Завоевание Северной Мексики

В 1535 г., когда Мендоса стал вице-королем, граница испанских владений простиралась полукругом — от Пануко на юг до пункта в нескольких милях от Мехико и далее на север, до города Кулиакан, основанного Нуньо де Гусманом в Синалоа. Южнее этой линии испанские поселения сплошной цепью проходили через Оахаку, Центральную Америку и по тихоокеанскому побережью южного материка до самых границ Чили. На всей этой огромной территории основывались испанские города. Индейцев обращали в рабство или распределяли по энкомиендам, и монахи деятельно обращали их в христианство. Время от времени вспыхивали восстания, но они не получали большого распространения и легко подавлялись. Однако горы севера не были еще ни завоеваны, ни исследованы, и «тайна севера» привлекала искателей приключений следующего поколения, надеявшихся открыть не только новый Теночтитлан или новое Перу, но даже те легендарные царства, которые привлекали Колумба. Неудачливые конкистадоры бродили по пустыням Мексиканского плоскогорья и болотам долины Миссисипи в поисках семи золотых городов- португальских епископов и морского пути, который даст им легкий доступ в Катай и Сипангу.

[82]

Нашли они только полудикие племена, но индейцы, стремясь избавиться от беспокойных чужеземцев, постоянно возбуждали их надежды, говоря им, что на несколько сот миль дальше находится какое-то богатое царство. Таким образом испанцы обследовали Северную Мексику и незначительную часть территории, принадлежащей в настоящее время Соединенным Штатам.

Покорение этих территорий шло медленно и трудно. На них жили племена, которые можно было грабить или заставлять работать на энкомиендах. Но большей частью это были кочевники-варвары, которые отступали перед испанцами, а затем совершали набеги на ближайшие испанские поселения и убивали их жителей. Однако Северная Мексика, мало привлекавшая конкистадоров, манила к себе менее честолюбивых и более трудолюбивых колонистов. Она была богата залежами серебра и обширными пастбищами. Вместо городов и плантаций испанцы устроили там горняцкие поселки и скотоводческие фермы. Некоторые более дикие племена сохраняли независимость вплоть до XIX века.

Вера в существование на севере богатых городов косвенным образом была результатом стремления завоевать Флориду. Юго-восточная часть современной территории Соединенных Штатов, страна болот и диких племен, вооруженных отравленными стрелами, принесла разочарование не одному искателю приключений. Завоеватель Порто-Рико, Понсе де Аеон, отправился во Флориду искать источник юности и был убит индейцами. Айльон, привеченный индейским сказанием о людях с твердыми, как кость, хвостами длиной в ярд, основал в Каролине недолговечную колонию. В 1527 году право на Флориду приобрел Панфило де Нарваэс, побежденный Кортесом в Семпоале. Он высадился там с отрядом в 400 человек и, услышав о богатом царстве Аппалачен, направился в леса внутренних областей.

Аппалачен оказался деревней, состоящей из сорока глиняных хижин. Возвратившись на побережье, испанцы обнаружили, что их корабли вернулись на Кубу. Тогда они убили своих лошадей, соорудили лодки из их шкур, сделали канаты из конского волоса, а паруса из своей одежды. На этих самодельных судах они намеревались

[83]

плыть вдоль побережья до Пануко. У устья Миссисипи их настигла буря, весь «флот» был рассеян, и большая часть его пропала без вести. Вскоре после этого в ветреную ночь сам Нарваэс был спящим унесен в море. Несколько членов отряда было выброшено на берег острова близ Галвстона и попало к дикарям, питавшимся орехами и улитками. Некоторые испанцы умерли с голоду, другие дошли до людоедства и вскоре тоже погибли. Среди оставшихся в живых был Кабеса де Вака. Попав в рабство к индейцам, он приносил им пользу тем, что лечил болезни. В конце концов, Вака приобрел достаточный престиж, чтобы иметь возможность убежать. Он подговорил трех других членов экспедиции — двое из них были испанцы, а третий — раб-мавр по имени Эстеван, — и вся группа начала постепенно пробираться по материку, по долине реки Рио Гранде, по пустыням Чигуагуа до провинции Синалоа. Индейцы приветствовали пришельцев как сынов солнца, и в каждом племени Вака лечил больных. Через восемь лет после своей высадки во Флориде они встретились с партией испанцев — охотников за рабами из Кулиакана.

Во всех своих странствиях Вака не нашел никаких следов золота и цивилизации. Но в ответ на нетерпеливые вопросы испанцев он не мог удержаться, чтобы не приукрасить свой рассказ. Он стал намекать, что видел вещи, о которых нельзя говорить, и заявил, что, по дошедшим до него слухам, где-то на севере имеется семь городов. Мистического числа «семь» было достаточно, чтобы возбудить жадность искателей приключений. Эрнандо де Сото, побывавший с Педрариасом в Дариене и с Писарро в Перу, повел экспедицию в бухту Тампа. Три года он бродил взад и вперед между Атлантическим океаном и Миссисипи, сжигая деревни и убивая индейцев или заковывая их в цепи и угоняя в рабство. Испытывая постоянные разочарования, Сото не хотел вернуться на родину и признаться в неудаче. В конце концов, он умер. Остальные отправились на запад, надеясь добраться до Мексики сушей, но дошли лишь до лесов Техаса. Через год они вновь вернулись на Миссисипи и построили семь барж, на которых проплыли 700 миль вниз по реке, а затем вдоль берега Мексиканского залива достигли Пануко.

[84]

Рассказ Вака заинтересовал и вице-короля Мендосу. Он купил мавра Эстевана и в сопровождении францисканского монаха, брата Маркоса, и эскорта индейцев послал его обратно на север. Эстеван разукрасил себя перьями, погремушками и колокольчиками, соорудил магическую бутыль из тыквы и пошел вперед, совершая «чудеса», которым научился от Вака, и собирая богатые дары у племен, которые встречал по пути. Индейцы встречали его повсюду как посланца неба, помещали в хижинах, увешанных гирляндами, и старались коснуться хотя бы края его одежды. Таким образом Эстеван и Маркос прошли вверх по долине реки Соноры и через горы попали в Аризону. Эстеван, услышав рассказы о стране Сибола, где имеется семь городов, и послав гонцов назад к Маркосу, продолжал свой путь далее. В Нью-Мексико, в деревне племени су ни, его внезапно схватили и убили. Маркосу сообщили о случившемся, и он не посмел войти в деревню, но видел ее с вершины отдаленного холма, и в обманчивой ясности воздуха она показалась ему больше и богаче, чем город Мехико.

Когда Маркос вернулся с вестью о своем открытии, Мендоса организовал экспедицию для завоевания Сиболы и поручил руководство ею Франсиско Васкесу де Коронадо, преемнику де ла Торре по управлению Новой Галисией. В экспедицию было включено 300 искателей приключений, большинство которых недавно прибыло из Испании в надежде на легкие завоевания и праздно жило за счет вице-короля, так что от них рады были избавиться. Мендоса снабдил их тысячей лошадей, стадами коров, овец и свиней и дал войско из союзников-индейцев. Эта огромная кавалькада вышла из Компостелы в феврале 1540 г. и медленно двинулась по берегу Тихого океана, истребляя скудные запасы индейских деревень и оставляя за собой голод. Сибола оказалась всего лишь деревней из двухсот глинобитных хижин. Коронадо остановился в ней, чтобы подготовиться к завоеванию Нью-Мексико. Здесь до него дошли рассказы о стране Кивира, где, по слухам, водилась рыба величиной с лошадь, были парусные лодки и великий король, который ел с золотых блюд и спал под деревом, увешанным золотыми колокольчиками. Испанцы искали Кивиру целый год, но обнаружили только стада

[85]

буйволов и бесконечные просторы прерий. В Канзасе проводник-индеец признался, что лгал им, надеясь, что они все погибнут в пустыне. Они задушили его и повернули обратно. Некоторые из монахов остались в Нью-Мексико, чтобы проповедовать индейцам, и впоследствии заплатили жизнью за убийства, совершенные Коронадо и его подручными; но остальным членам экспедиции не терпелось вернуться в Новую Испанию, и они отступали, как разгромленная армия. Рогатый скот и лошадей оставили бродить на воле и размножаться в богатых растительностью степях Северной Мексики. Авантюристы начали разбегаться, как только достигли испанских поселений, и Коронадо с жалкими остатками своего первоначального отряда предстал перед недовольным Мендосой. Мендоса посылал также суда, которые доходили вдоль берега Тихого океана до самого Орегона, не находя морского пути, который соединял бы западную часть материка с восточной. После этих неудач крупных экспедиций больше не предпринималось.

Пока Коронадо гонялся в Канзасе за миражами, произошло самое серьезное из индейских восстаний. Провинция Халиско, завоеванная Нуньо де Гусманом, терпела от испанцев больше жестокостей, чем любая другая часть Мексики. Индейцы из энкомиенд поддерживали связь с независимыми еще племенами, жившими в горах Сакатекаса, и эти последние убеждали их вернуться к старым богам и истребить белых захватчиков. Постепенно посланцы индейцев Сакатекаса привлекли на свою сторону деревни Халиско. Уверенные в покровительстве свыше, индейцы в 1541 г. стали поджигать церкви и убивать энкомендерос. Они засели на вершинах скалистых холмов, называемых «пеньолес», к северу от Гвадалахары и разбили напавшего на них Кристобаля де Оньяте, исполнявшего обязанности губернатора провинции. В то время в Халиско находился Педро де Альварадо, готовивший флот для обследования Тихого океана. Товарищем его в этом предприятии был Мендоса. Завоеватель Оахаки и Гватемалы был уверен, что, как бы много ни было индейцев, испанские всадники всегда с ними справятся. Выразив презрение к Оньяте, он во главе небольшого войска пошел на пеньоль Ночистлан. Индейцы отразили три атаки испанской конницы и убили

[86]

30 испанцев. Тогда армия Альварадо распалась и бежала, преследуемая тысячами индейцев на протяжении десятка миль. Один испанец бешено пришпоривал коня; у края ущелья конь споткнулся и упал, придавив бежавшего Альварадо. Конкистадора принесли в Гвадалахару, где он через 11 дней умер. После этого индейцы напали на Гвадалахару, но испанцы оборонялись в окружавших площадь каменных зданиях, и в конце концов их пушки отогнали индейцев обратно на их пеньолес. Взятым в плен индейцам испанцы выкололи глаза. Тем временем Мендоса решил сам возглавить военные действия; положение считалось столь серьезным, что союзных индейцев впервые вооружили пушками и лошадьми. Осенью Мендоса брал один пеньоль за другим. Сдававшихся индейцев щадили, но сопротивлявшихся убивали или обращали в рабство. Многие индейцы кончали жизнь самоубийством, бросаясь вниз со скалистых склонов своих естественных крепостей. Война завершилась осадой Мистона, который оборонялся три недели, пока некоторые из его защитников, разочарованные тем, что индейские боги не охранили своих почитателей, сдались испанцам в плен и указали им потайную тропинку, ведшую на вершину пеньоля. После войны испанцы получили свои энкомиенды обратно, но многие индейцы бежали в Сакатекас или к племенам кора и уичоле в горах Сьерра-де-Найярит. Население этой обрывистой, кишевшей скорпионами цепи холмов не признавало испанского господства до XVIII в., и еще в президентство Порфирио Диаса край этот оставался центром борьбы индейцев за независимость, против господства белых.

Ми тонская война показала, что необходимо покорить Сакатекас. То ли из благочестия, то ли из экономии, но Мендоса пожелал, чтобы это совершилось мирным путем, и в горы была послана партия монахов в сопровождении Хуана де Толосы для проповеди евангелия. Это филантропическое предприятие было вознаграждено открытием богатств, далеко превосходивших всю теночтитланскую добычу. В горном ущелье, где бушевали ветры и где впоследствии был построен город Сакатекас, были открыты залежи серебра. Счастливцы разбогатели, и весть об их находке вызвала первую из крупных «горных лихорадок» в истории Северной Америки. С 1548 г. ведет свое начало

[87]

тот непрерывный поток серебра из Мексики в Испанию, который в сочетании с богатствами Боливии и Перу распространился по Европе, гальванизировал ее производительную энергию и ускорил рост капитализма. Заселение Сакатекаса сопровождалось покорением всей центральной части Северной Мексики. Из Сакатекаса через горы были проложены дороги в столицу для перевозки серебра, а в важных стратегических пунктах были основаны военные колонии. Провинция Керетаро была завоевана вождями племени отоми, которые приняли испанские имена и испанскую веру и были награждены испанскими титулами. Севернее Керетаро партия погонщиков мулов открыла в Гуанахуато, среди крутых ущелий и огромных порфировых скал, напоминавших разрушенные крепости народа великанов, другое небывало богатое месторождение серебра. Несколько столетий гуанахуатские залежи Вета Мадре давали четверть всего мексиканского серебра, и чем глубже они разрабатывались, тем оказывались богаче. Гуанахуато был также центром наиболее плодородных пахотных земель Мексики. К востоку от Сакатекаса, в Сан-Луис-Потоси, были в течение XVI в. открыты новые месторождения серебра. Дикие племена, охотившиеся до сих пор в этих местах, были либо обращены в рабство и обречены работать в рудниках, либо вынуждены искать убежища в менее доступных горных долинах и в непокоренных еще областях дальнего севера.

На северо-западных территориях — Соноре и Чигуагуа, Синалоа и Дуранго — уже действовали францисканцы и иезуиты, но их усилиям обратить индейцев в христианство мешали экспедиции охотников за рабами. В ответ на эти экспедиции индейцы напали на горняцкие поселки в Сакатекасе. В 1554 г. Франсиско де Ибарра предпринял покорение северо-запада. Завоевания считались еще частным делом, и хотя Ибарра был назначен губернатором всего этого огромного района, составлявшего почти треть Мексики, его финансировал дядя из доходов рудников Сакатекаса. Завоеванная область была названа Новой Бискайей. Почти 20 лет Ибарра бродил по ней, ища залежей серебра и мифическое царство Топия. Здесь не было богатых месторождений, как в Сакатекасе, а обрабатываемую землю нужно было орошать, но в Дуранго и Чигуагуа

[88]

имелись покрытые высокой травой нагорья, где бродили стада быков и овец — потомков тех животных, которых привел на север Коронадо. Испанцы устроили скотоводческие фермы, и к концу века некоторые ив них имели по 30—40 тыс. голов скота. Скот резали не на мясо, а на шкуры и копыта. Индейцев-кочевников, живших на плоскогорье, удалось легко покорить или отогнать на север, но те, которые жили в речных долинах Соноры и Синалоа и занимались земледелием, оказались более стойкими. В 60-х годах XVI в. индейцы изгнали из этих провинций всех белых. К концу столетия к ним отправились иезуиты и начали обращать их в христианство. Но покорить этих индейцев так никогда и не удалось. Жившее в Соноре племя яки защищалось от агрессии белых до конца XIX века.

Северо-восточные племена также нападали на горняцкие поселки. Сначала испанцы пытались умиротворить их, платя им субсидии и насаждая среди них колонии тласкаланцев. В 1584 г. Луис де Карвахаль предпринял завоевание этой территории. Карвахаль был назначен губернатором провинции Нуэво Леон, где основал город Монтерей и согнал индейцев в энкомиенды нового типа, называемые «конгрегас» (congregas). Предполагалось, что в них будет облегчена задача обращения индейцев в христианство, но в действительности индейцы становились там рабами. Карвахаль был по происхождению еврей и впоследствии был арестован и сожжен инквизицией по обвинению в том, что не донес на членов своей семьи, совершавших еврейские-обряды. Дело его не было завершено, и индейцы Сьерра Горды и побережья Тамаулипаса совершали набеги на испанские поселения и не признавали испанского владычества еще 150 лет.

Волна экспансии в XVI веке еще раз докатилась до Нью-Мексико. Когда английский корсар сэр Френсис Дрейк, совершив набеги на Перу и Панаму, исчез на берегу Калифорнии и оказался затем на родине, в Англии, стали думать, что он открыл мифический морской путь через материк, и в 1598 г. на север был послан Хуан де Оньяте, чтобы найти этот путь и укрепить его против англичан. Оньяте покорил индейцев Пуэбло и разослал разведывательные партии. Надежда на открытие морского пути

[89]

вскоре угасла, но занятие Нью-Мексико положило начало торговле с индейцами Великих равнин. Каждый год из Санта-Фе в Чигуагуа и на юг отправлялся караван, груженый одеялами и буйволовыми шкурами. Но власть испанцев над Нью-Мексико всегда была слабой. В 1680 г. индейцы восстали, часть испанцев вырезали, а остальных прогнали на юг. Восставшие были вновь покорены лишь в 1694 г.

Нью-Мексико стал пределом господства испанцев. По мере того как владения Испании расширялись на север, способность испанцев покорять и поглощать индейцев все слабела. Нью-Мексико, занятый через сто с лишним лет после путешествия Колумба, был последним завоеванием испанцев. В Аризоне и Неваде имелись богатые месторождения серебра. Там обитали воинственные племена, нападавшие на пограничные селения. Единственной естественной границей провинции Новая Испания являлся Ледовитый океан. Но Испания была уже не в состоянии осуществлять свою власть и на той территории, которую имела. Кроме того, индейцы уже начали усваивать европейские методы войны. Скот, приведенный Коронадо на север, обеспечил стадами ранчо Новой Бискайи, но лошади были, захвачены племенами, совершавшими набеги на эти ранчо. Животное, которое помогло Кортесу покорить ацтеков, стало теперь союзником индейцев. В XVII в., после колонизации французами Квебека, к индейцам, населявшим равнины, попали европейские пушки. Они передавались от одного племени к другому, и некоторые дошли до мексиканской границы. На протяжении столетий команчи из Техаса и апачи из Аризоны совершали набеги на Мексику, убивали испанцев и уводили скот. Положить конец этим нападениям выпало на долю белым колонистам другой расы и более поздней эпохи.

Тем временем Испания создавала форпосты своей империи к востоку и западу от Мексики. После неудач Нарваэса и де Сото Флорида была покинута. Она была сполна болот и ядовитых плодов, неплодородна, худшая из всех стран под солнцем». Тем не менее, Флорида имела важное стратегическое значение. Флот, увозивший в Испанию добычу из ее Мексиканской империи, шел через Багамский архипелаг. В 1553 г. флот был разбит ураганом, и огром-

[90]

ные галеоны, переполненные серебром Сакатекаса, были выброшены на рифы Флориды, где спасшихся пассажиров убили индейцы. Кроме того, Флорида была удобным местом укрытия для пиратов. Когда золотые украшения ацтеков и их ковры из перьев попали в руки французского короля, французы решили не допускать, чтобы испанцы монополизировали сокровища Индии, и французские корсары стали нападать на острова Караибского моря. В 1562 г. во Флориде была основана колония французских протестантов, и некоторые из них вскоре нашли, что пиратство выгоднее земледелия. Тогда на завоевание для Испании Флориды был послан Менендес де Авилес. У берегов Флориды он застал французский флот, но когда он известил французов, что явился, чтобы сжечь и перевешать всех протестантов, они немедленно перерезали канаты и бежали в океан. Тогда Авилес до рассвета напал на французскую колонию, захватив ее врасплох, и обезглавил всех жителей, за исключением нескольких, принявших католицизм. Испанским центром во Флориде стал город Сант-Аугустин, и монахи проникали на север, в Джорджию и Каролину.

Со времени путешествия Магеллана честолюбие испанцев возбуждала Ост-Индия. В 1542 г. Мендоса послал из Акапулько экспедицию под руководством Вильялобоса с заданием переплыть Тихий океан. Один из кораблей Вильялобоса разбился у Гавайских островов, и там испанский моряк стал родоначальником династии полинезийских королей. Но остальные суда обследовали Филиппинские острова и вернулись, обогнув Африку. Однако на востоке были колонии португальцев, и Карл V не хотел трогать их. В 60-х годах проект Мендосы был воскрешен. Испанцы, приплывшие из Мексики, основали город Манилу, и после открытия удобного морского пути от Филиппин до Калифорнии испанские галеоны стали регулярно пересекать Тихий океан, привозя в Акапулько китайские шелка и пряности с островов. Миссионеры-иезуиты проникли уже в Японию, и одно время испанцы мечтали о завоевании новых империй — настоящих Катая и Сипангу, которых искал Колумб, которые привели конкистадоров в Америку и которые теперь, через 75 лет, казались такими близкими и доступными.

[91]

Но было уже поздно. Отныне Испания должна была стремиться упрочить свои владения и охранить их от соперников. Испанской монополии начинали грозить другие европейские нации — сперва французы, затем англичане и голландцы. Испанская культура, поверхностно распространившаяся по значительной части двух материков, почти не была воспринята индейскими народами. Индейская культура, временно затопленная потоком завоевания, сохранила некоторые свои прирожденные черты и с течением времени медленно развивалась, измененная, но не уничтоженная.

[92]

Цитируется по изд.: Паркс Г. История Мексики. М., 1949, с. 82-92.