Южная Мексика: покорение завоеванного

Завоевав Теночтитлан, испанцы получили господство над центральными областями Мексики. Теперь Кортесу предстояло проявить в области реорганизации ту же энергию и находчивость, как прежде в области разрушения. В отличие от других конкистадоров, он был не только атаманом разбойников. В истории он стоит рядом с Вильгельмом Завоевателем, Цезарем и своим любимцем Александром. Он не собирался разграбить и опустошить Мексику, а затем покинуть ее. Он намеревался сделать ее испанской провинцией, с укоренившимся в ней испанским населением, которое насадит испанскую культуру среди индейцев. Беспощадный по отношению к племенам, сопротивлявшимся покорению, он желал умиротворить те племена, которые ему подчинялись, и примирить их с испанским владычеством.

Кортес покорил Теночтитлан как вольный искатель приключений, без разрешения испанского правительства. Он писал императору Карлу письма, в которых оправдывал свои действия, и послал ему корабль, полный ацтекских сокровищ и диковинных зверей.

Впрочем, корабль был захвачен французскими корсарами, и сокровища обогатили злейшего врага Карла, французского короля. Веласкес и его покровитель епископ Фонсека все еще надеялись, что Кортес, этот выскочка и авантюрист, будет осужден. Карл подозревал Кортеса, как любого из своих подданных, который становился чересчур сильным. Кортес был назначен губернатором Новой Испании, как окрестили новую провинцию. Но для наблюдения за ним были посланы четыре чиновника, назначенные якобы для контроля над королевскими финансами.

Кортес должен был удовлетворять алчность своих спутников. Они переносили лишения и опасности осады в надежде на золото, но когда Теночтитлан был, наконец, захвачен, добыча оказалась ничтожной. Ацтеки вовсе не были так богаты, как предполагали испанцы. В Мексике было много золота и серебра, но лишь немногие месторождения были уже открыты и разрабатывались. К тому же значительная часть сокровищ ацтеков попала на дно озера во время «печальной ночи». Разочарованные завоева-

[70]

тели говорили, что Кортес присвоил сокровища себе или что ацтеки их спрятали. Еще до осады Кортес повесил главаря группы, пытавшейся его убить, простив многочисленных участников заговора. Под угрозой нового восстания он согласился подвергнуть Кваутемока пыткам. Ноги Кваутемока поливали маслом, а затем жгли. Кваутемок переносил муки со стоическим самообладанием и не открыл никаких тайн.

Раз золота было мало, нужно было наградить испанцев землей и трудом ее обитателей. Испанцы получили в собственность поместья и рудники, принадлежавшие прежде ацтекам, и индейцев, обращенных в рабство за сопротивление завоевателям. Это их не удовлетворило, и Кортес нехотя принял энкомиендарную систему, которая уже привела к вымиранию населения островов. Индейские деревни, за исключением деревень тласкаланцев и других союзных испанцам племен, были поделены между завоевателями, но Кортес знал своих спутников и старался, чтобы процесс истребления местных жителей, свидетелем которого он был на Гаити и Кубе, не повторился в Мексике. По установленным им правилам, индейцы должны были работать на новых господ не более трех недель из семи. Их нельзя было увозить далеко от дома и заставлять работать на рудниках, где разрешалось использовать только рабов. Женщин и детей вообще запрещалось заставлять работать. Владельцы энкомиенд должны были быть женаты, жить в Мексике не менее восьми лет, строить церкви и заботиться, чтобы их индейцы воспитывались в христианском духе. Им не дозволялось посещать свои индейские деревни без правительственного разрешения. Однако эти прекрасные в теории установления нельзя было провести в жизнь. Кортес организовал ввоз быков, овец и свиней, пшеницы, риса, сахара, плодовых деревьев и виноградных лоз и приказал владельцам энкомиенд, «энкомендерос», разводить этих животных и выращивать новые растения. Для размола кукурузы строились водяные мельницы. Деревни, не отданные энкомендерос, стали собственностью испанской короны и платили правительству ту же дань, что прежде ацтекам. Ими продолжали управлять касики, действовавшие теперь в качестве агентов Испании; члены семей этих касиков вступали в браки с испанцами. Дочери

[71]

Монтесумы стали женами вельмож и прародительницами испанских грандов.

Кортес решил восстановить Теночтитлан, известный отныне под именем Мехико, и обещал Карлу V, что город станет еще великолепнее, чем прежде. С этой целью он беспощадно требовал принудительного труда от индейцев — жителей долины. Прежняя храмовая территория стала теперь центральной площадью города и главным рынком. С трех сторон ее Кортес построил дома, ряды лавок и ратушу, а на северной стороне, на месте пирамиды Уицилепочтли, на фундаменте из разбитых идолов и обломков ацтекских храмов, собирался вскоре воздвигнуть церковь, а затем собор. От площади к берегам озера прямыми линиями шли улицы, окаймленные построенными из красного камня домами конкистадоров. Район Тлателолько был предназначен для ацтеков. Кортес назначил членов городского совета, собиравшегося для совещаний в его доме в Койоакане, и издал распоряжения против монополий и о регулировании цен, а также ввел строгие санитарные правила. Но, несмотря на его надежды, прошли века, пока Мехико достиг размеров Теночтитлана.

Кортес просил у испанского правительства миссионеров, особенно монахов. Он считал белое духовенство слишком склонным к наслаждениям. Индейцы привыкли требовать от своих жрецов строжайшего целомудрия, и было бы весьма некстати, если бы проповедники новой религии оказались ниже их в моральном отношении. Первая партия монахов состояла из фламандцев. Испанцы приняли их холодно и оставили в Тескоко. Но в 1524 году из Испании приехала вторая партия, которую встретили самым театральным образом. Монахи, в грубых серых одеждах, прошли босиком от Вера Крус до Мехико. Когда они вступили в столицу, Кортес склонил перед ними колени и целовал их одежды. Бедность и смирение этих представителей испанского бога произвели на индейцев надлежащее впечатление; еще больше изумило их то, что Кортес, после того, как он не пришел на мессу, явился, чтобы подвергнуться публичному бичеванию за свой проступок. Монахи, в отличие от многих своих собратьев, которые до них приезжали на острова и прибывали в Мексику впоследствии,

[72]

были искренне преданы задаче спасения душ, а простота и наивность их веры увеличивали их успех. Вскоре они энергично принялись за работу — изучали индейские языки, уничтожали идолов, разрушали пирамиды, строили церкви и монастыри и вводили моногамию у привыкших к многоженству касиков. Кортес столь убедительно продемонстрировал всемогущество христианского бога, что индейцы стремились к обращению. Они приходили креститься в таком количестве, что монахи скоро потеряли счет произведенным ими крещениям и считали новообращенных сотнями тысяч и даже миллионами. Индейцы продолжали веселиться на праздниках, украшать себя цветами и плясать свои старые языческие пляски, но они научились петь христианские гимны и плясали уже в честь святой девы. Если не считать исчезновения человеческих жертвоприношений, то перемена была невелика. Индейцы по-прежнему молились о дожде и о хорошем урожае, изменились только имена их богов. Многие новообращенные прятали от монахов своих идолов и продолжали втайне поклоняться им наряду с изображениями святой девы.

Тем временем завоевание продолжалось. Теночтитлан был только началом. Границы известного мира так расширились, что он казался бесконечным. В Америке и на Тихом океане были, без сомнения, другие, еще более богатые державы. Кортес обещал Карлу V, что сделает его господином новых, еще неизвестных царств, больших, чем те, которыми он уже обладает. Как только закончилось покорение Теночтитлана, Кортес стал посылать своих офицеров с заданием покорить новые племена, исследовать страну и, если возможно, открыть тот морской путь в Азию, который испанцы еще надеялись найти. В эти экспедиции он набирал большие армии своих союзников — тласкаланцев и нахуа, которым предстояло отдавать жизнь за расширение испанской империи. Индейцы племен, принимавших испанское подданство, распределялись среди энкомендерос; те племена, которые сопротивлялись покорению, обращались в рабство, а всем, кто убивал испанцев, жестоко мстили. В покоренных областях основывались города, становившиеся центрами испанского влияния, и туда посылались монахи для обращения индейцев в христианство.

[73]

В 1521 году Сандоваль покорил племена к югу от Вера Крус — причем сжег живьем одного касика, убившего испанца, — а Ороско прошел по берегу Тихого океана до самого Теуантепека и подчинил Испании сапотекские племена. На следующий год Альварадо покорил мистеков и сапотеков на холмах внутренних областей и оставил там партию испанцев, основавших город Оахаку. Тарасканы из Мичоакана собирались послать ацтекам помощь, но под влиянием дурных предзнаменований заколебались. Кроме того, умер их касик, а наследовавший ему сын, боясь соперничества за престол, потерял драгоценное время на истребление всех своих братьев. Услышав о разрушении Теночтитлана, тарасканы решили спастись от участи ацтеков, перейдя в подданство Испании, и послали к Кортесу дары и послов. В Мичоакан был отправлен Олид. Его люди разбили тарасканских идолов и набросились на добычу, причем не давали никому пощады, не взирая на инструкции Кортеса. Они основали город на берегу Тихого океана, у Сакатулы, а затем покорили Колиму и, услышав о лежавшей далее к северу стране, богатой золотом и населенной амазонками, проникли в Халиско. В Сакатуле Кортес построил корабли, на которых надеялся обследовать Тихий океан и присоединить к испанской империи недавно открытые Магелланом богатые пряностями острова Ост-Индии. Тем временем гватемальские племена киче повторили ошибку Монтесумы и тарасканов и послали в Мехико посольство с богатыми дарами — золотом, жемчугами и украшениями из перьев, — и испанцы стали мечтать о втором, еще более богатом, Теночтитлане, лежащем за Теуантепеком. Они вспомнили рассказ, будто золота в той стране так много, что рыбаки употребляют его на грузила. Кортес намеревался немедленно завоевать Гватемалу, так как боялся, что его может предупредить Педрариас, который все еще правил Дариеном, и, несмотря на свою старость — ему было уже под 90, — был жадным Тираном, грозой как индейцев, так и испанцев.

Однако кульминационный пункт карьеры Кортеса остался уже позади. Ему еще предстояло перенести труды и страдания, которых хватило бы нескольким обыкновенным людям на целую жизнь; но зависть соперников-

[74]

испанцев и подозрения императора расстраивали его планы, и приобрести ему уже не пришлось ничего, кроме долгов и разочарований. Экспедиция в Гватемалу была отложена из-за волнений племени уастеков, жившего в лагунах Пануко. Кортес сам покорил и умиротворил эту область и принял ее жителей в число подданных императора. Почва ее была богата нефтью, которую позднее предстояло эксплуатировать конкистадорам другой расы, но золота в ней не было. Однако испанцы, жившие на островах, считали всю Мексику сплошной сокровищницей, и в 1523 г. губернатор Ямайки Гарай повел туда армию разбойников. Разочарованные бедностью страны, испанцы грабили и пытали ее жителей. Альварадо, употребив тактику, примененную Кортесом по отношению к Нарваэсу, переманил спутников Гарая к себе. Но индейцы начали восставать, и много испанцев было убито. Сандоваль, посланный Кортесом для восстановления порядка, подавил восстание и сжег живьем около 400 индейцев. Страдания Пануко на этом не кончились — через несколько лет испанское правительство назначило губернатором этой области Нуньо де Гусмана. Этот последний, выделявшийся алчностью и жестокостью даже среди конкистадоров, систематически обращал в рабство своих новых подданных, грузил их на корабли и продавал плантаторам на острова.

Зимой 1523/24 г. из Мехико отправились две экспедиции на покорение Гватемалы и Гондураса: Альварадо должен был пойти по побережью Тихого океана, а Олид отплыть из Вера Крус и покорить жителей побережья Караибского моря. Альварадо потратил на завоевание Гватемалы два года и был награжден должностью губернатора этой территории, Олид же, достигнув Гондураса, поступил с Кортесом, как некогда сам Кортес поступил с Веласкесом, отказавшись признавать власть своего начальника. Впоследствии он был схвачен и обезглавлен друзьями Кортеса, но в то время Кортес решил сам пойти на Гондурас. Поручив управление Мексикой на время своего отсутствия чиновникам королевского казначейства, он в октябре 1524 года отправился в путь, взяв с собой Кваутемока и нескольких других ацтекских касиков, оставить которых было небезопасно. Кортес уже не обладал той неукротимей физической энергией, которую проявил

[75]

при осаде Теночтитлана, но воля его оставалась непреклонной. В последующие месяцы ему понадобилась вся его выдержка. В Табаоко испанцы перешли пятьдесят рек, причем через каждую им приходилось строить переправу. В северной Гватемале, где за тысячу лет до того строили свои города индейцы майя, они проходили через такие густые леса, что часто не видели, куда поставить ногу, шли по компасу и питались кореньями и ягодами. Многие из их союзников-индейцев умерли с голоду, и Кортесу донесли, что Кваутемок убеждает оставшихся в живых восстать против испанцев и перебить их. Кваутемок и другие касики клялись, что они ни в чем не повинны. Тем не менее Кортес потребовал их казни, и все они были повешены на ветвях дерева сейбы. Затем испанцы пришли в колонию жрецов майя на озере Петен. Майя приняли их мирно и слушали проповеди о христианстве. Кортес оставил у них своего раненого коня. Майя кормили коня курятиной и цветами, а когда он пал, поставили ему статую и поклонялись ей как богу грома и молнии. За озером Петен испанцы пересекли крутую и кремнистую горную цепь Сьерра де-лос-Педерналес, где потеряли большинство лошадей, скатившихся в ущелья и пропасти, и спустились в новую область болот и рек, вздувшихся от ливней во время сезона дождей. Наконец, через семь месяцев после выхода из Мехико они достигли Гондураса и там узнали, что Оли да нет в живых, так что в их путешествии не было никакой надобности. Никарагуа было уже опустошено соперниками-конкистадорами из Дариена и с Гаити. Началась борьба, победителем в которой вышел Кортес. Он намеревался, невзирая на Педрариаса, пронести свое оружие по крайней мере до перешейка и даже пойти дальше, на южный материк, но от этих мечтаний о беспрерывных завоеваниях в духе Александра Македонского его пробудили вести из Мехико.

Королевский агент Саласар захватил в Мехико власть, изгнав своего главного соперника, казначея Эстраду. Кортеса и весь его отряд считали погибшими в лесах Гватемалы, и кто-то рассказывал, что видел их души в адском пламени. Саласар отслужил по Кортесу панихиду и присвоил себе все его имущество, на которое мог наложить руку. Человек, которому Кортес поручил управление своими

[76]

поместьями, был схвачен, подвергнут пыткам и повешен. Вое, кто противился власти Саласара, были заключены в тюрьму или принуждены скрываться в горах. В Оахаке и других местах индейцы, которых грабили без зазрения совести, восстали, и настала очередь испанцев подвергаться пыткам и погибать на кострах. В конце концов, сведения об этих событиях дошли до Кортеса. Он отправил посланца, который высадился в Вера Крус, под покровом ночи явился переодетым в Мехико и передал монахам письмо Кортеса. Как только стало известно, что Кортес жив, обитатели города схватили Саласара, заперли его в клетку, вынесли на площадь и там затравили, как дикого зверя. Когда вернулся сам Кортес, Мехико отпраздновал «фиесту» 1. Кортес восстановил порядок и попытался загладить последствия тирании Саласара. Один из его приближенных женился на ацтекской принцессе и был послан в поездку по стране с поручением умиротворять индейцев и возвращать им отнятое у них имущество.

Но Саласар и его подручные своими письмами, где Кортес обвинялся во множестве преступлений — от убийства своей жены до намерения создать независимое королевство, — уже успели пробудить подозрения Карла V, и император, наполовину поверив их россказням, решил устранить Кортеса. Чтобы принять управление Новой Испанией и выслушать обвинения против Кортеса, в Мехико была направлена «аудиенсия» (audiencia), состоявшая из президента и четырех «оидоров». Президентом был назначен Нуньо де Гусман, известный Совету по делам Индии лишь как человек сильной воли и способный адвокат. Тогда Кортес решил апеллировать в Испанию, и весной 1528 года, через 24 года после своего прибытия на Гаити, отплыл в Европу.

Нуньо де Гусман управлял Мексикой так же, как областью Пануко. С полного согласия охотно ему помогавших оидоров он продавал индейцев в рабство, облагал касиков тяжелой данью, похищал красивых женщин и конфисковал энкомиенды, которые Кортес роздал своим сторонникам, чтобы распределить их среди собственных

_________

1. «Фиеста» (исп.) – празднество с музыкой и колокольным звоном (Прим. Перев.).

[77]

друзей. Он установил слежку за портами, чтобы вести о его действиях не проникли в Испанию.

Протесты монахов игнорировались, а когда один из них в проповеди разоблачил Гусмана, его стащили с кафедры. Индейцев, просивших монахов о защите, сажали в тюрьму и грозили им виселицей. Вновь назначенный епископ Мексики Сумаррага отлучил членов аудиенсии от церкви, а когда они не обратили на это внимания, он контрабандой переслал письмо через Атлантический океан, спрятав его в бочку с маслом. Жалобы его были поддержаны Альварадо, выступившим в качестве представителя Кортеса и первых завоевателей. В 1530 году в Мексику была послана новая аудиенсия, под председательством епископа Рамиреса де Фуэнлеаля. Нуньо де Гусман уже пришел к выводу, что его правление будет непродолжительным и что ему следует искать власти и добычи в другом месте. Покинув своих товарищей по преступлениям, он собрал большое войско, которое финансировал, ограбив королевское казначейство, и отправился в ту богатую золотом и населенную только женщинами страну, которая, по слухам, лежала где-то к северу от Мичоакана. Фуэнлеаль и его товарищи предоставили Гусману заниматься своими проектами, но отправили оидоров обратно в Испанию и стали править более благопристойно.

Теперь император и его советчики решили, что управление Новой Испанией нельзя доверить никому из конкистадоров. Пусть авантюристы завоевывают провинции; они слишком завидуют друг другу, слишком жадны к богатству и власти, чтобы им можно было позволить управлять этими провинциями. Вице-королем нужно назначить испанского дворянина, лично известного королю. Это назначение получил Антонио де Мендоса, принадлежавший к одной из наиболее знатных семей Испании и отличавшийся в качестве чиновника испытанной преданностью и проницательностью. Мендоса прибыл в Мексику в 1535 года. До того обязанности губернатора выполнял Фуэнлеаль.

Кортес, надеявшийся, что его великие заслуги будут награждены по достоинству, был в любезной форме отстранен. Его сделали маркизом и пожаловали обширные земли в Оахаке и других областях. Но в завоеванной им

[78]

стране ему позволили занять лишь должность капитан-генерала. Если он хочет быть губернатором, пусть завоюет еще одну державу. Ему было обещано управление всеми землями, которые он может открыть за свой счет на Тихом океане. Когда в 1530 голу Кортес вернулся в Мексику, он не смог долго мириться с тем, что страной, господином которой он когда-то был, управляет Фуэнлеаль. В то же время влияние Кортеса на индейцев вызывало зависть аудиенсии. Поссорившись с Фуэнлеалем, Кортес уехал в Куэрнаваку, где построил дворец и церковь и занимался производством сахара и овцеводством. В Сакатуле, Акапулько и Теуантепеке он построил корабли и послал их на север открывать новый Теночтитлан. Но многие из этих кораблей погибли, а другие были захвачены Нуньо де Гусманом, который теперь сделался господином области Халиско. Береговая линия была исследована до самой Калифорнии, но оказалось, что там живут только дикари. В 1535 году Кортес лично предпринял безуспешную попытку основать колонию на бесплодных берегах Нижней Калифорнии. После этого он поссорился с Мендосой, которому не давало покоя его безудержное стремление открывать все новые и новые земли, и вернулся в Испанию в надежде добиться отставки Мендосы. Но император решил, что Кортес больше ему не нужен. В дальнейшем Кортес участвовал в экспедиции против Алжира причем корабль его разбился, а сам он спасся вплавь и потом до самой смерти, последовавшей в 1547 г., оставался в Испании, всеми забытый и опутанный долгами. Он пожелал, чтобы его тело перевезли в Мексику и похоронили в монастыре в Койоакане.

Эпическая эра конкистадоров подходила к концу. В Америке была еще одна держава, богаче и обширнее ацтекской. В 1531 г. Франсиско Писарро во главе разбойничьей банды отправился из Дариена на юг и разгромил государство инков, набрав добычу, которая затмила славу Теночтитлана, и обращаясь со своими жертвами с таким циничным зверством, на которое Кортес был бы неспособен. Потом завоеватели поссорились при дележе добычи, и на равнинах Перу сражались между собой испанские армии. Но империя инков была последней добычей конкистадоров. На долю авантюристов, надеявшихся

[79]

поспорить с Кортесом и Писарро, осталась неразведанной большая часть двух материков, но находили они только страны, разработка природных богатств которых была еще делом будущего. Стремительность и дерзость конкистадоров, их способность переносить муки и бессердечие, с каким они причиняли их другим, сменились прозаическими трудами горняка и «ранчеро», епископа и королевского чиновника.

Одним из тех, кому выпало на долю разочарование, был Нуньо де Гусман. Бежав из Мехико, он сначала отправился в Мичоакан. Среди живших там тарасканов действовали монахи, которые крестили индейцев и строили монастыри. Захватив несколько тысяч индейцев в качестве носильщиков, Нуньо де Гусман потребовал у племенного вождя тарасканов золота. Старания вождя не дали достаточных плодов, а посему его привязали к конскому хвосту, протащили по степи и затем сожгли. Нуньо де Гусман оправдывал этот подвиг тем, что вождь будто бы снова впал в язычество; но хотя Гусман пытал нескольких свидетелей, он не смог добиться подтверждения своего обвинения. Из Мичоакана он последовал в Халиско, сжигая деревни и воздвигая кресты. Если индейцы принимали его мирно, их провоцировали на восстания, чтобы испанцы имели предлог поработить их. Когда они бежали, их преследовали, приводили обратно и проповедовали им христианство. По мере того, как Гусман двигался к северу, уровень культуры туземных племен снижался, но женщины казалось, становились красивее, и это подкрепляло Гусмана в убеждении, что он на пути в страну амазонок, В Тепике почти все его союзники-индейцы погибли от наводнений и болезней. Некоторые пытались бежать, но их ловили и вешали или доводили до самоубийства. Сам Гусман заболел, и его несли на носилках. Наконец, достигнув Синалоа, он сдался и согласился повернуть обратно. Он обосновался в Халиско, где построил города Компостелу и Гвадалахару и организовывал энкомиены. Многие индейцы бежали из Халиско в горы Сакатекаса, другие, менее счастливые, ждали возможности восстать. Завоеванным им областям Гусман дал громкое название Великой Испании; однако ему не удалось обмануть испанское правительство. Власти, не желавшие мешать

[80]

ему, пока он мог быть полезен завоеванием какой-нибудь новой державы, в конце концов припомнили его преступления и приказали ему вернуться в Мехико. Халиско и прилежащие территории были переименованы в Новую Галисию, и в 1536 году должность их губернатора была передана Пересу де ла Торре. Гусман провел два года в тюрьме в Мехико, а затем был отправлен в Испанию, где через несколько лет умер всеми забытый.

Такое же разочарование принесло испанцам завоевание Юкатана, последней области южной Мексики, которую им оставалось покорить. В 1526 году товарищу Кортеса Франсиско де Монтехо было разрешено завоевать Юкатан и управлять им. Племена майя, несмотря на упадок их культуры, оказались достойными потомками людей, построивших Паленке и Чичен-Ицу. По всей Америке испанское завоевание не встречало более упорного сопротивления. Если бы майя способны были забыть свои внутренние раздоры, они могли бы сохранить независимость. Монтехо высадился на Юкатане и направился в глубь страны, причем сперва его принимали дружественно. Но как только он попытался установить новые порядки в стране, которую считал покоренной, и стал рассылать во все концы свои отряды, он оказался в осаде. Майя быстро собирались в лесах и окружали испанцев, грозя им голодной смертью. Иногда испанцы встречались с ними в открытом бою, и тогда превосходство оружия давало им победу, но майя никогда не признавали себя побежденными. Раненые воины кончали жизнь самоубийством, не желая, чтобы их убили испанцы. В 1535 году Монтехо отбыл за подкреплениями, и на всем Юкатане не осталось ни одного испанца. Майя отпраздновали победу возобновлением своих старых межплеменных конфликтов. Племя шиус, помогавшее испанским захватчикам, попросило у кокомов разрешения посетить Чичен-Ицу для жертвоприношений. Когда шиус прибыли туда, кокомы подожгли дом, в котором находились шиус, и перерезали их. После этого между племенами началась война. В 1537 г. вернулся и возобновил наступление сын и тезка Монтехо, унаследовавший его губернаторскую должность. Несколько лет тяжелой борьбы дали ему власть над северной оконечностью полуострова, где он основал город Мериду, а майя были постепенно

[81]

обращены в рабство. Монтехо сжигал живьем племенных вождей, отказывавшихся подчиниться ему. Он приказывал отрезать у пленников-мужчин руки и ноги, а женщин вешать или бросать в озера с грузом на шее. Отдельные области внутри страны, в том числе колония жрецов на озере Петен, оставались независимыми до конца следующего столетия.

Несмотря на то, что в конце концов индейцы майя были сокрушены превосходящими силами, они сохранили духовную независимость. Они не желали говорить на испанском языке, значительно уступавшем их языку по богатству словаря, и их господа были вынуждены учиться языку майя. Еще в XIX в. майя продолжали восставать против господства белых. Покорение Юкатана, где не было ни золотых россыпей, ни плодородной земли, стоило испанцам больших людских потерь, чем завоевание ацтеков и инков.

[82]

Цитируется по изд.: Паркс Г. История Мексики. М., 1949, с. 70-82.