Индия к 1857 году (Осипов, 1957)

Обратимся теперь к колониальной системе управления, созданной английскими захватчиками, и к методам эксплуатации ими покоренных народов Индии, т. е. к вопросам, непосредственно относящимся к причинам, вызвавшим народное восстание 1857—1859 годов.

Колониальная система управления Индией вплоть до 1858 года регулировалась в основном «законом Питта», принятым английским парламентом в 1784 году.

Закон Питта был вторым парламентским законом об организации управления захваченными территориями Индии. Как первый закон 1773 года (закон Норта), так и закон Питта был результатом той борьбы, которая разыгралась в парламенте после захвата Бенгалии, по вопросу о том, кому должны принадлежать выгоды от эксплуатации бенгальского народа: кучке ли монополистов Ост-Индской компании, королю и его министрам, или всей английской буржуазии. Норт, уступивший напору английской буржуазии, сделал первый шаг по пути подчинения деятельности Ост-Индской компании в Индии контролю английского парламента.

[14]

По предложению Норта в Индии учреждался пост генерал-губернатора. При генерал-губернаторе и под его председательством был создан совет из четырех лиц. Генерал-губернатор и один советник были назначены из кандидатов, предложенных Ост-Индской компанией, а остальные три члена совета из лиц, рекомендованных самим парламентом. Поскольку генерал-губернатор должен был действовать в соответствии с решением большинства, это, по мнению законодателей, обеспечивало контроль парламента над колониальной администрацией Ост-Индской компании. Однако это было лишь видимостью уступки, хотя бы потому, что через пять лет, т. е. с 1778 года, назначение всех советников снова перешло в руки Ост-Индской компании.

Более серьезным шагом по пути установления парламентского контроля над управлением Индии стал закон Питта. По этому закону палата директоров в составе 24 человек, избираемых пайщиками Ост-Индской компании, владеющими акциями на сумму свыше 500 фунтов стерлингов, назначала с одобрения короля всю высшую колониальную администрацию, т. е. генерал-губернатора, губернаторов, их советников, и она же снимала с постов этих чиновников, если они не оправдывали ее доверия. Кроме того, палата директоров безраздельно ведала всем, что касалось торговли. Вся же прочая деятельность Ост-Индской компании ставилась под руководство так называемого контрольного совета, в составе государственного секретаря (председателя), канцлера казначейства и четырех других лиц из числа королевских тайных советников. Связующим звеном между контрольным советом и палатой директоров и в то же время органом, придававшим видимость самостоятельности действиям Ост-Индской компании, была особая комиссия, через которую проходили все распоряжения контрольного совета, требующие тайны, и которые она, однако, не имела права ни отменять, ни изменять.

Эта комиссия состояла из трех лиц: председателя палаты директоров и двух членов. Контрольный совет проверял всю переписку, которая шла между палатой директоров и чиновниками компании в Индии и отвергал или утверждал все распоряжения палаты; кроме того, он непосредственно сносился с индийской администра­

[15]

цией. Состоя из членов, назначаемых английским правительством, и возглавляемый членом кабинета министров, контрольный совет проводил мероприятия, диктуемые этим правительством. Так, за сложным сооружением палат, советов и комиссий, воздвигнутым в Лондоне, скрывалась непререкаемая власть кабинета министров. В той мере, в какой английское правительство было ответственно перед парламентом, на последнем в конечном счете лежит ответственность за все те темные деяния, которые совершала колониальная администрация в порабощенной стране. В то же время система управления давала возможность парламенту и правительству в случае необходимости сваливать всю вину за ими же диктуемую политику на чиновников компании и палату директоров.

Посмотрим, что представлял собой аппарат колониального угнетения, действовавший в самой Индии, и его административные, судебные, полицейские органы и войска.

Как было сказано выше, из захваченных индийских земель англичане создали четыре провинции: Бенгальскую, Бомбейскую, Мадрасскую и Северо-западные провинции. Во главе Бенгальской, Бомбейской и Мадрасской провинций, или, иначе, президентств, были поставлены губернаторы. В Бенгалии функции ее губернатора выполнял сам генерал-губернатор Индии. В Северо-западных провинциях был лейтенант-губернатор. Кроме этих четырех провинций, существовала еще область Пенджаба (территория бывшего Сикхского государства), который получил ранг лейтенант-губернаторской провинции только в 1859 году, а до этого управлялся сначала административным бюро (1849—1853), а затем главным комиссаром.

С учреждением в 1773 году поста генерал-губернатора при нем возник совет из четырех лиц и генерал-губернатор был обязан выполнять решения большинства совета, председателем которого он являлся. Актом Питта власть генерал-губернатора была расширена. Ему было дано право не считаться с мнением большинства совета и действовать по-своему. Он мог издавать распоряжения и указы под свою личную ответственность. Генерал-губернатору было запрещено, однако, самостоятельно объявлять войну и вступать в военные союзы,

[16]

поскольку акт Питта 1784 года объявил, что «завоевательные планы и расширение владений в Индии являются действиями, не совместимыми с желанием, честью и политикой английской нации». Лицемерие, которым проникнуто это заявление, как, кстати говоря, и весь этот закон, раскрывается в оговорке, что это запрещение не распространяется на случай, когда военные действия уже фактически начались или когда было обнаружено, что имеет место подготовка враждебных действий против англичан в Индии, а равно против любого князя и княжества, защиту которого англичане взяли на себя по существующим договорам. В действительности не было ни одной войны в Индии, которая не была бы начата по воле генерал-губернатора и не была бы одобрена затем лондонским правительством на основе этой оговорки.

При генерал-губернаторе в Калькутте находился большой бюрократический аппарат в виде многочисленных бюро и комитетов, ведавших различными отраслями колониального управления, из которых основными были: налоговое, военное, таможенное, торговое, соляное, опиумное и морское.

Губернаторы провинций с советами, бюро и комитетами, аналогичными существовавшим в Калькутте, управляли под контролем генерал-губернатора и отвечали только перед ним. В целях налогового, судебного и полицейского управления провинции были разделены на округа (дистрикты). Группы таких округов были объединены в более крупные административные единицы, части области («дивизии»), во главе которых стояли управляющие, руководившие начальниками округов. Эти последние, именуемые коллекторами («сборщиками»), были основным звеном в системе колониального управления. От их воли зависела судьба всего населения округа, иногда насчитывавшего 1 ½ — 2 миллиона человек.

Коллектор совмещал в своей персоне власть административную, полицейскую, а также и судебную по налоговым делам. Таким образом, коллектор, как налоговая власть, мог предъявить иск по уплате недоимки, как судебная власть, сам же вынести приговор, а затем, как власть полицейская, расправиться с недоимщиком. Понятно, судебная формальность выполнялась, если недоимщиком был заминдар. Простых крестьян

[17]

сгоняли с земли без судебной процедуры. Недаром в 1857 году на коллекторов вылилась вся ненависть восставшего народа.

При коллекторах имелся штат английских и индийских помощников (последние занимали более низкое положение), а также начальник (суперинтендант) полиции, возглавлявший полицейских, набираемых из всякого сброда и являвшихся бичом для всего населения округа. Численность полицейских сил в одной лишь Бенгалии равнялась в 1857 году — 170 тысяч человек.

Как «просвещенная власть» Ост-Индская компания создала судебные органы, которые должны были придавать видимость законности дикому произволу колониальных грабителей. Это было тем более легко, что судьи могли по своему усмотрению в зависимости от того, что было выгодно, применять старые мусульманские или индусские законы или законы, действовавшие в Англии, не говоря уже об указах губернаторов и генерал-губернаторов Индии.

Компания приступила к организации своих судебных органов по гражданским и уголовным делам в семидесятых годах XVIII столетия.

В первой половине XIX столетия низшими гражданскими судами были суды мунсифов 1 из индийцев, принимавшие решения по искам, не превышавшим 300 рупий. Выше их были главные судьи (садар амины), также из индийцев, правомочные решать иски на сумму до пяти тысяч рупий. Еще выше стоял европейский судья дистрикта, принимавший к рассмотрению иски на сумму от 5000 рупий и выше. При европейском судье были помощники из индийцев, которые вели предварительный разбор гражданских исков и высказывали по ним свое мнение. В суде округа дела разбирались в присутствии индийских заседателей, тем не менее приговор зависел исключительно от воли европейского судьи, а вернее, от указаний начальника дистрикта.

Джон Шор, крупнейший колониальный чиновник, писал по этому поводу: «Коллектор обладает такими широкими полномочиями для обеспечения доходов правительства, он может совершать такие злоупотребления,

_____

1. В первой половине XIX века англичане сохраняли в налоговом управлении и в суде персидскую терминологию, существовавшую в державе Великих Моголов.

[18]

что даже судья с Самостоятельными обособленными функциями не мог бы помешать ему сделать то, что он захочет» 1.

Мелкие уголовные дела решали индийские начальники полицейских участков, или тханадары, имевшие право присуждать к заключению в тюрьму сроком до одного года, к наложению штрафа или к порке. Над тханадаром стоял магистрат (он же коллектор), который имел право заключать в тюрьму на срок от двух до трех лет. Более серьезные уголовные дела разбирались тем же судьей дистрикта, который решал и гражданские дела. Этот судья мог присуждать преступника к заключению на срок до 17 лет, а с согласия высшей судебной инстанции даже более.

Высшими апелляционными инстанциями были по гражданским делам так называемые «садар дивани адалат», а по уголовным «садар низамат адалат», находившиеся в столицах провинций.

Созданные англичанами суды стали настоящим бедствием для индийского населения. Если раньше споры решались на месте в сельских панчаятах (органах общинного самоуправления) на основе хорошо известных всем обычаев и в присутствии жителей деревни, знавших всю подноготную тяжбы, так что человек обращался к суду, будучи уверенным в своей правоте, и подчинялся решению панчаята как окончательному, то теперь все тяжбы решались в административном центре округа, обязательно при посредничестве платных стряпчих(вакилов) и при этом на основе никому не известных законов. Все это давало возможность недобросовестным лицам затевать любую тяжбу, подкупать свидетелей, стряпчих и самих судей, чтобы решить дело в свою пользу. Если у проигравшего не было средств, то дело на этом кончалось, если же они были, то вакилы, заинтересованные в грабеже своего клиента, убеждали его аппелировать в более высокую инстанцию. Начиналась судебная волокита, подобная той, которая была так зло осмеяна Диккенсом в описании английских судов, волокита, которая часто кончалась полным разорением тяжущихся.

Упоминавшийся выше Шор говорил, что «при одном

_____

1. См. Ж. Шейэ, Современная Индия, ч. II, стр. 270.

[19]

имени английского закона индийцы чувствуют себя окруженными страшною опасностью» 1.

Как представители господствующей нации, англичане пользовались в суде особыми привилегиями. Для них были созданы отдельные судебные органы, судившие позаконам, действовавшим в Англии. Последнее, однако, было пустой формальностью. Даже тягчайшие преступления, за которые по английским законам полагалась смертная казнь или пожизненная каторга, сходили англичанину с рук, если жертвой преступления был индиец. Один из бывших чиновников Ост-Индской компании в статьях, опубликованных в 1857 году в газете «Норд», издававшейся в Бельгии, привел ряд фактов, подтверждающих это. Некий чиновник компании, рассказывает он, встретив на дороге свадебный кортеж и решив посмотреть невесту, приказал снять с девушки покрывало. По индийским понятиям это было жестокое оскорбление девичьей чести: невеста оказала сопротивление, взбешенный этим англичанин убил ее. Родственники убитой обратились в суд. По-видимому, они были люди состоятельные, и замять преступление оказалось невозможным.

Убийцу пришлось судить. Более того, обстоятельства дела были столь ясны, что суду пришлось приговорить его к пожизненному тюремному заключению. Однако суд вынес частное определение, как рассказывает автор, что «по причине особого положения англичан в Индии судьи согласились не применять закона во всей его суровости и присудили осужденного к уплате штрафа в сумме ста фунтов стерлингов». Заключая, автор с полным знанием индийских порядков указал, что убийца, если он был англичанином, не только не подвергался наказанию, но даже мог рассчитывать на ответственный и хорошо оплачиваемый пост в каком-либо из районов Индии.

Помимо полиции и суда, в распоряжении колониальных властей была большая постоянная армия из европейских войск Ост-Индской компании и ее же сипайских полков. Накануне восстания 1857 года численность европейских войск (коронных и Ост-Индской компании) равнялась в круглых цифрах 41000, а сипайских 282 000

______

1. Баршу де Пеноен, Индия под английским владычеством, М., 1848, стр. 517.

[20]

человек. Если европейские войска размещались в Индии главным образом для того, чтобы держать в подчинении сипайские полки, то последние были той основной вооруженной силой, с помощью которой англичане завоевали страну и держали в повиновении индийский народ.

Сипайские войска состояли из трех самостоятельных армий: мадрасской, находившейся в распоряжении губернатора Мадрасского президентства, бомбейской — в распоряжении губернатора Бомбейского президентства и бенгальской армии, непосредственно подчинявшейся генерал-губернатору.

Эти три армии возникли из отрядов индийских наемников, поступавших на службу к англичанам, под командой своих военачальников. Так, еще в 1683 году в Бомбее имелось два отряда раджпутов по 100 человек в каждом. Во время войн, которые Ост-Индская компания вела с середины XVIII столетия, количество индийских наемников стало быстро расти. Во главе этих наемных отрядов компания начала ставить английских офицеров, из людей не только обладающих нужными военными качествами, но и способных ладить с сипаями и их индийскими командирами. Накануне Плессийской битвы в Бенгалии, по инициативе Клайва, самостоятельные отряды сипаев были соединены в роты и батальоны, и сипаи были одеты в английскую форму. Вскоре то же самое было сделано в Мадрасском и Бомбейском президентствах. В каждый сипайский батальон было назначено по 12 английских командиров, а в начале XIX столетия их стало по 22 человека. Уже в 1796 году численность сипайских войск на службе компании достигала 57 тысяч, из них в Бенгальском и Мадрасском президентствах — по 24 тысячи и в Бомбейском — 9 тысяч.

Кроме регулярных сипайских воинских частей, пехотных, кавалерийских и артиллерийских, имелись еще и иррегулярные кавалерийские отряды. Последние отличались от регулярных частей тем, что состояли из наемников, поступавших на службу со своим конем и аммуницией; в них было мало европейских офицеров, и поэтому индийские командиры обладали в них большей властью, чем в регулярных.

Опыт использования сипаев в войсках в Бенгалии, Мадрассе и Бомбее показал, что индийцы прекрасно усваивают европейское военное обучение, чрезвычайно

[21]

выносливы, храбры и весьма дисциплинированны. Правда, у них была черта, неприятная для англичан, — это чувство собственного достоинства. За нарушение дисциплины сипай спокойно шел на расстрел, но не терпел незаслуженной обиды. Один из основателей мадрасских сипайских отрядов, Галибартон, был убит сипаем за то, что посмел оскорбить его перед строем 1. Англичане были вынуждены учитывать эту черту индийцев. Сохраняя порку солдат в европейских полках, они не решались применять ее в сипайских частях. Англичанам приходилось также считаться с кастовыми обычаями индийцев и разрешать им вне строя жить так, как это требовали их кастовые правила.

Постоянные военные лагеря обычно строились подле городов или иных более или менее крупных поселений и состояли из двух частей, отличавшихся одна от другой. В одной части находились английские офицеры со своими семьями и многочисленной индийской прислугой, поварами, конюхами, грумами, водоносами, лакеями, горничными, няньками, посыльными и т. д. Каждый офицер жил в собственном бангало (вилле), богато обставленном на английский манер. Другая часть — это место, где жили сипаи и их индийские офицеры. Яркую картину такого сипайского военного лагеря дал Варрен, ряд лет прослуживший офицером в войсках английской Ост-Индской компании в Декане. Он писал: «Этот синайский лагерь состоит из трех-четырех тысяч хижин, легких, но аккуратно сделанных и содержимых в такой же чистоте, как и военные палатки. Эти хижины образуют правильные кварталы, обведенные водосточными канавками и отделенные друг от друга в шахматном порядке хорошими мощеными переулками. Каждый сипай занимает собственную хижину и редко случается, чтобы в одной хижине жило хотя бы по два сипая. Обстановка в хижине состоит из одной лишь постели из сетки, натянутой на раму. Кроме постели, у сипая есть хукка (трубка), курению из которой он предается как любимому времяпрепровождению, медный сосуд для омовения, корзина для хранения платья и два-три глиняных горшка для приготовления пищи».

_____

1. Баршу де Пеноен, Индия под английским владычеством, М., 1848, т. И, стр. 29.

[22]

Не вполне доверяя сипаям, англичане не разрешали им держать при себе ружей. После строевых занятий их складывали в особом помещении под охраной караула.

Кастовые обычаи не допускали питания из общего котла. Поэтому все, что нужно для еды, сипай сам покупал на базаре, всегда располагавшемся подле военного лагеря, и сам же готовил ее на своем таганке около хижины.

Посторонний человек, зайдя в такой военный лагерь, когда сипай, сбросив жаркую и неудобную английскую форму и надев собственную легкую одежду, иногда состоявшую из одной набедренной повязки, занимался своим делом или когда сипаи, собравшись кучками, отдыхали, покуривая хукку и ведя неторопливую беседу, не сразу мог догадаться, что он попал в расположение воинской части. Еще более мирный вид имели деканские военные лагеря, где сипаям разрешалось иметь при себе семьи.

Там, где вместе с сипайскими частями ставились также и европейские, последние располагались в обычных военных палатках или в бараках, стоявших в отдалении от сипайских, и подчинялись правилам, обычным в английских лагерях.

Наиболее пестрой по кастовому составу были мадрасская и бомбейская армии. Объясняется это тем, что Декану, в отличие от северной Индии, была вообще свойственна крайняя дробность кастового состава населения, особенно среди ремесленного люда и низших прослоек общинников, а также наличие большого количества различных экономически отсталых и социально угнетенных племен и более мелких этнических групп.

Последние обычно рассматривались в феодальном индусском обществе как люди, принадлежащие к самым низшим кастам, близкое общение с которыми оскверняло людей более «чистых» каст. Когда в Мадрасе стали создаваться сипайские части, то на призыв английских вербовщиков прежде всего откликнулись именно эти социальные низы. Для большинства из них служба в армии была единственным способом поддержать собственную жизнь и существование своей семьи. Варрен говорил, что возможность пополнения деканских войск из такого рода социальных элементов в середине XIX ве-

[23]

ка была беспредельна. Он писал: «Если бы понадобился миллион человек, их можно было бы получить, не прибегая к принудительной вербовке. Для этого было бы достаточно ударить в барабан на любом базаре. Каждый перекресток, каждый караван-сарай, каждая жалкая лачуга, где нашла убежище нищета, дали бы целую армию голодранцев — «умедваров», т. е. «людей надежды», как с горькой иронией называют здесь бедняков, потерявших все, вплоть до орудий труда, всех этих бывших пахарей, ткачей и других безработных ремесленников, которые сидят на корточках вдоль больших дорог, ожидая случая заработать кусок хлеба для себя и хоть что-нибудь для своей семьи, приютившейся где-нибудь поблизости. Вот те добровольцы, которые на коленях будут просить этой службы».

Это были люди, для которых старое феодальное общество было злой мачехой. Многие в силу своего кастового положения не имели права на собственный участок земли и влачили в общинах и в поместьях феодальных землевладельцев жизнь рабов или крепостных. Многие должны были заниматься самыми грязными и плохо оплачиваемыми профессиями, вроде уборки нечистот и падали, отделкой или дублением кож и тому подобными «нечистыми», с точки зрения индуизма, делами, или жить случайными заработками чернорабочих-кули в портовых городах.

Чудовищная нищета — вот, что гнало этих несчастных на службу к белым господам и вынуждало их помогать завоеванию своей собственной родины. Они шли в армию Ост-Индской компании отчасти и потому, что военная служба не только давала заработок, но и вырывала их из обстановки постоянного унижения.

Страх перед изгнанием из армии, а следовательно, и перед потерей единственного средства существования делал этих сипаев, пожалуй, более покорными, чем страх смертной казни. Однако, будучи соединенными в батальоны и полки, даже эти сипаи скоро начинали понимать свою силу, и когда англичане пытались ущемлять их права, задевать их обычаи или ухудшать условия службы, они находили в себе смелость давать им коллективный отпор, как это было с мадрасскими сипаями в 1806 году.

В наиболее привилегированном положении была бен-

[24]

Сипаи на позиции

гэльская армия, вербовавшаяся почти исключительно в северо-западных провинциях и преимущественно из аристократических индусских каст брахманов и раджпутов, а также из мусульман, рохилов, афганцев по происхождению, создавших в середине XVII века своекняжество и покоренных аудским князем с помощью англичан в 1774 году.

Остановимся на причинах, побудивших англичан к подобному комплектованию бенгальских сипайских полков.

Английские историки сипайских войск обычно объясняют это тем, что среди индусского населения Северной Индии только раджпуты и брахманы отличались будто бы крепостью телосложения и смелостью, необходимой

[25]

для сипая. Не отрицая подобных военных качеств ни за брахманами, ни тем более за раджпутами (военной кастой старого феодального общества), нельзя, однако, поверить, чтобы они были монополией только аристократических каст. Можно с уверенностью сказать, что если бы вербовщик ударил в свой барабан в любом большом северо-индийском городе, то на его призыв, как и на юге страны, откликнулось бы такое количество голытьбы из низших каст, вполне удовлетворявшей указанным выше требованиям, что компании незачем было бы взывать к высшим кастам. В действительности предпочтение, оказываемое англичанами высшим кастам при формировании бенгальских сипайских полков, диктовалось теми же соображениями, по которым они вводили в их индусский состав мусульманский, а потом и сикхский элемент. Если мусульман и сикхов англичане рассматривали как противовес индусской части бенгальской армии, то сама бенгальская армия в целом могла, по мысли колониальных господ Индии, служить таким же противовесом деканским армиям, и наоборот. Различие в кастовом и религиозном составе северных и южных армий было использовано англичанами в 1857 году. На подавление восстания бенгальских полков были брошены деканские сипаи, и англичане потом говорили, что мадрасские стрелки не без удовольствия расправлялись с высокородными бенгальскими сипаями.

Соображения, заставившие англичан при формировании бенгальской армии отдавать предпочтение высшим индусским кастам, вынуждали их мириться с тем, что они приобретали при этом гораздо менее покорных солдат, чем мадрасские и бомбейские, — солдат, кастовые обычаи которых мешали использованию их так, как можно было использовать сипаев, принадлежавших к низшим кастам. Строгие правила, существовавшие у высших каст, в частности в отношении питья и еды, делали для них, например, невозможными сколько-нибудь длительные морские плавания. Поэтому англичане, свободно посылая деканские сипайские войска в Маниллу (1762 г.), Цейлон, Амбойну и Острова Пряностей (1795 г.), в Египет (1801 г.), Макао (1808 г.), острова Маврикия, Бурбона и Родригес (1810 г.), в экспедиции на Яву (1810 г.) и в Китай (1840 г.), брали из бенгальской армии только волонтеров,

[26]

* * *

Опираясь на колониальный аппарат угнетения, английская буржуазия столь безжалостным образом грабила индийский народ, что Эдуард Борк, выступая в парламенте при обсуждении закона Норта, заявил: «Неоднократные вторжения арабов, татар и персов в Индию были в большинстве случаев свирепыми, кровавыми и разрушительными до крайности... Но преимуществом этих первых завоеваний было то, что азиатские завоеватели скоро отказывались от своей жестокости, делая завоеванную страну собственным домом. Они возвышались и падали вместе с страной, в которой жили...

Правда, татарское нашествие было страшным, но что разорило Индию — это наша дружба... Если нас сейчас выгонят из Индии, то в ней не останется ничего, способного убедить, что ею владел кто-нибудь лучший, чем орангутанги или тигры».

Основным источником доходов Ост-Индской компании после захвата ею Бенгалии, Бихара и Ориссы стал земельный налог. На организацию налогового грабежа было направлено все искусство колониальных хищников, и этим искусством ограничивались все достоинства колониальных властей от генерал-губернаторов Индии до окружных коллекторов.

Компания объявила себя единственным собственником земли и реализовала это право собственности с жестокостью, на которую не отваживались самые свирепые повелители Индии. Компания, получив право дивани в 1765 году, уже к 1775 году увеличила отнюдь не мягкий земельный налог, существовавший при бенгальских навабах, более чем в три раза, доведя его до 2818 тысяч фунтов стерлингов. Налоговое ограбление Бенгалии привело к тому, что один только неблагоприятный сезон 1770 года обрек благодатную область на такой голод, что умерло около трети ее населения. Это не помешало губернатору Бенгалии Уоррену Гастингсу хвастливо писать своему начальству, что он сумел в этот страшный год собрать налог в сумме, превышающей ту, которая была собрана накануне голода. Устанавливая ежегодно общую сумму земельного налога для каждого податного округа, колониальные власти не учитывали ни характера посевов, ни качества земли, ни количества населения,

[27]

ни его платежеспособности. В тех случаях, когда старые феодалы (заминдары, талукдары и т. п.) оказывались неспособными уплатить компании сумму налога, требуемого ею с округов, в которых они до прихода к власти англичан являлись наследственными сборщиками, компания назначала туда других сборщиков налога из числа индийцев, покупавших эту должность у компании с публичного аукциона, сроком сначала на один год, потом на пять лет. Эти откупщики, именовавшиеся амидами, были заинтересованы лишь в том, чтобы, уплатив компании сполна требуемую сумму земельного налога, извлечь из своего временного поста возможно большую выгоду. Один чиновник писал в 1769 году губернатору Бенгалии Верелсту: «Эти амиды, получив назначение, берут на себя обязательство уплатить сумму, установленную для округов, в которые они направляются, при этом предпочтение дается тому, кто предложит самую высокую сумму. Сколь разорительной является подобная система для несчастных жителей! Амилы не имеют никакого отношения к району, в котором они собирают налог, и не заинтересованы в его благосостоянии так же, как у них нет никакой уверенности, что они продержатся в данном округе более одного года. Лучшей рекомендацией амилу является то, что он смог пунктуально уплатить кистбанди (т. е. сумму налога, которую он обязался платить по контракту), и если он найдет, что для уплаты киста и обеспечения приличного дохода самому себе нет иного пути, как разорить округ, он не задумается сделать это... Эти амилы действуют абсолютно бесконтрольно... По такому гибельному плану и при постоянном требовании все большего и большего дохода англичане производят сбор налога с того времени, когда они получили право дивани» 1.

Такие амилы при сборе налога не стеснялись никакими средствами, вплоть до самых изощренных пыток. Эдмунд Борк, выступая с обвинительной речью в 1788 году против Уоррена Гастингса, говорил, опираясь на донесения из Индии, о действиях одного такого откупщика, Деви Сингха, следующее: «Он продавал за недоимки скот и хлеб менее чем за четверть их подлинной

_____

1. Право сбора налогов.

[28]

цены, а хижины недоимщиков разрушал. Он сажал недоимщиков в тюрьму, и чтобы уплатить требуемую подать, они были вынуждены занимать деньги у ростовщиков. За такие ссуды несчастные крестьяне должны были платить... 600 процентов. Те, кто не мог занять, подвергались невыразимым пыткам. Им стягивали бечевкой пальцы так туго, что мясо на них превращалось в одну сплошную массу. После этого пальцы снова раздвигали с помощью железных или деревянных клиньев, загнанных между ними. Других недоимщиков связывали по двое, перекидывали их через балки и повешенных таким образом били по пяткам, пока у несчастных не выпадали ногти на пальцах ног. После этого их били по голове, пока не начинала литься кровь изо рта, ушей и носа. Затем их пороли бамбуковыми прутьями и колючими розгами, иногда столь ядовитыми и едкими, что одно их прикосновение обжигало тело... Он (Деви Сингх) часто связывал вместе отца и сына и порол, пока у них не отваливались куски мяса. Ему доставляло дьявольское удовлетворение видеть, что при такой порке ни один удар не пропадал даром, так как он хорошо знал, что сыну будет очень тяжело от сознания, что удар, предназначенный ему, упадет на отца, а отцу, что не принятый им на себя удар, достанется его сыну».

Кроме земельного налога, население британских территорий в Индии было задавлено массой других налогов, самым тяжелым из которых был налог на соль. Сделав продажу соли своей монополией, компания так подняла цены на соль, что она стала недоступной для бедных слоев населения 1. Люди были вынуждены отказываться от покупки соли, и это при обычной для бедняков вегетарианской пище вело к тяжелым заболеваниям и увеличивало и без того огромную смертность.

Этим легализованным грабежом в пользу Ост-Индской компании дело не ограничивалось. Каждый чиновник — от самого последнего клерка до губернаторов и их советников — старался как можно больше набить свои собственные карманы. Чиновники не стеснялись ничем. Они во время снятия урожая скупали по низким ценам хлеб и продавали его по вздутым ценам, когда в закромах у крестьян не оставалось ни зернышка и по

_____

1. См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 344.

[29]

деревням начинал свирепствовать голод, как это Делал, например, сам губернатор Бенгалии Гастингс. Они спекулировали документами на право беспошлинного провоза товаров или на торговлю солью или опиумом, заключали фиктивные контракты на строительство, например, мостов или дорог, занимались ростовщическими ссудами и вымогали взятки в тысячи и в десятки тысяч фунтов стерлингов. Формой бандитизма стала и торговля, которую вели чиновники Ост-Индской компании. Свидетели рассказывают, что когда агент английского чиновника появлялся в сопровождении вооруженного отряда в каком-нибудь городке, то ремесленники и торговцы разбегались куда глаза глядят, чтобы не стать его жертвой.

Вооруженный отряд приводил к агенту тех, кто не сумел скрыться, и он заставлял их за бесценок отдавать то, что у них было. Многие сотни индийских агентов, работавших у английских чиновников, заставляли ремесленников в принудительном порядке выполнять заказы на белых господ. Они платили ремесленникам гроши, едва покрывавшие цену потраченного материала. Другие создавали своего рода эргастерии, в которые загоняли ремесленников и заставляли работать, как рабов под плетью надсмотрщика. Бывали случаи, когда такие ремесленники, чтобы освободиться от подобной каторги, рубили себе пальцы.

Тип сипая.

В результате рядовой служащий компании, получавший сотню-другую фунтов стерлингов жалования в год, возвращался домой в Англию, не прослужив в Индии и десятка лет, обладателем солидного капитала. Одни

[30]

проматывали награбленные деньги, другие, приобретая землю в каком-нибудь из так называемых «гнилых местечек» 1, проходили в парламент и понемножку вытесняли оттуда английскую аристократию, считавшую это почтенное учреждение собственным домом. Оскудевшие аристократические фамилии, изливая желчь на этих нуворишей, иронически называли их «набобами», но втайне завидовали им и добивались выгодных постов для своих сынков в индийском Эльдорадо.

Между тем когда-то густо населенная Бенгалия постепенно вымирала. Лорд Корнуоллис, прибывший в Индию на пост генерал-губернатора в 1786 году, т. е. всего лишь через двадцать лет после того как компания получила право сбора налога в бывшем Бенгальском навабстве, писал своему начальству в Лондон: «Я с полной уверенностью утверждаю, что треть земель, принадлежащих компании, сейчас представляет собой сплошные джунгли, населенные лишь одними дикими зверями».

Правда, Корнуоллису удалось и в 1791 году путем чудовищного нажима собрать с разоренной и опустевшей Бенгалии 3 509 530 фунтов стерлингов или в четыре с половиной раза больше, чем мог собрать бенгальский наваб в 1764/65 году. Но это было максимум того, что компания могла взыскать с нищего крестьянина с помощью своих откупщиков-амилов. Продолжать в том же духе — значило привести в полное запустение и остальные две трети Бенгалии. Англичане увидели, что для сохранения хотя бы того дохода, который они уже получали от земельного налога, надо было менять систему его сбора. В 1793 году генерал-губернатор Индии Корнуоллис издал указ, согласно которому в Бенгалии, Бихаре и Ориссе вводилась так называемая система «постоянного заминдари». Согласно указу Корнуоллиса компания прекратила систему сдачи сбора земельного налога в краткосрочный откуп амилам. Вместо этого она предоставила старой феодальной знати в лице заминдаров право собственности не только на их вотчин-

______

1. «Гнилым местечком» в Англии назывались измельчавшие, нередко обезлюдевшие поселки, за которыми, однако, все еще сохранялось право посылать своего представителя в парламент. Это право было окончательно ликвидировано только в 80-х годах XIX столетия.

[31]

ные земли, но и на Земли государственно-обязанных крестьян, в отношении которых при бенгальских навабах они выступали всего лишь в качестве наследственных сборщиков земельного налога. Баден-Пауэлл в своей обширной работе «Земельные системы Британской Индии» писал по поводу указа Корнуоллиса: «Эта система признала, что налоги должны взиматься через местных людей, обладающих влиянием и богатством, которые бы взяли на себя заботу о значительном поместье, более крупном или более мелком, в зависимости от обстоятельств. Чтобы создать у этих людей доверие, они должны были наделяться такими правами, которые делали бы их и по закону и по имени теми, кем большинство их было de facto, т. е. собственниками, или «лендлордами». Подданные короля, или райаты, таким образом, делались арендаторами земель этих новых лендлордов».

Своим правом собственности заминдары могли, однако, пользоваться лишь до тех пор, пока они неукоснительно и в строго установленные сроки платили Ост-Индской компании земельный налог. Нарушение этого условия давало компании, как верховной собственнице  земли, право конфисковать заминдарское поместье и продать его с аукциона в другие руки. Размер земельного налога устанавливался в сумме, равной 10/11 стоимости половины урожая, поступавшего от райатов в виде ренты за обрабатываемую землю. Эта сумма, исчисленная на момент введения новой системы сбора земельного налога, в дальнейшем не подлежала повышению, закреплялась за данным заминдарским поместьем навсегда, и поэтому система Корнуоллиса получила наименование «постоянного заминдари» 1.

Вводя систему «постоянного заминдари», Корнуоллис полагал, что это позволит ему с помощью крупных землевладельцев-заминдаров остановить дальнейшее разорение сельского хозяйства Бенгалии и гарантировать Ост-Индской компании получение твердого дохода от земельного налога на том высоком уровне, который

_____

1. Подробное освещение системы «постоянного заминдари» и ее последствий читатель может получить в статье Э. Н. Комарова «Об установлении обложения по системе заминдари в Бенгалии» в «Ученых записках Института востоковедения», т. XII. «Индийский сборник», изд. АН СССР, М., 1955.

[32]

был достигнут к 1793 году. Не менее важны были и политические соображения. Создавая класс крупных земельных собственников, компания приобрела себе в покоренной стране прочную классовую опору.

Класс бенгальских помещиков-заминдаров, как это видно из приведенного выше признания Баден-Пауелла, был создан путем конфискации земельных прав бенгальского крестьянства. «Введением земиндарской системы, — писал К. Маркс в 1853 году, — население бенгальского президентства было сразу лишено своих наследственных прав на землю в пользу туземных сборщиков налога, так называемых земиндаров» 1. По отношению к крестьянам бенгальский заминдар отныне мог действовать как частный земельный собственник. Он мог за неуплату ренты согнать крестьянина с земли и отобрать у него все, вплоть до орудий производства. Он мог запретить крестьянам пользоваться лугами, рощами, лесами, охотиться на птиц и диких животных. Даже деревья, выращенные предками крестьянина, и те перешли в собственность помещика, а равно оросительные сооружения, построенные как общинами, так и отдельными семьями. За крестьянами было сохранено лишь одно — это право на обусловленную арендным соглашением долю валового урожая. Однако даже в этом смысле арендный договор защищал крестьянина всего лишь в течение года. По истечении этого срока заминдар мог предъявить ему новые условия аренды, и если крестьянин отказывался принять их, его земля отдавалась другому, согласившемуся на предложенные условия.

Чтобы обеспечить заминдарам возможность своевременно платить земельный налог колониальному правительству, компания дала заминдарам право содержать свои вооруженные отряды, иметь свои суды, свои тюрьмы и применять пытки для получения денег от несчастных арендаторов. Характеризуя положение в Бенгалии, член парламента Киннэйрд заявил в 1857 году, что страдания бенгальцев превосходят страдания негров в рабовладельческих штатах Северной Америки.

Осуществляя феодальную власть над своими крестьянами, заминдары, кроме обусловленной арендной платы, взимали с них всякого рода дополнительные феодальные

_____

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 343

[33]

поборы и заставляли выполнять бесплатно разнообразные работы в барской усадьбе.

В результате такой эксплуатации, как писал один бенгалец, чьи слова приведены в официальных парламентских документах: «Заработки райата в большинстве случаев недостаточны для пропитания семьи. Поэтому его жена и дети вынуждены выполнять какую-нибудь работу и помогать ему, чем только могут. Райат обычно питается низкосортным рисом и бобами. Овощи и рыба являются для него роскошью. Его одежда состоит из небольшого куска грубой ткани.... Постелью ему служит простая циновка и подушка, а жилищем — соломенная хижина. Имущество райата — это плуг, пара индийских горбатых бычков да один-два медных горшка. Крестьянин работает с утра до полудня и с полудня до вечерней росы, и, несмотря на это, он изможден, нищ, обездолен. Мы не преувеличиваем, говоря, что даже в нормальный год и в обычных условиях жизни райата часто можно видеть постящимся дни и ночи из-за отсутствия еды. Невозможность для райата улучшить невыносимое положение, в которое он поставлен вышеуказанными причинами, усугубляется его духовной приниженностью. Беспомощный, подавленный заботами и угнетенный, он лишен теплых лучей интеллектуальной жизни. Его сознание покрыто густым туманом невежества».

Бенгальская система «постоянного заминдарства» частично была распространена англичанами и в Мадрасской провинции там, где имелись крупные феодальные землевладельцы. Однако вскоре компания увидела отрицательные стороны фиксации земельного налога. Если создание крупных помещиков бенгальского типа дало англичанам несомненные политические выгоды, поскольку в их лице они приобретали в Индии прочную классовую опору, то закрепление раз и на всегда абсолютной цифры земельного налога на уровне 1793 года ущемляло грабительские вожделения компании. Введение системы «постоянного заминдарства» лишило англичан возможности извлекать выгоды из роста ренты, приходившейся на долю «постоянных заминдаров».

Продолжая политическую линию на дальнейшее расширение своей классовой опоры в лице крупных помещиков-заминдаров, англичане, однако, отказались

[34]

в дальнейшем от фиксации земельного налога и стали вводить систему так называемого «временного заминдари». Согласно этой системе земельный налог устанавливался в размере приблизительно 70% ренты, присваиваемой заминдарами, и эта сумма налога закреплялась не навечно, а только на 20—30 лет. По истечении этого периода налоговые власти заново проверяли доходность поместья, и если сумма ренты была больше, чем в начале налогового периода, то механически увеличивалась и сумма земельного налога в пользу компании. Все остальные правомочия, предоставленные англичанами бенгальским заминдарам, были дарованы также и этим «временным заминдарам».

Помещичье землевладение на основе «временного заминдари» насаждалось компанией главным образом в западной части Бенгальского президентства, выделенной потом в самостоятельные Северо-западные провинции. Как эта система, так и «постоянное заминдари» вводилась англичанами и в ряде районов Декана, однако и в Мадрасском, и в Бомбейском президентствах господствующей формой землевладения и сбора налога стала так называемая система «райотвари». По этой системе, в отличие от заминдарской, крестьянские земли были конфискованы не в пользу феодальной знати, а в пользу самого колониального правительства. Всюду, где была введена система райотвари, а она была введена не только в Декане, но и в Ассаме, в роли феодального помещика выступало непосредственно колониальное правительство. Оно само устанавливало порядок пользования землей и размер земельной ренты и само взимало эту ренту в форме государственного земельного налога. По системе райотвари каждый общинник вступал в личные договорные отношения с колониальным правительством компании, как собственником земли, минуя общину. Райат получал от правительства документ, в котором было записано, какая земля числится за ним и какую ренту он должен платить правительству за право пользования этой землей.

Будучи занесенным в налоговый список, как владелец земельного участка, общинник становился обязанным обрабатывать свою землю, чего бы ему это ни стоило. До 1818 года налоговым чиновникам было дано право решать, проявляет ли райат достаточное рвение

[35]

при обработке земли или не проявляет, и в последнем случае применять силу, чтобы заставить его работать так, как находил нужным чиновник. При установлении ренты налоговому чиновнику вменялось в обязанность учитывать не только качество земли и близость деревни от торгового центра, но и кастовую принадлежность земледельца, и даже его репутацию. Вполне понятно, что при таких условиях райат был жертвой самого бессовестного произвола. Чиновник, установив по известным только ему соображениям урожайность данного участка земли, назначал затем сумму, которую райат был обязан уплатить в качестве ренты в текущем году по норме 50% урожая с суходольной и до 75% с орошаемой земли, переведенную в денежное выражение по ценам, установленным все тем же чиновником.

В статье, посвященной методам взимания ренты в Мадрасском президентстве, опубликованной в 1856 году в «Эдинбургском обозрении», говорилось, что «Мадрасский райат целиком зависит от воли сборщика налога, коллектора, как в отношении размера земельного налога, так и в отношении обработки земли и возможности продления аренды. Коллектор не только имеет право облагать налогом результаты всех улучшений, которые сделаны райатом в своем хозяйстве, но и согнать райата с земли. Положение райата полностью соответствует положению бесправного арендатора в самом худшем смысле этого слова».

Четкую характеристику системе райотвари дал Маркс, который писал: «Что касается бессрочной крестьянской аренды в Мадрасе и Бомбее, то этот порядок быстро выродился в систему принудительных полевых работ, и земля потеряла всю свою ценность» и далее: «В Мадрасе и Бомбее мы имеем французского крестьянина-собственника, который в то же время является крепостным и арендатором-испольщиком (metayer) государства... Мадрасский и бомбейский крестьянин является, подобно французскому крестьянину, жертвой лихоимства частных ростовщиков, но у него нет никаких наследственных, постоянных прав на землю, как у французского крестьянина. Подобно крепостному, он должен обрабатывать землю в принудительном порядке, но он не обеспечен, как крепостной, от нужды в самом  необходимом. Подобно арендатору-испольщику, он дол-

[36]

жен делить свой продукт с государством, но государство не обязано снабжать его в виде аванса средствами, как это обычно делается по отношению к испольщику» 1.

Как показало обследование, отчет о котором был опубликован в 1855 году, налоговые власти Мадраса применяли при сборе ренты самые изощренные пытки.

Вот что было написано в этом отчете: «Одна из наиболее популярных пыток называлась «китти». Ее орудием был деревянный инструмент, напоминающий прибор для выжимания лимонного сока. Затягивая винтами две дощечки прибора, палачи сжимали у своих жертв руки, бедра (а у женщин — груди), уши и другие наиболее чувствительные части тела, пока пытаемые не теряли сознания. Часто подвергшиеся подобным пыткам становились калеками навсегда... Чисто восточной пыткой была так называемая «андал». Эта пытка заключается в том, что человека выгибают или придают столь же мучительную и неестественную позу, накинув ему на шею веревку и притянув голову к пальцам ног. По капризу палача несчастному придается иногда какая-нибудь иная замысловатая поза: например, его заставляют стоять на одной ноге, привязав другую ногу к шее, или ему самым вычурным образом сплетают вместе руки и ноги и, затянув их веревками так туго, что они почти вылетают из своих суставов, оставляют его в таком виде по нескольку часов». В отчете упоминаются как «второстепенные» пытки, такие, как щипание, вырывание усов, битье палками по голеням, лодыжкам, локтям и другим особенно чувствительным частям тела, стягивание тела веревкой из кокосового волокна, а затем смачивание ее, чтобы она сжалась и врезалась в тело, прижигание раскаленным железом, связывание двух и более человек за волосы так, чтобы каждый чувствовал боль при малейшем движении, и другие еще более гнусные издевательства.

Если же английский коллектор, даже применив описанные пытки, оказывался не в состоянии добиться уплаты требуемого налога, то он заставлял расплачиваться за недоимщика его односельчан. Система круговой поруки обеспечивала поступление налога при всех обстоятельствах. Так это было во время страшного голода

_____

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 343—344.

[37]

в 1832 году, о котором один очевидец писал: «Рассказы о том, как во время осады Коринфа собаки грызли человеческие черепа, — бледнеют перед теми ужасными сценами, вынужденными свидетелями которых мы ежедневно были во время наших утренних и вечерних прогулок на лошадях. Было вполне обычным видеть стаи коршунов, рвущих несомненно теплые человеческие тела, так как кровь все еще текла из уже пустых глазных впадин. Я видел однажды тощую собаку, величиной с волка, убегавшую с трупиком ребенка в зубах. В то же время я видел, как голодающие люди с жадностью пожирали дохлых собак и лошадей».

И все же налоговому департаменту удалось собрать более 70% той суммы, которую они собирали в годы, предшествующие голоду, и уже на другой год, после голода, довести сбор до «нормальных» 30 миллионов  рупий. Учтя «преимущества» коллективной ответственности крестьян за уплату налога, английские власти решительно изменили свое отношение к сельским общинам. Они увидели в них готовый аппарат, который можно было прекрасно использовать в интересах фиска.

Налоговые чиновники, до сих пор не замечавшие общины, вдруг увидели ее повсюду и стали горячими поклонниками этого института, особенно в Северо-западных провинциях, где общинные порядки сохранились особенно сильно и где общинники упорно отказывались мириться с конфискацией их земельных прав в пользу новоявленных помещиков-заминдаров.

Начиная с конца 20-х годов колониальное правительство стало переходить здесь на систему так называемых «общинных сеттлментов». Эта система заключалась в том, что правительство признавало юридическим лицом, обладающим правом владения всей общинной землей, включая и пустоши, самое сельскую общину, и связывала ее круговой порукой на уплату земельного налога, равного 70% валового дохода общинников. Абсолютная сумма налога оставалась неизменной в течение 20 лет, как и по системе «временного заминдари». В то же время налоговые власти скрупулезно регистрировали размеры и качество пахотных участков, находившихся в обладании каждого отдельного райата, и фиксировали сумму земельного налога, за уплату которого он нес индивидуальную ответственность.

[38]

Примерно такую же систему англо-индийское правительство ввело для общин, находившихся и на заминдарских землях, лишив заминдаров самостоятельности в установлении размеров ренты и ее сборе. За такими заминдарами сохранилось лишь право на 10% ренты взимаемой с райатов и на разного рода мелкие феодальные поборы.

Систему общинных сеттлментов англичане распространили и на Пенджаб, включенный в состав британских владений после англо-сикхской войны 1848—1849 годов.

Все указанные выше системы сбора налогов служили основной цели колониального правительства: максимальному ограблению индийского крестьянства. «Земиндарство и система бессрочной крестьянской аренды, — писал К. Маркс, — были двумя аграрными революциями, произведенными по английским указам и противоположными друг другу по своему характеру. Одна была аристократической, другая — демократической; одна — карикатурой на английский лендлордизм, другая — на французскую систему крестьянской собственности. Но обе были равно гибельны, обе таят в себе величайшие внутренние противоречия, обе произведены не в интересах крестьян, обрабатывающих землю, и не в интересах ее держателей, чью собственность она составляет, а в интересах правительства, ее облагающего» 1.

Достаточно указать, что в 1856/57 году в общей сумме доходов Ост-Индской компании, равной 29,2 млн. фунтов стерлингов, доход от земельного налога составлял 57%, или 16,7 млн. фунтов стерлингов.

* * *

Превращение Индии в английскую колонию принесло огромные бедствия не одним земледельцам. Неописуемые страдания терпел и ремесленный люд. Англичане не только обратили часть ремесленников по сути дела в рабов, действуя через свою индийскую торгово-ростовщическую агентуру, как было сказано об этом  выше, они грабили и свободных ремесленников, обложив их непомерно высоким налогом и взимая его с неукоснительностью, какой не знал ни один самый алчный феодальный правитель страны.

____

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 342—343.

[39]

Этот налоговый грабеж осуществлялся в обстановкевсе более и более сужавшихся возможностей какого бы то ни было заработка для многих сотен тысяч ремесленников.

Столичные города, в которых в старину сосредоточивалась основная масса ремесленного люда, обслуживавшего живших в них князей и их вассалов, сановников, челядь и войска, умирали по мере того, как англичане уничтожали прежние феодальные государства. С того времени, как англичане, осуществив у себя промышленный переворот, в значительной мере на средства, доставшиеся им от ограбления Индии, стали наводнять своими фабричными изделиями как Индию, так и те страны, которые раньше были потребителями изделий индийского ремесла, в Индии начали гибнуть и те города, чье ремесленное население жило работой на экспорт. Особенно стал расти импорт английских тканей. Равный в 1814 году 818 тысяч ярдов, он увеличился к 1835 году до 51 777 тысяч ярдов, т. е. более чем в 64 раза. В 1857 году английский ввоз достиг 64 000 тысяч ярдов.

Тревельян говорил перед парламентской комиссией 1840 года, что в Индии для индийских ремесленников сохранилась возможность существования лишь производством самых грубых тканей, но «все, кто стоит выше беднейших слоев населения, обычно потребляют английские ткани». Тот же свидетель отмечал, что рост потребления английских тканей породил огромную нищету индийских ткачей. Ткачи, лишаясь возможности жить своим ремеслом, бросали города и возвращались к земледелию или гибли от голода.

К. Маркс, говоря о гибели ручного ткацкого ремесла в Индии, привел слова одного генерал-губернатора Индии, который писал: «Бедствию этому едва ли найдется аналогия в истории торговли. Равнины Индии белеют костями хлопкоткачей».

В столь же тяжелое положение попали индийские прядильщики в связи со все возраставшим ввозом английской пряжи. Как указывает Маркс, ее импорт в Индию вырос за период с 1818 года по 1836 год в 5200 раз.

Фабриканты Англии вытесняли и изделия индийских ремесленников по металлу. Один английский делец говорил в той же парламентской комиссии: «Я не знаю, вво-

[40]

зятся ли из Англии сельскохозяйственные орудия, но что касается орудий труда для ремесленников, плотничьих инструментов и всякого рода гвоздей, железных шипов, засовов, петель, замков, то все это привозится из Англии». Он добавил при этом, что индийское производство указанных изделий подорвано английским импортом.

Гибли судостроительный и горнорудные промыслы, не стало заработков для огромной армии строителей, каменотесов, резчиков по камню и скульпторов. Ненужными оказались те, кто в прошлом были заняты в художественных ремеслах. Все эти люди остались не у дел и так же, как ткачи и прядильщики, либо разбредались по деревням, превращались в арендаторов карликовых участков земли или в батраков, либо перебивались с хлеба на воду случайными заработками.

За гибелью городских ремесел последовал подрыв деревенского ремесла. Разрушилась естественная связь между трудом земледельцев и ремесленников общины.

Лишенная всех своих угодий, кроме запахиваемой земли, и обнищавшая сельская община не могла содержать прежнего количества общинных ремесленников и сельских слуг. Те же ремесленники, которые еще продолжали получать натуральное содержание от общины в виде отчисления доли урожая, уже не могли больше обходиться без денег. Деньги им стали нужны и для уплаты налога правительству или ренты помещику за те участки земли, которыми их прежде наделяла община и за которые они никогда раньше не платили феодалу, и для приобретения инструментов, наконец, для покупки сырья, которое раньше они получали от самих общинников. Существовавший в общинах натуральный обмен услугами между земледельцами и ремесленниками все более и более становился обменом, обычным для самостоятельных товаропроизводителей. Деревенский ремесленник, как товаропроизводитель, должен был теперь конкурировать с фабричной английской дешевкой, которая все шире распространялась и по деревенской Индии. В этой конкуренции он, естественно, терпел поражение за поражением и если продолжал заниматься своим ремеслом, то исключительно путем перенапряжения сил и резкого снижения уровня жизни. Большинство же сельских ремесленников разделило судьбу го-

[41]

родских, т. е. превратилось в сельскохозяйственных батраков или карликовых кабальных арендаторов.

Денежная форма земельного налога, конфискация общинных пустошей и подрыв древней связи, существовавшей между земледельцами и ремесленниками внутри индийских деревенских общин и обеспечивавшей незыблемость натурального хозяйства, сделали невозможным существование крестьян без обращения к рынку. Чтобы получить деньги для уплаты за пользование землей колониальному правительству или помещикам-заминдарам, а также для покупки готовых изделий и сырого материала для своих нехитрых хозяйственных поделок, райат теперь должен был все большую и большую часть своего продукта обращать в товар. Гибель индийских феодальных городов, потреблявших небольшой излишек продуктов, который крестьяне и в прошлом обращали от случая к случаю в деньги, поставила этих крестьян почти в полную зависимость от спроса, предъявляемого их колониальными господами. Право судить о росте товарности сельского хозяйства дают хотя бы статистические данные о вывозе сельскохозяйственных продуктов из Индии в другие страны, в частности, через Калькутту, крупнейший порт страны в первой половине XIX века. По данным, приводимым в цитированном нами отчете парламентской комиссии, объем вывоза основных товарных культур через этот порт за пятилетие 1828/29—1832/33 и 1833/34—1837/38 годы был равен следующим цифрам:

Название сельскохозяйственных продуктов	1828/29 1832/33	1833/34 1837/38	+ в про- — центах
Зерно (в маундах) 1	7 016 762	10 862 041	+ 54,8
Сахар (в маундах)	1 544 379	2 424 614	+ 57,7
Табак (в маундах)	4 747	19 196	+ 304,4
Гхи 2 (в маундах)	3 411	8 721	+ 155,6
Хлопок (в маундах)	868 458	1 873 424	+ 115.7
Конопля (в маундах)	64 495	81 213	+ 25,9
Джут (в маундах)	104 065	486 379	+ 367,4
Шелк-сырец (в маундах)	79 090	79 342	+ 0,3
Индиго (в маундах)	603 906	479 126	— 20,3
Опиум (ящики)	40 240	69 728	+ 73,5

 

____

1. Маунд — 72 фунта.

2. Гхи — топленое масло.

[42]

Следует отметить, что для экспорта хлопка город  Калькутта не был главным портом. Поэтому, чтобы судить о темпах роста товарности этой культуры, лучше привести цифры, говорящие о всем экспорте индийского хлопка в Англию.

Журнал «Калькуттское обозрение» за 1857 год сообщает, что в 1800 году импорт индийского хлопка в Англию равнялся 6630 тысяч фунтов, а в 1813 году — 12 324 тысячи фунтам. После 1833 года, когда была отменена монополия Ост-Индской компании на торговлю с Индией, экспорт хлопка из Индии резко увеличился.

В 1835 году он был равен 41 475 тысячам фунтам, а с 1840 по 1848 год из Индии в среднем вывозилось ежегодно по 76 509 тысяч фунтов. В 1850/51 году по парламентским документам было вывезено уже 141 447 тысяч фунтов и в 1855/56 году— 170 772 тысяч фунтов.

Нелишним будет привести данные о росте экспорта и других сельскохозяйственных продуктов. Экспорт джута с 63 280 тысяч фунтов в 1850/51 году вырос до 85 792 тыс. фунтов в 1855/56 году, риса — с 133 тысячиквартеров до 14 051 тысяча, экспорт пшеницы, равнявшийся в 1853/54 году 2 тысячи квартеров, поднялся в 1855/56 году до 1427 тысячи квартеров.

По сравнению с обычными зерновыми культурами, производство хлопка, джута, сахарного тростника, индиго или опиумного мака требовало гораздо больших средств, чем располагал обычный индийский земледелец.

Один из выступавших в английском парламенте по поводу возможностей использования Индии как поставщика хлопка и других сельскохозяйственных продуктов говорил: «Крайняя бедность не позволит райатам выращивать хлопок, сахарный тростник, индиго и другие культуры, если им не будут выдаваться денежные ссуды...»

Действительно, почти ни одна из перечисленных сельскохозяйственных культур не выращивалась в Индии без обращения райата за помощью к ростовщику. При 30—70%, которые ростовщик брал за выданную ссуду, эта «помощь» была удавкой для райата. Попав в лапы к ростовщику, он лишался хозяйственной самостоятельности, становился обязан сеять то, что было угодно его кредитору, неся при этом все хозяйственные расходы и весь риск, связанный с производством.

[43]

По такой системе действовали английские дельцы, которые строили в облюбованных районах индиговые фабрики, а затем ссужали райатов деньгами и заставляли их сеять индиго, чтобы потом сдавать всю продукцию на фабрику для дальнейшей переработки. Крестьяне, получавшие ссуды, превращались фактически в плантационных рабов, и это объясняет ту ярость, с которой они обрушились на английских индиговых плантаторов в годы великого народного восстания 1857—1859 годов.

Вынужденные производить товарные культуры, индийские крестьяне, даже те, чьи посевы не принадлежали ростовщикам уже на корню, должны были сбывать свой урожай местным лавочникам. Чтобы самому везти их в город, у крестьянина не было ни транспортных средств, ни времени. Между тем райат должен был реализовать свой продукт немедленно, так как тут же, лишь только он снимал урожай, ему предъявляли свои счета и налоговый чиновник, и помещик, и ростовщик.

Пользуясь безвыходным положением райата, сельский лавочник (бания) забирал его урожай за бесценок, чтобы потом с выгодой для себя перепродать скупщикуоптовику, орудующему в районном центре, а тот в свою очередь перепродавал это англичанам или индийским фирмам, занимающимся экспортной торговлей.

Производство технических культур шло за счет уменьшения посева продовольственных культур, необходимых для пропитания райата и его семьи. Питание крестьянской семьи становилось все более однообразным, некоторые продукты вообще перестали потреблять, а малейший недород ставил райата лицом к лицу с голодной смертью. Голодные годы стали следовать один за другим. По официальным данным в период между 1800—1870 годами от голода умерло в Индии почти 1 ½  миллион человек; на самом же деле эта цифра, несомненно, была еще больше.

Таков был результат колониальной эксплуатации Индии. Грабя страну, английская буржуазия ничего не делала для развития производительных сил. Из 300 миллионов фунтов стерлингов дохода, полученного за период 1833—1848 годов, Ост-Индская компания не истратила на общественные сооружения и полутора миллионов. Только в 20-х годах XIX века правительство приступило к реставрации старинной оросительной системы, погиб-

[44]

шей в годы упадка Могольской державы и за истекшие десятки лет колониальной власти англичан.

К середине XIX века были восстановлены каналы в Северо-западных провинциях и вырыт канал в Пенджабе, а также восстановлена часть оросительных сооружений на юге Декана. В дополнение к этому англичане построили к 1856 году около 6 тыс. км шоссейных дорог и немногим более 600 км железных. Это по сути дела все, что они сделали для Индии на сотни миллионов фунтов стерлингов, которые были награблены ими в этой стране.

Уничтожив экономический базис индийских деревенских общин и тем самым натуральный характер их хозяйства, а также разорив городское ремесло и домашнюю промышленность индийских райатов, английская буржуазия подорвала основу всего феодального общества Индии, не сделав при этом ничего для развития материальных основ нового капиталистического общества. Вплоть до 50-х годов в Индии не было фабричной промышленности. Она стала возможной только после того, как были построены первые железные дороги и в связи с ними началась серьезная разработка каменного угля. Первыми фабричными предприятиями в Индии были хлопчатобумажная фабрика в Бомбее, построенная в 1853 году, и джутовая фабрика под Калькуттой — в 1855 году. Сохранив крупное индийское феодальное землевладение и эксплуатируя индийское крестьянство, как феодальный помещик, колониальное правительство создало почти непреодолимую преграду развитию капиталистического хозяйства в деревне. Как и в средние века, производство сельскохозяйственных продуктов осуществлялось в мелком крестьянском хозяйстве без регулярного применения наемной рабочей силы при помощи старой рутинной техники. Ни помещик, ни деревенский богатей, обычно ростовщик, не вели собственного хозяйства, а сдавали землю мелким арендаторам, владеющим собственными орудиями труда, и взимали с них натуральную или денежную феодальную ренту.

Так под давлением колониального налогового аппарата, роста товарно-денежных отношений и превращения Индии в рынок сбыта английских фабричных товаров гибли экономические основы старого индийского общества: сельская община и ручное ремесло. В то же время в Индии не было сколько-нибудь заметного роста новых

[45]

производственных отношений не только в деревне, но и в городе.

Характеризуя положение в Индии, Маркс писал в статье «Британское владычество в Индии»: «Гражданские войны, вторжения, завоевания, голод, — все эти сменяющие друг друга бедствия, какими бы сложными, бурными и разрушительными ни казались они для Индостана, затрагивали только его поверхность. Англия же подорвала самое основание индусского общества, не обнаружив до сих пор никаких попыток к его преобразованию. Потеря старого мира без приобретения нового сообщает современным бедствиям Индии трагический оттенок и отрезает Индостан, управляемый Британией, от всех традиций и от всей прошлой истории» 1.

Восстание 1857—1859 годов было первой попыткой индийского народа вырваться из этого трагического положения путем изгнания из Индии ее колониальных властителей. Однако только в центре Северной Индии восстание приняло такие масштабы и было столь мощным, что для его подавления английской буржуазии пришлось мобилизовать все силы Британской империи. Во всех других частях страны были лишь разрозненные вспышки восстания и англичане тушили их, как только они возникали.

Причины, сделавшие указанную область Северной Индии, точнее — ее Северо-западные провинции и Ауд, центром освободительной народной войны, лежат в особенностях исторического развития этой части Индии и в характере бенгальской армии, ставшей ударной военной силой восставшего народа.

____

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 347.

[46]

Цитируется по изд.: Осипов А.М. Великое восстание в Индии 1857-1859. М., 1957, с. 14-46.