Сасанидский Иран (Большаков, 2002)

Серебряное блюда с традиционным рисунком (охота на тура)

Как отмечалось в начале главы, Сасанидское государство по площади было примерно равно Византии. Существенное отличие заключалось в том, что это была сугубо континентальная страна с компактной территорией, менее уязвимая для нападений извне, с более однородным населением. Более двух третей этой территории приходилось на Иранское нагорье — огромную горную страну, приподнятую в основном на 500—1000 м над уровнем моря, разделенную десятками высоких (до 5000 м) хребтов на множество более или менее изолированных друг от друга районов, что способствовало изоляции и консервации различных этнических групп, говоривших на родственных иранских языках. Нагорье рассечено надвое по диагонали с северо-запада на юго-восток почти от самого Каспийского моря до Аравийского широкой ложбиной, занятой в значительной части бесплоднейшими солончаковыми пустынями. Северо-восточная половина в целом называлась Хорасаном, внутри которого наряду с собственно Хорасаном (северо-восток современного Ирана и Южная Туркмения до Амударьи, находящаяся уже за пределами Иранского нагорья) выделялись Сакастан (Сеистан, Систан) — район в нижнем течении Хильменда, Хашруда и Фарахруда, Тохаристан (область между Гиндукушем и Аму-дарьей) с главным городом Балхом и ряд других, более мелких областей, на которых здесь нет смысла останавливаться [+31].

Восточная граница сасанидского Ирана была очень неустойчива, особенно с северо-востока, откуда нередко вторгались кочевники-тюрки. В конце VI в. они заселили значительную часть пригодных для кочевого скотоводства земель в Хорасане.

Юго-западная половина нагорья и была собственно Ираном, Его сердцем являлся Парс (в арабской форме — Фарс), давший название новому языку Ирана (персидский, фарси). Здесь в древности находилась столица Ахеменидов Персеполь, отсюда вышла династия Сасанидов, сохранившая за собой эту область как домен. Главным городом Парса был Стахр (Истахр), расположенный неподалеку от Персеполя. На восток от Парса лежал Керман, а за ним простирался в сторону Индии обширный и малонаселенный Мекран.

Северо-западнее Парса до главной дороги из Месопотамии в Северный Иран расположены труднодоступные горные районы, тогда» как и сейчас, заселенные кочевыми иранскими племенами луров (Луристан). К востоку от них и к северу от Парса лежали плодородные, хорошо орошаемые равнины Спахана (Исфахана).

Далее к северо-западу начинался Азербайган, древняя Мидия, за которым Иранское нагорье без четкой границы переходит в Армянское. В столице Азербайгана, Гандзаке (70 км юго-западнее Мияне) находилась главная святыня Ирана — зоро-астрийский храм огня. За Араксом и Курой лежала Албания; северная, гористая часть ее была заселена лезгинскими племенами, на остальной части жили родственные им албанские племена. Возможно, что в это время с севера сюда проникло некоторое количество кочевников-тюрков. Главный Кавказский хребет прикрывал ее с севера от вторжений кочевников. Наиболее удобный путь для их набегов вдоль побережья Каспийского моря в самом узком месте был закрыт при Сасанидах мощной крепостью Дербент, от которой на несколько десятков километров в глубь гор тянулась оборонительная стена [+32].

Вся территория Армянского нагорья была тогда заселена армянами. Географическая раздробленность этой территории на ряд — межгорных котловин обусловливала политическую раздробленность Армении, превращавшую ее в игрушку в руках двух великих держав. До 591 г. большая часть Армении (примерно до 4Г в. д.) входила в состав сасанидских владений, затем Хосров II уступил армянские земли к западу от оз. Ван Византии за помощь, оказанную ему при восшествии на престол. Несмотря на политическое разъединение Армении, сохранялось культурное единство и самосознание армян, обусловленное не только единством языка и исторических судеб, но и единым вероисповеданием — христианством монофизитского толка.

Значительная часть Иранского нагорья страдает от недостатка влаги, особенно ее центральная котловина, лишь в горах и предгорьях выпадает достаточно осадков и имеются реки с постоянным течением, однако большинство из них течет в глубоких каньонах и может использоваться на сравнительно небольших участках. Только при выходе этих рек на равнину появляется возможность широко использовать их воду для орошения. Поэтому на огромной территории Иранского нагорья для земледелия использовалось примерно 3 % всей площади (около 5 млн. га), из которых искусственным орошением было обеспечено не более половины.

Основной район интенсивного орошаемого земледелия в Са-санидском государстве находился в Месопотамии, на аллювиальной равнине, образованной наносами Тигра, Евфрата, Кер-хе и Каруна. Физико-географически эта равнина составляет единое целое [+33], но в историко-культурном отношении ее восточная часть в низовьях Керхе и Каруна была самостоятельной областью, Хузистаном, относившимся к Ирану, а не к Нижней Месопотамии (Вавилонии).

Идеально ровная поверхность этой огромной долины и неглубокие русла обеих больших рек позволяли проводить самотечные каналы большой длины без возведения крупных плотин для подпруживания и использовать их воду для орошения практически от самой головной части. Все пространство между Тигром и Евфратвом от 34° с. ш. до слияния их перед впадением в залив было пересечено каналами от реки до реки. В нижней части их течении проблема заключалась уже не в том, как поднять воду на поля, а, наоборот, как защитить их от заливания во время паводка: по берегам каналов приходилось возводить дамбы большей протяженности, требовавшие постоянного внимания. В 628 г. во время необычайно большого паводка часть дамб разрушилась, но трудная политическая ситуация не позволила сразу же их отремонтировать, и за несколько лет здесь образовались обширные болота, которые так никогда и не удалось осушить [+34].

В Хузистане перепад высот был больше, чем в Месопотамии, и для орошения удобной для земледелия полосы между горами и болотистым побережьем требовалось сооружение плотин; две наиболее крупные из них были построены во второй половине III в. римскими пленными.

В сравнительно небольших по площади Вавилонии и Хузистане было около 4 млн. га плодородных орошаемых земель [+35] — больше, чем во всем остальном Сасанидском государстве. Поэтому эти области, несомненно, обеспечивали значительную долю всех поступлений от поземельного налога. К сожалению, сведений, относящихся к домусульманскому времени, о размере налоговых поступлений не имеется, а мусульманские источники, верные своей тенденции видеть в прошлом «золотой век», приводят фантастически преувеличенные цифры, которые нередко попадают в серьезные исследования[+36].

Верхняя Месопотамия менее благоприятна для земледелия: осадков здесь несколько больше, чем в Вавилонии, но недостаточно для уверенного земледелия, а реки текут в глубоких руслах; поэтому орошаемые земли идут узкой полосой в поймах и на нижних террасах, а обширное пространство между Тигром и Евфратом представляет собой сухую степь — продолжение аравийских степей. В противоположность этому полоса в 100–150 км между Гигром и горной цепью Загроса хорошо обеспечена осадками позволяющими обходиться без искусственного орошения.

Население Лесопотамии было в основном семитским, потомками древних вавилонян; в городах имелись значительные колонии евреев и арамеев-несториан, бежавших из Византии от религиозных преследований. Степное междуречье Верхней Месопотамии населили кочевники-арабы, проникавшие также в степи Хузистана. Левобережье Тигра севернее 34° с. ш. и горные районы заселяв курдские племена.

За Евфратом власть Сасанидов практически кончалась за кромкой обрабатываемых земель, дальше начинались владения арабских кочевников, приходивших со стадами в безводную пору к водопоям на краю долины и уходивших весной далеко в глубь зазеленевших степей и пустынь. Лишь в одном месте, там, где в долину выходит главная караванная дорога из Центральной Аравии, в хорошо орошенном районе находилось большое арабское поселение Хира — резиденция арабских царьков Лахмидов. Как и Гассаниды, они исповедовали христианство, но несторианского толка. Их власть распространялась на арабские племена до византийской границы и песков пустыни Нефуд. Их двор сыграл большую роль в развитии арабской культуры: сюда съезжались арабские поэты из Северной и Центральной Аравии, здесь, по-видимому, впервые арабская письменность приобрела права гражданства и стала употребляться в официальной переписке.

Лахмиды были верными вассалами Сасанидов и надежно обеспечивали степное пограничье, находившееся менее чем в трех переходах от столицы, кроме того, лахмидская кавалерия участвовала во многих войнах Сасанидов с Византией. Наибольшего могущества Лахмиды достигли в последнее двадцатилетие VI в. при ан-Ну'мане б. ал-Мунзире [+37]. Через Лахмидов Сасаниды осуществляли контроль над значительной частью караванного пути в центр Аравии.

Вдоль Аравийского побережья Персидского залива власть Сасанидов распространялась до Бахрейна, где сидел их наместник. В конце VI в. Сасаниды завоевали Йемен, но он не имел органической связи с метрополией, располагаясь слишком далеко от нее, и поэтому естественнее говорить о нем не здесь, а в связи с Аравийским полуостровом [+38].

В соответствии с реформой, проведенной в середине VI в., Сасанидское государство было разделено на четыре большие провинции: Хорасан, Азербайган, Нимруз (куда позднее причислили и Йемен) и Хорабаран (Месопотамия) во главе со спахбедами, объединявшими в своих руках гражданскую и военную власть.

Выделение Месопотамии в особую «четверть» подчеркивало ее особую важность, это объяснялось и ее экономической значимостью, и тем, что здесь располагалась столица государства, Ктесифон, носившая иранское название Бех Ардашир. Это был даже не один город, а целая агломерация: на западном берегу находилась Селевкия, собственно и называвшаяся Бех Ардашир, а на восточном — несколько резиденций, обнесенных мощными глинобитными стенами, в одной из которых находился главный дворец Сасанидов с огромным сводчатым залом для приемов, сохранившимся до наших дней. Арабы считали этот дворец одним из чудес света, а саму столицу называли ал-Мадаин — «города». Расплывчатость границ этой агломерации не позволяет представить истинные размеры города и численность его населения; во всяком случае, он немногим уступал Константинополю по площади и должен был иметь не менее 150 тыс. жителей [+39].

Из различных источников известно, что первые Сасаниды основали в Иране много новых городов, которые легко выявляются по названиям, включающим имя основателя: Ардашир-хуррз, Бех Шапур, Шапур, Нишапур и т. д. О том, что они собой представляли, мы знаем очень мало. Насколько можно судить по аналогиям с другими странами и эпохами, вновь закладываемые города обычно имеют правильную планировку и геометрически правильные внешние очертания. По-видимому, при Сасакидах был широко распространен тип квадратного в плане города с четырьмя магистральными улицами, пересекающимися в центре. Из городов, основанных Сасанидами, такую планировку имел Нишапур [+40]. В отличие от византийских для иранских городов характерно наличие цитадели, в которой размещалась резиденция наместника или правителя города и области.

Археологически сасанидские города очень плохо изучены, и даже об их размерах мы можем судить лишь по городам Северною Хорасана. Крупнейший из них, Мера (правда, построенный задолго до Сасанидов), имел площадь около 340 га, Балх — 200 га; вместе с тем один из крупнейших городов Западного Ирана, Спахан (Исфахан, Джей), — только 72 га [+41]. Исходя из этого можно говорить, что крупнейшие города сасанидского Ирана, как и Византии, имели до 100 тыс. жителей, а провинциальные центры — 20–50 тыс.

Развитие ремесла в сасанидских городах, по-видимому, отставало от византийского. Косвенно об этом свидетельствуют и направление культурных заимствований (из Византии в Иран, а не наоборот), и постоянное стремление переселить ремесленников из захваченных византийских городов в Иран [+42].

Во главе Ирана стоял «царь царей», шаханшах, который в отличие от византийского императора был владыкой по праву рождения, носителем особой царской благодати, присущей только правящему роду. Особое право этого рода на власть проявлялось и в том, что наместниками многих провинций становились сыновья царя, а не назначаемые чиновники. Но внутри рода все время шла ожесточенная борьба за власть.

Отличительной чертой общества сасанидского Ирана была строгая сословность. Деление общества на сословия жрецов, воинов к земледельцев (или скотоводов) уходило в глубокое прошлое времен индоиранской общности. Постепенно угасая и трансформируясь, эта структура неожиданно получила в Иране новый импульс в V в. [+43]. Высшим попрежнему оставалось сословие магов, жрецов государственной религии сасанидского Ирана, зороастризма, к которому относились и некоторые другие лица, связанные с культом: судьи, храмовые служители и Учителя. Представители второго сословия, воинов, называлисьобычно азатами, «благородными»; внутри его существовала Многоступенчатая иерархия, на вершине которой находился шаханшах, затем царевичи, нередко управлявшие большими провинциями и носившие титул шаха соответствующей области, далее — наместники областей не царского рода, высшие придворные чины и главы наиболее знатных родов (вузурги), а в самом низу — рядовые всадники-землевладельцы, обязанные службой шаханшаху. Впрочем, военная служба не была привилегией азатов: наряду с «дворянской»

конницей существовала конница из служилых людей, представителей низшего сословия, получавших за службу деньги, а иногда и земельные наделы. Шаханшахи были заинтересованы в увеличении этого войска, полностью обязанного им своим положением.

Развитие бюрократического аппарата привело к появлению нового сословия, писцов (дапиров, дабиров), которое мы скорее назвали бы сословием служащих, поскольку в него входили представители некоторых обслуживающих профессий, стоявшие выше простонародья: лекари, музыканты, лица, занимавшиеся светскими науками.

В низшее сословие входили все остальные свободные, хотя по официальному делению оно распадалось на три группы: земледельцев, ремесленников и торговцев.

Сословия были замкнутыми социальными группами, принадлежность к которым определялась статусом отца. Представители низшего сословия не могли даже покупать недвижимость у лиц высших сословий, хотя обратное не возбранялось (следы этого установления прослеживаются и в христианской Армении, руководствовавшейся особым церковным правом). Представители родовой аристократии возглавляли другие сословия и их подгруппы как уполномоченные царской власти. Переход в более высокое сословие был возможен только по особому решению царя и знати [+44].

Вне сословной системы стояли рабы, правоспособность которых была чрезвычайно ограниченна, и незороастрийцы. Последние не то чтобы стояли на низшей ступени общества, а просто принадлежали к иной системе права. Можно все же предполагать, что в административных, правовых и иных отношениях различных гражданских общин соблюдался принцип эквивалентности социального положения.

Основной элементарной частицей этого общества была большая семья или группа родственных семей, которые в сасанидском праве во многих случаях выступают субъектами права, и всегда — как необходимое условие жизни общества, как та среда, в которой происходят все юридические действия. Власть главы семьи простиралась до права продажи члена семьи за долги. Для Византии все это было пройденным этапом: деспотическая власть главы семьи над ее взрослыми членами была полностью ликвидирована законодательством Юстиниана I [+45].

Можно думать, что мелкие сельские общины нередко совпадали с кровнородственными группами. В этом случае старейшина группы естественно оказывался бы и сельским старостой, представлявшим свой кровнородственный коллектив перед государственными властями. Однако во главе более крупных единиц, больших селений и волостей, стояли азаты, которых арабские источники стали называть дихканами («главами селений»). Они представляли собой власть на местах, отвечали за сбор налогов и несли царскую службу, выходя на войну со своим конем и снаряжением, составляя ядро тяжелой кавалерии сасанидского войска. Больше всего они напоминают западноевропейских рыцарей (кстати, «рыцарь» и есть искаженное Ritter, т. е. «всадник»). Эта аналогия была бы совершенно полной, если бы оказалось, что дихканы присягали стоящим над ними правителям, как последние давали письменную присягу-договор шаханшаху [+46]. В византийской практике подобного не было.

Все, что мы знаем о положении города в структуре сасанидского общества, касается только так называемых царских городов, т. е. городов, основанных Сасанидами на своей земле и во многих случаях заселенных пленными из византийских городов [+47], которые приносили с собой собственный уклад жизни и несвойственные Ирану формы внутренней организации. Сведения же о других городах дают еврейские либо христианские источники, интересовавшиеся только жизнью своей общины.

Судя по имеющимся данным, муниципальная организация в иранских городах отсутствовала. Можно только предполагать, что и в иранском городе тон задавали горожанеземлевладельцы. Все ремесленники независимо от вероисповедания подчинялись «главе ремесленников», назначавшемуся шаханшахом или его наместниками.

Основным источником доходов государства был поземельный налог, взимавшийся в твердых ставках с равных единиц площади, различавшийся в зависимости от культуры и способа орошения земли. К сожалению, все сведения об этом мы получаем из более поздних арабских источников и, по-видимому, касающихся только системы налогообложения Месопотамии. В какой степени она применялась в других областях, мы не знаем. Лица высших сословий были свободны от налогов. Иноверцы кроме обычных налогов платили подушную подать, размеры которой определялись в зависимости от состоятельности налогоплательщика.

Особенностью политической структуры Сасанидского государства было наличие вассальных владений (особенно на востоке страны) и большая степень независимости наместников, каждый из которых имел собственное войско. При необходимости эти войска присоединялись к постоянной шаханшахской армии. Ни общая численность армии, ни численность ее ядра нам неизвестны. Судя по описаниям сражений, походная армия была не меньше, если не больше византийской.

Общественный строй сасанидского Ирана с его сословным Делением, сословным землевладением, наделами за службу, договорами-присягами правителей областей стоял ближе к феодализму европейского типа, чем византийское общество того же периода, и обычно характеризуется как раннефеодальный [+48]. Однако в то же время он более архаичен, чем византийский, сохраняет больше пережитков общинно-родовых отношений. Если считать, как это принято в нашей науке, что кризисная ситуация в Византии на рубеже VI–VII веков порождена разложением античного общественного строя и переходом к новым, феодальным отношениям, то следовало бы думать, что сасанидский Иран представлял собой более развитое общество. Однако, как мы увидим дальше, он оказался в критической ситуации менее устойчивым, чем Византия.

Цитируется по изд.: Большаков О.Г. История Халифата. Том 1. Ислам в Аравии (570-633). Восточная литература, 2002.

Примечания

[+31] Подробнее об исторической географии см. [Колесников, 1970, с. 93—113].

[+32] Хан-Магомедов, 1979, с. 207–227.

[+33] Из-за отсутствия сколько-нибудь заметного повышения на водоразделе между Тигром и Каруном, Каруном и Керхе нижнее течение двух последних блуждает. Карун до X в. впадал в Персидский залив, а затем основная масса воды пошла в канал, соединявший его с Тигром, и этот канал стал главным руслом [Бартольд, т. 7, с. 187].

[+34] Балаэ., Ф., с. 292.

[+35] При проверке кадастров сразу после завоевания Ирака арабами оказалось, что площадь обрабатываемых земель Нижней Месопотамии и долины Диялы — 36 млн. джарибов [А. Иус., с. 42; Балаэ., Ф., с. 269]. Исходя из принятого сейчас определения джарнба —1592 м2 [Хинц, 1970, с. 71, 73; Lassner, 1963], получим 5731 тыс. га, что составляет 85 % соответствующей территории (6,7 млн. га), тогда как доля обрабатываемых земель в аналогичных оазисах не превышает 50 %.их общей площади [Андрианов, 1969, с. 173, 179, 184, 225], лишь в Египте в средние века она доходила в лучшие времена до 60 % [Большаков, 1984, с. 217–219]. В Нижней Месопотамии в сасанидское время было много заболоченных и засоленных и просто неорошаемых земель, поэтому площадь обрабатываемых земель не могла быть больше 50 %. Единственное возможное объяснение, что джариб в то время был меньше — составлял те же 3600 кв. локтей, но локтей не по 66,5 см, как все считают вслед за В. Хинцем, а меньшей длины. Применение такого локтя при строительстве и обмере площадей доказывают размеры и пропорции ранних мусульманских построек. Локоть в 51–52 см с несомненностью прослеживается в архитектурных пропорциях построек Самарры [Prell, 1960, с. 41]. Этот локоть не только применялся при строительстве, но и лежал в основе джариба, которым измеряли площадь в Ираке того же времени. Так, по обмеру Багдада в конце IX в. площадь восточной его части оказалась 17500 джарибов — 250 хаблей в длину и 70 в ширину [Хатиб, с. 120]. На местности соответствующий участок имеет размеры 8000X2200 м [Суса, 1952, с. 4], т. е. длина хабля (=сторона джариба)— 31–32 м, а локоть — 51,6—53,3 см. Учитывая ошибки в средневековом обмере и понятную приблизительность исторических карт, мы смело можем видеть здесь тот же локоть в 51–52 см. Таким образом, для определения величины джариба VII–IX вв. в Ираке мы должны сделать выбор между тремя близкими по величине локтями, которые, кстати, зафиксированы в юридической литературе: 49,2—49,8 см — зира' ал-йад, он же ал-Иусуфийа, ал-барид, ашшар'и [Prell, 1960, с. 40–41; Хинц, 1970, с. 68–70]; 51–52 см — малый хашимитский (Хинц [1970, с. 68–70] определяет его в 60,045 см, но, по Ибн Ухувве [И. Ух., с. 88], он меньше «черного» локтя ниломера на l'/з пальца), он же «судейский» (зира' ал-кад»); 54 см —«черный» локоть, который Ибн Ухувва и ал-Маварди [Мав., с. 2об] называют локтем ниломера, он нам хорошо известен по сохранившейся градуировке — 54,04 см.Иракский джариб VII в. скорее всего основывался на первом локте, зафиксированном в пропорциях некоторых ранних построек. В таком случае он равен 877 м2. Максимальный из вероятных размеров джариба — основанный на локте в 54 см —1054 м2 (ср. [Adams, 1981, с. 216]). В первом случае 36 млн. джарибов = 3157 тыс. га, во втором — 3794 тыс. га, т. е. от 47,2 до 56,4 % всей площади, что лежит в пределах наибольшего вероятия.

[+36] Н. В. Пигулевская безоговорочно принимает сообщение ат-Табари [Таб, I, 1056–1057], будто на тринадцатом году правления Хосрова Парвиза было перечеканено 1600 млн. драхм [Пигулевская, 1946, с. 217–219; Ист. Ир., с. 70], хотя наличие в Иране 70 тыс. тонн монетного серебра (1600 млн. драхм) сомнительно (по некоторым подсчетам, в Европе в конце XV в. имелось 10–10,5 тыс. тонн серебра [Михалевский, 1948, с. 225]), кроме того, ручная перечеканка полутора миллиардов монет даже за несколько лет физически невозможна.

[+37] Rothstein, 1899; Kister, 1968, El2, vol. 5, с. 632–634.

[+38] Пигулевская, 1951, с. 331–333; Лундин, 1961, с. 87–91.

[+39] Площадь круглого города на западном берегу — около 70 га, западного городища с остатками дворца — 108 га, мелких городищ рядом с ним — около 200 га. При той же плотности населения, что в Константинополе, здесь могло бы жить 260–270 тыс. человек, но, поскольку неясно, были ли все эти городища целиком заселены в одно время, мы из осторожности сокращаем эту цифру до 150 тыс.

[+40] Нисаб., с. 119–120; городище сасанидского Нишапура неизвестно.

[+41] BGA, pars 7, с. 160–161.

[+42] Пигулевская, 1956, с. 160–161, 165.

[+43] Периханян, 1983, с. 13–14, 18.

[+44] Там же, с. 19.

[+45] Ист. Виз., т. 1, с. 258.

[+46] Периханян, 1983, с. 16–17; Altheim, 1954, с. 131–174, особенно с. 164–168.

[+47] Пигулевская, 1956, с. 157–158, 160, 165–167, 267–272.

[+48] Там же, с. 178, 211–218; Ист. Ир., с. 48; Белова, 1977.