Османская империя накануне младотурецкой революции

Младотурецкая революция была подготовлена всем ходом социально-экономического и политического развития Турции. Ее предпосылки складывались в конце XIX — начале XX века. В. И. Ленин, говоря о причинах подъема национально-освободительного и революционного движения в начале XX века в странах Востока, отмечал, что «мировой капитализм и русское движение 1905 года окончательно разбудили Азию» [23, с. 146]. «Пробуждение Азии» было явлением, обусловленным общими причинами. Усиление в эпоху империализма грабительской колониальной политики западноевропейских держав подготовило почву для революционного взрыва в Азии. С другой стороны, отмечал В. И. Ленин, русская революция 1905 г. оказала большое революционизирующее влияние почти на все страны Азии, втянула их в общий поток антиимпериалистической борьбы [см. 23, с. 146].

К началу XX века Османская империя представляла собой отсталое, слаборазвитое, полуколониальное государство. Это было многонациональное государство, объединявшее людей с различной религией, экономикой и культурой, среди которых турки, представлявшие господствующую нацию, по уровню своего развития во многом отставали от покоренных ими народов, главным образом балканских. Социально-экономическое положение страны характеризовалось тем, что там необычайно усилился кризис феодального строя. Ускорилась эрозия феодальных производственных отношений. Процесс становления капиталистических отношений в Турции протекал медленно и мучительно. Он происходил в условиях дальнейшего ее закабаления и превращения в полуколонию империалистических держав. Империализм душил и уродовал экономическое и политическое развитие Турции. Но в то же время, как указывал В. И. Ленин, «одно из самых основных свойств империализма заключается как раз в том, что он ускоряет развитие капитализма в самых отсталых странах и тем самым расширяет и обостряет борьбу против национального угнетения» [29а, с. 132].

В последней трети XIX века Турция начала более активна втягиваться в сферу мирового капиталистического рынка. Экономика страны стала развиваться в соответствии с его требованиями. Однако генезис капитализма в Турции задерживался как внутренними, так и внешними факторами.

К внутренним причинам следует отнести прежде всего существовавший режим абдулхамидовской теократической монархии, при котором сохранялись феодальные отношения и все формы феодального и национального гнета. Главная причина, тормозившая развитие и утверждение капиталистических отношений, заключалась в самой сущности османского феодализма. В Османской империи, как и в других странах Востока, отсутствовали государственно-правовые нормы, которые охраняли бы собственность предпринимателя и его личности. «...Турецкое, как и любое другое восточное господство,— указывал Ф. Энгельс, имея в виду главное условие накопления капитала,— несовместимо с капиталистическим обществом; нажитая прибавочная стоимость ничем не гарантирована от хищных рук сатрапов и пашей; отсутствует первое основное условие буржуазной предпринимательской деятельности — безопасность личности купца и его собственности» [5, с. 33].

Внешним фактором являлась колониальная политика империалистических держав, душившая и уродовавшая экономическое и политическое развитие Турции. Превращение ее в полуколонию сопровождалось сохранением в стране феодальных отношений, приспособлением феодальной эксплуатации к интересам западноевропейских держав. Колонизаторы, будучи заинтересованы в увековечении своего господства в Османской империи, оказывали абдулхамидовскому режиму всяческую поддержку.

К началу XX века основной отраслью экономики в Османской империи продолжало оставаться сельское хозяйство. Оно находилось на низком уровне развития. Главная причина исключительной отсталости сельского хозяйства заключалась в господстве феодально-помещичьего землевладения, полуфеодальных методов эксплуатации крестьянства, в сохранении остатков феодально-крепостнических отношений (особенно в Восточной Анатолии и Курдистане) и налоговой системы, в основе которой был сбор главного натурального налога с урожая — десятины (ашара) с помощью откупной системы. Все это определяло низкий уровень развития производительных сил, препятствовало формированию новых производственных отношений в деревне.

В Османской империи при деспотическом абдулхамидовском режиме более доходным было вложение капитала не в организацию земледельческого капиталистического хозяйства, а в торговлю сельскохозяйственными товарами, в ростовщичество и издольщину.

Верховным собственником земли в Турции выступало государство. Однако там существовало как частное, так и общинное владение и пользование землей. Все земли в Османской империи делились на следующие категории: мюльк (частнособственнические), мири (государственные), вакф (земли мечетей), метруке (земли общественного пользования) и меват (пустующие) [см. 296, с. 18— 19]. К концу XIX в. заметно ускорилось вытеснение государственного землевладения частным [296, с. 23]. Оно получило большее развитие в Европейской Турции. Так, по сведениям советского востоковеда О. Г. Инджикяна, на Балканах к концу XIX века чифтлики (имения помещиков) стали основной формой хозяйствования [267, с. 68]. Это отмечает и советский албановед И. Г. Сенкевич [327, с. 24].

Корреспондент албанской газеты «Дрита», совершивший в 1906 г. поездку по Центральной и Южной Албании, писал: «В Албании от реки Мати до Превезы всю хорошую и плодородную землю занимают чифтлики. Самостоятельные крестьяне находятся только в горах и диких местах, где даже мухи питаются железом» [цит. по: 327, с. 24].

Крупные чифтлики образовывались и в Азиатской Турции. Здесь владения некоторых помещиков превышали 20 тысяч га. Так, стамбульский банкир Зарифи имел в Багдадском вилайете 50 тысяч га пахотной земли, купленной у государства [280, с. 139]. Крупное землевладение было сосредоточено главным образом в Южной и Юго-Западной Анатолии [218, с. 63]. Высокая рента и налоги затрудняли возникновение больших капиталистических хозяйств. Переход земель в руки крупных частных собственников сопровождался притеснением крестьян и часто их полным разорением.

Частная собственность на землю явилась важнейшей предпосылкой развития капиталистических отношений в сельском хозяйстве. Более быстрый процесс развития капиталистических отношений происходил вокруг крупных городов и в приморских районах.

Для Турции, так же как и для других стран Востока, характерным было сочетание крупного землевладения с мелким землепользованием. Помещик не вел сам своего хозяйства, а сдавал крестьянам на кабальных, полуфеодальных условиях мелкие участки земли. Земля обрабатывалась примитивными средствами. Средний годовой доход крестьянина составлял, 150 лир, тогда как кулака — 2 тысячи лир, а крупных помещиков — до 10 тысяч лир [218, с. 20].

Основной формой эксплуатации крестьянства была издольщина (ортакджылык) в сочетании с ростовщичеством. Она получила распространение главным образом в Малой Азии. В не которых районах, например в Восточной Анатолии, сохранялось даже крепостничество. Издольщина тормозила развитие сельского хозяйства. Крестьянин, находившийся в полуфеодальной зависимости от помещика, не был заинтересован в усовершенствовании обработки земли. Произвол султанских чиновников лишал его возможности пользоваться урожаем. Поэтому «всякий крестьянин при первой же возможности бросает землю, предпочитая заняться скотоводством или наняться в батраки» [280, с. 143].

Налоговое обложение крестьян было очень тяжелым и запутанным. Налоги носили в основном феодальный характер. На крестьян падало шесть седьмых общей суммы государственных налогов. Крестьянин платил прямые налоги: феодальную натуральную десятину (ашар), поземельный налог (эмлак), налог на мелкий рогатый скот (агнам-ресми), подоходный налог с посторонних заработков (теметтю) и др. Кроме того, он выполнял всевозможные повинности. Наиболее тяжелым налогом для крестьян был ашар, согласно которому по закону, принятому в конце XIX века, с него должны были брать 12,1% урожая 1. Ашаром были обложены также сады и виноградники.

Обременительность ашара для крестьян усугублялась еще и тем, что в большинстве случаев право его сбора ежегодно продавалось на специальных торгах. Довольно часто купивший это право, в свою очередь, сдавал откуп в аренду другому, а иногда и нескольким откупщикам, разбив приобретенную область на отдельные участки. В результате перепродаж сумма налога многократно возрастала, и крестьянин вынужден был отдавать практически до 30—40% урожая. Ашар взимался натурой и деньгами, причем цена на зерно устанавливалась откупщиком произвольно. Чиновники старались собирать налоги тогда, когда продукты урожая доспевали, но не могли еще поступить в продажу. Как писал русский публицист И. И. Голобородько, хорошо знавший турецкую действительность, «у поселян в это время денег нет; сборщики, сойдясь с деревенскими кулаками, за бесценок продают жатву и имущество плательщиков или же берут с них изрядные взятки за отсрочку» [245, с. 164]. Сборщики налога отнимали у крестьян большую часть их урожая.

Тяжелы были и другие налоги. Так, при сборе налога агнам-ресми откупщики присоединяли еще сбор натурой (масло и сыр) в пользу владельцев земли, на которой пасся скот. Налог с овец и коз был равен приблизительно 15%. Хотя по закону крестьян освобождали от уплаты подоходного налога, фактически их заставляли платить его под предлогом, что крестьяне занимаются кустарным промыслом или иногда уезжают на заработки за границу. Что касается дорожной подати, которую несло все сельское население начиная с 15-летнего возраста, то предполагалось, что крестьянин может либо отработать за нее четыре дня, либо уплатить 16 пиастров. Иногда с крестьян и брали деньги, и заставляли прокладывать безвозмездно дороги. Однако в большинстве случаев никакие дороги не прокладывались, а деньги взимались [336, с. 18].

Помимо прямых налогов крестьяне платили косвенные, которые шли в казну государства: за продажу земли (фераг), скота (ихтисаб), зерна (киле-парасы), недвижимого имущества (танзимат-вергиси) и др. Из косвенных налогов особо следует остановиться на таможенных пошлинах, доходы с которых также шли в государственную казну. Этот налог собирался натурой или деньгами. Таможенные поступления были самым крупным после ашара источником государственного дохода 2.

«Поскольку основным потребителем импортных товаров было крестьянство,— отмечает советский турколог А. Д. Новичев, — постольку оно и выплачивало большую часть таможенных пошлин, которые входили в продажную цену товара» [301, с. 189].

Другие косвенные налоги взимались в пользу Администрации Оттоманского долга (гербовый сбор, акциз на спиртные напитки в размере 15%, акциз на шелк— 10%, табак — 10% и соль). Кроме указанных налогов население обязано было содержать войско при его передвижениях.

Христиане сверх перечисленных налогов платили налог за освобождение их от воинской повинности (бедел-и аскери). Этот налог был очень обременительным. Он взимался со всех мужчин-христиан в возрасте от 15 до 60 лет (кроме лиц духовного звания) особыми чиновниками, которые присваивали себе от 2,5 до 10% собранной суммы, стремясь каждый раз ее увеличить.

О тяжести налогового бремени свидетельствует «Прошение», составленное в 1905 г. крестьянами-христианами [34, л. 325— 327]. В нем говорилось, что военный налог берут с мужчин независимо от их возраста со дня рождения до смерти, что сумма его увеличилась вдвое. «Если человек проживет 120 лет, он должен одинаково платить, равно как и хромой, глухой, слепой или сумасшедший». В «Прошении» крестьяне писали, что власти необоснованно взимают с каждого мужчины налог с посторонних заработков, хотя в деревне нет никаких ремесел, ни торговли, ни промышленности, а крестьяне живут «исключительно от пустых земель, на которых растет овес и рожь, из чего печем хлеб». В этом документе указывалось, что местные власти произвольно увеличили в 2 раза налог на мелкий скот, что они не принимают деньги по рыночному курсу, что на все налоги существует еще надбавка (зам) в виде 6%. Но самым тяжелым бременем, указывалось в «Прошении», является введение дополнительного налога — «осмины» — со всех продуктов. «Раньше мы платили лишь „десятину“ со всего и 4 пиастра с кудели (женщины прядут по домам). Теперь откупщики берут при расчете больше «осмины», пользуясь невежеством народа, у некоторых грабят и 20%».

Господствовавший феодальный класс стремился к постоянному росту налогов. Налоги росли из года в год. Так, если в бюджете на 1896/97 финансовый год поступление от ашара равнялось 3589 тысяч лир, то в 1899/1900 г.— 4729 тысяч, а в 1906/07 г.— 4850 тыс., поступление от поземельного налога в 1896/97 г.— 2463 тысяч, в 1899/1900 г.— 2475 тысяч, в 1906/07 г. — 2648 тысяч, поступление от налога на скот — соответственно 1733 тыс., 2020 тысяч и 2035 тысяч лир и т. д.

Определенных сроков для уплаты налогов не существовало. Налоги собирали по указу из Стамбула, превышая во много раз сумму, предусмотренную законом. Российский консул в Битлисе В. И. Ширков сообщал, что «собирание налогов... совершается турецкими властями с применением таких насильственных мер, что жители толпами покидают свои жилища и уходят искать убежища в другие провинции или пытаются перейти границу» [117, л. 191]. Сборщики налогов не выдавали установленных законом квитанций о получении суммы налогов, что вело к большим злоупотреблениям и давало им возможность вновь требовать уплаты налога. Варварский сбор налогов вел к упадку сельского хозяйства и к разорению крестьян. «Сборщики податей брали налоги продуктами земледелия, если они в цене, и деньгами, если на сырые продукты нет спроса» [336, с. 18]. Помещичья эксплуатация крестьян дополнялась и усугублялась ростовщической кабалой. Поскольку у крестьян денег не было, они вынуждены были брать их под большой процент у ростовщиков. Иногда он достигал 100 и более процентов. Деревенские ростовщики опутывали крестьян долгами и скупали у них урожай по цене, во много раз ниже рыночной.

Государство в Османской империи играло тормозящую роль в развитии капиталистических отношений. Оно не оказывало никакой поддержки становлению капиталистических отношений.

Налоговая система носила паразитический характер. Налоги использовались непроизводительно. Господствующий феодальный класс был заинтересован в постоянном их увеличении. Они не направлялись в сферы материального производства, большая часть их шла на содержание султанского двора, государственной администрации и армии, а также на удовлетворение нужд османской феодальной верхушки. Со второй половины XIX века значительная часть налогов поступала в руки западноевропейских государств.

В конце XIX — начале XX века сельскохозяйственное производство все больше подчинялось мировому капиталистическому рынку. Воздействие мирового рынка сказалось прежде всего на отраслях, связанных с экспортом. Оно сопровождалось ростом капиталистических отношений, особенно в районах, прилегающих к железным дорогам, и более слабо — во внутренних. С ростом товарности ряда технических и садовых культур стали расширяться в Турции их посевы. Например, под табаком в 1884 г. было 192 262 дёнюма 3, а в 1911 г.— 814 162 дёнюма. Наблюдался рост производства изюма и инжира. Продукция изюма в 1904 г. равнялась 36 тысяч т, а в 1913 г. она увеличилась до 69 тысяч т, инжира — соответственно 18 тысяч и 32 тысяч т [301, с. 79]. Но почти все технические и садовые культуры целиком вывозились за границу, что ставило турецкое сельское хозяйство в зависимость от иностранных рынков [301, с. 75—83].

К началу XX века в Анатолии заметно увеличилось число крупных поместий, производивших технические культуры и товарное зерно [267, с. 68]. С ростом специализации в сельское хозяйство стали проникать капиталистические отношения. Рост экспорта технических культур требовал от владельцев товарных поместий и кулаков применения наемной рабочей силы, более усовершенствованных орудий труда, удобрений и т. д. Вместе с тем начавшийся процесс складывания капиталистических хозяйств повышал их заинтересованность в расширении внутреннего рынка, в особенности создания элементарных условий для безопасности и беспрепятственного ведения торговли и введения других норм буржуазного права.

В конце XIX века наблюдалась уже специализация районов. Конийский вилайет являлся поставщиком злаков, Аданский — хлопка и т. д. Возрастало с каждым годом производство товаров, вывозимых на мировой рынок. Так, продукция хлопка в Аданском вилайете увеличилась в 1914 г. до 33 750 т по сравнению с 400 т в 1896 г.

Дальнейшее развитие товарно-денежных отношений, рост цен на землю неизбежно приводили к имущественному расслоению крестьянства, выделению значительного числа безземельных крестьян. Быстрому разорению крестьянства способствовало ростовщичество. Разорившиеся крестьяне превращались либо в наемных сельскохозяйственных рабочих, либо в бродяг и нищих. Не случайно в числе первых законов, принятых парламентом после победы революции, был закон против бродяжничества 4.

В отличие от западных государств в странах Востока отделение сельского производителя от средств производства почти не сопровождалось его притоком в сферу национального промышленного производства. Правда, наемный труд стал шире применяться в некоторых хозяйствах капиталистического типа; например, в начале XX века Аданский хлопковый район, являвшийся одним из крупнейших, привлекал в сезон уборки от 50 тысяч до 70 тысяч рабочих [301, с. 81]. Однако применение сельскохозяйственных машин в турецком сельском хозяйстве и даже в хозяйствах капиталистического типа было ничтожным. Преобладал ручной труд батраков, который оплачивался крайне низко. В начале XX века некоторые хозяйства капиталистического типа испытывали даже недостаток рабочих рук. «Но этот недостаток,— пишет А. Д. Новичев,— имел место не вследствие сильного развития капитализма в турецком сельском хозяйстве, а, наоборот, вследствие чрезвычайной слабости этого развития, благодаря чему турецкая деревня в массе своей осталась издольной деревней и не выбрасывала на рынок большого количества разоренных капитализмом сельских хозяйств, лишенных всего и вынужденных продавать свою рабочую силу» [301, с. 81].

Таким образом, господство в сельском хозяйстве феодальных и полуфеодальных отношений и полуколониальная зависимость Турции от империалистических держав тормозили и крайне ограничивали возможность развития капитализма в стране. Часть помещиков, связанных с торговым капиталом, была заинтересована в ликвидации препятствий развитию капитализма в сельском хозяйстве.

Промышленность в Турции была слабой и носила в основном кустарный и полукустарный характер. Ее развитие в полуколониальной стране было ограниченным и однобоким. Число фабрик в стране было ничтожно. Поскольку султанское правительство, связанное кабальными условиями капитуляционного режима, не применяло меры таможенного протекционизма, национальные предприятия не выдерживали иностранной конкуренции, и турецкие предприниматели неохотно вкладывали деньги в промышленность. Одним из тормозов развития капитализма в Турции был порядок выдачи концессий на разработку полезных ископаемых или открытие фабрик и заводов. Это право давал сам султан. Чтобы получить разрешение, надо было пройти много «бакшишных» инстанций и при этом не разориться. Существовавший в стране режим тормозил и душил инициативу предпринимателей. По данным статистики министерства торговли, в начале 1910 г. в Турции насчитывалось всего 1047 предприятий: в пищевой промышленности — 577, в текстильной— 196, в горной — 82, деревообделочных предприятий— 94, керамических — 43, кожевенных — 32 и химических —  23 [см. 284, с. 182; 373, с. 455]. Из них лишь незначительное число было оснащено современным оборудованием. И. И. Голобородько, характеризуя уровень промышленного производства Турции в начале XX века, писал: «Вместо фабрик страна до сих пор еще переполнена мануфактурами старинного типа с первобытными машинами и ручными приводами, от которых Европа избавилась уже около ста лет назад» [245, с. 147].

Из отраслей мелкотоварной промышленности было развито производство ковров (в вилайетах Измир, Анкара, Бурса и Сивас), шелкоткацкое производство (в Бурсе, Дамаске, Бейруте), изготовление медной домашней посуды в восточном стиле, производство оружия (в Дамаске, Эрзуруме, Сивасе и Албании), ювелирное производство (в Македонии) и т. д. К середине 90-х годов по сравнению с 30-ми годами XIX века производство, например, ковров выросло более чем в 7 раз. Число промышленных центров по производству ковров вместо 3 за эти годы возросло до 25 [267, с. 141]. Росло число предприятий и в шелкоткацком производстве. Так, в 1901 г. в основном районе шелководства (от Бурсы до Измита) насчитывалось 96 предприятий с 5 тысяч мотовил, а к 1907 г.— соответственно 165 и 9200, а по всей Турции в 1906 г. было 310 шелкомотален и 20 200 мотовил [267, с. 154].

Развитию экономики мешали также отсутствие хороших путей сообщения и слабый внутренний рынок. Препятствием к развитию внутренней торговли были турецкие таможни. Существовавшая система пошлин была направлена исключительно против местных производителей. Вся страна до 1903 г. была перегорожена таможенными барьерами. Размер внутренних пошлин был очень высокий. Он составлял 12% стоимости товаров [335а, с. 203], но иногда доходил до 50%. Так, зерно, идущее на помол из Бурсы в Стамбул, облагалось 8% стоимости, перевозимое обратно в виде муки — вновь 8% [176, с. 6].

Главной силой, тормозившей процесс разложения феодальных отношений и развитие капиталистического способа производства, сковывавшей рост производительных сил, был в эту эпоху иностранный капитал. Империалистические державы были заинтересованы в сохранении Турции в качестве своей полуколонии, в Качестве поставщика продовольственных товаров и промышленного сырья для европейских стран.

Процесс превращения Османской империи в полуколонию завершился в последней трети XIX века. В начале XX века в Турции не было ни одной отрасли народного хозяйства, в которой иностранный капитал не имел бы решающих позиций [подробно см. 301, с. 127—306].

В эпоху империализма к старым методам и формам экспансии империалистических держав были добавлены новые: концессии, займы, создание иностранных банков. С помощью банков западноевропейские державы захватили в свои руки руководство всей финансовой деятельностью страны. Первоначально господствующее положение в Турции имел французский капитал. Однако вскоре он вынужден был потесниться и стали создаваться банки других держав. К концу XIX века в Османской империи был всего один национальный банк — Сельскохозяйственный. Однако существенной роли он не играл. Среди иностранных банков необходимо назвать следующие: Имперский оттоманский банк (англо-французский), Салоникский (франко-австрийский), отделение Лионского кредита (французское), отделение Генерального банка для внешней торговли (французское), отделение Франко-Азиатского банка, отделение Французского банка для восточных стран, отделение Коммерческого итальянского банка, Немецкий восточный банк, Коммерческий банк для Ближнего Востока (английский), Национальный банк Турции (английский), отделение Русского банка для внешней торговли и др. [см. 301, с. 204—218].

Среди указанных банков наибольшее значение имел Имперский оттоманский банк. Он выполнял функции государственного банка и пользовался правом эмиссии, выполнял казначейские функции и имел право заключать от имени Турции внешние займы. Кредиты предоставлялись Турции на кабальных для нее условиях. Сделав в 1854 г. первый внешний заем, Турция попала в постоянную финансовую зависимость от западноевропейских держав. В качестве гарантий обеспечения уплаты займов она вынуждена была передавать им свои основные статьи дохода, а также предоставлять на льготных условиях различные концессии. Это приводило к увеличению дефицита в бюджете и к потере ее кредитоспособности. Задолженность Османской империи западноевропейским державам с каждым годом возрастала. Накануне революции в 1907 г. она составила 4752 тысяч лир, в 1908 г.— 5236 тысяч, а в 1909 г. — 7 млн. лир.

После объявления Турцией в 1881 г. о своем банкротстве западноевропейские державы создали Администрацию Оттоманского долга, которая сыграла существенную роль в превращении ее в полуколонию. Администрация, насчитывавшая около 5 тыс. сотрудников и имевшая во всех городах и даже некоторых крупных селениях свои отделения, была «государством в государстве». Она получила в свое ведение важнейшие источники доходов страны (от соляной и табачной монополий, гербового сбора, акцизного сбора, налога на рыбную ловлю, десятинного сбора с шелка, дань с некоторых вассальных государств и т. д.). Администрация Оттоманского долга ведала сбором более одной трети всех доходов Османской империи. Эти доходы распределялись между кредиторами (Англией, Францией, Германией, Италией, Австро-Венгрией) в счет погашения долга. В годы, предшествовавшие революции, наблюдался рост доходов Администрации Оттоманского долга. Он происходил за счет усиления эксплуатации народных масс. Так, в 1902/03 бюджетном году по сравнению с 1897/98 г. доходы Администрации увеличились на 197 223 лиры, а в 1909/10 г. по сравнению с 1903/04 г.— на 607 076 лир. Увеличение доходов шло главным образом за счет роста доходов с ашара (с табака и шелка), а также с соляной монополии.

Большую роль в закабалении Турции играла табачная монополия «Режи де табак» («Режи»), переданная Администрацией Оттоманского долга французам. «Режи» имела монопольное право производить, продавать и экспортировать табак и табачные изделия. Турецкие табаководы попали в полную зависимость от этой компании, которая устанавливала для скупки табака очень низкие цены. Турецкие предприниматели не выдерживали конкуренции с «Режи», и вследствие ее деятельности в Турции было ликвидировано 450 частных табачных предприятий [301, с. 199].

Таким образом, используя финансовую зависимость Турции, империалистические державы захватили в свои руки командные высоты почти во всех отраслях ее экономики. Иностранные предприниматели находились в привилегированном положении, по сравнению с местными, и своей продукцией все решительнее вытесняли национальные изделия [280, с. 148].

Одним из наиболее сильных рычагов империалистического господства в Турции, тормозивших развитие капитализма и серьезно подрывавших национальную экономику, был режим капитуляций, превратившийся в конце XIX века в международно-договорные обязательства. Иностранцы, пользуясь правом экстерриториальности, были неподсудны турецким судам. Иностранные предприниматели освобождались от внутренних налогов и сборов, пользовались выгодной для них системой адвалорных пошлин. Они имели возможность продавать свои товары намного дешевле местных. Это приводило к разорению местных предпринимателей и торговцев и обострению противоречий между национальной буржуазией и империалистическими державами.

Другим рычагом закабаления Турции была внешняя торговля, которая велась на кабальных условиях. Западноевропейские державы пользовались низким таможенным тарифом, использовали в своих интересах значительную диспропорцию в ценах на ввозимые (промышленные) товары и вывозимые продукты сельского хозяйства. Империалистические державы сбывали в Османскую империю всю залежь и брак своих товаров. Из-за отсутствия в стране развитого промышленного производства Турция вынуждена была вывозить сырье и ввозить в страну изготовленные за границей из ее же сырья товары. В Османскую империю ввозились даже фески, амулеты и четки. Главными предметами ввоза являлись товары фабричного производства: ткани, железо и изделия из него, а также выделанные кожи и меха, сельскохозяйственные продукты, каменный уголь, спиртные напитки, масло, обработанный лес, бакалейные товары и т. д.

В начале XX века быстро возросла торговля европейских стран с Турцией. М. П. Павлович составил на основании изучения английских консульских докладов таблицу торговли Турции с западноевропейскими странами за 1900— 1907 гг. [305, с. 192— 193]. Анализ ее дает возможность сделать следующие выводы: во-первых, с 1900 по 1907 г. ввоз товаров в Турцию из Германии возрос на 138%, Италии— 133, Австро-Венгрии — 80, Великобритании — 39, из России — на 38%. Во-вторых, по сумме ввоза товаров в Турцию первое место занимала Англия, затем последовательно Австро-Венгрия, Германия, Франция, Италия, Россия и Бельгия. Что касается вывоза товаров из Турции (приводятся данные за 1905— 1907 гг.), то в Россию он увеличился за два года на 32,4%, США — 30, Францию — 18, Бельгию — 16,7, Италию— 16,3, Англию— 14,8, Германию— 14,4, в Австро-Венгрию — на 0,8%. Однако по сумме вывоза товаров из Турции первое место опять-таки занимала Англия, а за нею — Франция, США, Германия, Италия, Австро-Венгрия, Бельгия и Россия.

Таким образом, первое место во внешней торговле занимала Англия. В 1905— 1906 гг. торговые обороты Англии с Турцией составляли около 34% всей турецкой внешней торговли. За Англией последовательно шли Австро-Венгрия (около 17%), Франция (14,5), Германия (около 10), Италия (6,5), Россия (около 5%) [280, с. 152]. Особенно активизировала свою торговлю Германия. По официальным немецким данным, торговля Германии с Турцией с 1900 по 1906 г. удвоилась [305, с. 193].

Предоставление германскому правительству султаном Абдул Хамидом II концессий на постройку Багдадской железной дороги, на разработку железных, медных, марганцевых залежей и т. д. дало возможность Германии вложить значительный капитал в турецкую экономику и поставить ее в зависимость от германских монополий.

По данным «Ежегодника» за 1905— 1906 гг., из Турции вывозились главным образом шелк сырой и в коконах, виноград, мука, мохер, фиги, кофе, опиум, шкуры и выделанная кожа, табак, а ввозились сахар, ткани, нитки, изделия из шерсти, рис, керосин [280, с. 153]. Ввоз товаров в Турцию превышал вывоз в 1,5, а иногда и в 2 раза. Так, в 1899 г. ввоз превышал вывоз почти на 13,2 млн. лир, в 1900 и 1901 годы — свыше 8,9 млн. (ежегодно) и в 1906 г.— около 11,7 млн. лир [280, с. 151]. Эта неэквивалентная внешняя торговля Турции была одним из каналов превращения Турции в полуколонию. Империалистические державы выкачивали деньги, наносили серьезный удар по развивающейся промышленности и способствовали разорению страны.

Большую роль в дальнейшем закабалении Турции сыграли железнодорожные концессии. В. И. Ленин писал: «Постройка желдорог кажется простым, естественным, демократическим, культурным, цивилизаторским предприятием: такова она в глазах буржуазных профессоров, которым платят за подкрашивание капиталистического рабства, и в глазах мелкобуржуазных филистеров. На деле капиталистические нити, тысячами сетей связывающие эти предприятия с частной собственностью на средства производства вообще, превратили эту постройку в орудие угнетения миллиарда людей (колонии плюс полуколонии), т. е. больше половины населения земли в зависимых странах и наемных рабов капитала в «цивилизованных» странах» [28, с. 304—305].

В 1906 г. протяженность железных дорог в Турции была равна 5589 км. Почти все железные дороги были подъездными путями к морским портам. В Малой Азии было всего девять коротких линий, обслуживавших частные интересы. «Большая часть Азиатской Турции, самая плодородная и могущая быть самой производительной, не имеет выхода ни к портам, ни к торговым центрам Турции и Европы, оставаясь почти недоступною для коммерческих сношений» [280, с. 149]. Все железные дороги принадлежали иностранцам. Эксплуатация их проводилась на кабальной основе так называемых километрических гарантий.

К концу XIX века Германия занимала первое место по вложению своих капиталов в строительство железных дорог в Турции [301, с. 144]. Это обеспечило ей возможность создать прочные позиции в экономике Турции, расширить свой экспорт е эту страну. Наиболее крупной и имевшей политическое значение была концессия на строительство Багдадской железной дороги, которую получила Германия в конце XIX века [подробно см. 223; 233; 254]. Багдадская железная дорога должна была соединить Босфор с Персидским заливом. Германия рассматривала строительство этой дороги как создание важного стратегического плацдарма для борьбы против своего главного соперника — Англии. Германия рассчитывала использовать эту дорогу как орудие своей захватнической политики на Ближнем и Среднем Востоке.

В начале XX века в борьбу за установление своего господства на Ближнем Востоке кроме Англии, Франции, России, Италии и Германии включаются и США.

Длительный период в исторической литературе считали, что до новейшего времени США не проявляли большого интереса к Турции. В действительности в целях укрепления своего влияния на Ближнем Востоке США широко использовали в XIX веке миссионерство, а затем и внешнеторговую экспансию, концессии и займы [см. 257; 319; 346; 347]. К концу XIX в. на территории собственно Турции действовало более 300 американских миссионеров, была создана большая сеть школ и церквей. Было открыто несколько колледжей (в Стамбуле, Харпуте, Измире и Бейруте). Во всех учебных заведениях, созданных американскими миссионерами, училось свыше 20 тысяч человек. Центром миссионерской деятельности был Стамбул, от которого тянулись нити во все районы страны. Характерно, что особенно активно американские миссионеры действовали в пунктах, имевших большое экономическое и военно-стратегическое значение, главным образом в городах Западной и Северо-Восточной Анатолии и в Сирии.

Руководство всей сетью миссионеров США было сосредоточено в руках миссионерского общества «Американский совет уполномоченных по делам иностранных миссий», созданного в Бостоне. В дальнейшем оно превратилось в настоящее банкирское предприятие, которое имело свои печатные органы, типографии, хорошо подготовленный административный аппарат, бухгалтерию, ежегодно устраивало съезды миссионеров. Миссионеры были тесно связаны с правительством США, использовавшим их как орудие своей политики на Востоке. Связь с миссионерами поддерживалась через посольство США в Стамбуле, контролировавшее деятельность американских филантропических организаций [см. 189, с. 1237— 1247].

Правительство США неоднократно обращалось к Порте с требованием свободы деятельности миссий, обеспечения личной безопасности и защиты имущества миссионеров. Миссионерство использовалось Соединенными Штатами как удобный предлог для вмешательства во внутренние дела Турции, как это было после армянской резни в 1894, 1895 и 1896 гг.

К началу XX века активизировалась и торговля США с Турцией. Было установлено регулярное пароходное сообщение. По данным за 1899 г., экспорт США в Европейскую Турцию увеличился на 354 457 долл., а в Азиатскую — на 167 746 долл., т. е. приблизительно на 560% и соответственно на 113% по сравнению с 1897 г. На территории Османской империи действовали такие американские компании, как «Америкэн Табако», «Стандард Ойл», «Бординг Компани», «Форд» и др. Однако в то время торговля Турции с США занимала еще одно из последних мест.

В конце XIX века США сделали первую попытку вложить свои капиталы на Ближнем Востоке. Она была связана с попыткой адмирала Колби Честера в 1899 г. получить от Порты концессию на строительство железной дороги в Турции с правом использования полезных ископаемых (главным образом нефти) на расстоянии 20 км по обеим ее сторонам. Американские притязания натолкнулись на резкое противодействие со стороны Германии (особенно усилилось оно после получения ею концессии на строительство Багдадской железной дороги).

Итак, в последней трети XIX века завершился процесс превращения Османской империи в полуколонию империалистических держав. Лишь острые межимпериалистические противоречия не дали какой-либо одной державе превратить ее в колонию.

Господство иностранного капитала в Турции явилось серьезным препятствием для развития страны по капиталистическому пути.

Дальнейший процесс закабаления Турции империалистическими державами в начале XX века привел к еще большему обострению противоречий между потребностями развития национальной экономики и господством иностранного капитала, что было одной из основных причин возникновений в стране революционной ситуации. Другой причиной явилось существование в Османской империи феодально-монархического деспотического режима, который активно поддерживался империалистическими державами. Этот режим тормозил развитие в Турции капиталистических отношений, сохранял полуколониальное положение страны, усугублял дикий произвол султанского правительства и местных властей, душил культурное и общественно-политическое развитие страны.

Султан Абдул Хамид II, вступивший на престол в 1876 г., спустя два года после прихода к власти уничтожил провозглашенную в 1876 г. конституцию, хотя формально она никогда не отменялась. С этого времени в стране установился жестокий, террористический режим самой мрачной реакции, известный в истории Турции как режим «зулюма» (деспотизма).

Султан сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Будучи по-своему умным и хитрым дипломатом, Абдул Хамид II в то же время был недоверчивым, трусливым, подозрительным, вероломным и очень жестоким человеком. По его указанию проводились погромы армян и других национальных меньшинств, казни и расправа над политическими противниками — младотурками. Он получил прозвище «кровавый султан». Главную свою резиденцию — Йылдызский дворец — он превратил в настоящую крепость. Подозрительность Абдул Хамида II не знала границ. Он повсюду видел врагов и подкупленных убийц.

В страну запрещалось ввозить оружие, порох, какие-либо взрывчатые вещества, даже для промышленных целей. Боясь, что его могут взорвать при помощи электрических проводов, султан запретил ввозить в Турцию электрическое оборудование. Как писал один турецкий публицист, «из боязни динамита в трубах султан не разрешал проводить газа, годами не показывался на улицах Перы, где есть водопровод» [цит. по: 229, с. 107].

В Турции десятилетия не проводились военные маневры. Султан опасался, что войска, собравшись вместе, могут направиться в столицу и выступить против него.

Страх за свою жизнь заставил Абдул Хамида II создать обширный аппарат шпионов. Они были повсюду: среди чиновничества (высшего и низшего), в армии, школах и даже в семьях [подробно см. 366]. Ежедневно доносы представлялись во дворец платными доносчиками — «джурналджи» (от французского слова «журналь» — дневник). Слово «джурналджи» в политических кругах было самым оскорбительным [193, с. 133].

Для ареста было достаточно одного доноса. Армия шпионов насчитывала несколько десятков тысяч человек. Только в столице их было около 30 тысяч. К началу младотурецкой революции около 60 тысяч «подозрительных» сидело в тюрьмах и 80 тысяч было сослано в более или менее отдаленные места империи. На содержание большой агентурной сети, а также султанского дворца тратились баснословные суммы 5.

Государственный бюджет был почти всегда убыточным: расходы превышали доходы. Например, за 1906/07 финансовый год доходы составили 21 175 772 лиры, а расходы — 23748513 лир, т. е. дефицит равнялся 2572741 лире [154, л. 49]. Казна постоянно пустовала. Так, в 1908 г., в момент объявления в Турции конституции, в государственном казначействе было найдено всего 329 184 лиры и 32 пиастра, что при бюджете около 25 млн. лир означало почти полное отсутствие денег [160, л. 1].

Деспотический режим душил культурное развитие страны. Абдул Хамид II боялся проникновения из-за границы в Турцию прогрессивных идей. Поэтому в стране было запрещено издание произведений классиков мировой литературы, лучших сочинений национальных авторов, выступавших против абдулхамидовского режима, не разрешалось ввозить произведения Л. Толстого, Шекспира, Шиллера, Байрона, Вольтера, Скотта, труды историков Соловьева, Вебера, Шлоссера, Файфа и др. В театрах запрещалось ставить такие пьесы европейских классиков, как «Венецианский купец», «Орленок», «Сирано де Бержерак», «Дочь мадам Анго», «Гамлет» и др. В стране существовала строжайшая цензура. Она беспощадно вычеркивала малейшие намеки на революцию и государственный переворот. Запрещалось печатать произведения, в которых встречались слова «свобода», «право», «сила», «мужество», «равенство», «преследование», «соединение», «царь», «дворец», «оружие», «кровопролитие», «тирания», «герой», а также упоминать слова «весна» и «возрождение», которые по случайной ассоциации могли «натолкнуть на либеральные помыслы» [245, с. 118].

В период русской и иранской революций турецким газетам не разрешалось печатать статьи и сообщать о провозглашении в Иране конституции и меджлиса, а также о Государственной думе в России [подробно см. 256]. По приказу правительства многие «вредные» книги сжигались. Накануне младотурецкой революции сохранились лишь самые раболепные газеты. В столице выходили на турецком языке всего три ежедневные газеты тиражом от 2 тысяч до 15 тысяч экземпляров и несколько журналов, имевших крайне ничтожное распространение и значение [234, с. 92]. Провинциальная пресса не имела никакого влияния. Правительство Абдул Хамида II широко практиковало подкуп журналистов, писателей, издателей и печатных агентов как внутри Османской империи, так и за ее пределами.

Таким образом, вся пресса и печать были поставлены на службу интересам феодально-монархического режима. На их подкуп султан тратил значительные суммы. Только на подкуп европейских газет и оплату тайных агентов ежемесячно тратилось из личной казны султана 2,6 тысяч золотых лир [256, с. 212]. Турецким послам вменялось в обязанность в тех странах, где они были аккредитованы, добиваться расположения газет к султану и не допускать публикации какой-либо критики в его адрес; «если же это не удавалось, посольства должны были скупать „вредные“ издания и уничтожать их на месте. Для этого им также выделялись соответствующие суммы» [256, с. 212].

Народное образование в Турции находилось на очень низком уровне. Основным типом школ были средневековые медресе (религиозные школы при мечетях). К началу XX века в Османской империи насчитывалось 28615 мусульманских и 5 982 немусульманские школы, в которых тоже господствовало религиозное обучение. Этих школ было недостаточно для охвата детей начальным образованием [257, с. 65]. В Турции существовало только два общеобразовательных учебных заведения, дававших полное среднее образование [257, с. 70]. На всю обширную Османскую империю было несколько высших учебных заведений [245, с. 87].

«Во всех звеньях правительственного, административного и судебного аппарата царили фаворитизм, лихоимство, казнокрадство» [290, с. 318], широко было распространено взяточничество, без которого нельзя было решить ни одного дела.

Внутриполитическое положение Османской империи осложнялось еще тем, что страна была многонациональной, в которой турки не составляли даже большинства населения. Мы не располагаем точными статистическими данными о населении Османской империи к началу XX века. По приблизительным подсчетам, в Османской империи в то время, по данным, проживало свыше 32,2 млн. человек [304, с. 108], по другим — около 28 млн. [193, с. 131], из которых турки составляли только около четверти населения.

Положение народных масс национальных меньшинств было более тяжелым, чем турок, ибо у покоренных, угнетенных народов социальный гнет дополнялся национальным и религиозным. Так, на Балканах помещиками были турки, исповедовавшие ислам, в то время как крестьяне были славяне, исповедовавшие христианство. Для христиан к многочисленным и обременительным налогам, которые собирались с мусульман, добавлялись еще и те, которые платили только христиане (за освобождение от воинской повинности). Христианам было запрещено носить оружие, и они оказывались беззащитными перед насилиями башибузуков.

Султанское правительство проводило в отношении подвластных народов ассимиляторскую, шовинистическую политику, разжигало национальную и религиозную рознь, устраивало погромы и резню. Малейшая попытка борьбы за национальную независимость жестоко подавлялась.

В конце XIX — начале XX века противоречия между угнетающей и угнетаемыми нациями в Османской империи сильно обострились. Исходя из ленинского учения о том, что в эпоху империализма национальный вопрос сливается с колониальным, что основным его содержанием становится освободительная борьба народов, национальный вопрос в Турции следует рассматривать в двух аспектах: с одной стороны, это борьба народов Османской империи, в том числе и турецкого, за национальную независимость страны, с другой — это борьба национальных меньшинств за свое освобождение и независимость от турецкого гнета.

Таким образом, анализируя социально-экономические и политические предпосылки младотурецкой революции, которые начали складываться с конца XIX века, следует отметить, что к началу XX века в Турции усилился кризис феодального строя. Хотя Турция и продолжала оставаться страной со значительным преобладанием в экономике феодальных отношений, однако в ней уже начали развиваться и капиталистические отношения. Капитализм в Турции можно характеризовать как «помещичий, полуфеодальный, с тьмой остатков всяких привилегий, наиболее реакционный и наиболее мучительный для массы...» [26, с. 6]. Развитие его происходило на полуколониальной основе, однобоко и уродливо. Развитию национальной экономики Турции препятствовали засилье иностранного капитала, сохранение деспотического феодально-монархического режима, чрезвычайная слабость и узость внутреннего рынка.

Абдулхамидовский режим, охраняя феодально-помещичью собственность на землю и другие пережитки феодализма, тормозил развитие в стране капитализма, консервировал феодальные методы эксплуатации, душил всякое культурное развитие, обрекал все народы Османской империи на политическое бесправие, способствовал сохранению страны в качестве полуколонии. Политическая надстройка феодально-деспотического режима устарела и не соответствовала тем сдвигам в развитии страны, которые наблюдались в начале XX века в экономике.

Следствием усиления кризиса феодального строя и дальнейшего процесса закабаления Турции империалистическими державами были резкое ухудшение положения народных масс, рост широкого недовольства деспотическим самодержавным режимом, обострение социальных, национальных и политических противоречий внутри страны.

В начале XX века в Османской империи обострились все антагонистические противоречия, но наиболее остро — два основных: во-первых, между новыми производительными силами и старыми феодальными производственными отношениями и, вовторых, между потребностями развития национальной экономики и господством иностранного капитала. Обострение этих двух главных противоречий явилось коренной причиной младотурецкой революции. Эти основные противоречия определили и задачи революции, которые объективно стояли в то время перед Турцией,— задачи борьбы против феодальных и полуфеодальных отношений и господства в Османской империи иностранного капитала, тормозивших развитие капитализма в стране, т. е. задачи антифеодальной и антиимпериалистической борьбы.

Цитируется по изд.: Шпилькова В.И, Младотурецкая революция 1908-1909 гг. М., 1977, с. 8-26.

Примечания

1. Ашар давно уже перестал быть десятинным налогом, так как кроме ,10% к нему прибавлялись: 1%, взимаемый в пользу земельного банка, 0,5% — на нужды народного образования, 0,6% — на снаряжение армии [280, с. 156].

2. Согласно бюджету Османской империи за 1906/07 финансовый год поступления от ашара составляли 4850 тыс. лир, а таможенные — 2500 тысяч лир 1154, л. 49 об.].

3. 1 дёнюм=919,3 кв. м.

4. См. главу V.

5. Охрана одной ночи султана стоила 5 тысяч фр. Только персонал Йылдызского дворца насчитывал около 12 тысяч человек. По официальным данным бюджета Османской империи на 1906/07 г., расходы на султана и его семью составляли 935 764 лиры из общей суммы расходов в 23 748 523 лиры. Указанная цифра расходов на султанский двор явно занижена. Тратилось намного больше. По подсчетам французских статистиков, средний годовой расход султанского двора составлял 20 млн. лир [341, с. 31].

Литература:

5. Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма, т. 22.

23. Ленин В. И. Пробуждение Азии, т. 23.

26. Ленин В. И. Землеустройство и деревенская беднота, т. 24.

28. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма, т. 27.

34. Архив внешней политики России (АВПР), ф. Канцелярия МИД, 1905 г., д. 32, т. I.

29а. Ленин В. И. Военная программа пролетарской революции, т. 30.

117. Архив внешней политики России (АВПР), ф. Посольство в Константинополе, д. 1400а.

154. Центральный государственный архив Военно-Морского Флота СССР (ЦГА ВМФ), ф. 418. Морской генеральный штаб, оп. 1, д. 4180.

160. Центральный государственный архив Военно-Морского Флота СССР (ЦГА ВМФ), ф. 898. Военно-морской агент в Турции, д. 31.

176. Раздел Азиатской Турции по секретным документам бывшего Министерства иностранных дел. М., 1925.

189. Papers Relating to the Foreign Relations of the United States 1914— 1918; vol. II. Washington, 1895.

193. Тыркова Ариадна. Старая Турция и младотурки. Год в Константинополе. Пг., 1916.

218. Арслан. Современная Турция. М., 1923.

223. Бондаревский Г. Л. Багдадская дорога и проникновение германского империализма на Ближний Восток (1888— 1903). Ташкент, 1955.

229. Вейдемюллер К. Пробуждение Турции.— «Современный мир», 1908, № 8.

233. Виргинский В. С. Багдадская железная дорога (Берлин — Босфор — Багдад).— «Исторический журнал», 1939, № 5.

234. Водовозов В. Старый режим в Турции. Младотурки.— Турецкий сборник, СПб., 1909.

245. Голобородько И. И. Турция. М., 1913.

254. Ерусалимский А. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX в. М.—Л., 1951.

256. Желтяков А. Д. Печать в общественно-политической и культурной жизни Турции. М., 1972.

257. Желтяков А. Д., Петросян Ю. А. История просвещения в Турции (конец XVIII — начало XX вв.). М., 1965.

280. Лавринович Ю. Экономическое положение и финансы Турции — Турецкий сборник. СПб., 1909.

290. Миллер А. Ф. Младотурецкая революция.— Первая русская революция и международное революционное движение, ч. И. М., 1956.

296. Моисеев П. П. Аграрные отношения в современной Турции. М., 1960.

301. Новичев А. Д. Очерки экономики Турции до мировой войны. М.—Л., 1937.

304. Новичев А. Д. Турция. Краткая история. М., 1965.

305. Павлович М. (М. Вельтман). Революционный Восток. М., 1927.

319. Поцхверия Б. М. Проникновение США в Турцию в XIX — начале XX вв.— «Советское востоковедение», 1957, № 1.

327. Сенкевич И. Г. Освободительное движение албанского народа в 1905—1912 гг. М., 1959.

336. Тотомианц В. Экономическая почва турецкой революции.— «Современный мир», 1908, X.

346. Шпилькова В. И. Империалистическая политика США в отношении Турции (1914—1920). М., 1960.

347. Шпилькова В. И. Из истории проникновения американского капитала в Турцию в XIX — начале XX вв.— «Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина», т. CIX. М., 1957.