Шлиссельбургская крепость с 1881 года

Напуганное ростом революционного движения в России, царское правительство в 1881 году решило восстановить прежнее значение Шлиссельбургской крепости как одной из важнейших политических тюрем Российской империи.

На крепостном дворе, у стены, обращенной к Ладожскому озеру, в 1882—1883 годах построили новое тюремное здание, которое получило название Новой тюрьмы в противоположность Старой — бывшему Секретному дому.

К 1884 году на острове существовали два специальных тюремных здания. В Старой тюрьме при перестройке несколько изменили планировку и нумерацию камер, хотя число их осталось прежним — десять. Сохранились также кухня, солдатская и офицерская караульни. Но камеры были превращены в карцеры. В Старой тюрьме проводили свои последние дни и часы привезенные в крепость для казни до исполнения над ними приговора. Сюда же переводили из Новой тюрьмы душевнобольных и умиравших узников.

Оба тюремных здания в наши дни музеефицированы. Они знакомят с революционной историей нашей страны. Специальные экспозиции воскрешают славные и трагические страницы борьбы лучших сынов и дочерей России за свободу и социальную справедливость. Большое впечатление оставляет у посетителей рассказ о жизни и революционной деятельности замечательной плеяды революционеров-народовольцев.

В здании Новой тюрьмы экскурсанты осматривают камеры, рядом с которыми висят портреты бывших узников, знакомятся с экспозицией, размещенной в помещении бывшей приемной тюрьмы.

В тюрьме было 40 одиночных камер: 19 — в первом этаже, 21 — во втором; в первом этаже также находилась приемная, которая была одновременно ванной комнатой для узников и помещением для дежурного унтер-офицера. Камеры небольшие по размеру — три с половиной метра в длину и два с половиной в ширину. В первые годы асфальтовый пол в камерах и стены до высоты человеческого роста были выкрашены в темно- серый цвет, что делало камеру, по словам В. Н. Фигнер, похожей на «мрачный ящик».

М. В. Новорусский назвал свою камеру «каменным мешком». Действительно, узника окружали железо и камень. В камере стояла железная откидная кровать, которую жандармы поднимали утром в вертикальное положение, и в таком виде под замком она оставалась на весь день. Тут же были железные столик и табурет. На кровати — мочальный матрац, обтянутый тиком, две подушки, байковое одеяло, на железном столике — металлические миска и тарелка, деревянная ложка, глиняная кружка.

В сравнении со Старой тюрьмой Новая была усовершенствована: в каждой камере имелись водопроводный кран и ватерклозет. Довольно большое по размерам окно пропускало очень мало света, так как стекла были покрыты серой краской. «Высокое расположение окна в камере,— вспоминал член военной организации «Народной воли» М. Ю. Ашенбреннер,— густая железная решетка, двойные рамы и летом и зимой отнимали много света, а матовые стекла создавали вечные сумерки в камерах. Это тянулось долго, достаточно долго, чтобы испортить зрение у всех, кому удалось остаться в живых. Лет через десять или двенадцать, когда у нас началось острое страдание глаз, нам вставили прозрачные стекла, и мы увидели наконец луну и звездное небо».

Вечером и ночью камеры и коридор освещались переносными медными керосиновыми лампами. В камерах лампы горели всю ночь. С 1887 года, после самоубийства Грачевского, сжегшего себя, их стали закрывать на замок — по словам Ашенбреннера, «на лампы были наложены оковы». В 1895 году в тюрьме было проведено электрическое освещение. Отапливалось здание системой водяного отопления, котельная находилась в подвале, но в камерах нижнего этажа зимой и осенью было холодно: 8—12 градусов тепла.

В архиве Октябрьской революции и социалистического строительства сохранились документы о приобретении вещей для Новой тюрьмы: наряду с матрацами, подушками, мисками были куплены иконы, библии, молитвенники и другая духовная литература, а также десять смирительных рубашек. Такое приобретение, как смирительные рубашки, было необходимо: за время существования тюрьмы восемь ее узников лишились рассудка.

В каждой камере, приклеенный хлебным мякишем, висел печатный текст: «Инструкция для заключенных в Шлиссельбургской крепости». За каждое нарушение тюремного режима узникам грозило заключение в карцер («с содержанием на хлебе и воде, с наложением оков»), розги, лишение матраца на койке, лишение обеда, ужина или чая. Последний пункт инструкции говорил о том, что «за оскорбление действием начальствующих лиц» полагается смертная казнь. Правда, за весь народовольческий период розги ни разу не были применены, но зато параграфы о карцере и о смертной казни не оставались только угрозой.

Впервые двери одиночных камер Новой тюрьмы открылись 2 августа 1884 года. На баржах из Петропавловской крепости были доставлены в Шлиссельбург Михаил Фроленко, Григорий Исаев, Николай Морозов, Михаил Попов, Николай Щедрин, Михаил Грачевский, Егор Минаков и другие. Всего в августе — октябре 1884 года в крепость привезли 36 человек.

Многие узники провели в камерах Шлиссельбурга долгие годы. Н. А. Морозов, М. Р. Попов, М. Ф. Фроленко были узниками крепости по 21 году, В. Н. Фигнер, М. Ю. Ашенбреннер — по 20 лет, М. В. Новорусский, Г. А. Лопатин — по 18 лет, Л. А. Волкенштейн — 12 лет. Всего с 1884 года по 1906 год в Новой и Старой тюрьмах отбывали заключение 68 человек, из них 15 были казнены, 15 умерли от болезней, 8 сошли с ума, 3 покончили с собой.

Для изоляции узников во время прогулки на большом крепостном дворе между стеной цитадели и стеной крепости, обращенной к Ладожскому озеру, недалеко от того места, где была Мельничная башня (разобранная в начале XIX века), устроили прогулочные дворики, которые из-за их малой величины узники называли «клетками» или «стойлами». Шесть одиночных двориков представляли собой в плане треугольники, отделенные один от другого высокими деревянными стенами. Длина каждого такого дворика— 15 шагов, наибольшая ширина — 3 шага. Над ними поднималась наблюдательная вышка для часового.

Медленно тянулся день узника в одиночной камере, без книг, без физического труда, в мертвящей тишине тюрьмы. Это однообразие прерывалось только прогулкой и раздачей пищи.

Одну и ту же пищу выдавали и здоровым, и больным. Например, Буцинский, умиравший от рака желудка, ел ту же кашу, тот же грибной суп с червями, тот же сырой, непропеченный хлеб, что и все остальные узники. Но пища была не только скудной и недоброкачественной, она была еще и убийственно однообразной. «Стоило вспомнить, какое блюдо было за обедом, чтобы определить, какой это был день недели»,— писал Л. Ф. Янович. Повторяемая изо дня в день, из месяца в месяц однообразная еда внушала отвращение и заставляла добровольно отказываться от нее.

Еще тяжелее, чем материальные лишения, переносили узники крепости моральные условия заточения. Одиночное заключение — главный пункт тюремного режима — создавало тягостную обстановку, подавляло волю узника. Н. А. Морозов писал: «Самая главная пытка — это одиночество под вечным враждебным наблюдением и вечное безмолвие».

Тюрьма не только отгораживала узника от внешней жизни. Тюремная администрация пресекала любую попытку узников и к общению между собой — даже посредством перестукивания. Но потребность в общении была настолько велика и неистребима, что перестукивание не прекращалось даже под угрозой наказаний. «Борьба за стук есть первая борьба,— писала В. Н. Фигнер,— которую ведет узник: это прямо борьба за существование».

Тюремный режим в Новой тюрьме неуклонно вел узников к смерти, они гибли от безумия, истощения, чахотки. В первые годы умерли Буцевич, Златопольский, Богданович, Малавский, Кобылянский, Исаев и другие, покончили с собой Клименко и Грачевский. Это были совсем молодые люди — в возрасте 27—35 лет.

Заключенные тяжело переживали смерть товарищей. В. Н. Фигнер в своих воспоминаниях рассказывала о том впечатлении, какое произвела на всех смерть Г. П. Исаева, заключенного в камеру № 3, рядом с которой ныне помещен его портрет. «Предсмертные страдания Исаева были ужасны,— писала Фигнер. — Это была, кажется, самая тяжелая агония из всех, которые пришлось пережить. <...> Мертвая тишина стояла в тюрьме... все мы притаились, как будто сжались, и с затаенным дыханием прислушивались к полному затишью... не было ни звука... и среди напряженного со-стояния внезапно раздавался протяжный стон, скорее похожий на крик... Тяжело быть свидетелем расставанья человека с жизнью, но еще тяжелей и страшней быть пассивным, замурованным в каменный мешок слушателем такого расставанья».

Г. П. Исаев был одним из руководителей «Народной воли». Если Н. И. Кибальчича Фигнер называла мыслью, то Г. П. Исаева — руками Исполнительного комитета в его террористической деятельности. Студент физико-математического факультета Петербургского университета, а затем Медико-хирургической академии, Исаев в 1879 году вступил в партию «Народная воля». Он работал в динамитной мастерской, участвовал в большинстве покушений на Александра II. Арестованный на следующий день после покушения 1 марта 1881 года, он был предан суду и приговорен к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. 2 августа 1884 года вместе с другими народовольцами его перевели из Алексеевского равелина Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую крепость. Здесь он умер от туберкулеза 23 марта 1886 года в камере № 3, на первом этаже.

Одним из первых погибших в Шлиссельбурге и первым самоубийцей был М. Ф. Клименко. Осужденный на «процессе 17-ти» в марте 1883 года, он был приговорен к смертной казни, но казнь ему заменили вечным заключением. В августе 1884 года его перевели из Трубецкого бастиона Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую крепость. Не вынеся тяжелого тюремного режима и одиночного заключения, Клименко покончил с собой 5 октября 1884 года в камере № 26, на втором этаже.

В донесении об этом начальника Шлиссельбургского жандармского управления полковника Покрошинского говорилось: «Сего числа в 7 часов утра ссыльно-каторжный государственный преступник Михаил Клименко, содержащийся в Шлиссельбургской тюрьме, в камере № 26, лишил себя жизни, повесившись на вентиляторе, помещенном с левой стороны при входе в камеру, над ватерклозетом, причем вместо веревки употребил подкладку от кушака халата, и, хотя ему немедленно была оказана медицинская помощь, но таковая оказалась безуспешной, так как арестант был уже мертв... Труп Клименко сего же числа в 7 часов вечера погребен на особо отведенном полицией месте около кладбища близ гор. Шлиссельбурга».

Тюремное начальство получило выговор за недосмотр и быстро отреагировало на него: были сняты дверцы вентиляторов и заложены кирпичом углы во всех камерах справа и слева от входа. Эти углы были единственным местом, где узник мог оставаться вне поля зрения жандармов, которые заглядывали в камеру через «глазок».

У камеры № 1 помещен портрет Е. И. Минакова, который находился в ней со 2 августа по 21 сентября 1884 года.

Егор Иванович Минаков начал революционную деятельность, будучи студентом Одесского университета. Посещал собрания революционного кружка, был одним из организаторов неудавшейся демонстрации в честь Н. Г. Чернышевского, вел пропаганду среди рабочих. Его арестовали в 1879 году и приговорили к каторжным работам на 20 лет. Минакову удалось бежать с этапа во время следования из Красноярска в Иркутск, но он был задержан и приговорен за побег к бессрочной каторге. В 1883 году его перевели с Карийской каторги в Петербург, в Петропавловскую крепость.

Минаков был одним из тех 22 народовольцев, которых привезли в Шлиссельбургскую крепость 2 и 4 августа 1884 года. Через 10—12 дней одним из первых он начал протестовать против тяжелого тюремного режима.

Минаков требовал от администрации книг недуховного содержания и разрешения курить табак. Так как ему в этом было отказано, он начал голодовку. На седьмые сутки голодовки, когда в камеру вошел тюремный врач Заркевич, Минаков ударил его, за что был отдан под суд. На суде он заявил, что ударил доктора для того, чтобы добиться смертной казни. 7 сентября 1884 года он был приговорен к расстрелу. Минакову предложили подписать прошение о помиловании, но он отказался. Он был расстрелян на большом дворе цитадели 21 сентября 1884 года. Это была первая казнь в Шлиссельбургской крепости. Вслед за ней до 1906 года было совершено еще 14 казней.

Гибель Минакова не прошла бесследно. Первым, кто отозвался на смерть товарища, был И. Н. Мышкин, заключенный в камеру № 18, напротив камеры Минакова. И. Н. Мышкин, сын солдата и крестьянки, родился в 1848 году. Служил правительственным стенографом и вел протоколы земских собраний в Москве и Нижнем Новгороде. В 1874 году он создал в Москве нелегальную типографию для снабжения пропагандистской литературой участников «хождения в народ».

После провала типографии Мышкин бежал за границу, в Женеву, но в 1875 году вернулся в Россию, чтобы осуществить свой смелый план — освободить из Вилюйской тюрьмы Н. Г. Чернышевского. Переодевшись жандармским офицером, с поддельными документами он явился к вилюйскому исправнику с требованием выдать Чернышевского для дальнейшего отправления. Мышкин был арестован и привлечен к «процессу 193-х». Суд приговорил его к десяти годам каторги. Мышкина отправили в Белгородскую тюрьму.

Но его кипучая, деятельная натура не могла смириться с заточением. Он стал искать способ бежать. Приподняв половицу в своей камере, он по ночам начал вести подкоп под стену, землю выносил в «параше» во время прогулки на тюремный двор. Но однажды, забыв об осторожности, он днем спустился в подкоп. Ходивший по коридору дежурный заглянул в «глазок» его камеры в тот момент, когда Мышкин, приподняв половицу, выходил из подкопа. Мышкина перевели в другую камеру. Надежда на свободу исчезла.

Не в силах переносить издевательств тюремщиков, Мышкин решил ударить смотрителя тюрьмы и этим добиться смертной казни. После этого Мышкин был зверски избит. Окровавленного, потерявшего сознание, в ножных и ручных кандалах, его перевели в карцер. Надежды Мышкина на то, что его расстреляют, не осуществились. Он был объявлен сумасшедшим, и из карцера, скованного по рукам и ногам, его перевели сначала в Ново-Борисоглебскую, затем в Харьковскую, а позже — в Мценскую тюрьму. В 1880 году Мышкин в числе других тридцати узников Мценской тюрьмы по этапу был отправлен на Кару.

Весной 1882 года заключенные на Каре организовали побег — из тюремных мастерских ушли на волю 12 каторжан. Мышкин бежал в первой паре, с рабочим Хрущовым. После долгих скитаний по тайге они добрались до Владивостока. В то время весть о побеге с Кары распространилась по всему краю, и во все жандармские участки были сообщены приметы беглых каторжников. Мышкин и Хрущов были опознаны, арестованы и возвращены в Кару. В 1883 году Мышкина с Кары перевезли в Петропавловскую крепость, а в 1884 году — в Шлиссельбург.

Через четыре с небольшим месяца после заключения Мышкина в Шлиссельбургскую крепость он пришел к мысли нанести «оскорбление действием начальствующему лицу», за что его приговорили бы к смертной казни. Выполняя свое намерение, он бросил медную тарелку в лицо тюремному смотрителю Соколову, которого узники за жестокость называли «Иродом». Это произошло 25 декабря 1884 года, в 7 часов вечера. Тут же, в камере, Мышкин был связан и жестоко избит жандармами, на него надели смирительную рубашку. На допросе 30 декабря 1884 года Мышкин рассказал о причинах своего поступка: он хотел для себя смертной казни, чтобы добиться смягчения тюремного режима для других заключенных, он чувствовал себя виноватым в том, что ухудшилось положение его товарищей на Каре после его побега. Мышкина казнили 26 января в 8 часов утра на большом дворе цитадели. Последние дни жизни, с 15 по 26 января, он провел в одиночной камере Старой тюрьмы. В этой камере на крышке стола он сделал надпись: «26 января, я, Мышкин, казнен».

Для тех заключенных, кто не имел возможности заниматься каким-нибудь трудом, неизбежным следствием тюремного режима было, по словам Н. А. Морозова, психическое расстройство. Такая участь постигла Щедрина, Конашевича, Похитонова и других.

Душевнобольные находились в Шлиссельбургской тюрьме вместе со здоровыми. Это была одна из самых страшных особенностей этой тюрьмы.

«Чахотка и цинга перестали косить, но гибель приняла более ужасную форму — форму помешательства. Помешанные жили с нами,— писал об этом М. Ю. Ашенбреннер в своих воспоминаниях,— превращая наше обиталище в преисподнюю. Глядя на сумасшедших, здоровые видели свою страшную судьбу и оценили вполне бессрочное пребывание в тюрьме взамен смертной казни».

У камеры № 12 помещен портрет Н. П. Щедрина. Николай Павлович Щедрин дважды был приговорен к смертной казни. Приговор в мае 1881 года по делу Южнорусского рабочего союза был заменен вечной каторгой. Щедрина сослали на Кару. Но по пути, в Иркутской тюрьме, Щедрин узнал о том, как надругается над женщинами-политкаторжанками местный тюремщик Соловьев. Щедрин решил отомстить за оскорбление женщин. Улучив подходящий случай во время арестантского смотра, он в присутствии всех арестантов и тюремной стражи нанес Соловьеву удар по лицу. Был возбужден новый судебный процесс. Щедрина снова приговорили к смертной казни. Но и на этот раз смертную казнь заменили вечной каторгой и прикованием к тачке, с которой его перевели в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

Неудивительно, что эти тяжелые испытания сломили Щедрина. Еще в равелине (в 1881 —1882 годах) у него появились первые признаки душевной болезни, но только в 1896 году он был увезен из Шлиссельбургской крепости в Казанскую психиатрическую лечебницу.

Душевнобольных узников переводили в Старую тюрьму, чтобы в Новой не нарушались «порядок и тишина». О том, в какой кошмарной обстановке жил Щедрин в Старой тюрьме, известно из предсмертных записей народоволки С. М. Гинзбург: «Жандармы для времяпровождения останавливаются у дверей сумасшедшего заключенного и начинают всячески издеваться над ним, доходя до невероятной животной гнусности. Я два раза останавливала жандармов, но такое обращение к их нравственному чувству было недостаточно и лишь угроза пожаловаться начальству заставила их отказаться от этого дикого развлечения».

Софья Михайловна Гинзбург училась на Надеждинских акушерских курсах в Петербурге, принимала участие в работе военно-революционных кружков. В 1885 году она уехала для изучения медицины за границу. Жила сначала в Берне, потом в Париже, где познакомилась с П. Л. Лавровым. В 1888 году она вернулась в Россию с целью объединить все разрозненные революционные силы, идейно примыкавшие к разбитой «Народной воле», и восстановить деятельность партии.

Особым присутствием сената она была осуждена за революционную деятельность на смертную казнь, замененную пожизненной каторгой.

С. М. Гинзбург доставили в Шлиссельбург 4 декабря 1890 года и поместили в Старую тюрьму, в камеру № 4, чтобы «изолировать от перестукивания и всяких сношений с прочими арестантами». Тяжесть одиночного заключения усугубилась для узницы тем, что она оказалась свидетельницей того, как жандармы друг перед другом изощрялись в издевательствах над больным Щедриным. Гинзбург разрешили заниматься шитьем арестантского белья, для чего были выданы иголки, нитки и тупоконечные, с закругленными концами, ножницы. С помощью этих ножниц она покончила с собой 7 января 1891 года, перерезав сонную артерию и вены на шее.

У камеры № 11 помещен портрет М. Ф. Грачевского. Михаил Федорович Грачевский — один из самых деятельных членов партии «Народная воля». Восемнадцатилетним юношей он ушел из семинарии и стал народным учителем. Заподозренный в политической неблагонадежности, он вынужден был уйти из школы и работал слесарем в железнодорожных мастерских, а затем машинистом. В 1874 году после непродолжительного заключения за распространение революционных прокламаций переехал в Петербург и поступил в Технологический институт. Одновременно он поступил слесарем на завод, чтобы вести пропаганду среди рабочих. С этой же целью позже переехал в Москву.

В 1875 году Грачевский был арестован и в течение трех лет находился в предварительном заключении. По «процессу 193-х» из-за отсутствия улик его приговорили к трем месяцам заключения, с зачетом предварительного. Грачевский вернулся в Петербург, но скоро был выслан из столицы. В 1878 году в Одессе его снова арестовали и выслали в Холмогоры Архангельской губернии. Деятельный и энергичный, он не хотел прозябать в ссылке и бежал, но его поймали жандармы и возвратили в Холмогоры, откуда перевели в Архангельск. По пути в Архангельск он снова бежал и в конце 1879 года появился в Петербурге. Восстановив свои революционные связи, вступил в партию «Народная воля» и был избран членом Исполнительного комитета. В 1881—1882 годах Грачевский являлся, по словам В. Н. Фигнер, «министром финансов партии и вел все денежные дела ее». Кроме того, он вместе с Кибальчичем и Исаевым работал в динамитной мастерской, печатал в подпольной типографии нелегальные издания народовольцев. В июле 1882 года Грачевский и его товарищи были арестованы.

Заключенный в Шлиссельбургскую крепость, Грачевский вел упорную борьбу с тюремной администрацией. Протестуя против издевательств над заключенными, он отказывался от прогулок, от пищи. В октябре 1886 года он голодал около трех недель, за что его перевели в Старую тюрьму. Грачевский решил ударить тюремного доктора Заркевича, добиться суда над собой и рассказать о муках заключенных. Он выполнил свое намерение, но не был предан суду, так как был признан душевнобольным. 26 октября 1887 года в камере № 9 Старой тюрьмы Грачевский покончил с собой: он облил керосином свои портянки и, раздевшись, положил одну из них себе на спину, другую на грудь. Он зажег их от керосиновой лампы, лежа на койке...

У камеры № 15 находится портрет Николая Александровича Морозова. Это человек удивительной судь-бы. Один из самых активных народовольцев, он дожил до Великой Октябрьской социалистической революции. В советское время стал видным ученым, почетным членом АН СССР (с 1932 года).

Член партии «Земля и воля» с 1878 года, он был одним из редакторов землевольческой газеты. После раскола «Земли и воли» стал членом Исполнительного комитета «Народной воли», готовил покушение на Александра II, редактировал партийный орган — газету «Народная воля». В феврале 1880 года, после разгрома типографии, где печаталась газета, Морозов скрылся за границей. Жил в Швейцарии, приезжал в Париж и Лондон, где познакомился с Марксом, слушал лекции в Женевском университете. При возвращении в 1881 году в Россию его арестовали и предали суду одновременно с Фроленко, А. Михайловым, Сухановым и другими народовольцами. Морозов был приговорен к каторге без срока и вместе с другими выдающимися членами партии заточен сначала в Алексеевский раве-лин Петропавловской крепости, а в 1884 году переведен в Шлиссельбург.

Слабый, болезненный, Морозов выжил, выдержал 21 год тяжелейшего тюремного заключения, в то время как другие, более сильные и здоровые, погибали в тюрьме от чахотки и психического расстройства. Это стало возможным потому, что у него были научные и литературные интересы, которые поддерживали его и помогли пережить весь ужас тюремного заключения. В. Н. Фигнер писала, что «в тиши равелина в нем проснулся мыслитель». В Шлиссельбурге, когда заключенным стали давать книги и письменные принадлежности, Морозов всецело отдался научным занятиям. День за днем он обдумывал и записывал свои научные гипотезы, делал множество вычислений, составлял таблицы и схемы. Он написал в тюрьме несколько научных трудов по физике, химии, астрономии, математике, истории, особенно много занимался естествознанием. Выйдя из крепости, Морозов опубликовал свои созданные в заточении работы «Периодические системы строения вещества», «Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего», преподавал химию и астрономию на Высших курсах Лесгафта и в Психоневрологическом институте в Петербурге.

В 1911 году за антирелигиозные тенденции книги стихов «Звездные песни» Морозов был заключен на один год в Двинскую тюрьму.

Об этой книге Морозов писал: «Не все эти песни говорят о звездах. Нет! Многие из них были написаны во мраке непроглядной ночи, когда сквозь нависшие черные тучи не глядела ни одна звезда. Но в них всегда было стремление к звездам, к тому непостижимому идеалу красоты и совершенства, который нам светит по ночам из глубины Вселенной. Вот почему я дал им это название».

В честь Н. А. Морозова назван поселок на правом берегу Невы, напротив Шлиссельбургской крепости.

Рядом с Н. А. Морозовым находился в заключении в камере № 16 М. Ю. Ашенбреннер.

Михаил Юльевич Ашенбреннер (1842—1926)—один из крупнейших деятелей военно-революционной организации партии «Народная воля».

Сын военного инженера, он воспитывался в Московском кадетском корпусе. По окончании корпуса Ашенбреннер был произведен в офицеры и оставлен на службе в Москве.

За отказ участвовать в подавлении Польского восстания в 1863 году Ашенбреннера, как политически неблагонадежного, перевели на службу в провинцию. Он служил в Аккермане, Екатеринославе, Миргороде и в Ташкенте. В Туркестане Ашенбреннер прослужил четыре года, отличился в сражениях и был награжден несколькими орденами за «отличное мужество и храбрость».

В 1870 году его перевели в Одесский военный округ. Здесь он познакомился с М. Ф. Фроленко и А. И. Желябовым. В Николаеве организовал офицерские кружки самообразования и руководил ими, получая через Фроленко нелегальную литературу.

В конце 1881 — начале 1882 года Исполнительный комитет «Народной воли» совместно с офицерами Н. Е. Сухановым, Н. М. Рогачевым и А. П. Штромбергом, вошедшими в военный центр, разработали программу военной организации. Основные задачи военной организации определялись так: «Военная организация возникает с целью, во-первых, объединения и урегулирования деятельности революционных сил в армии; во- вторых, привлечения наибольшего числа активных деятелей и союзников и, в-третьих, установления правильного общения с социально-революционной партией всей России для взаимной помощи и поддержки».

Связь военных кружков с «Народной волей» осуществлялась через военный центр. Программа явилась той теоретической и практической платформой, на которой начали объединяться офицерские кружки разных гарнизонов и морских баз.

В. Н. Фигнер познакомила Ашенбреннера с программой и уставом военной организации «Народной воли», н он вступил в партию. Ашенбреннер организовал в Киеве южный областной военный центр, объехал провинциальные военно-революционные кружки с целью объединения их деятельности. Преданный Дегаевым, Ашенбреннер был арестован в Смоленске в марте 1883 года.

В Шлиссельбургской крепости Ашенбреннер провел 20 лет. Получил освобождение в 1904 году. Жил у родных в Смоленске под надзором полиции, занимался переводами.

После победы Великой Октябрьской социалистической революции Ашенбреннер жил в Москве, читал лекции и доклады по истории революционного движения. Совнарком назначил ему персональную пенсию, а приказом Реввоенсовета в декабре 1923 года в ознаменование революционных заслуг военной организации партии «Народная воля» имя Ашенбреннера было присвоено Второй Московской пехотной школе.

У камеры № 10 находится портрет Г. А. Лолатина. Революционер провел здесь в заточении 18 лет.

Герман Александрович Лопатин родился 13 января 1845 года в Нижнем Новгороде в дворянской семье. В 1866 году закончил Петербургский университет, блестяще защитив диссертацию на звание кандидата естественных наук. Ему предложено было остаться при университете, но Лопатин отказался от открывавшейся перед ним научной карьеры и все свои силы посвятил революционной деятельности.

В 1867 году он уехал в Италию, чтобы вступить в отряд Гарибальди, но Гарибальди был взят в плен, и Лопатину пришлось вернуться в Россию.

Через несколько лет в Париже Лопатин стал членом I Интернационала. Тогда же он приступил к переводу «Капитала» К. Маркса, в связи с чем летом 1870 года выехал в Англию, чтобы иметь постоянные консультации автора. Карл Маркс высоко ценил выдающиеся способности Лопатина, который стал его близким другом. В сентябре 1870 года Лопатин вошел в состав Генерального совета Интернационала и совместно с Марксом вел борьбу с бакунизмом. Работу над «Капиталом» Лопатин прервал в связи с тем, что задумал и пытался осуществить освобождение Н. Г. Чернышевского из сибирской ссылки. К сожалению, замысел свой Лопатину осуществить не удалось.

Только в 1873 году Лопатин приехал в Лондон и снова встретился с Марксом. Под влиянием Маркса и Энгельса укрепилось его материалистическое мировоззрение. Лопатин понимал, что Россия его времени стояла перед буржуазно-демократической революцией. В 1884 году он предпринял попытку воссоздать разгромленную царизмом «Народную волю», превратить ее в широкую народную организацию, которая смогла бы осуществить демократические преобразования в стране. Но в октябре того же года в разгар своей кипучей деятельности Лопатин был арестован на Казанском мосту, в Петербурге. При нем были нелегальные издания, прокламации, списки лиц с адресами в Петербурге, Москве, Харькове, Ростове и других городах, поэтому вслед за арестом Лопатина последовали и многочисленные другие аресты.

Три года велось следствие по делу Г. А. Лопатина, который находился в то время в Петропавловской крепости. Летом 1887 года суд приговорил его к смертной казни, замененной пожизненным заключением, которое он отбывал в Шлиссельбургской крепости до 1905 года.

В результате героической самоотверженной борьбы узников Шлиссельбургской крепости и роста революционного движения в стране в 1890-х годах режим в крепости был несколько смягчен. Узникам разрешили заниматься физическим трудом на огородах и в мастерских, оборудованных в камерах Старой тюрьмы,— там были столярная, токарная, сапожная, переплетная мастерские и кузница. Но самым большим завоеванием было право чтения книг нерелигиозного содержания. Получив письменные принадлежности и книги по разным отраслям знаний, народовольцы стали заниматься научной работой.

Революция 1905 года освободила народовольцев из Шлиссельбургской крепости.

Игнатьева Г.П., Казакова С.А., Казаковский Ф.З., Климов В.А. Шлиссельбургская крепость. Очерк-путеводитель. Л., Лениздат, 1986, с. 39-56.