертву коня, буддистские тексты описывают его как врага и гонителя монахов. Так, спустя целое столетие, когда цари покровительствовали сектам. Пушьямитра снова обратился к ортодоксальному брахманизму. Он основал династию, которая известна как Шунга, его наследники 110 лет удерживали власть в царстве, которое продолжало распадаться. Последний Шунга. «чрезмерно увлекавшийся обществом женщин» [3]. был убит дочерью одной из своих компаньонок. Считается, что зачинщиком этого преступления был Васудева, министр-брахман. Он же основал новую династию. Династия получила название Канва, правила целых 50 лет. и о ней мало что известно. Затем государство Магадха на три столетия почти совершенно исчезло из летописей.

Династиям Шунга и Канва, как и Маурьям. пришлось воевать на множество фронтов. В Ориссе найдена надпись о том, что Кхаравела. великий царь Калинги, благочестивый джайн, повел войско в глубь Декана, вторгся в Магадху и взял Паталипутру. Кхаравела захватил богатые трофеи, поил в Гкнге коней и слонов и вообще был вылитый чакравартин, правитель мира. Возможно, так Калинга отомстила за триумф Ашоки 260 года. Но годы правления Кхаравелы остались неизвестны, а в записях о нем царит сплошной пафос, пересыпанный панегириками царю [4]. Точно известно лишь, что Калинга с тех пор освободилась от власти Магадхи и держала своего соседа в страхе.

Помимо Кхаравелы, среди других врагов Магадхи. которым удалось добиться успеха, летописи упоминают царей Декана из династии Шатавахана и конфедерацию тамильских правителей на юге, да еще явана, то есть греков. Декан и южане начали играть значительную роль в истории Индии с I столетия до н. э. Чуть раньше с северо- запада в Индию вторгались явана. Они шли из Бактрии, с севера Афганистана, где Ахемениды основали греческую колонию. Александр Македонский ее обновил, затем некоторое время ее держал под своей властью Селевк. Потом, во время правления Ашоки. некто Эвфидем объявил колонию независимым государством. Его преемники (не обязательно потомки) расширили бактрианское правление на весь Афганистан. Во время краха империи Маурьев некоторые из них переходили реку Кабул, спускались к Инду и Пенджабу.

Почти все сведения о бактрийских греках взяты нами с монет. Отлитые, подобно греческим, они, как правило, имеют круглую форму, крупного размера, изготовлены из серебра. Все это давало большое преимущество перед поцарапанными кусками металла, которые выпускали Маурьи. Находки встречаются повсюду — отдельные монеты и крупные клады. Вид монет необычайно долго оставался неизменным, они содержали ту же информацию, что и современные монеты. Благодаря монетам нам известны имена царей, основные титулы, а нередко и греческое божество, с которым им хотелось бы себя ассоциировать. По аверсу мы можем получить представление о том. как выглядел тот или иной царь и какой головной убор он носил. Такой индивидуальный подход — редкий случай. К примеру. мы ничего не знаем о том. каков был из себя Ашока (кроме того, что он был «любезен»), зато можем говорить о чертах характера Эвкратида с бычьей шеей или носатого Гелиокла. Кто-то из них носил забавный головной убор, выполненный в виде черепа слона с навершием в виде хобота, другому больше нравилась каузия — кожаная шапка, похожая на неглубокую перевернутую чашку. Аминта со скошенным подбородком и длинным носом глядит из-под шлема, который не отличить от топи (британского тропического шлема) — у него наверняка должны быть узловатые колени и белые чулки до колен. По этим портретам можно судить о возрасте, в котором монарху доставался трон, о фамильных чертах. Выражение лиц и вид головных уборов тоже говорят о многом. При таком недостатке источников ученые исследуют каждую точечку на этих монетах. Порой это приводит к неожиданным интересным результатам.

Фундаментальная проблема заключается в том. что за 130 лет на престолах Индии побывало слишком много царей. И всех этих Платонов и Стратонов. Деметриев и Диодотов посещала мысль обессмертить себя, начеканив собственную монету. Ученые напоминают, что в одно и то же время существовало несколько царств и несколько царей. О явана говорили, что они вечно между собой ссорились, а потому их земли вечно делились и дробились. Помимо царей-соперников, похоже, страна изобиловала недоцарями, царями-соправителями, вице-царями, а также бессчетными сатрапами и губернаторами, каждый из которых чеканил свою монету. Теперь уже неясно, в каких пределах имела хождение та или иная монета.

Многие виды монет никогда не пересекали северо-запад- ной границы с Афганистаном, а если и делали это. то лишь в кошельках захватчиков. Возможно, какие-нибудь греки везли их в дар. Бактрия к тому же исправно служила торговым коридором между Востоком и Западом. Индийцы очень интересовались конями (хотя и не тем, что был подарен Трое) и охотно их закупали. Правда, через три столетия в скульптуре гандхарской школы, среди греческих мотивов, сюжет о троянском коне стал одним из самых любимых.

Первым из этих индо-греческих царей был Деметрий, вероятно, Деметрий II — он преуспел в Пенджабе и покорил Таксилу. Он даже прошел вдоль Инда до самого устья. Вероятно, это случилось вскоре после 180 года до н. э. Надписи на его монетах сделаны на пракрите, на кхароштхи и на греческом, из чего следует, что среди его подданных было достаточно индийцев. Его преемник Менандр расширил владения, прибавив новые земли на севере Свата и, возможно, в Кашмире. Как далеко они простирались на восток, неизвестно. Вероятно, его владения достигали реки Рави, но маршруты его походов простирались гораздо дальше. По индийским источникам, яваны, которыми, видимо, и были войска Менандра, соединились с силами царей Панчалы и Матхуры (в междуречье Ганг — Джамна) для набега вниз по течению Ганга. Похоже, это и была та армия греков и индийцев, с которой столкнулся завоеватель Кхаравела из Калинги. Если это так, то он не смог их остановить, когда они. воплощая несбывшиеся мечты Александра Македонского, взяли штурмом Паталипутру и освободили трон для династии Шунга. Затем они, как обычно, перессорились. Возможно, Менандру, как и Александру, пришлось столкнуться с бунтом. Один из его биографов [5] писал: «Пришли, увидели, но победила Индия».

Менандр на монетах завоевателем не выглядит. Похожий на топи шлем как будто велик. Выбивающиеся из-под  него завитые локоны и изящные черты лица смотрятся несколько женственно. Он величался басилеем (царем) и сотером (спасителем), но не патриотом, не завоевателем. И такие титулы весьма гармонируют с его образом. В буддистской традиции он известен как великий царь Милинда, который вел философский диспут с монахом Нагасеной. Трактат «Вопросы Милинды» превратился в пособие по изучению буддизма. Эти беседы проходили в столице Менандра, городе Сагала (современный Сиялкот, Пакистан). Если легенда верна, то именно благодаря Менандру изящные террасы у реки Сват стали центром распространения буддизма на северо-западе.

О преемниках Менандра известно мало. Один из них, Антиалкид, как говорят, примерно в 110 году до н. э. заново объединил все греческие земли по обе стороны Гиндукуша. О нем упоминается в надписи на колонне, которую некий Гелиодор воздвиг в деревне посреди центральной Индии, за сотни миль к юго-востоку от Видиши и ступ Санчи. Гелиодор был посланцем Антиалкида к царю Бхагабхадре, который нам больше ничем не известен; возможно. он принадлежал к династии Шунга. Наверное. Антиалкид пытался заключить какой-нибудь союз против вечных соперников. Больше всего сведений сохранилось о Гелиодоре, который, хотя и был греком и сыном Диона из Таксилы, называл себя жрецом бога Васудевы. По этой причине колонна, возведенная в его честь, увенчана крылатым Гарудой — «транспортным средством» бога. Героический Васудева. которого уже связывали и с греческим Гераклом, и с Кришной, повелителем ядавов, считался одной из ипостасей повелителя Вишну. Таким образом, Гелиодор являет собой ранний пример того, как неиндиец принимает не учение Будды, открытое для всех, а ортодоксальный культ так называемой «великой традиции», которую мы привыкли называть индуизмом.

Такое межкультурное скрещивание, для которого слово «обращение» было бы чересчур категоричным, стало вскоре общепринятым среди народа, который в I веке до н. э. звался бактрийскими греками. Судя по монетам, которые чеканил этот народ, греческие боги представлялись им в виде искаженных индийских. Среди них, к примеру, отыскались повелитель Шива и его супруга Ума. Встречаются и слоны, а цари часто изображаются верхом на коне. Пришельцы носили необычные имена: Мауэс, Аз, Спалирис. Но эти типичные «цари царей» не слишком гордились своим профилем и избегали подробных портретов, столь любимых греками.

До сих пор не утихают споры о том, кем были эти люди, когда и где они правили. Одни считают, что Мауэс был сакским царем, другие — что пахлавским. Возможно, пахлавы — всего лишь другое название парфян северного Ирана, а саки могли быть кавказскими скифами. Но если Мауэс и его ближайшие наследники в I веке до н. э. были саками, то их преемники в I веке н. э. были, скорее всего, парфянами.

Об одном из этих парфян мы знаем не только по монетам и случайным упоминаниям в надписях. Его звали Гондофар, и, как отметил в 1860-х годах французский ученый Рено, это имя не случайно созвучно имени, упомянутому в христианских апокрифах. Имеются в виду «Деяния апостола Фомы», где сказано, что апостол прибыл ко двору царя Гундофара. До Пенджаба Фома добрался, совершенно этого не желая. Когда после смерти Христа апостолы стали решать, кто в какие земли пойдет проповедовать, Фоме выпала Индия, хотя Неверующий туда идти не хотел. «Куда Ты ни захочешь, Господь наш, пошли меня, только в Индию не пойду я». Только напрасной была его молитва. Фома, который был искусным плотником, обнаружил, что его продали заезжему купцу для работы над новым дворцом Гундофара. В Пенджабе он заслужил почет и уважение. Затем, уже во второе свое путешествие по индийской земле, он попал в немилость царя Маздая и был убит его солдатами.

Был ли этот Фома настоящим апостолом Фомой, действительно ли он добирался до Пенджаба, до сих пор несколько сомнительно, как сомнительны и «обращения» людей, с которыми он встречался. Но по крайней мере это предание позволяет нам узнать, что Гондофар правил после смерти Христа. Не бог весть какая точность, зато это может послужить нам хоть какой-то опорной точкой в путанице династий и сроков.

И саки, и парфяне пришли от подножий Гиндукуша. Там, по дорогам, ведущим из Китая, через пустыни, по степям Туркестана, проходили основные пути миграции народов. Китайские летописи рассказывают о постройке Великой китайской стены в III веке до н. э. и о нападении множества кровожадных племен. Теснимые на запад и отчасти на юг, эти племена, в свою очередь, теснили других, создавая эффект этнического домино, который длился многие десятилетия и охватил всю Среднюю Азию. Иранские парфяне и бактрийские греки были согнаны с мест саками, которые шли откуда-то от Аральского моря. Но саков, в свою очередь, теснили юэчжи (тохары), которых прогнали на запад от Синьцзяна племена хунну. Последние, также известные под названием гуннов, к счастью, долго не могли добраться до Индии. Но юэчжи продолжали давить на саков и вытеснили тех из Бактрии. Во второй половине I столетия н. э. тохарские кланы двинулись в Индию.

Опять нужно с осторожностью относиться к распространенному мнению о том, что юэчжи или, как их называют в индийской истории, кушаны, вторглись в Индию. О подробностях продвижения известно очень мало, как и о том, как их в Индии встретили. Возможно, они пришли как союзники или наемники, приглашенные неудачливыми индийскими правителями вроде Амбхи, вставшего на пути Александра Македонского. А может быть, они хлынули в Индию как беженцы подобно жителям Тибета, Афганистана и Бангладеш в XX веке. История Древней Индии нам известна главным образом благодаря изысканиям британских ученых XIX века, а они рассматривали вторжение ариев, македонцев и мусульман по одному шаблону. Им так было удобно — этот шаблон делал простительным британское вторжение.

Монеты и надписи, датированные периодом на рубеже новой эры, вполне определенно говорят о том, что у власти находились чужаки. Но нам ничего не известно о сражениях этого времени. Брачные союзы, экономические кризисы, убийства и перевороты служили причиной смены династий чаще, чем успешные вторжения. Если принимать во внимание кризис законного наследования, сомнительное происхождение местных правящих фамилий и отсутствие в то время национального самосознания, то почему было не признать этих пришедших издалека царей со странными именами и необычными шапками?

Пахлавы-парфяне с индийской сцены исчезли быстро. Снова они объявились лишь однажды, гораздо позже, в качестве сомнительных предков династии Паллавов, обосновавшихся в Канчипураме. Это знаменитая династия, но от парфян ее отделяют три столетия и почти весь субконтинент. Саки-скифы, разделившиеся на несколько новых царств, или сатрапий, и охотно перенимавшие индийские обычаи, оставили более долгий след. Однажды они даже дошли до Матхуры и Удджайна, но вскоре были изгнаны в Саураштру (Гуджарат), а затем в I-II веках н. э. были известны как «Западные кшатрапы». И только юэчжи-кушаны, особенно их великий царь Канишка, смогли создать что-то вроде империи.

О первых претензиях кушанов свидетельствуют монеты да надпись, обнаруженная в Таксиле. Махараджа, Царь Царей, Сын Божий, Спаситель Великий, Властитель Всех Земель, Цезарь и тому подобные титулы ясно указывают на стремление присвоить всю возможную власть. Титул «Сын Божий» — пережиток китайской традиции, когда император приравнивается к небожителям. Звание «Царя Царей» саки позаимствовали из Ирана, у Ахеменидов. «Спаситель» пришел от греков. «Цезарь» — от римлян. Монеты были высочайшего качества и соответствовали римским весовым стандартам. Возможно, они просто подражали римским золотым. Но расписывая пышные титулы на ограниченной плоскости монеты, саки нередко опускали имя царя, так как оно не помещалось. Поэтому проследить линию наследования кушанских царей очень трудно. Известно, что среди них был Куджула Кадфиз, потом Вима Кадфиз, поклонявшийся Шиве и присоединивший к своим афганским владениям Гандхару, Пенджаб и междуречье Ганга — Джамны по меньшей мере до самой Матхуры на юге.

За Кадфизами следовал, вероятно, Канишка. Надписи, сделанные во время его правления (предположительно), найдены на огромной территории, от Амударьи и границ Афганистана до Варанаси и Санчи. В преданиях говорится, что он завоевал Магадху и обладал огромной властью в районе западных Гималаев, в том числе в Кашмире и Хотане, в области Синьцзян. Буддистские тексты, из которых мы черпаем большую часть информации, превозносят его как второго Менандра или Ашоку. Он покровительствовал сангхам (монашеским общинам), председательствовал на Четвертом буддистском соборе, благодаря ему началась новая волна миссионерской деятельности. В его столице Пурушапуре (современный Пешавар) до сих пор сохранился фундамент колоссальной ступы. Около ста метров в диаметре, она, предположительно, достигала двухсот метров в высоту — ее можно было считать одним из чудес света.

Матхура на Джамне, вероятно, служила второй столицей, возле нее были воздвигнуты огромные статуи Бимы Кадфиза и самого Канишки. К сожалению, обе статуи утратили головы. Если благодаря монетам мы можем полюбоваться на портреты греческих царей, но редко можем увидеть их туловища, то от кушанских царей сохранились лишь туловища, но не головы. Канишка стоит в вызывающей позе. Его огромные ноги в стеганой обуви вывернуты наружу. Спереди видна подпоясанная туника под плотным, вероятно, кожаным платьем до лодыжек. Одна рука покоится на рукояти упертого в землю меча шлемодробительного вида, другая сжимает замысловатое изделие, которое иногда называют булавой, но с тем же успехом его можно принять за разновидность самострела. Избыточно, по индийским меркам, одетый и стоящий в такой неиндийской — угловатой и бескомпромиссной — позе, царь наводит на мысли о суровом климате тех краев, откуда пришли кушаны и где, воюя за Синьцзян, Канишка нашел, как считается, свою смерть. Пусть эта статуя и не является «одной из прекраснейших работ, созданных на индийской земле», она «уникальна, как единственное индийское произведение искусства, изображающее чужеземный стиль, при этом не иранский, не греческий и не римский» [6].

Наследники Канишки, имена которых часто тоже оканчивались на «-ишка», правили Кушанским царством еще около столетия. Как и в других подобных случаях, по мере того, как сокращались владения этой августейшей династии, упоминания о ней становились все скуднее и реже. Со временем империя кушанов выродилась в одно из множества крохотных царств на северо-западе. К сожалению, снабдить его историю точной датировкой невозможно, поскольку датировка всех записей считается от воцарения самого Канишки, а об этой дате историки так и не смогли договориться. Современная Республика Индия, которая имеет два названия (Индия и Бхарат), пользуется и двумя системами датировки: обычным григорианским календарем и другим, созданным в эпоху саков, счисление которого начинается в 78 году н. э. Хотя этот период и называется сакским, а не кушанским, многие считают, что кушаны правили именно тогда. Другие относят правление Канишки к другому периоду — эпохе Викрама, которая началась в 58 году до н. э. На мой взгляд, это слишком рано. С другой стороны, современные исследования, основанные на сопоставлении кушанских и римских монет, относят воцарение Канишки к 128 году н. э.

Это очень значительная разница. Если точно определить время правления Канишки, можно гораздо лучше судить о его достижениях, хотя о непонятных наследниках этого уже не сказать. Но если уж по всему хронологическому шоссе истории северной Индии царит ограниченная видимость, то участок II-III века н. э. ничем не лучше других. Однако разногласия нужно как-то решать, а для этого требуется переоценить предыдущие века. Ремонтные работы даже на хронологическом шоссе могут привести к плачевным результатам.

Через крышу мира

Когда в конце 70-х годов XX века китайские и пакистанские инженеры принялись за постройку дороги между этими двумя странами, в Дели, да и во многих других местах, воцарилось изумление. Каракорумская трасса свидетельствовала об угрожающем сближении Мао Цзэдуна и Зульфикара Али Бхутто, Китая и Пакистана. При всей политической опасности такого сближения, оно выглядело неестественным, потому что если и существует мощный естественный географический барьер, это Гималайские горы. Для Индии они играли роль Великой стены. За ними народы субконтинента укрывались от миграционных бурь и завоевательных походов, опустошавших целые страны. Более того, нигде эта стена не была так прочна, как на севере Пакистана, где к Гималаям примыкают вершины Гиндукуша и Каракорума. Жестокие температурные перепады, мощнейшая эрозия пород, повышенная сейсмическая активность и рост ледников превратили этот регион в самый нестабильный на Земле. Строительство всепогодной двухполосной трассы с виадуками, тоннелями, плавными подъемами и спусками в этих горах выглядело откровенной и не слишком умной авантюрой.

Тем не менее ценой неимоверных затрат дорога была построена. Появление «восьмого чуда света» должным образом отпраздновали, и по дороге потянулись караваны грузовиков и автобусов, пересекавших «крышу мира». Выгод от дороги оказалось немного. Торговый путь на высоте 5000 метров над уровнем моря, через пакистано-китайскую границу, по Хунджерабскому перевалу оказался не самым удобным. Настоящим спасением стала дорога только для маленьких поселений в «северных областях» Пакистана. И богатейшие открытия принесла она историкам и археологам.

Хорошо известно, что учение Будды из Индии проникло в Китай и распространилось до самой Средней Азии. Династия Хань во II веке до н. э. открыла торговлю с Западом через знаменитый Шелковый путь. Путь проходил с севера от Тибета, через Синьцзян, затем по Амударье через Бактрию к Бухаре, Ирану и Средиземноморью. Династия Хань поддерживала дипломатические контакты и с народом юэчжи задолго до того, как кушаны пришли в Индию. Позже, когда государство кушанов растянулось по огромной дуге от Синьцзяна, через Афганистан, через Инд, в Индию, естественным образом возникло сообщение Индия — Китай. К тому же Канишка возобновил политику Ашоки — начал оказывать покровительство буддистским сангхам и поддерживать распространение буддизма. Из китайских источников известно даже, что первые буддистские миссионеры прибыли в Китай из Индии в 65 году н. э. Вероятно, именно при парфянах-кушанах монахи Дхармаракша и Кашьяпаматанга пришли в Китай, чтобы основать там первый монастырь и начать великую работу, вознося молитвы и переводя священные сутры. Вскоре по их следам проследовала вереница учителей и художников, множество ликов, текстов и реликвий. Триста лет в Китае и его окрестностях выращивалась новая вера, распространялись новые формы искусства.

Традиционно путь проходил от Пешавара, вдоль по долине реки Кабул, через Джелалабад, к Бамианской долине, затем пересекал Гиндукуш и выходил в Бактрию [7]. В узкой Бамианской долине среди гор афганского Гиндукуша, во всю высоту скальных стен были высечены гигантские статуи Будды. Поблизости от них, словно пчелиные соты в улье, теснились в скалах многочисленные пещеры и кельи, в которых монахи молились и предавались медитации. Из Бактрии буддистские реликвии распространялись дальше на север и восток: через Памир, вокруг пустыни Такла-Макан, мимо озер Лоб-Нор цепочкой священных для буддистов мест тянется след в Китай. «Дорога длинна», — пишет китайский путешественник, которому довелось странствовать в обратном направлении, в Индию. Чтобы обогнуть индийскую «Великую стену», требуется проделать путь длиной в 3000 километров. Несомненно, это была очень важная дорога, но инженеры 70-х годов XX века обнаружили, что удобнее и быстрее пользоваться путем, который проложили реки Инд и Хунза в верхнем своем течении, вдоль их русла и проложена Каракорумская трасса.

По реконструкции ведущего пакистанского археолога, доктора Ахмада Хасана Дани, исторический путь начинался к северу от Таксилы, где современное шоссе проходит через горы. Первой из важных вех можно считать Большие Наскальные эдикты Ашоки, написанные на языке кхароштхи на двух каменных глыбах возле города Мансехра. Надписи пострадали от времени. Дорога проходит между ними, и это позволяет предположить, что путь вдоль Инда использовался еще в III веке и в него вливались дороги от Таксилы, из Пешавара и Свата. Отсюда дорога идет бесконечными горками Кохистана, где многочисленные скалы и пещеры хранят сюжеты буддистской тематики. Одна из надписей, которые удалось прочитать, гласит, что здесь находился «монастырь махараджи Канишки». Затем дорога уходит круто вверх, потом бежит по жуткой теснине Инда, и на скалах появляются другие надписи: «У туннеля». «Над заправочной станцией». Они указывают на места обитания отдельных монахов и расположение ступ и вихар.

К западу от города Чилас, у подножья снеговых гор массива Нангапарбат, долина Инда внезапно выходит на открытую, выжженную, лунного вида пустыню, где нет ни травинки, зато скалы блестят всеми цветами радуги. Здесь находится одна из многочисленных надписей кушанского царя Вимы Кадфиза. Возле продуваемого ветром городка, над рекой, стоит камень с изображением сакского царя Мауэса. «Это первое доказательство того, что эта область была завоевана скифским правителем» [8], который именно этой дорогой привел свои войска в Пенджаб. По другую сторону города Чилас расположено множество рисунков на камнях, известных как скала Гундофара. Надписи на них восхваляют этого парфянского царя, «покровителя Фомы Неверующего».

Далее скульптуры Будды и ступы находятся в долинах вокруг города Гилгит. Отсюда и шоссе, и буддистская дорога вливаются в долину Хунзы, чтобы вскарабкаться на внушительного вида ледники. К востоку остаются вершина К-2 и соседние с ней, между которыми расположен Хунджерабский перевал. Впереди граница с Китаем. Шоссе заканчивается в городе Ташкурган, древнем перевалочном пункте Великого шелкового пути. И последним напоминанием о том, насколько важна была эта трасса и вся территория, по которой она проходила, для Кушанской империи, служит выбитый на так называемой Священной скале Хунзы внушительный список древних царей, культов и проходящих странников, включая надписи, сделанные обоими Кадфизами и снова кушаном Девапутрой (божьим сыном) махараджей Канишкой.

Новое Каракорумское шоссе, которое проходит вдоль южной стороны, послужило причиной того, что об этом памятнике узнал мир, хотя до того надписи веками пребывали в безвестности. Священная скала стойко выдержала натиск времени, сохранив для нас древние надписи, повествующие о давно забытой истории этих мест и о дороге, по которой люди добирались из Гандхары в Китай [9].

Таким образом, хотя Каракорумское шоссе и нарушает законы географии, нельзя сказать, чтобы оно противоречило законам истории. Фактически оно проложено вдоль пути, который избрали буддистские проповедники, следуя со своим учением из Синьцзяна в Китай.

Естественно, это учение было буддизмом махаяны. Четвертый буддистский собор, проведенный Канишкой, в результате долгих споров между сангхами привел к расколу. Те пуристы, которые придерживались в основном этической составляющей учения Будды, образовали гималайскую школу, те же, кто возвысил Будду и других просветленных до положения божеств, требующих поклонения, превратили свое учение, названное махаяной, в религию. Первые упорно не признавали изображение Будды в виде человека. В искусстве хинаяны его присутствие традиционно изображается следом ноги, троном, деревом, зонтиком. Но махаяна представляет Будду иконой, изображая Просветленного и других бодцхисаттв, в том числе и женщин, в человеческом облике. Такая идея может иметь в своих корнях изображение греко-римских божеств, которым поклонялись бактрийские греки, а также римские статуи, что в тех местах находили и продавали. Конечно, такое совпадение средиземноморского предложения и буддистского спроса определило особенности искусства Гандхары.

Кушаны, контролируя как в Бактрии, так и на огромной части Индии торговлю между Западом и Востоком, извлекали выгоду из новой веры и нового искусства. Они могли даже выписывать для себя западных мастеров, как Гундофар святого Фому. Новый стиль быстро развивался, меняя архитектуру и живопись. В искусстве появлялось повествовательное направление на основе буддистских преданий, инструментами стали греко-римская композиция и манера. Причем фигура самого Будды наименее всего подверглась «форумному» декору. Она, хотя и обрамленная классическими мотивами и наделенная спокойным греческим выражением позы, жеста и лица, все-таки четко приспособлена к канонам индо-буддистской иконографии. Такова традиция Ганхары — любопытное сочетание кушанского покровительства, греко-римских форм и индийского духа. Именно это сочетание в скульптуре, фресках, резьбе и живописи шествовало по Каракорумской дороге или вокруг, через Бамианскую долину и Бактрию, чтобы заполнить монастыри по всему Шелковому пути и вдохновить буддистов Китая и других краев.

С IV столетия Каракорумский путь использовался мало. В это время свет буддизма на северо-западе Индии затмили пришельцы из Средней Азии. Это было время гуннов. Несмотря на время и стихию, каракорумские надписи сохранились почти полностью. Интересно, что в них мало упоминаний о том, чтобы эта дорога использовалась для торговли. В частности, по ней могли везти китайские шелка, которые закупала Индия, чтобы затем перепродать в Египет или Рим. Если такие караваны избегали Каракорумской дороги, значит, они считали плавные подъемы и луга Бактрийской дороги более удобными, чем каменные уступы Хунзы и скользкие склоны теснины Инда. Не имея коммерческой ценности, Каракорумская дорога вскоре оказалась совсем заброшенной.

Взгляд на море

Где бы ни случался обмен идеями, это происходило постепенно, шаг за шагом. На полуострове Индостан, к югу от реки Нармада, в том числе в Декане и на крайнем юге, на рубеже новой эры были заметны процессы урбанизации и образования государств. Раньше эти процессы шли только в долине Ганга. Но теперь активно развивалась торговля, появились торговые пути, особенно в западном Декане (Махараштра и окрестные территории) и на крайнем юге (Тамилнад и Керала). В медленных переменах прослеживался переход от пастбищного и натурального хозяйства к возделыванию риса и появлению избыточного продукта. Ко II веку на юге велись строительные и ирригационные работы, население стало перемещаться из горных селений в плодородные низины, в поймы и дельты рек. В стране Чола, омываемой рекой Кавери, говорят, на месте, где мог лечь один слон, вырастало столько риса, что хватало на прокорм семерым» (скорее людям, чем слонам) [10]. Но избыток продуктов отчасти уходил в обмен за добытое в море и лесах (например, жемчуг и перец) и на предметы роскоши, которые перепродавались дальше. Такие возможности, недоступные в долине Ганга, в рекордное время подняли население полуострова из каменного века до уровня образования государств.

До I века южные территории мало фигурировали в истории Индии. Сегодня южные штаты — Карнатака, Андхра-Прадеш, Тамилнад и Керала — разговаривают на языках, соответственно: каннада, телугу, тамильском и малаялам. Все они принадлежат к дравидийской языковой семье, сильно отличаясь от индоиранских языков, таких как санскрит и современные его производные.

Считается, что на субконтиненте до индоиранских народов жили дравидийские. Существуют доказательства того, что хараппский язык принадлежал к дравидийским, но остатки протодравидийских народов в Белуджистане, провинции Пакистана, граничащей с Ираном, наводят на мысль, что этот язык происходит откуда-то с запада от Инда. Есть мнение, что протодравиды широко заселяли Гуджарат и Махараштру, откуда потом переселились на юг. Это могло случиться еще до середины I тысячелетия до н. э., и они могли прижиться на юге, как и арийцы в долине Ганга, поскольку разводили лошадей и пользовались железным оружием. Это был высокий уровень для племен Карнатаки и других районов полуострова, живших в каменном веке.

Четыре дравидийских языка, вероятно, развились из прото-дравидийского очень давно, поскольку отличались один от другого еще в доисторическое время. Каждый из них уже относился к тому региону, на котором сегодня расположен соответствующий штат. Такое гео-лингвистическое постоянство — отличительная черта истории южной Индии. Здесь удивительным образом языки разделяют соседние штаты вместо того, чтобы давно смешаться.

Около 300 года до н. э. Мегасфен уже знал о государстве Пандья (Пандея). Позже оно заняло часть Индии к югу. до самого моря. Насчитывало оно 365 поселений. Число это не случайно — каждое из них один день в году поставляло провизию для царского двора. Али ока был лучше осведомлен об этой стране. Большие Наскальные эдикты среди южных соседей перечисляют царства Чола и Пандья (соответственно, северная и южная ветви тамильского языка). Шатьяпутра (об этом названии до сих пор ведутся споры). Кералапутра (жители Керала, говорящие на языке малаялам) и народ острова Шри-Ланка. Хотя ни одно из этих царств не входило в империю Маурьев, все они, согласно Угодному Богам, приняли закон Дхармы и начали сажать вдоль дорог деревья и лечить людей и животных.

Позднее завоеватель Кхаравела, царь Калинги (Орисса), тоже упомянул о южных царствах. В одной из надписей он заявлял, что победил союз тамильских государств и захватил много жемчуга из царства Пандья. Раковины и жемчуг упоминаются и в «Артхашастре», как и тонкий хлопок из Мадурая — столицы Пандьи. Рассуждая, как можно увеличить государственный доход, учитель Каутильи обсуждает поспешное предположение, что северной Индии выгоднее всего торговать со Средней Азией. Пресловутый брахман предлагает довольно очевидные вещи: торговля через Южный путь (Дакшинапатха) более выгодна, а кроме того, эта дорога гораздо безопаснее. Торговля с югом, хотя бы предметами роскоши, была основана в период империи Маурьев. По безопасной и хорошо накатанному Южному пути вместе с товарами на полуостров двинулись модные идеи.

Об этих и многих других событиях истории юга мы знаем из тамильской поэзии и из древних тамильских грамматик. Стихи, старейший из которых датируется примерно временем жизни Христа, слагались и читались на празднествах и собраниях (сангах) при дворе династии Пандья. Составлялись целые сборники санг, которые были записаны гораздо позже. Возможно, они, как и санскритская классика, содержат множество исправлений и дополнений. С другой стороны, в отличие от санскритской классики, они не принадлежат отдельной касте и не служат для определенных ритуалов. Более того, они содержат множество достоверных сведений об условиях жизни. «Трудно переоценить этот факт, — пишет американский знаток тамильской поэзии. — Тамильская литература не только рисует перед нами точную картину, описывающую различные классы, но и рассказывает, как жили в Тамилнаде до того, как на юг пришли арии» [11].

Такой вердикт говорит, что о будущей массовой миграции ариев древним тамилам известно было немного. Кроме того, тамильская литература уже имеет налет арийских и санскритских идеалов. Поэты и поэтессы тамилов хорошо знали эпические произведения и сравнивали своих покровителей с героями «Махабхараты». Топонимы наподобие Мадурай (вариант Матхуры) отражают почтительное отношение к географии эпоса. Как Айодхья перебралась в Таиланд и на Яву, так и Матхура получила новое место жительства на острове восточнее Явы. Поэтам было известно и о сказочных богатствах царей Нанда, и о том, как Маурьи однажды пришли в Карнатаку. Брахманы уже утвердили свое влияние на юге, им дарили земли. Буддизм и джайнизм там тоже встречались — тамильские надписи на могилах сделаны на северном варианте брахми.

Кастовые различия на юге тоже отмечались, хотя они, возможно, были лишь отголосками того, что творилось на севере. Общественные отношения не сложились в четырех-варновую систему. Урожденных кшатриев и вайшьев на юге Индии практически нет по сей день. Что касается кастовых отношений, почитания мертвых героев и строгих правил межполовых отношений, южане точно не были ариями. Зато тамильской поэзии свойствен дух веселого праздника, который пронизывает как бесконечные войны между чера (жителями Керала), народами Пандья и Чола, так и сцены мирного благополучия и царской щедрости. От этих стихов возникает впечатление, будто общество хорошо оценило строгие догмы неизбежной арианизации, но взяло себе только ту их часть, которую хотело.

Примеры арианизации встречаются и здесь, где появились не в том обязательном порядке, как в долине Ганга. Кажется, что южные царства гораздо больше заимствовали от тех соседей, с которыми общались через море, нежели с сухопутными. К примеру, письменность, «с которой начинается сама цивилизация» [12], здесь появилась не с севера, из долины Ганга, а с юга, с острова Шри-Ланка. Благодаря посланнику Ашоки Шри-Ланка опередила материк. Ее буддистские летописи послужили материалом для сверки событий, отраженных в стихах, с датами правления царей. С этого острова алфавит брахми перебрался в страну Пандья. а затем в Кералу и Чолу. Но арианизация все же добралась до них, хоть и окольным путем.

Решающую роль сыграл фактор моря. Фактически именно подробное описание морской торговли сильно выделяет тамильскую поэзию. Они постоянно упоминают оживленные рынки, полные товаров склады, корабли, пришедшие из многих стран, искусный торг и яванов (не только бактрийских греков, но чужеземцев вообще), «чьи богатства не иссякнут» — все это согласуется с тем, что мы знаем о жизни в южной Индии в I веке до н. э. из других источников, главным образом из археологических находок и многих упоминаний в римской литературе.

На юге и по всему западному побережью найдено множество образцов римской керамики, в том числе амфоры для вина. Римские монеты находят в Тамилнаде, Керале и других местах. На восточном побережье, в районе Пудучерри (к югу от Мадраса), у поселка Арикамеду, откопана одна из баз индо-романской торговли. «Вдруг в Арикамеду из немыслимо далеких земель пришли странные вина, посуда, какой не делали здешние мастера, лампы необычного вида, стекло, резные камеи» [13].

Примерно в то же время в другой порт прибыл Фома Неверующий. Согласно преданию, в свою вторую индийскую миссию Фома обратил в христианство гораздо больше людей, но заплатил за это мученической смертью. Его убили в Милапуре, теперь это пригород Мадраса. Пещера, в которой он жил, находится в горе, на которой апостол был убит. Там же и могила, где он похоронен. Гора носит его имя, а могила до сих пор почитаема.

Фома сошел на сушу в одном из заросших кокосовыми пальмами портов Кералы. Местная община сирийских христиан считает себя потомками тех, кого Фома обратил на индийской земле первыми. Отсюда апостол направился к восточному побережью. Предметы римского происхождения находят по всему полуострову, от Кранганора, который римляне называли «порт Музирис» (возле Кочина), до Арикамеду и устья реки Кавери. При этом очевидно, что римские корабли обычно не огибали мыс Коморин. Римляне закупали в Керале перец и листья малабарского коричника, которые называли «малабатр». Рисковать кораблями, огибая мыс против ветра, им было незачем. Просто амфоры с тосканским вином, стекло и посуда грузились торговцами-яванами на повозки, и быки тащили их через Коимбаторский перевал (в Западных Гхатах), чтобы доставить груз вниз по Кавери. В Арикамеду и других портах восточного побережья их меняли на не менее ценный груз — гвоздищ и мускатный орех с Молуккских островов, драгоценные камни и благовония из Малайи. Бирмы и с восточных Гималаев.

Поселения и миграции

Так складывалась торговля между Востоком и Западом. Этот индийский порт служил одним из перевалочных пунктов, к которым шли корабли через Аравийское море, одним из терминалов обширной торговой сети. Более подробные сведения об этой первой в мире межконтинентальной торговле и о роли индийского судоходства и индийских купцов можно почерпнуть из двух источников: из надписей в огромных скальных храмах в западном Декане и из археологических раскопок в Юго-Восточной Азии.

К сожалению, полная ясность относительно Каракорумской и Бактрийской дорог в Китай имеется только в смысле их географического расположения. Археологические раскопки в Юго-Восточной Азии для этого периода времени результатов почти не дают. В центральной Бирме обнаружен город, датированный первыми веками новой эры. Дворец и ступы его построены по буддистскому образцу. В Таиланде и Вьетнаме находят римские монеты, а также бусы, бижутерию, керамику, геммы и металлические изделия, привезенные из Индии. Осколки индо-романской керамики, похожей на ту, что найдена в Арикамеду. встречаются также и в японских захоронениях. ГЬраздо сильнее впечатляют бронзовые сосуды и карнелиановый лев, найденные в западной части центрального Таиланда, возле местечка Дон Та Пхет. «Считается, что здесь еще до начала новой эры очень активно действовали буддистские проповедники. Если принимать во внимание индийские источники, в которых говорится о кораблях, уходящих в море, о проповедниках и приключениях купцов в "Суварнабхуми", а также греческие упоминания о "Хризе" и "Херсонесе" (все эти три слова означают "золотая земля" и относятся к Бирме, Суматре или Малайскому полуострову), то вполне хватает фактов, чтобы доказать важную роль Юго-Восточной Азии в мировой торговле, которая связывала Средиземноморье и ханьский Китай» [14].

Благодаря этой торговле и деятельности проповедников в Юго-Восточной Азии и появились первые следы индийской культуры. Древнекитайские тексты упоминают о «крохотных индийских государствах, существовавших на Малайском полуострове со II века» [15]. Одно из них, по-китайски Тунь-Сунь. насчитывало 5000 индийских семей да еще тысячу брахманов, за которых туземцы сосватали своих дочерей. «Из-за этого многие брахманы не стали уезжать. Они ничего не делают, только твердят священные тексты, купаются в цветах и благовониях, денно и нощно храня благочестие» [16].

Похоже, что торговцы, вместо того чтобы ходить Малаккским проливом, нашли короткий путь через Малайский полуостров, как до этого поступили с Индостаном. Индийские поселения в Малайе, вероятно, возникли по этому торговому пути, по нему же брахман Каундинья проследовал на восток, за Сиамский залив, к устью Меконга.

Там его встретили враждебно, если верить китайским источникам. Местная царица по имени Лю-Йе (Ивовый Лист) пыталась захватить его корабль. Но когда Каундинья с помощью стрелы поджег ее собственный корабль. Ивовый Лист передумала.

Устрашенная, она сдалась на его милость, и Каундинья взял ее в жены. Но видеть ее нагой ему не пристало, и он взял ткани, чтобы сделать из них одеяние, и заставил царицу надеть его. Затем он правил страной и передал власть своим наследникам [17].

Так, согласно китайским летописям, около 100 года было основано индийское царство Фунань. Оно существовало пять столетий, и благодаря ему на вьетнамском побережье появились другие индо-буддистские торговые государства (Чампа, Линьи). Затем они объединились в «индианизированное» Кхмерское царство со столицей в Ангкоре.

От Фунаня до 300 года мало что осталось. Город-порт, который удалось откопать в Окэо. в провинции Анзянг. располагался в дельте Меконга во II веке. В нем нашли статуэтки Вишну и другие предметы индуистских культов. Вероятно, там стоял храм. Дальше по берегу, у городка Вокань, в районе города Нячанг, стоит стела, предположительно III века, с надписью на санскрите. Она рассказывает о правителе, установить имя которого не удалось. Но, что гораздо важнее, она подтверждает догадку, что письменность в эти края пришла из Индии. Однако это лишь отголоски процесса арианизации, дошедшие до первых веков новой эры. Они приобщали образованную диаспору к индийской культуре «Золотого века» династии Гуптов.

Что до сведений, почерпнутых из скальных храмов западного Декана, они не только подтверждают торговлю с яванами (в основном римлянами), но еще и говорят о важных связях между религиозными образованиями и коммерческими предприятиями. Скульптуры и сделанные там находки датируются 100-170 годами. Число самых древних пещер Декана приближается к тысяче. Это комплексы Бхаджа, Карле, Нашик, а также пещеры Аджанты и Эллоры. Многие комплексы включают колонны, ступы, сводчатые чатья, величественные фасады, придающие храмам вид пещер. Большинство из них вытесаны буддистами.

Из многочисленных надписей и монет мы знаем о первой династии Махараштры. В пуранах приводится примерный список ее царей. Они были из Шатаваханы (андхры). Считается, что они лишили династию Канва и Магадхи последних остатков власти и утвердили свое превосходство по всей центральной Индии и в Декане. Об их успехах можно судить не только по скальным храмам, но и по прекрасной ступе города Амаравати. самой изящной во всей Индии с точки зрения скульптуры и архитектуры. Построенная в основном на средства купцов, она изначально находилась на территории штата Андхра-Прадеш. но в XIX веке была разобрана и распродана по музеям. Часть ее находится в Британском музее, привлекая посетителей наряду с Розеттским камнем и мраморами Элгина.

Рельефы ступы из Амаравати. как и на ступах в Санчи и Бхархуте, рассказывают о мифологических сюжетах из жизни Будды. И все они позволяют увидеть повседневную жизнь того времени. Сцены наполнены жизнью, на каждом изображении толпятся люди. Музыканты трудятся над своими инструментами, стройные танцовщицы покачивают бедрами. Беседующие женщины в ожерельях и браслетах рядком занимают балкон первого этажа под замысловатым цилиндрическим сводом крыши. По улице вышагивают кони, быки терпеливо тянут разукрашенную повозку, а слон выглядит, как берсерк. Картины до того живые, что можно услышать гомон толпы, почувствовать запахи, вкус пыли. Быки, тянущие тяжелые повозки, и корабли с парусами и веслами говорят о роли торговли. Каменщики и рабочие строят ступу, на которой и находится изображение. И вездесущие опахала, которые держит свита Будды — вероятно, частные торговцы и главы гильдий. Из литературных источников мы знаем о том. каким социальным, финансовым и даже политическим влиянием пользовались эти организации. Известно также, что у каждой из них было свое знамя и что именно гильдии являлись главными покровителями буддистских общин.

Подобные организации действовали по всему царству Шатавахана, и не случайно его расцвет совпал с расцветом торговли с Юго-Восточной Азией и Римской империей. Перипл неизвестного автора упоминает о каких-то царях Шатаваханы и называет их порт — это современный Бхаруч (в древности Бхарукаччха, в греческом варианте Баригаза). Автор рассказывает, как морское судно встречают лоцманские лодки, чтобы провести мимо мелей в устье Нармады, «где уже ни на что нельзя смотреть без удивления». Сопара и Кальян, расположенные возле Бомбея. тоже были крупными портами, хотя позже их разграбили конкуренты Шатаваханы, сакские сатрапы Гуджара- та. После этого торговля «сильно пострадала». С 170 года, с упадком Рима, сильно пострадала торговля по всему Индийскому океану. Это отразилось и на западном Декане — скальные храмы строить перестали и не возобновляли строительство еще 200 лет, пока Шатаваханы не отступили на восток.

Конечно, связь между торговлей и могуществом не случайна. «Процветание достигалось торговлей, для контроля над торговыми дорогами на тех их участках, которые выбирали правители, оставлялись надписи» [18]. Сухопутные дороги вели из морских портов в Удджайн и долину Ганга, а также в столичный Пайтхан. В любом случае идти предстояло по крутым склонам Западных Гхатов. Самые ранние из шатаваханских надписей сделаны в пещере и напрямую касаются этих проходов и перевалов. Именно поэтому один из первых шатаваханских царей подписывался титулом Дакшинапатха-пати (Повелитель Южного Пути).

Перипл рассказывает, как из Удджайна едет вместительная повозка с редкими товарами из кушанских владений. Среди них нард, шафран и костус (лечебный корень) с Гималаев, слоновая кость и бделий (пахучая пальмовая камедь), шелка, агат и карнелиан, черное и тиковое дерево. Такую торговлю могли вести еще во времена Маурьев, поскольку в Наскальных эдиктах Ашоки Сопара упоминается. Но развить ее смогли лишь цари Шатаваханы. Они не только держали под контролем все дороги, но и смогли добиться от сухопутного населения, чтобы порты и перевалочные базы снабжались всем необходимым. Программа поддержки торговли зашла столь далеко, что цари Шатаваханы. почитая ведические каноны и богов, покровительствовали буддистам и дарили брахманам земельные наделы.

Буддизм уже ассоциировался с коммерцией и производством. Учение Будды не только вдохновляло вкладывать деньги в уход за святынями. Оно позволяло отвергнуть кастовые запреты на еду и передвижение, которые мешали торговать. Бозле крупных храмов выросли базары, трактиры. конюшни, конторы писарей и лавки плотников. Бее. разумеется, строилось из дешевой тогда древесины. Монастыри играли роль караван-сараев. Поначалу они принимали царские подарки, но теперь их заменили частные пожертвования и доходы от сделок. В списке жертвователей на стене скального храма перечислены гильдии и частные мастера: ткачи, торговцы зерном, плетельщики корзин, кожевенники, мореходы, резчики по слоновой кости, кузнецы, торговцы солью и многие другие. Многие прибыли из дальних районов Индии, некоторые называли себя яванами. Всех привлекала обильная торговля, для которой религиозные институты делали все возможное.

Природа арианизации на субконтиненте обсуждается до сих пор. но Индия имела огромное влияние и за его пределами. Фунань и другие царства Юго-Восточной Азии, созданные по индийскому образцу, появились в результате торговли, или деятельности проповедников, или завоеваний? Можно ли называть их колониями? Или индийское влияние затронуло только культурную элиту, приближенную к трону? Столь масштабных завоеваний, какие Рим проводил в Галлии и Британии, тут явно не было. Гораздо вероятнее — главную роль сыграла диаспора, на которую оказали влияние индийские идеи. Они же нашли отражение в западном Декане, где торговля, религиозные учреждения и царская власть способствовали появлению аграрных поселений и образованию государства.

Цитируется по изд.: Кей Джон. История Индии / Джон Кей: пер. с англ. И. Летберга, - М., 2011, с. 150-182.

Примечания

[1] Narain A. K. The Indo-Greeks. P. viii.

[2] Kulke H. and Rothermund D. A History of India. P. 83.

[3] S[h]astri K. A. Nilakanyha. A Comprehensive History of India. Vol. 2, The Mauryas and the Satavahanas. P. 102.

[4] Thapar, R. A History of India. Vol. 1. P. 93.

[5] Narain A. K. The Indo-Greeks. P. 11.

[6] Harle J. C. The Art and Architecture of the Indian Subcontinent. P. 70.

[7] Bagchi P. C. India and China: A Thousand Years of Cultural Relations. P. 10.

[8] Dani A. H. Human Records on the Karakoram Highway. P. 49.

[9] Ibid. P. 77.

[ 10] S[h]astri K. A. Nilakanyha. A History of South India from Pre[1]historic Times to the Fall ofVjayanagar. 1955. P. 130.

[11] Hart George L. «Ancient Tkmil Literature: Its Scholarly Past and Future», in Stein, Burton (ed.), Essays on South India. P. 41-42.

[12] Maloney Clarence. «Archeology in South India: Accomplishments and Prospects», in ibid. P. 24.

[13] Wheeler R. E. Mortimer. Rome Beyond the Imperial Frontiers. P. 147.

[14] Glover I. C. Early Trade Relations Between India and South East Asia. P. 47-48.

[ 15] Coedes G. The Indianised States of Southeast Asia. P. 18.

[ 16] Quoted by Sarkar H. B. Cultural Relations Between India and Southeast Asian Countries. P. 87.

[ 17] Quoted in Coedes G. The Indianised States etc. P. 37.

[ 18] Ray Himashu Prabha. Monastery and Guild: Commerce Under the Satavahanas. P. 108.