Исторические памятники Пекина

Пекин. Храм Неба.
«Земля и люди. Всеобщая география», т. 6. 1898.

Об исторических памятниках Китая существует большая литература на многих европейских и восточных языках. Сказать о них что-нибудь новое — задача трудная. И все же нельзя не коснуться этой темы, хотя бы очень коротко, говоря о Пекине.

Все выходные дни мы посвящали экскурсиям по различным историческим местам, посещали музеи, храмы, дворцы. К сожалению, содержались они в то время очень небрежно. Пыль никогда, должно быть, не стиралась и толстым слоем покрывала и священные изображения в храмах и бесценные образцы древнего прикладного искусства во дворцах и музеях. Это очень портило впечатление. Какой-нибудь искусно сделанный цветок, весь из золота и драгоценных камней, некогда украшавший императорский дворец, теперь стоял перед нами серый, тусклый, мертвый, и даже солнечный луч не мог пробиться сквозь его многослойную грязь.

Китайские дворцы и храмы почти не посещались, и мы всегда были там одни, никто не мешал нам наслаждаться зрелищем великолепных памятников старины. Было что-то щемяще-печальное в явных признаках их полной заброшенности, и в то же время их величавый покой, не смущаемый присутствием назойливых туристов с их фотоаппаратами и наигранным восхищением, производил глубокое, незабываемое впечатление.

Естественно, что прежде всего мы посетили знаменитый «Храм неба», главный храм Пекина и всего Китая.

Моление небу — отголосок самой старой религии Китая, обожествления сил природы, и хотя официальной религией считалось конфуцианство, многие сотни лет «Храм неба» был главной святыней китайского народа, и с этим приходилось считаться его властителям. Даже правившие в Китае монгольская и маньчжурская династии принимали на себя обязанности по богослужению в «Храме неба», поскольку оно должно было совершаться только императором, и никогда никакие служители культов не принимали в нем участия.

Политические авантюристы не раз пытались в корыстных целях использовать уважение и любовь китайского народа к этому древнему памятнику его истории. В декабре 1914 года там как истый «сын неба» совершил богослужение вероломный президент Юань Шикай, мечтавший стать китайским императором. Общественное мнение высмеяло эту комедию, и он ее больше не повторял, но мысль стать «сыном неба» не оставляла его до самой смерти.

В 1917 году генерал Чжан Сюнь, пытавшийся восстановить маньчжурскую монархию, занял войсками «Храм неба», надеясь, что правительство не решится посягнуть на священную для китайцев территорию. Но он ошибся: храм обстреляли. К счастью, постройки почти не пострадали.

Территория храма очень обширна, она обнесена двумя стенами: наружной, имеющей пять километров в окружности, и внутренней — поменьше. На участке растут сосны и кипарисы. Когда- то тут паслись быки, предназначенные для жертвоприношений.

Путь к храму идет через «Дворец уединения», где император в посте и молитве проводил ночь перед богослужением. Это типичное китайское здание — крыша с загнутыми углами из разноцветной черепицы, массивные колонны из цельного дерева, покрытые красным лаком. Говорят, что прежде там стояли трон и великолепная мебель. Мы ничего уже этого не застали.

Входной билет стоил, кажется, центов десять. Отдав привратнику деньги, наша маленькая группа вступила на довольно запущенную широкую, мощенную белыми плитками дорогу, которая вела в глубь территории. Нам всем было очень весело, мы смеялись и шумели, но постепенно настроение наше стало меняться и скоро мы совсем затихли...

Мы вышли на другую, еще более широкую и тоже мощенную плитками дорогу, повернули направо, и перед нами предстало главное сооружение «Храма неба», его жертвенник. Он лежал, залитый лучами горячего полуденного солнца, точно разомлев от жары,— беломраморное диво в виде тройной террасы с тремя ярусами чудесно выточенной балюстрады и причудливо украшенными лестницами на все стороны света. Вокруг него, на просторной белой площади, выщербленной временем, чернели огромные бронзовые жаровни. Высокая трава росла между плитками мостовой, на ступенях мраморных лестниц.

Все кругом было неподвижно. Стояла глубокая, но не мертвая, скорее сонная тишина, только шаги наши звучали да трещали вездесущие цикады. А над головой сияло голубое безмятежное небо, то самое грозное божество, которому тут когда-то возносили моления, приносили кровавые жертвы.

Поднявшись на верхнюю площадку жертвенника, мы остановились в центре, как раз в том месте, где некогда молился «сын неба». Кто-то из нас крикнул. Неожиданно громкое эхо ошеломило нас. Мы тогда еще не знали об изумительной, до сих пор не разгаданной тайне акустики храма.

Мы смотрели вокруг. Возможно ли? Еще совсем недавно, пол- тора-два десятка лет тому назад, вся эта территория, лежавшая в запустении перед нами, была в движении, расцвеченная парадными одеяниями тысяч жестоких и корыстных тунеядцев, соперничавших друг с другом в роскоши и богатстве. Вот тут, на пути к жертвеннику, перед иноплеменником-императором тяжко повергались ниц тучные китайские сановники с длинными косами, символом национального порабощения, и павлиньими перьями на мандаринских шапках. Живой феодализм в начале XX века! И все это теперь такая далекая история. Точно туман рассеялся.

Во многих китайских и иностранных книгах описывается ритуал жертвоприношений в «Храме неба», хотя никого из посторонних туда не пускали, и ни один иностранец никогда его не видел.

В императорском дворце к церемонии готовились месяцами, без конца репетировали ее сложный порядок, так как считалось, что нарушение хотя бы малейшего из предписаний грозит страшными бедствиями всей стране.

За несколько дней до жертвоприношения вся территория храма украшалась желтыми императорскими штандартами с изображением драконов, фонарями с художественной росписью символического значения и другим ритуальным убранством.

Императора сопровождали высшие чины двора и тысячи приближенных. По широкой улице, которая ведет от главных ворот дворца к «Храму неба», в бесчисленных паланкинах несли неподвижных, как идолы, людей с застывшими, непроницаемыми лицами. Их одеяния, из которых каждое стоило несколько лет труда придворным вышивальщицам, не гнулись — так густо они были покрыты по тугому атласу драгоценными вышивками. В процессии участвовали знаменные войска и бесчисленные толпы дворцовых слуг.

Шествие продолжалось несколько часов, движение на улицах перекрывалось, всем жителям под страхом смерти приказывалось не выходить из домов, закрыть двери и окна. Никто из «недостойных» не должен был видеть «сына неба».

Император и его свита проводили ночь в «Храме неба», а на заре совершалось жертвоприношение. «Сын неба» поднимался на верхнюю площадку жертвенника и становился в центре ее. Окруженный сначала концентрическими кругами мраморных плит, которыми вымощена площадка, где каждый круг удваивает священное число «девять» — символ круга небес китайской мифологии, затем — тремя кругами балюстрад жертвенника и линией горизонта вдали, он видел себя в центре вселенной, где мог стоять только он, император первого и единственного в мире государства — Срединной империи (Чжунго), истинный «сын неба».

Не удивительно, что правители старого Китая отличались ис-ключительной надменностью. Они считали себя владыками всего мира, другие страны могли быть только их данниками. Тем сильнее был удар, когда с середины прошлого века начались военные поражения феодального Китая и закабаление его иностранцами.

Богослужения в «Храме неба» совершались дважды в год, иногда дополнительно в случае стихийных бедствий. В жертву приносили молодого бычка одноцветной масти, без единого порока. Его убивали и сжигали в печи из зеленых изразцов тут же, неподалеку от жертвенника. В больших бронзовых жаровнях жгли дары из шелка и тексты прочитанных во время богослужения молитв.

С вершины жертвенника мы увидели второе по значению здание — «Храм молений об урожае». Он возведен на белой мраморной террасе, повторяющей форму жертвенника. Это круглое здание с тройной крышей из синей черепицы, оно возвышается на тридцать метров и заканчивается чем-то вроде позолоченного шара. Внутри его подпирают массивные столбы из цельного дерева, покрытые красным лаком. На потолке, на стенах, на мраморных лестницах изображены драконы, символ императорской власти.

По пути к нему есть еще одно здание, выдержанное в том же стиле, но гораздо меньшего размера — «Императорский павильон». Там отдыхал «сын неба» после жертвоприношения.

В глубине, где царили прохладные сумерки, мы увидели на возвышении великолепный трон, покрытый чудесной выпуклой резьбой по драгоценному красному лаку80. Вдоль круглых стен шли массивные колонны из цельного дерева.

Ближайшие к трону четыре колонны были сплошь исписаны именами многочисленных иностранных туристов. Разные почерки, с хвостами и без хвостов, отчетливые или уже стершиеся, обыкновенное мелкое тщеславие ничтожных людей, желающих оставить хоть какой-нибудь след своего существования.

Рядом с «храмом неба» расположен «Храм земледелия», по-китайски «Шэн Нун тан», то есть «Храм памяти Шэн Нуна»; мифического императора, который якобы научил китайцев земледелию, изобрел соху и другие сельскохозяйственные орудия. Ежегодно весной император приносил жертвы перед табличкой с именем Шэн Нуна и тем как бы оказывал уважение самой почтенной в древнем Китае профессии — земледельческой. Затем, облачившись в крестьянскую одежду, но только желтого, императорского цвета, он, держась за ленточку, привязанную к плугу, проводил с помощью придворных три борозды. После императора за плуг становились его приближенные.

Прежде, говорят, там показывали императорский плуг и желтую крестьянскую одежду императора. Но при нас территория храма уже была превращена в увеселительный парк, где и в будни и в праздники толпилось множество людей, работали театры, кино, рестораны. На алтаре возвышался павильон для оркестра.

Следующим по значению был «Храм Конфуция», олицетворявший официальную религию Китая. В прежние времена император, а после революции 1911 года официальные лица Китайской республики, президент и министры, дважды в год, весной и осенью, приезжали поклониться Конфуцию.

Самый интересный памятник в храме — знаменитые барабаны чжоуской династии, покрытые архаическими надписями, повествующими об императорской охоте. Обнаруженные в VII веке, они так высоко ценились, что восемьсот лет назад для них построили специальный дворец в Хэнане, тогдашней столице Китая. Надписи на барабанах были выложены золотом. Монголы, завоевавшие Китай, перевезли их в Пекин, а золото содрали, при этом надписи пострадали и теперь их уже невозможно расшифровать.

В соседнем зале собрано три тысячи каменных плит с выбитыми на них классическими текстами. Прежде император приходил туда и, сидя на троне, толковал изречения мудрецов.

Ламаистский монастырь Юнхэгун в конце улицы Хадамынь, у северной стороны Внутреннего города, мы посетили в компании с нашим сяныпэном* Ли, который был весьма ученым китайцем и оказался прекрасным гидом по историческим местам. При нас там жили полторы тысячи монахов. Посетителям показывали привезенную из Тибета колоссальную статую Будды вышиной двадцать метров, выточенную из целого дерева. Но нам больше понравился другой Будда, в желтом колпаке, с дорожным посохом в руках. Мы избрали его своим патроном, когда услышали, какую о нем рассказывают легенду. По преданию, эта фигура двести лет назад была принесена благочестивым монахом из Тибета. Путь его лежал через русские земли, он не знал русского языка, и она служила ему переводчиком.

В одном из залов мы видели изображения, закутанные в серые мантии, и Ли сяныпэн сказал нам, что их показывают за отдельную плату и только мужчинам. Эти статуи, видимо, связаны с очень старым элементом ламаизма — культом фаллоса.

В монастыре утром и вечером совершалась служба, на которой разрешалось присутствовать кому угодно. Это было очень красочное зрелище. Монахи в желтых, оранжевых и кирпично-красных одеждах становились на колени вокруг главного священнослужителя, играли на различных музыкальных инструментах и пели, сопровождая все это малопонятными непосвященным телодвижениями. Раз в год там можно было видеть знаменитый ламаистский танец дьяволов, который собирал всегда большую толпу зрителей. К сожалению, мне не довелось его посмотреть.

У северной стены Внутреннего города стоит знаменитая башня с колоколом, который был отлит по приказанию императора минской династии Юн Ло (правил Китаем в 1403—1424 гг.). Каждый вечер, когда менялась городская стража, звон колокола разносился по всему городу. Наш учитель Ля уверял, что слышит в нем стоны девушки, бросившейся, как рассказывает предание, в расплавленный металл, чтобы спасти своего отца, литейных дел мастера, которому не удавалось отлить хороший колокол, за что император грозил ему смертью.

В те годы Запретный город еще не был открыт для посещений, но часть его, те залы, где император когда-то давал аудиенции военным чинам, уже использовалась под Национальный художественный музей. Экспонаты были свезены из различных императорских дворцов и представляли собой очень большую ценность (американцы будто оценивали их в сто миллионов американских долларов). Оба здания дворца, отведенные под музей, были буквально загромождены этими сокровищами. Демонстрировались изделия из перегородчатой эмали, старинного, так называемого резного красного лака, фарфора, яшмы, слоновой кости, богатейшая коллекция очень старой бронзы, картины, манускрипты, древние музыкальные инструменты, обтянутые потускневшей змеиной кожей. Поражали самобытность и яркость национального искусства Китая и в то же время возмущала небрежность, с какой содержались экспонаты.

Одна из самых дальних наших экскурсий в Пекине была поездка в Шисаньлин (Тринадцать могил) — кладбище императоров минской династии.

К могилам, расположенным полукругом по склону лесистого холма, ведет широкая с мраморными арками дорога, по сторонам которой высятся изображения людей и животных раза в два больше человеческого роста. Высеченные из белого камня, стоят полководцы в кольчугах с наплечниками, у каждого в руках меч и маршальский жезл; или же гражданские чиновники в старинных головных уборах квадратной формы, в длинных, до пят, одеждах с рукавами необычной длины и ширины. Их красивые лица суровы, глаза потуплены. Далее стоят изображения животных. Это львы, единороги, верблюды, слоны. В дни, когда император приносил жертвы предкам, по этой аллее двигались великолепные процессии.

В 1958 году была вскрыта одна из могил. Под землей оказался целый дворец, наполненный бесчисленными сокровищами. Император был похоронен вместе с женами и наложницами.

Возвращаясь из загородной экскурсии, мы часть пути ехали верхом на осликах или в первобытных китайских повозках на двух деревянных колесах без спиц, причем сидеть приходилось на полу, поджав под себя ноги, а ехать только шагом ввиду невероятной тряски.

Нередко путь лежал через поля, засеянные гаоляном, который в полтора-два раза выше человеческого роста. Даже всадник мог бы легко скрыться в густой его чаще. В тридцатых годах, во время антияпонской войны, партизаны часто пользовались этим укрытием.

Реки в районе Пекина несут много ила, и вода в них темно-шоколадная. На берегу одной из них мы увидели молодую крестьянку, стиравшую белье. Можно представить, какая у нее получится стирка, но что поделать, другой воды нет. Мы захотели ее сфотографировать, но она испугалась и поднялась, чтобы убежать на своих крохотных изуродованных ножках. Женщины в Северном Китае никак не хотели фотографироваться. Все же мы ее сняли, но хитростью. Чтобы успокоить женщину, фотограф зашел сзади, а мы стали впереди нее и сделали вид, что снимаемся сами. Эта карточка и сейчас хранится у меня: худенькая женщина сидит на корточках и острые коленки торчат у нее выше плеч. Она стирает, а вода даже на фото вышла густая, как кофе.

Цитируется по изд.: Винякова-Акимова В.В. Два года в восставшем Китае. 1925-1927. Воспоминания. М., 1980, с. 60-66.