Суздальская земля в 1220 – 1223 годы

В начале XIII века 46-летний великий князь владимирский Всеволод III находился в высшей точке своего жизненного пути. Шестеро из восьми его сыновей были еще живы: Константин (15 лет), Юрий (12), Ярослав (10), Владимир (7), Святослав (4) и Иван (2) 1. Его власть распространялась на всю Владимиро-Суздальскую землю. Как было видно из предыдущей главы, в течение последних двенадцати лет жизни (1200— 1212) он занимал положение первого среди равных (prim us inter pares) по отношению ко всем многочисленным потомкам Владимира Мономаха и Олега Черниговского, другими словами, все признавали его верховным повелителем. В Рязани он держал под строжайшим надзором дальних родичей Ольговичей, решительно вмешиваясь в их дела и не подпуская Ольговичей близко к их двоюродным братьям и западным соседям в Чернигове. Так или иначе, ему удавалось поддерживать достаточно шаткое равновесие между враждующими группировками на юге и юго-западе Руси: между правившим в Волынской и Галицкой землях Романом, могущественными Ростиславичами из Смоленска и потенциально опасными Ольговичами. Широко применяя свое искусство сталкивать князей между собой, Всеволод III никогда не допускал чрезмерного сосредоточения власти в одних руках. В этом его можно сравнить с великими ханами Золотой Орды начала XIV века, которые искусно поддерживали равновесие сил между Москвой, Тверью и Литвой. Межкняжеская политика Всеволода III потерпела только две неудачи в последние годы его жизни: в 1206 году его сын Ярослав был принужден оставить Южный Переяславль, который он держал с 1200 года, это самое южное из всех княжеств прежнего Киевского государства, в пользу Ольговичей и позднее Ростиславичей; более серьезной неудачей была потеря Новгорода зимой 1208/09 года, когда Мстислав Удалой захватил город для Ростиславичей.

Два последних года жизни Всеволода не были омрачены территориальными потерями. Его сыновья, воспитанные в духе глубокого уважения и повиновения отцу и никогда не отказывавшие ему в военной помощи, не доставляли Всеволоду поводов для беспокойства. Но беда, разразившаяся после его смерти,— братоубийственная война между его сыновьями — забрезжила уже в 1212 году.

[83]

До этого времени только старший сын Константин получил свою вотчину в Суздальской земле (1208 год): «Ростов и инех 5 (неназванных) городов да ему» 2. В 1211 году, однако, Всеволод, чувствуя, что конец близок, и, может быть, понимая, что сыновья просто ждут его смерти, чтобы развязать междоусобную войну, соперничая в кровопролитии со своими многочисленными предками, попытался предотвратить надвигавшийся хаос. Он определил судьбу двух своих старших сыновей так: после его смерти Константин должен был княжить во Владимире, а Юрий получал Ростов 3 и, вероятно, пять других городов, прежде принадлежавших Константину. Это было, по-видимому, совершенно справедливое решение, но Константин, который к этому времени уже прочно обосновался в Ростове, вынашивал другие планы: его целью было иметь лучшее в каждом из двух миров и быть великим князем не во Владимире, а в своем север[1]ном городе и в то же время присоединить Владимир к Ростову в качестве собственного семейного владения. Дважды Всеволод посылал за ним, но Константин не уступил. В конце концов Всеволод созвал во Владимире собор (явившийся, видимо, предтечей великих земских соборов XVI и XVII веков) — собор, представлявший все сословия: «...всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана [ростовского и владимирского], и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди». На соборе он пожаловал Владимир своему второму сыну Юрию, «приказа же ему и братию свою», другими словами, даровал ему великое княжество и старейшинство в роду. Третий сын, Ярослав, получил третий по важности район Суздальской земли — Северный Переславль. Рассказ современника о соборе 4 — исключенный из суздальской Лаврентьевской летописи, которая в то время защищала интересы Константина, в связи с чем ее существенно отредактировали в Ростове,— заканчивается традиционным и ярким выражением гнева Константина: «...слышев то и вздвиже брьви собе с гневом на братию свою, паче же на Георгиа [Юрия]».

13 апреля 1212 года Всеволод III умер. Ему был посвящен длинный, но совершенно безликий некролог в местной летописи, переполненный напыщенными клишированными восхвалениями 5. Все его сыновья, исключая Константина, почтительно прибыли на похороны во Владимир. Не успели Всеволода похоронить, как начались, как и следовало ожидать, братоубийственные раздоры. Описания этого первого столкновения между братьями различаются в зависимости от происхождения источника: верная Константину Лаврентьевская летопись обходит это событие полным молчанием, упоминая только мирный исход; фрагменты владимирской летописи, сохранившиеся в своде конца XV века   и явно отражающие какие-то части личной летописи великого князя Юрия, сообщают точку зрения Юрия и Ярослава; то же самое, но более подробно изложенное мы находим в семейной летописи последнего, то есть в летописи Переславля Суздальского. Итак, факты показывают, что ничего значительного не произошло, что события 1212 года были всего лишь прелюдией к будущей войне. Константин начал собирать войско вместе со своим братом Святославом, который «разгневался... на Юрия» 7, поскольку, несомненно, считал, что последний несправедливо распределил земли

[84]

между братьями; а Юрий и Ярослав, заключив двусторонний договор, направленный против Константина, пошли на Ростов. Согласно заведомо небеспристрастной летописи Переславля Суздальского, Юрий начал переговоры, великодушно предложив обменять Владимир на Ростов. Не стоит и говорить, что от этого предложения Константин наотрез отказался, потребовав Владимир для себя, Ростов для своего сына и предложив Юрию удовлетвориться Суздалем 8. Но «бе бо грязка велми (поскольку было очень грязно)», как сообщает летописец, а скорее всего потому, что ни одна из сторон не хотела рисковать, не будучи уверенной в победе, боев было очень мало, и после четырех недель бессмысленных колебаний было заключено перемирие 9.

Положение, однако, оставалось неясным. Владимир и Святослав еще более запутали его, сменив в 1213 году союзников. Владимир был не удовлетворен тем, что Юрий отдал ему всего лишь Юрьев Польский, полагая, что как четвертый сын великого князя он вправе получить лучшую вотчину, скажем, Суздаль. Обиженный и разгневанный, Владимир перебежал к Константину, который, пытаясь закрепиться в юго-западной части владений Юрия, послал Владимира захватить Москву 10. Тем временем Святослав снова перебежал, на этот раз от Константина к Юрию, который отдал ему за его хлопоты теперь уже пустующий Юрьев Польский 11. Но Владимир и Святослав были мелкой рыбешкой, они всего лишь мутили воду, и их маневры не оказывали влияния на общее соотношение сил. Пребывая в счастливом возрасте юности, они не знали толком невзгод междоусобной войны и почти не имели времени для создания боеспособных дружин. А вот Константин, который не мог смириться с потерей старейшинства в роду, территории и власти, опирался на поддержку всех северных суздальских земель.

Второе столкновение между двумя братьями произошло в 1213 году. Сразу нужно сказать, что оно не привело ни к каким определенным результатам и оказалось пустой тратой сил. На этот раз инициатива исходила от Константина, по крайней мере, он выступил первым, как сообщают настроенные против него источники. Однако никто из братьев, по-видимому, не был способен предпринять решительные действия, которые могли бы положить конец этому мучитель[1]ному спору. Константин направил свой удар на Костромскую землю, входившую во владения Юрия 12, а его новый союзник Владимир, двинувшись на север от Москвы, предпринял неудачную попытку захватить Дмитров (один из городов Ярослава), от стен которого был вынужден позорно бежать обратно в Москву 13. Юрий и Ярослав, наконец, сделали решительный шаг, выступив на Ростов. Но опять обе стороны не проявили энтузиазма, когда дело дошло до необходимости вступить в бой, и три брата снова согласились на перемирие. Даже Владимир, сидевший в Москве под замком у Юрия, был вы[1]пущен на волю. Юрий отослал его в удаленный Южный Переяславль, где тот находился в безопасности некоторое время 14.

Так что положение в конце 1213 года оставалось в основном таким же, как и прежде. Три года держалось странное, неестественное затишье. Все было спокойно, во всяком случае на поверх-

[85]

ности. Летописцы Владимира и Ростова, всегда готовые встать на защиту каждый своего господина или обвинить противника в разжигании «дьявольского раздора», не упоминают о каких-либо враждебных действиях со стороны сыновей Всеволода 15. Это странное нежелание разрешить кризис силой можно на этот раз объяснить последствиями страшного пожара во Владимире в 1213 году (сгорело 200 домов и 4 церкви) и опустошительного голода, поразившего Суздальскую землю в том же году 16. Но это затишье также свидетельствует о том, что обе стороны энергично копили силы и готовились к надвигавшемуся неизбежному и кровопролитному столкновению.

В 1216 году произошла третья, и последняя, стычка между Константином и его братьями. На этот раз разразилась настоящая война, осложненная участием внешних сил: на стороне Константина были Ростиславичи и новгородцы, а Юрию, Ярославу и Святославу помогали дружины из Мурома и жители половецкого порубежья, которых называли бродники (см. прим. 22 к гл. 4). Весь ход сражений и сложных переговоров между двумя сторонами был тщательно описан (по всей видимости, непосредственным участником) в длинном, подробном рассказе, созданном в Смоленске 17.

Начало войне положило не прямое столкновение братьев, а косвенный повод, почти случайность, происшедшая в Новгороде. Ну, а затем одно событие повлекло за собой другое. Как будет видно далее, первый шаг фактически был сделан одним из Ростиславичей, горячим Мстиславом Мстиславичем. Он только что снова занял новгородский стол после разведочного похода в Галицкую землю и тут же столкнулся с опасностью в лице своего зятя Ярослава. Ярослав после недолгого пребывания в новгородских княжеских палатах во время отсутствия Мстислава не только начал преследование некоторых сторонников Мстислава, но и захватил новгородские заставы Торжок и Волок Ламский, отрезал город от источников снабжения и арестовал столько новгородских купцов в Торжке, сколько смог. Война между ним и Мстиславом была неизбежна. В первую очередь Мстислав хотел выбить Ярослава из Торжка и принудить его освободить захваченных заложников. Поначалу соперники ограничивались стычками на границах Новгородского, Смоленского княжеств и Суздальской земли. Но мало-помалу разрозненные отряды каждой из сторон объединялись, их численность возрастала благодаря прибывающему пополнению: Ярослав соединился с превосходящими силами своего брата Юрия, а Мстислав не только призвал на помощь своих родичей (брата Владимира, в то время княжившего во Пскове, двоюродного брата Владимира Рюриковича из Смоленска и Всеволода, сына киевского князя Мстислава Романовича), но и, полагаясь на силу братской «любви», предусмотрительно сообщил Константину о положении дел на западных границах Суздальской земли.

В конце концов два враждующих войска сошлись лицом к лицу на реке Липице в районе Юрьева Польского. Как это часто

[86]

бывало перед крупными битвами, были сделаны попытки избежать сражения и уладить дело миром. Инициатива исходила, как сообщается в источниках, каждый из которых был на стороне Ростиславичей, от Константина и его союзников. Снова и снова подчеркивалось, что союзники находятся в ссоре не столько с Юрием, сколько с Ярославом, и постоянно выдвигалось требование, чтобы Ярослав освободил новгородских заложников и отвел свои силы из Волока Ламского. Когда эти требования были презрительно отвергнуты и Юрием, и Ярославом, вновь встал вопрос о перераспределении земель. «Мы есмя племенници себе,— сказал, как сообщается, посланник Константина,— а дадим стареишиньство князю Константину. А посадите и его [на престол] в Владимир, а вам [будет отдана] земля Суздальская вся [остальная]» 18. И вновь попытки примирения были отвергнуты.

Перед началом битвы Юрий и Ярослав, полностью уверенные в победе, договорились между собой о будущем разделе Руси. Несмотря на тенденциозный характер летописных сообщений, нет оснований сомневаться в достоверности данного эпизода 19, так как автор явно указывает, что копию договора, подписанную и принятую князьями, «взяша смолняне по победе в станех Ярославлих и даша своим [смоленским] князем». По этому соглашению Юрий получил бы Владимирскую землю и Ростовскую, Ярослав — Новгород, Святослав — Смоленск. Киев должен был отойти «черниговьскым князем» 20, а Галицкая земля — поделена между Юрием и Ярославом 21. Не стоит и говорить, что Ростиславичи остались бы с пустыми руками.

Решающая битва состоялась 21 апреля. Она закончилась полной победой Константина и его союзников, и это неудивительно. Трудно оценить численность сражавшихся или убитых из-за сильных преувеличений в свидетельствах источников, что в целом характерно для описаний сражений в средневековой Руси. По смоленским оценкам,— это единственное раннее описание, в котором приводятся конкретные цифры,— Юрий и Ярослав потеряли 9233 человека убитыми и 60 — пленными, а потери Константина и Ростиславичей составили 6 человек (5 убитых новгородцев и 1 смоленский воин) 22. Даже если сделать скидку на преувеличения, это был, без сомнения, жаркий бой: в отрядах Юрия и Ярослава было тридцать стягов и сотня «труб и бубнов» 23, и все были захвачены противником. Юрий и Ярослав бежали: Юрий — во Владимир («на четвертом коне, а трех удушил (загнал), в первой сорочици (нательной рубашке)», Ярослав, еще более стремительно, в Переславль («на пятом коне, а четыре удушил»).

Положение во Владимире было безнадежным. Юрий пытался вновь собрать в боевые порядки тех немногих ратников своего войска, кому удалось спастись и добраться до столицы, «ин ранен, а ин наг», но было очевидно, что сопротивление более невозможно, и, когда новгородские и смоленские дружины подошли к Владимиру и подожгли его, Юрий сдался. Мстислав дал ему во владение, что фактически означало изгнание, Городец Радилов, рас[1]положенный в самом восточном течении Волги на суздальской

[87]

территории. А что касается Ярослава, изображенного в новгородских и смоленских источниках негодяем из негодяев, то первое, что он сделал по прибытии в Переславль, так это согнал всех новгородских и смоленских купцов, которых смог найти, и бросил их в застенки. Часть новгородцев (150 человек) Ярослав «повеле затворити в тесне избе», и они погибли от удушья. Смоленцев, 15 человек, держали в другом месте, и им удалось выжить 24. Когда союзники приблизились к Переславлю, Ярослав послал гонцов к Константину, умоляя того не выдавать его тестю. Но все обошлось благополучно. Ярослав осыпал подарками союзных князей, и ему было позволено остаться в Переславле, однако только после того, как Мстислав освободил свою дочь, оставшихся в живых новгородцев, а также тех, кто против него воевал в войске Ярослава 25.

Война окончилась. Мстислав вернулся в Новгород, а его брат Владимир — в Псков. Константин стал во Владимире великим князем и провел последние два года жизни между столицей и Ростовом. Ярослав, напрасно моливший о возвращении ему жены, смирился с вынужденным политическим бездействием в Переславле. Что касается Юрия, то он явно не собирался долго прозябать в своем дальнем изгнании и искал способы, как победить своего старшего брата. Военное соперничество исключалось ввиду союза Константина с Ростиславичами, а Юрий не мог надеяться на помощь Ярослава. Однако у него была припасена козырная карта: Симон, епископ суздальский и владимирский, последовал за ним в изгнание, оставив незамещенной кафедру столичной церкви 26. И Константину ничего не оставалось делать, как помириться с Юрием. Условия соглашения, достигнутого в 1217 году между двумя братья[1]ми, очевидно, были таковы: после смерти Константина Юрий вновь принимал титул великого князя, а до той поры он должен был княжить в Суздале 27. В это же время Константин назначил двух своих сыновей Василька и Всеволода соответственно в Ростов и Ярославль, вверяя их после своей смерти «Богу и пречистей его Матери и [своему] брату...» Юрию 28.

Юрию не пришлось долго ждать в Суздале. 2 февраля 1218 года, пять месяцев спустя после заключения договора с Юрием, Константин умер во Владимире. Его личный ростовский летописец сочинил длинный некролог, за которым следовало традиционное описание оплакивания смерти Константина народом и всеми его братьями, а затем рассказ о похоронах 29. Текст этот в точности соответствовал традициям средневековых панегириков, о самом человеке из него узнать ничего невозможно: все слова о его добродетелях — скромности, милосердии, благочестии, любви к духовенству и т. д., не более чем штампы, за исключением того, что он «многы церкви созда», украсив их иконами и «исполняя книгами», и что он «часто бо чтяше [святые] книги» 30. А что касается скорбящих, то не стоит слишком доверять описанию опла[1]кивания Константина его братьями («плакаша по нем плачем вель[1]им, акы по отци и по брате любимем, понеже вси имяхуть и (его) в отца место... бе бо в них любы паче меры» (!), но интересно

[88]

отметить, что у этого летописца бояре оплакивают князя «яко заступника земли их», а слуги — как своего «кормителя и господина»).

Юрий принял великое княжение во второй раз и обосновался во Владимире. Он княжил там вплоть до своей гибели в 1238 году в битве на реке Сить. Первые пять лет его правления — до первого татарского нашествия в 1223 году — были спокойными, неомраченными братоубийственной войной. Его братья и племянники жили с ним в мире и повиновались ему. Ярослав не проявлял признаков недовольства своим княжением в Переславле Суздальском и занял Новгород по повелению Юрия, когда сын последнего бежал из города в 1223 году (см. прим. 78). Владимир, которому в 1217 году удалось спастись от половцев (либо же он был отпущен ими) 31, получил маленький район Стародуба на Клязьме к востоку от Владимира, где жил тихо и мирно до своей смерти в 1228 году. Ярослав княжил в Юрьеве Польском, полученном от Юрия в 1213 году. Два старших сына Константина правили в Ростове и Ярославле. Новгород, как будет показано ниже, вернулся под власть суздальских князей в 1221 году, сбросив последнего из Ростиславичей. Что касается юга Руси, то в летописях не упоминается ни о каких столкновениях, ни даже о каких-либо контактах с Ростиславичами за пять лет — с 1218 по 1223 год.

Главная проблема Юрия в период его правления была связана с Волжской Булгарией. С начала XIII века между булгарами и Суздальской землей контактов практически не было. В летописях сообщается только об успешном походе дружины Всеволода III против волжских и камских булгар в 1205 году 32, о нападении булгар на Рязань в 1209 году и об ответном нападении, предпринятом Всеволодом на следующий год 33. Однако в 1218 году булгары захватили самые северо-восточные владения ростовского князя — Устюг на реке Сухоне,— а затем продвинулись на юг по течению Унжи вплоть до города Унжи 34. Хотя им не удалось захватить Унжу, а Устюг был вскоре возвращен ростовскому князю Васильку, нельзя было игнорировать опасность, исходящую от булгар. До этого времени их походы были нацелены в основном на Рязань и Муром. Теперь под угрозой оказалась и суздальская территория. Юрий предпринял решительные шаги, чтобы отбить у булгар охоту к дальнейшим нападениям. В 1220 году он собрал большую дружину. К войску, посланному под началом Святослава из Юрьева Польского, присоединились отряды из Переславля, Ростова, Устюга и Мурома. Большая часть войска собралась в месте слияния Волги и Оки и поплыла вниз, к Ошелю, на земли булгар. Город был взят 15 июня, отряды булгар были разгромлены, и многие районы в нижнем течении Камы были опустошены ростовскими и устюжскими дружинами. Поход был столь успешен, что зимой того же года булгары послали к Юрию три посольства с просьбами о мире. Но Юрий собирался совершить еще один, поход вниз по Волге, и только третье посольство булгар, встретившее его в Городце Радилове, разжалобило князя[1]победителя. Юрий заключил мир на условиях, «яко же было при

[89]

отци его Всеволоде и при деде его Георгии [Юрий]» 35. Чтобы закрепить свой успех и в дальнейшем обезопасить восточные границы от любых нападений, Юрий в 1221 году основал Нижний Новгород у слияния Волги и Оки 36.

С тех пор булгары больше не совершали набегов на Рязань, Муром и Суздальскую землю, а в 1229 году, когда возникла угроза татарского нападения на земли булгар, они заключили с Юрием еще один мирный договор, длившийся на этот раз шесть лет. Состоялся не только обмен пленными, но, когда на северо-востоке Руси из-за плохого урожая ржи начался голод, булгары пришли на помощь, отправив зерно по Волге и Оке 37. После этого русские больше почти ничего не слышали о булгарах, пока наконец до них не дошла весть о захвате татарами в 1236 году города Булгар.

[90]

Цитируется по изд.: Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200-1304. М., 1989, с. 83-90.

Примечания

1. Борис умер в 1188 г., Глеб — в 1189 г.

2. ПСРЛ, т. 1, стб. 434.

3. ПСРЛ, т. 25, с. 108. По малоправдоподобному предположению Татищева, Ярослав, Владимир, Святослав и Иван должны были получить Переславль, Суздаль, Юрьев Польский и Стародуб соответственно (Татищев, т. 4, с. 342); согласно ЛПС (с. 110. под 1213 г.) Ярослав должен был получить Переславль, Владимир — Юрьев Польский, а судьба Святослава и Ивана должна была быть вверена Юрию как великому князю.

4. ПСРЛ, т. 25, с. 108 (также в Е. Лев и Ник).

5. ПСРЛ, т. 1, стб. 436— 437.

6. Выделенные А. Н. Насоновым «владимирские фрагменты» (Насонов. История, с. 201 и далее). Эти владимирские известия (1207— 1220 гг.), встречающиеся в М (и часто в Е. Лев и Ник), очевидно, впервые появились во владимирском своде начала XIII в. (см.: Лурье, с. 57); они попали в М и другие более поздние летописи через предполагаемый свод 1472— 1479 гг.— См.: Приложение 1. Летописи.

7. ЛПС , с. 110.

8. Там же, с. 110— 111.

9. Там же, с. 111; П С Р Л , т. 1, стб. 437.

10. ЛПС , с. 111; ср. М, где дается несколько иное описание этого события (ПСРЛ, т. 25, с. 109).

11. ПСРЛ, т. 25, с. 109.

12. Кострома была сожжена, а Соль Великая (расположенная к юго-западу от Костромы), возможно, основной поставщик соли для Суздальской земли, была за хвачена. Оба города были частью территории Юрия. Константин также взял Нерехту, южнее Костромы, входившую в земли Переславля (ЛПС , с. 111; ПСРЛ, т. 25, с. 109. В Л отсутствует).

13. ЛПС , с. 111 — 112.

14. Там же, с. 112; ПСРЛ, т. 25, с. 110; т. 1, стб. 437— 438.

15. В 1215 г. Константин д а ж е послал подкрепление в помощь Ярославу в его войне с Мстиславом Мстиславичем за Новгород (П С Р Л , т. 25, с. 111).

16. Там ж е, с. 110; Л П С , с. 112.

17. Полное описание содержится только в CI и HIV (ПСРЛ, т. 5, 1925 г., с. 193—201; т. 4, с. 186— 197); другими словами, это часть предполагаем ого «свода 1448 г.». Основным источником этой длинной замечательной повести является, очевидно, несохранившаяся смоленская летопись или рассказ о подвигах Ростиславичей (автор дважды называет смоленских князей «наши князи» и один раз упоминает о грамоте, содержащей запись разговора Юрия с Ярославом перед последним сражением, которую «взяша смолняне по победе»). Hl содержит более краткую, но явно современную событиям версию (НЛП , с. 55— 57, 254— 2 5 8 ), а М, Е, Л ь е и Ник близки в основном к версиям CI и HIV, но в них опущена большая часть мест в поддержку Ростиславичей (ПСРЛ, т. 25, с. 111 — 114). В Л только сжато изложены итоги конфликта (ПСРЛ, т. 1, стб. 439— 440). Подробный анализ проблем источников по «Повести о битве на Липице» см.: Лурье. Повесть о битве.

18. ПСРЛ. т. 5, с. 195; т. 4, с. 189; т. 25, с. 112.

19. Ср., однако: Лурье. Повесть о битве, с. 113.

20. В 1215 г. в Южном Переяславле их брат Владимир взял в жены дочь черниговского князя Глеба, что, возможно, указывает на готовность Юрия и Ярослава искать союзников против Ростиславичей.

21. ПСРЛ, т. 5, с. 196; т. 4, с. 190.

22. ПСРЛ, т. 5, с. 198— 199; т. 4, с. 193— 194 (повторено в М). В. Н. Татищев дает числа 17 250 и 2 550 соответственно (Татищев, т. 4, с. 350). Ср.: Ник: 17200 и 550 (ПСРЛ, т. 10, с. 7 5 ).

23. ПСРЛ, т. 5, с. 198— 199.

24. Там ж е, с. 199— 200; т. 4, с. 195. Ср.: Ник, где числа раздуты до 315 и 90 (ПСРЛ, т. 10, с. 7 5 ). В HI числа не приводятся.

25. ПСРЛ, т. 5, с. 201; т. 4, с. 196; т. 25, с. 114; НПЛ , с. 56, 257.

26. После ухода в 1214 г. Иоанна, епископа владимирского, суздальского и ростовского, Юрий назначил Симона, настоятеля монастыря Рождества Богородицы во Владимире, епископом владимирским и суздальским, а Константин, в то время княживший в Ростове, рукоположил в сан епископа ростовского своего духовного отца Пахомия. После смерти Пахомия в 1216 г. сан епископа ростовского принял Кирилл I.— См.: ПСРЛ, т. 1, стб. 438, 439.

27. Упоминается только в М, Е, Л ь е и Ник (т. е., вероятно, фрагменты летописи Юрия), но отсутствует в летописи Константина ( Л ) . — См.: ПСРЛ, т. 25, с. 115. По Татищеву, Юрий согласился с тем, что после его смерти Владимир перейдет к старшему сыну Константина (Татищев, т. 4, с. 352).

28. ПСРЛ, т. 1, стб. 442. Татищев добавляет, что младший сын Владимира должен был получить Белоозеро, когда вырастет (Tатищев, т. 4, с. 356).

29. ПСРЛ, т. 1, стб. 442— 444.

30. Ср. описание Татищевым прибытия во Владимир в 1218 г. епископа полоцкого

Владимира (ошибочно указан 1217 г. Датировку см.: Л). «Володимер... принес же [Константину] книги многи гречестии от древних учитель, веды бо, яко князь любяше я паче имения всяка» (Татищев, т. 4, с. 3 5 4 ). Он также говорит, что он купил много греческих книг, которые он перевел, и что его библиотека состояла из более чем 1000 одних только греческих книг (там ж е, с. 356).

31. Он был взят в плен половцами в 1215 г.

32. Только в Г и Ник: ТЛ, с. 291; ПСРЛ, т. 10, с. 50.

33. См.: Татищев, т. 4, с. 340, 341; ПСРЛ, т. 10, с. 60.

34. ПСРЛ, т. 25, с. 116 (под 1219 годом ); т. 5, с. 201; т. 4, с. 199. Ср. версию Татищева, согласно которой «югры» (т. е. жители Устюга) с трудом отбили их нападение, но Унжу князья захватили (Татищевт. 4, с. 357). Об Унже см.: Кучкин. Нижний Новгород, с. 235.

35. Очень подробное описание булгарского похода 1220 г. и последующих посольств к Юрию см.: М (ПСРЛ, т. 25, с. 116— 117), также в Е и Лье. В Л (ПСРЛ, т. 1, стб. 444— 445) дается только краткое изложение. Описание географии похода см.: Кучкин. О марш рутах, с. 42— 44.

36. ПСРЛ, т. 1, стб. 445. См.: Кучкин. Нижний Новгород, с. 236 и далее.

37. Татищев, т. 4, с. 369; ПСРЛ, т. 10, с. 98; см. также: Каргалов, с. 69— 70.